Рисовальщица... - 38

***

Май, 2013
Девочкам сказала, что поеду с ними в следующий раз. Нина не огорчилась, ее Володя неожиданно взял отгул, и они теперь думают, не отправиться ли им вдвоем в Ригу. А Маша расстроилась, но на следующий день перезвонила, утешила нас решением провести праздники за городом у друзей.

В поезде смотрела в окно и думала все о том же, когда я уже перестану мчаться на встречу с Марком по первому его зову? Ведь я же получаюсь гадина, безвольная, бесхарактерная, ничего святого в душе. Нужно, нужно поставить точку в отношениях. Пусть эта встреча будет последней, доберу все, что смогу добрать и тогда все, точка. Заодно проясню все, что мне нужно. Я не думаю, что его тянет ко мне какое-то сильное высокое чувство, а значит, можно не церемониться и разрывать отношения. Выясню этот момент, спрошу, он ответит, сказанное слово обретет реальную силу и поможет мне все прекратить.

Увидела его в окне и в груди все затрепыхалось: Марк! Этот красивый крупный мужчина ждет меня. Приехал ради меня. Будет смотреть на меня своими чудными глазами, касаться меня своими руками… и все такое…  Мама дорогая, помоги мне!
- Так надеялся, что ты будешь без чемодана! – сказал Марк, помогая выйти из вагона. Он нежнейшим образом обнял меня и расцеловал в щеки и глаза. Что-то новенькое! – Без баулов мы ездить не можем? Ладно, все равно пройдемся пешком, тут не слишком далеко. Ты без каблуков? Отлично.
- Он же маленький и на колесиках! Я и так по-спартански. А ты хотел, чтобы у меня была только зубная щетка в кармане?
- Хотел. Никогда не видел тебя в брюках и в пиджаке, - Марк уставился на меня.
- В жакете, женский вариант пиджака называется жакет.
- Какая-то ты другая.
- По-моему, стиль милитари мне идет, нет?
- Идет, только что-то все равно изменилось, не пойму, что, - мы так и стояли у вагона, Марк рассматривал меня.
- Так хорошо или плохо изменилось? - Я прямо беспокоиться начала, честное слово.
- Как-то ты на девочку стала похожа…
- А! Челку отстригла!
- Здорово. Сколько, говоришь, тебе лет? ШЫШнадцать?

Номер оказался непростым.
- Люкс? Марк!
Мама дорогая, сколько же он стоит?
- Ничего другого не было, все забронировано, праздники же. Но я рад возможности еще раз пустить тебе пыль в глаза! Устрою сказку, как всегда мечтал, покорю тебя, ослеплю, побалую! – Марк взял меня сзади за плечи, поцеловал в макушку и подвел к окну. – Красиво?
- Очень красиво. У Питера своя атмосфера, совсем на московскую не похожая.
- Ясное дело, другой город.
- Другой город! – передразнила я его. – Что бы ты понимал! Петербург – имперская столица, Москва – боярская. Лица у них разные и атмосфера.
- У меня персональный гид? Круто. Когда начнем экскурсию?
- Меня еще не оставило ощущение с корабля на бал.
- А я уже в состоянии, когда нет никого, кроме нас. Догоняй! Мы впервые там, где у нас нет связей, - говорил Марк, так и стоя сзади меня, обнимая за плечи. Я навалилась на него, он уткнулся носом мне в ухо, молча смотрели в окно.
Ладно, два-три дня на счастье, а потом в бой! Нет, четыре или пять, мы же на неделю, выясню все в последние дни. А пока пусть будет прощальное счастье.

