Тайный клуб

1
В ту пору над селом Корепка догорал мрачный до дрожи закат. Местные давненько таких не видывали. Внешними очертаниями он напоминал продолговатое раздавленное яйцо, щедро политое нефтью – черной, как смоль. Говаривали, что это пепельная буря со стороны Гродни, который был некогда великим городом, а нынче просто скопище заброшенных развалин. Тридцать лет назад там разверзлась громадная дыра в земле, куда канула без надежды на спасение большая часть мегаполиса. Миллионы тогда пропали без следа в одночасье.
Гродни оставался последним полноценным городом человечества. Прочие задохнулись в чадовом дыму заводов по производству боевых дронов, либо были уничтожены этими же самыми дронами. Войн в ту пору было несчесть, множество мелких как мошки. Но все вместе они образовывали невыносимый рой смертоубийств и вакханального хаоса. Одни враждовали с другми по причинам, которые смутно помнили и те и другие.
Корепка – это последний островок жизни. Находилась деревня километрах в восьмидесяти от великой дыры и лепившегося вокруг нее круга развалин почившей Гродни.
Время от времени, как правило, раза три за сезон, со стороны города прилетали бури. Были они всех цветов и видов: бури песчаные, пылевые, даже меловые. Но самые наихудшие были пепельные густого иссине-черного цвета перезревшего чернослива. Их называли просто и понятно – «бури смерти».
Вот и сейчас один из жителей – Степан Полухин – мрачным взглядом сверлил черное закатное солнце, похожее на раскаленный позолоченный шар, утопающий в черном рассоле. «Кхе…» - сказал Степа, и с любопытством поглядел на Андрея Столповского, стоящего по левую сторону, спиной к храму. «Чаво кхекаешь, Степка? Эка невидаль! Иль не видал смертянку ныколы?». «Видать-то выдывал, да только ося друга совсим!». «Чаго ж вына друга?!». Степан ничего на это не ответил, а только медленно осенил себя крестным знамением и побрел к себе.
Андрей же все понял. Ему и самому было не по нутру, когда о нем вспоминали вот так. Но что он мог поделать? «Сызнова сорокова» - грустно подумал он, - «Неужто ужо не кладут нычого слащавого, ако сальце щи добрый хлиб».
«Оно то-то и що ни кладути ужо» - ответил Степан, ложась в продолговатую дыру в земле. «Ты бы, Андрий, шов того туды, скору не наше вримя будэ».

2
В то утро Света встала в особенно мрачном настроении. Всю ночь снились кошмары. Снился дед Андрей, умерший прошлым маем. Отчего-то он тряс перед ней окровавленной буханкой хлеба и что-то злобно мычал сквозь черные, как смоль, корявые зубы. Света не помнила больше ничего, но гнетущее чувство поселилось в душе на весь день.
«Сорокова сягодни» - послушался хрипловатый голос старшей сестры. Из-за кошмара Света не выспалась, глаза ее были опухшие, лицо одутловатое и еще сильно болела спина. Пятидесятилетняя женщина устало приподнялась на соломенном матрасе и уныло поглядела в окно. «Сызнова коптянка», - недовольно проскрипела младшая сестра. «А щого ты нэ бачила? Що ты не разумовишь шо воно сызнова?» - грубоватым тоном бросила Нинка. Света от обиды слегка осунулась. «Ну ны того, ны того… Нэ сумлися!, - и, грустно помолчав, спросила, - Ты нэ первдумова? Ты к яму пыдешь чи не? Вын же тоби снывся, по лыцю бачу». Света ничего не ответила и стала молча собирать вещи. «Возьми сороковынку тамо в червонном углу», - наставила Нинка. Света взяла бутылку и, одевшись, сестры двинулись в путь.
Спустя полчаса они уже были на могилах.
«Як же вын туды упав ныкак нэ вразумлюся», - качала седой головой Нинка.
«Кажуть, що вын хотив Степана вызволить. Вырив, що вын живый лыжыть дэсь на дни», - прошептала Света. И жарким июньским полднем, в совершенной тишине, тихий ее голос звучал странно.
«Тю! Як же… Вын совсим тронувся тоды, як яго дружино канув туды… Ну… помяным ёго», - с этими словами Нинка налила в деревянные мисочки сороковынку.
«А щого ты мысляешь? Есмь тамо що?» - спросила Света.
«В дырени-то?, - задумчиво переспросила сестра, глядя в сторону Грыдни, - Кажуть, що ночми слышать чудне выттыля…»
«Ты выришь в цэ?»
Нинка молчала.

3
Андрей Столповский уютно расположился в своем гробу. Долго не мог уснуть, в голову лезли мысли о жизни в мире. «Зачим же я тоды пошлив за ным! Яко же моя сэстра тамо? Ну хоти такь да помятуют мэнэ… Но быльно дюже от сороковынки… Яжо нэ моляться быльши… Ажо добре було бы, аже молылыся за мэнэ лучще…»
«Що ты бубнышь, Андрий… Ты же за мэнэ шов ради? Отэнь я прэд тэбэ з боку… Доволенись щи нэ?»
«Я думав, ща всэ тут друге будэ, а воно выж яко… Тэ жэ всэ, та же дырка, тэ же сонце, тыке черныше…»
«Тыльки отсыля ужо нэкуды… А колы в дырку знова подышь, як Федор… помныщя Федора-то?»
«Якоже нэ помонятуваты яго», - тоскливо прошептал Степан.
«Вын же думав, що вырнется туды, дурако… А що воно вышло? Тудэ упавь и знова осиля очутывся… Тыльки кажуть на сосидьскем кладбыще, що отудова за дыркой то, в мыру у Нинки дитятко умэрло…»
Воцарилась мучительная тишина.
«Тоскуваю по сэстрице своий», - прервал молчание Андрей.
«Надиишися, що вына сюды али що?» - спросил Степан, кряхтя в соседском гробу.
«Ты що? Нэгоже ий торопытыся сюды… Сюды воно всякий годынок можливо… Мини бы к ний туды… Но як?» - не унимался Андрей.
«Я чую водын способь, но тыльки воно тиби не по сэрцю будэ…», - послышалось со стороны Степана и у Андрея от волнения заклацала челюсть.

To be continued…