Рисовальщица... - 48

***

Мама с крестной приехали к нам в гости и сорвали с моих глаз последнюю розовую вуаль. Вот теперь я совсем взрослая! Больше меня не удивить.
Вообще-то, тетя Тоня мне не крестная, это моя мама является крестной ее дочери, но я с детства привыкла ее так называть. Мы были втроем, дети гостили у свекров, Игорь жил на даче, но для всех он уехал по делам недели на две.
- Славику сегодня годовщина, давайте помянем, - сказала крестная за обедом. – Царствие ему небесное, вечная память, вечный покой!
Тетя Тоня была казачкой, коренной жительницей нашего села, и верила в Бога всегда, как и все местные. В детстве, когда я бывала в гостях у местных, видела иконы в углах. Мои родители, как и другие приезжие, жили в духе времени и верили только в партию и светлое будущее, к Богу обратились уже потом, в зрелом возрасте. И меня крестили подростком. У нас икон не было.
- Царствие ему небесное, вечная память, вечный покой! – перекрестились и мы с мамой.
- Тоня, сколько вы со Славиком прожили?
- Сорок три года.
- Ничего себе! – я мысленно присела от таких цифр.
- А что, мы с отцом тоже уже сорок два года вместе, - не удивилась мама. – Время летит.
- Дядя Слава веселый такой был, вам, наверное, было нескучно с ним, - улыбнулась я, вспоминая могучего курносого мужчину с громким смехом.
- Скучать было некогда, с ним надо было держать ухо востро!
- Почему? Дядя Слава таким обаятельным был!
- Именно поэтому.
- С дядей Славой у меня ничего плохого не ассоциируется! Танцор какой был и заводила!
- И танцевал, и пил, и гулял, и ругались, и разводились, и мирились, все было. Жили, как все, - вздохнула крестная.
Я даже жевать перестала и уставилась на нее.
- А кто из мужиков не гулял? – искренне удивилась крестная, - Рита, ты знаешь кого, кто бы не гулял?
Мама задумалась.
- И папа, что ли, гулял?
- А то, - сказала мама.
- Если уже родители, люди, которые в глазах детей созданы друг для друга, и те не были верны и счастливы, то это тупик! - отложила я ложку и откинулась на спинку. Даже аппетит пропал.
- Нет, не знаю никого из знакомых, - ответила мама крестной, - все мужики ходоками были.
- Они же как животные, против женщин мужики примитивнее, не ровня они нам по силе духа.
- А вы терпели? – возмутилась я, как будто сама была не такая.
- По-разному было, дочечка, кто терпел, кто дрался, кто разводился. На нашей улице, где новенькие сами по себе жили, еще ничего, тише было, с местными не мешались особо, а вот там, где коренные казаки жили, там шум и гам стоял каждый день.
- Тетю Наташу помнишь, библиотекаря? В молодости они с Андреем редко без синяков ходили. Она его только успевала с баб стаскивать и дубасила, крепкая была. А тетю Ларису, бухгалтера, помнишь? Два раза разводилась с Николаем, ничего, живут вместе, успокоились. Все живут, куда деваться?
- Что за вопрос, куда деваться? – вспыхнула я, забыв, что сама в свое время наткнулась на эту преграду.
- А дети, а хозяйство? Пойди одна подними! Да и стыдно было. Скрывали свои обиды, виду на людях не показывали, но разве в селе скроешь? Нет, мужик гуляет, но семью бросить его еще заставить нужно. Хотя некоторые женщины были круты! Тетю Лену помнишь, воспитательницей в детском саду работала?
- Помню, она всегда на голове бабетту носила.
- Да, года три-четыре они с Павлом были женаты, как она узнала, что он с молодой девчонкой, приезжей практиканткой из больницы, закрутил. Так тетя Лена пошла в профком и в сельсовет, написала заявление, чтобы повлияли на ее мужа. Что ты думаешь? Провели собрание членов партии в сельском клубе, Павла по косточкам разложили и постановили, чтобы он в семью вернулся, а девчонку эту выслали в административном порядке в двадцать четыре часа.
Честно сказать, я рассмеялась:
- Как-то странно все это! Мужа собрание заставило вернуться в семью! Как это ей не было стыдно выносить такое на люди? И нужен он ей после такого позора?
- А вот не было! Двое погодок у нее на руках было, дом строили, коров держали, овец, не до стыда. Зато Павел был готов сквозь землю провалиться, вот позора натерпелся! Всю охоту к загулам у него отбили тогда.
- А бабу Валю помнишь, розы у нее все ходили брать на разведение?
Я кивнула, что помню.