В Марке что-то изменилось, он не кидался на меня со страстью, он был полон нежности. Я постоянно натыкалась на его взгляд, Марк смотрел на меня безотрывно, протягивал руку и гладил по голове или трогал плечо. Целовал теперь все больше в глаза, щеки, уши и пальчики на руках. Что за перемена? Что было за его задумчивым взглядом? Может, он тоже решил попрощаться со мной? Было бы хорошо, проще.
Марк просил меня все, что можно, делать при нем. Особенно любил смотреть, как я крашусь, смеялся, хватал меня на руки, крепко сжимал, валил на постель.
- Ты почему рот открываешь, когда красишься?
- Сам открывается.
- На это же невозможно смотреть спокойно!
- Да ладно. Я спокойно смотрю, как ты бреешься. Тоже рот открываешь.
- Сравнила! Ты - отрада для глаз.
- Что за несовременное выражение? Отрада для глаз. Не в первый раз от тебя слышу.
- Не поверишь, в фильме «Борджиа» противный муж Лукреции Борджиа говорил ей, что она отрада для глаз. Как-то мне запало.
- Ты тоже отрада. Хотя мог бы быть и скромнее, а то ходишь, как итальянская кинозвезда, люди на тебя оборачиваются.
- Когда мы вместе, люди оборачиваются чаще, сначала смотрят на тебя, потом уже на меня.
- Да им платья мои нравятся, а не я!
- Знаешь, что мне нравится в нас? – Марк щелкнул по моей сережке.
- Что же?
- Одинаковость.
- Одинаковость? В каком отношении?
- Есть в нас что-то одинаковое, что бывает только у людей, выросших в одной среде. – Он стал прихорашиваться у зеркала, стоя рядом со мной.
- Ты случайно не про нашу южную склонность подчеркивать и выставлять красоту? Наслаждаться ею, не стесняться ее? Иметь лучшие тарелки, льняные скатерти, даже на даче наносить лак на волосы? Всегда иметь законченный вид?
- Именно! Именно это я и имел в виду!
- Да уж, я с этим сталкиваюсь. Людям со сдержанным европейским вкусом нашего стремления к декоративности не понять. А мне их серости не понять.
- Я живу среди таких европейцев, все предпочитают быть незаметными, носить натуральные цвета, обувь без каблуков, - Марк сделал кислое лицо. - А мне не хватает откровенной, бьющей в глаза красоты. Я люблю ее.
- Значит, ты со своими модными рубашками и литрами парфюма белая ворона?
- Пестрая ворона! Да, слыву пижоном.
- Ну что, пижон, я готова, пойдем украшать мир?
- Пойдем на Мойку, поплачем.
- В квартиру Пушкина? Я уже там два раза плакала.
- Я тоже, все равно предлагаю догулять туда пешком, настроиться на восторженный лад, поплакать, очиститься слезами и настроение будет поймано!
- Пошли, профессиональный плакальщик.
Гулять по городу без восторга невозможно. До Мойки мы так и не дошли, читали все таблички на домах, заворачивали во дворы, сидели на детских площадках, старались прочувствовать местную жизнь. Подходили к памятникам, стояли на каждом мосту, отдыхали на скамейках, зашли в Казанский, потом в Исаакий и говорили, говорили.
Заходили в лавки, кондитерские, пекарни. Решили выискивать не сетевые кафе и рестораны, а оригинальные, остались довольны.

Марк так ухаживал за мной! Настоящие конфетно-букетные отношения! Придвигал мне стул, надевал жакет, подкладывал шоколадки в карман и все в таком роде. Это такое удовольствие. Иногда бывало, он зазевается, не откроет передо мной дверь, так я стояла и ждала. Он спохватывался: «Ах! Ну да, мы же королева! Sorry, sorry!» - и склонялся в поклоне. Я делала спинку и снисходительно улыбалась, дозволяя проводить себя до места. Вообще, много дурачились.
Предложила Марку попробовать отступиться от его привычного консерватизма в еде и каждый вечер пробовать новую кухню. Он чуть-чуть поносил на лице страдальческую мину и согласился. Так что ужинали мы всяко-разно и с большим разнообразием. Мне особенно понравился ресторан французской кухни на пароходе у Зимнего дворца. Какие акульи плавники нам подали! Закачаешься! А десерт! Марк, как человек, не набалованный ресторанами, был удивлен уровнем обслуживания. Между сменой блюд официант принес вазочку-горку с конфетами, сказал, что шеф-повар извиняется.
- Не понял, - посмотрел на меня мой джентльмен.
- Шеф-повар задерживает приготовление блюда, поэтому прислал официанта извиниться. А извиняются они какими-нибудь угощением в виде конфет или еще чего-нибудь. Это называется комплимент от шеф-повара.
- Класс. Первый раз такое вижу. Иногда очень долго блюдо не несут и никого это не волнует.
- Это от уровня ресторана зависит. В первоклассных время между сменой блюд до двадцати минут. Чаще выходить в свет надо. А то пельмени, да пельмени.
- Я эти конфеты с собой заберу, если тут не съедим. Не оставлю комплимента.
А как я его уговаривала отведать австралийской баранины! Марк стоял на своем, что ничего особого в мясе быть не может, баранина везде баранина и хоть ты тресни! В споре с ним я прямо наэлектризовалась как эбонитовая палочка, но победила! Нашла в интернете ресторан, где подавали австралийское мясо. И что? Этот упрямец до последнего фыркал, но все же был удивлен вкусом. Признал, что это пища богов. Я трубила победу и смотрела на него этаким триумфатором, демонстративно вытирала невидимый пот со лба.
Потом заставила его отведать мраморного мяса в японском ресторане. А затем предложила сравнить его с мексиканской говядиной. Соус гуакамоле впечатлил Марка сразу же. Ну и говядина тоже. И снова пришлось проводить ликбез, когда официант стал спрашивать о желаемой степени прожарки мяса, показывая на пальцах. Посоветовала прожарку medium, начинать с крови рискованно. Остался доволен! Сказал, что еще и гурманом, и гастроном станет.

 В Петергофе я нарядилась в высокий белый парик и платье с фижмами. Жирно подвела губы красной помадой и нарисовала карандашом мушку на щеке. Марк облизнулся, сказал, что я выгляжу как героиня фильма для взрослых. Возле шутих намокли почти насквозь, дурачились и не хотели уходить. С Финского подул холодный ветер, думали, простудимся, но нет, на задоре спаслись. А в Монплезир все же решили не идти, отложили до другого, более сухого раза. Пока ждали отправления автобуса, напились чая с самовара и съели гору баранок, калачей, кренделей. Усевшись в автобус, я посмотрелась в зеркальце и ахнула: тушь размазана, нос красный, губы синие, лохматая. И в таком виде я еще хохотала возле самовара, с людьми разговаривала! Гневно посмотрела на Марка, он моментально отреагировал, опередив претензию: «А мне нравится! Естественная такая!»

В Павловском дворце наконец-то увидела личные покои императоров почти в полной сохранности. У меня пунктик по поводу частной жизни; в усадьбах, дворцах всегда прошу гида показать ванную и туалетную комнаты, личные вещи. Это такая проблема! Нигде ничего не сохранилось. В Павловском наконец-то показали закуток с потайной дверью, куда ставился горшок. А в Екатерининском дворце увидела шикарное кресло, обитое красным бархатом, с золотым вензелем на спинке, сиденье у него откидывалось для горшка. Экскурсовод сказала, что монархи всех стран несчастные люди в том плане, что справлять нужду им приходилось на людях. Это да, я еще в школе перестала королям завидовать, когда прочитала, что первое брачное соитие должно было происходить при свидетелях, консуммация брака. И мы еще над дикарями потешаемся!

Этот вечер я буду вспоминать особо. Думаю, что и Марк тоже. Вечер прорыва. Венец всему.
Мы решили поужинать в отеле, вернулись пораньше, приняли душ, немного вздремнули. Я, как была в одном белье, так и встала готовиться к ужину, начала расчесываться перед зеркалом. Марк подошел и тихонько коснулся губами позвоночника чуть ниже шеи. Как бы считая позвонки, дошел до головы и уткнулся носом в волосы. Нежно, вроде как, не намереваясь продолжать. Но у меня в мозгу неожиданно что-то нужное переключилось, кожа покрылась мурашками, а голова описала большой полукруг. Я развернулась к нему и стала целовать его так, как люблю больше всего – расслабленными губами, глубоко забирая. И не в губы, а куда угодно, но не дальше уголков губ. Мне вдруг открылся тайный ход. На этом тайном пути все делается не так, как обычно, ломается стереотипность поведения: и дышишь иначе, и смотришь, и касаешься. Марк почувствовал, что все идет иначе и ничего не делал, не перехватил инициативу, не задал свой темп, позволил мне вести, отдался моей волне. Я рассыпалась на молекулы и со стороны на мгновение увидела, что кусаю колючий подбородок Марка, сосу его. Помню - пальцем вывернула его нижнюю губу и стала целовать ее внутреннюю поверхность, язык. Внутри меня, где-то в районе солнечного сплетения, стала расправляться пружина и выдавливать поток тепла, который открыл каждую пору, делая меня невесомой и сверхпроводящей. Все ощущения настолько полные, что дрожь пробегала от прикосновения волосков на руках. Я его не обнимала, касалась кончиками пальцев, а чувство было такое, словно через подушечки пальцев проникаю в него. Это совершенно особое состояние, отличное от обычного секса. Мое сознание отключилось, когда я почувствовала, что Марк полетел в поднебесье, лишенный сознания. Круг замкнулся, у нас одно кровообращение на двоих. Наконец-то мы реки, перетекающие друг в друга. Седьмое небо… восьмое… выше.. Космос.