- Восемь детей у них с Васькой было. Вот он был ходок! И пил, и бил ее смертным боем! Ей даже мать его советовала развестись с таким извергом. Валя не могла развестись, венчанные они были, а она верила крепко. Зато, когда Васька допился и пришел его час помирать, он упал перед ней на колени и стал прощения просить. А она ты знаешь, что? Ни в какую! Ты, сказала, понимал, что жизнь мою губишь, понимал, что издеваешься и счастья лишаешь и важным себя чувствовал, все делал в полном понимании, а теперь хочешь от ответа уйти? Нет тебе моего прощения, отвечай за все! Так и сказала. А люди испугались все, кто был тогда в комнате, стали ее уговаривать, что грех ей будет, что не простила каявшегося. А Валька и говорит, что на раскаяние у него двадцать лет сплошного мордобоя и издевательств было, видел он ее слезы и лицо в вечных синяках, а теперь он на ее прощении в рай не влезет. Даже, говорит, если и я за это в ад попаду, все равно мне там не страшно будет после жизни с Васькой. Вот такая была! И как она похорошела после его смерти, отошла от синяков, от страха. Все и забыли уже, какая она в девичестве красавица и певунья была, все казацкие песни знала. Хорошо потом жила, дети о ней очень заботились, жалели, на курорты каждый год отправляли.
- Счастлив-то был кто-нибудь? Душа в душу чтобы? – я прямо скисла от такого экскурса в историю знакомых, родных и близких, и признания, что и родные любимые мужчины не исключение.
- Сначала, дочка, все счастливы, потом уже ни о себе, о детях думаешь, за их счастье борешься. Тебе вот в детстве хорошо было?
- Хорошо, - подтвердила я.
- Слез моих не видела, чего мне стоил мир да лад в семье не знала, росла с крепкими корнями, вот мне и счастье! И все женщины так.
- Бабы маются, девки замуж собираются, так говорят, – хлопнула крестная рукой по столу, припечатывая свои слова.
- По-другому никогда не было, - добавила крестная. – Мне моя бабушка говорила, когда я замуж вышла и начала лить первые слезы, что не стоят мужики того, чтобы чистоту свою им под ноги кидать, слезами себя сушить. Я сначала отмахивалась от ее советов, а потом поняла, что права она. Когда моя бабушка Анна и прабабушка Вера умирали, мы с мамой за ними ходили. Так они нам открылись, что зря себя блюли, когда мужики гуляли. Перед смертью вот о чем жалели! Это не просто так! Мужики гуляли и жили в свое удовольствие, батюшке покаялись и ушли с миром, а мы всю жизнь страдали и уходим с обидой. Все должно быть взаимно! Тогда я это приняла, легче мне потом жить было.
- Значит, крестная, у вас были любовники?
- Были. И какие! Соколы! Не чета моему, прости Господи! К нам тогда в село грузины и чеченцы переселяться стали. Какие у них мужики красивые, а уж горячие, глаза прямо горят! Женщины их быстро сдают, а на нас, особенно кто светловолосые, они очень засматривались. Многие с ними гуляли тайно.
- Ну, крестная! – со стороны слушать об их похождениях было забавно, как о приключениях.
- А перед кем себя блюсти было? Не перед кобелем же? Так что тоже не без греха, ничего, покаялась уже и еще каяться буду. Бог на такие мелочи вряд ли много внимания обращает, что ему земное?
- Ну и ну! Вы мне Америку открыли! Вот почему тетушки, где-то с тридцати моих лет, когда поздравляют меня с днем рождения, желают брать от жизни все, пока молодая, но с умом, чтобы без огласки!
- Все мы жизнь прожили, знаем, что к чему. И о чем потом жалеешь, тоже знаем. О любовниках еще никто не жалел.
- Да, никто, - подтвердила мама.
«Если человек идиот, то это навсегда», - подумала я про себя. В моем случае идиот равняется идеалисту. Надо же, и корень чуть ли не один у слов! Все уже пройдено, пережито и понято миллионами женщин до меня, так что я со своей пионерской верой в большую любовь могу людей только смешить. Все принимают жизнь такой, какая она есть, я непонятно зачем с какими ветряными мельницами за что воюю.
- Хотя, аптекари нашу душа в душу жили, Алла с Аркадием, они с Харькова к нам приехали, - сказала крестная.
- Да, точно, - подтвердила мама. – И счетовод Валера со своей Светой, они с Астрахани. Он от тетки большой дом в наследство получил, остался в селе. Они в любви жили, пылинки он с нее сдувал и на всех праздниках только с ней танцевал.
- Есть, есть луч света в темном царстве, - улыбнулась я без особой радости. – А то отобрали надежду и веру!
- Да ладно, Мартунь, ничего страшного, обычная жизнь, - отмела всякую трагедию крестная.
Я еще и Казимира Ивановича вспомнила с его Диной. Все есть в этой жизни, ее стоит любить, и я люблю. Просто не обязательно все лучшее достанется именно тебе.
- Марта, в поезде соседи по купе все про фильм «Английский пациент» говорили, у тебя есть такой? Посмотрели бы с Тоней.
- Есть, мам, сейчас поставлю. Фрукты берите с собой.
- У тебя там белье стираное лежит, дай доску, под фильм переглажу.
- Ну, что ты, мам! В гостях же!
- Я люблю белье под кино гладить, давай. Боком доску поставлю, Тоне не помешаю.
- А ты не будешь с нами смотреть?
- Посижу за компьютером немного, надо кое-что сделать.