- Это новая ступень, да?
Я кивнула.
- Я бы и сам это понял, даже если бы ты раньше не говорила этого. Ничего подобного никогда еще не испытывал. Что это было?
Я улыбнулась ему в ответ.
- Серьезно, что это было? Ты что-то особое делала? – он явно ждал ответа.
- Ничего особого не делала.
- Все было не как обычно, совсем, совсем по-другому, намного круче. Впервые такое испытал, даже объяснить не могу.
- Словно вышел за рамки тела, как будто в тебе открылся особый вид энергии, и ты приобщился к чему-то изначальному, главному, чуть ли не космическому? Словно врата какие-то открылись туда, где исток всему? Это ты испытал?
- Да, но так сразу я бы свое состояние не смог описать. Я вдруг почувствовал, что попал в начало начал какое-то.
-Если я не ошибаюсь, мы были в экстазе, вот и все.
- Мне нужно это осознать.
Ужинали почти молча, только улыбались друг другу. Марк мягко и признательно смотрел на меня, иногда гладил по руке.

Когда мы уютно обнялись под одеялом и собрались спать, Марк сказал:
- Значит, мы дошли до предела?
- Я так это называю.
- Но ведь ничего особого не делали, обычная миссионерская поза с неотрывным поцелуем!
- А страстный секс всегда примитивен, не замечал? Когда начинаются изыски, аэробика, то мозги включенными остаются.
- Почему раньше этого не было?
- Не знаю, как это получается. Какая-то особая волна.
- Ты уже испытывала такое?
- Да, пару раз.
- Давно? – спросил он чуть погодя и как-то с нажимом.
Я поняла, что Марка интересовало, не с ним ли у меня это было.
- Давно, с Игорем. Мы с ним любим секс и довольно хорошо развили себя в этом отношении, мы открыты для радостей тела, для удовольствий, не стесняемся их. – Я не стала говорить, что это было, когда мы еще беззаветно любили друг друга, потом уже нет.
- Татьяна у меня в сексе сдержанна, считает, что так прилично, - помолчав, сказал Марк.
- Понимаю.
- Я теперь всегда буду этого хотеть.
- Мне кажется, часто такое невозможно испытывать, это больше, чем выдает наш организм обычно. Вряд ли это норма. Возможно, такое состояние из области психиатрии, как аффект, только в хорошем смысле.
- Я так и не понял, отчего это состояние возникло.
- В свое время я и сама об этом думала. По-моему, значение имеет степень открытости и поглощенности сексом. И каждый раз это начиналось с особых поцелуев, долгих и отдающих, отдающих и получающих. Как будто целуешься душами.
- Точно. Именно так и можно сказать, я целовался с твоей душой, а потом попал в космос, в начало начал.
- Спокойной ночи, космонавт!
- Меня как будто бы благлсдлвили, как будто окунулся в самое лучшее. И мне хочется сохранить это счастье втайне, молча пережить его. Здесь слова отдельно, ощущения отдельно.
- И я счастлива.

Просыпаясь утром, услышала:
- Ну, вот почему раньше такого не было?
Марк, оказывается, уже проснулся и ждал моего пробуждения, опершись головой на согнутую руку. Как только я начала потягиваться, он и выдал терзавший его вопрос. Мне стало смешно.
- Ты спал вообще?
- Как младенец!
- Согласись, здорово, что всегда есть, чему удивиться?
- Да уж! В следующий раз я тебя удивлю!
«Нет уж, удивляй жену, - подумала я, улыбаясь ему. – Я не хочу больше подпольной жизни»

Что же, я дошла до предела с Марком, испытала, все, что можно. Жалеть о нереализованном теперь невозможно. Хоть и гостиничный, но быт случился. Я гладила Марку рубашки, на завтраке подносила ему то одно, то другое. Он вечно забывал брать хлеб и ленился идти за фруктами. За столом делал жалобное умоляющее лицо, косился на шведский стол, намекал, что ему принести. Я возмущалась, что ночью, вставая в туалет, он обувает мои тапочки и снимает их со своей стороны кровати, а Марк утверждал, что это его тапочки, а я свои задвинула под кровать. Ага, под кровать с его стороны! И полотенце для ног он мочил насквозь, надо же дверцу в душ хорошо закрывать! Что еще? А! Оставлял на раковине зубную щетку и пасту, в стаканчик нельзя ставить? Марк иногда спрашивал меня: «Девушка, а Вас не Эркюль Пуаро зовут?» Намекал на манию порядка.
Все, быт получен. Больше хотеть нечего, осталось узнать правду и выбрать стратегию расставания без обид.

Накануне отъезда выяснила все, что хотела. Собственно говоря, не знаю, стоило ли это выяснять, и какой ответ я была бы рада услышать. Что бы это все мне дало? Надеялась, это должно было указать мне путь для лучшего прощания, я бы прицепилась к какому-нибудь слову и от него бы построила логику расставания. И еще мне нужна была ясность, не выношу неясности. В Марке что-то изменилось, трудно сказать, что именно, но он перешел в другую стадию, это точно. Я бы сказала, что в его взгляде на меня исчез фанатизм, как если бы из мечты я перешла во вкуснятину.
- Что я для тебя? – спросила без обиняков.
Марк приподнял одну бровь, подумал немного и медленно, почти раздельно ответил:
- Ты моя милая.
- Милая?! Как это – милая?
Ничего себе ответ!
- Это значит, что ты мила моему сердцу, - явно подбирая слова, ответил Марк.
Честно сказать, меня это озадачило, как-то непонятно:
- Милая в смысле хорошенькая, приятная?
- В смысле, ты радость для меня, отдушина, праздник, мое сердце улыбается от тебя,- по-прежнему медленно, обдумывая ответ, пояснил Марк.
Я – отдушина, праздник, его сердце улыбается от меня. Не могу сказать, что меня это обрадовало. Меня явно понизили в звании. Слишком мелко. Подходит для кошечек. Я бы сказала, что он стоял в чувствах по щиколотку, в то время как я была погружена по горлышко. Он мне Адам, а я ему отдушина! Мы совсем, совсем не на равных в своем восприятии друг друга. Вот почему он периодически переставал со мной общаться, ему было не до праздника, не до отдушины. Праздник – это ведь досуг, свободное от обычных интересов занятие. А он для меня был потребностью, копией! Хочу ли я быть праздником для кого бы то ни было? Нет. Только потребностью. Евой. Не меньше. Наверное, выражение лица у меня было такое, что Марк поспешил подойти ко мне, обнял за плечи:
- Без тебя в моей жизни было бы все тускло, понимаешь? Вообще никакой личной радости. У меня стало появляться ощущение «прощай, молодость», одна работа, ничего приятного. А потом появилась ты, и я ожил, стал думать о тебе, надеяться, жил надеждой и мечтами, потом ты сделала меня счастливым. Ты моя радость, понимаешь?
- Понимаю. – Его пояснения добили.
- А что такая серьезная?
- Пытаюсь осмыслить сказанное.
- А! – Марк засмеялся и расслабился.
- Спасибо.
- Спасибо? За что?
- За искренность.
«И за честь развлекать тебя» - не сказала я.
Ну что же, Марта, поздравляю тебя, ты каруселька, делающая скучную жизнь Марка более оживленной, без тебя у него было бы настроение «прощай, молодость». Тобою, моя дорогая, развлекаются. Жесть. Зря я Гере выговариваю за сленг, слово «жесть» отлично передает целую гамму чувств.
Пошла в душ, чтобы побыть одной, принять правду, взять себя в руки. Нет равенства в нашем отношении друг к другу, в восприятии друг друга и в чувствах. Никто ни в чем не виноват, мне снова не повезло. Вернее, мой максимализм вновь наткнулся на реализм. Я почему-то признаю только масштабные чувства. Надо понимать, что все большое – это тяжелая ноша. Не каждому нужна масштабность.
За ужином сказала, что сильно обожгла губу. Не хочу целоваться. Перед сном пришлось еще боли в животе изобразить. Впервые в жизни пользовалась такими уловками.

Не могла дождаться отъезда. Вела себя прилично, разочарования словами Марка не выдала. Когда-то я перестала говорить Игорю все, что думаю, теперь и перед Марком помолчу. Кому она нужна, эта правда? Что я разочарована, что ни за какие коврижки не встречусь с ним больше? Что я за свою жизнь хотела принадлежать двум мужчинам и никому из них оказалась не ценна? Один стал искать разнообразия, а для другого я сама стала разнообразием. Кошмар.
Горько усмехнулась: путь для прощания-расставания нашелся сам собой, без усилий с моей стороны, причем однозначно бесповоротный. Вечное «бойся своих желаний».

- Какие планы на лето? Может, увидимся? - спросил Марк у вагона. – Хочу в экстаз.
- Спишемся.
- Что это ты такая серьезная?
- Я уже мыслями вся в домашних хлопотах, - отговорилась я. – Давай прощаться. Губа болит, не целуй.
Впрочем, Марк и сам был уже наполовину не здесь, его милое развлечение закончилось, ждала семья, работа, друзья.