Яйца всмятку

Яйца  всмятку. (Мемуары)

  На остановке у городского продуктового рынка в трамвай вошла  женщина чуть старше среднего возраста. В руках женщина держала допотопную авоську, сплетённую из хлопчатобумажных верёвочек. На дне авоськи строго горизонтально размещалась обувная коробка для ботинок, так, 44-45 размера, доверху и даже с горкой наполненная крупными, как на подбор, куриными яйцами, можно было предположить, что их не менее трёх-четырёх десятков. Свободных мест в этот жаркий летний полдень, когда поток пассажиров сокращается, оказалось много, и женщина поставила на одно из них свою авоську, сама продолжая стоять на ногах.

  За ней наблюдала другая пассажирка такого же, примерно, возраста, тоже стоявшая и не занимавшая сидячее место. Такое количество яиц вызывало недоумение в её взгляде, ведь Пасха, поди, больше трёх месяцев назад прошла? Её вопросительный взгляд заметила хозяйка авоськи, и вступила в разговор:

  - Семья у нас большая, шесть человек, и все мы любим на завтрак яйца всмятку. Вот, каждую неделю приезжаю на рынок к одному и тому же продавцу, у него куры на воле живут, на приусадебном участке, на живой природе, так сказать. И кормятся зерном и зелёной травкой, без всякой там химии. Да и готовить завтрак легко, за пять минут. Быстро очень!

  - Ну, это как сказать, - ответила ей другая женщина, - тут, ведь, минуту не доварила – сырыми останутся, а минуту переварила – уже твёрдые будут. Да и есть их неудобно, всё время в одной руке надо держать яйцо с открытой верхушкой, чтобы не вытекло, а как быть, когда обе руки нужны, масло, например, на хлеб намазать?

  - А мне от мамы в наследство достались специальные подставочки фарфоровые в виде нижней половинки яичной скорлупки с тремя куриными позолоченными лапками в качестве ножек. Вставляешь в неё яйцо, и оно стоит вертикально.

  - А где их взять? Нынче такие не делают, если только у антиквара какого найдёшь.

  Женщины разговаривали достаточно громко, чтобы я, находившийся за несколькими рядами сидений за ними, отчётливо слышал их разговор, уносивший мою память куда-то далеко, далеко в годы моего детства. Я вспомнил, что и у моей мамы были такие же подставочки для яиц, только с красными лапками в качестве ножек.
 
   ... Самое начало пятидесятых, за окном молодая листва, конец весны, мне годика четыре. Солнечный лучик из окна скользит по скатерти на круглом столе и по полу, уже не раннее утро. Отец раньше всех  ушел на работу, старшая сестра на занятия в институт, а брат, что постарше меня, в школу. Мама ушла на рынок за продуктами. Занятие это повторялось почти каждый день, бытовых холодильников тогда практически ни у кого не было, и хранить скоропортящиеся продукты было негде, их приходилось покупать из расчета на день-полтора.

 Со мной только старенькая бабушка, такой её сделали прожитые годы полные потрясений, здесь всё: и войны, и революции, и переезды, и смерть старшего сына, и много ещё всего, что случилось за семьдесят пять прожитых ею к тому времени лет.

   Когда я послушный, бабушка добрая, но, если начинаю шалить или капризничать, скручивает кухонное полотенце в жгут, приговаривая: «Вот сейчас получишь у меня конфету!», - и норовит угодить им по моей заднице. Не больно, но обидно, и я кричу: «Бабушка! Я больше не буду шалить».

   Будит меня бабушка,  встаю без капризов, я выспался и полон энергии на новый день. Бегу умываться, к холодной воде я привык, горячая появится в нашем доме только лет через шесть. Но если не удаётся «достать», т.е. случайно увидеть, когда продают «Мятную» зубную пасту, и, выстояв огромную очередь, купить два тюбика, выделяемых на одного покупателя, зубы приходится чистить зубным порошком, который сыплется с зубной щётки на пол, разлетается мельчайшими брызгами изо рта при движении зубной щетки по зубам, застывая мельчайшими белыми капельками на зеркале, раковине и стене. Бабушка может эти пятнышки и не разглядеть, но от мамы и особенно старшей сестры нагоняй будет.

  И вот, я одетый, умытый и причёсанный сижу за круглым столом в большой комнате, бабушка уже почистила яичную скорлупу с верхушки яйца и установила его в специальную подставку с тремя красными куриными лапками в качестве ножек. В проделанное отверстие сверху яйца посыпала несколько крупинок соли и дала мне в руку маленькую ложечку. Теперь жду пока бабушка намажет мне сливочным маслом ломтик «белого» хлеба. Ещё и сейчас вспоминается не только этот сливочный вкус масла, но и его сливочный аромат.

 Приступаю к трапезе. Следы яичного желтка с губ бабушка ежеминутно подтирает мне белой льняной салфеткой, она же помогает подцепить ложечкой полужидкий белок. Я его не очень люблю, всегда радуюсь про себя, когда бабушка вовремя не сняла яйца с огня, и они сварились  до состояния «в мешочке».

  Затем бабушка приносит мне небольшую десертную тарелочку с жидкой манной или рисовой кашей. В центре тарелочки ложечка растаявшего сливочного масла, а сама каша посыпана крошками толчёного кускового сахара. В те годы сахар «песок» был редкостью, только колотый кусковой. Но самое главное, по борту тарелочки по просьбе бабушки отец в ювелирной мастерской сделал гравировку «Вовуля кушай – бабулю слушай!». К сожалению, до наших дней эта тарелочка не дожила. Осталась только чашка, но тоже с гравировкой «Вавуле от бабули».

  После каши меня ждала чашечка какао с молоком. Порошок какао был дефицитом, но бабушка делала его из натёртого горького шоколада,  который я не любил, как, вероятно, и все дети, но бабушка добавляла побольше сахара. Эти плитки самого дорогого тогда горького шоколада «Гвардейский» регулярно мне дарил Павел Фёдорович, муж маминой подруги Елены Михайловны, когда чета приходила к нам в гости.

  Как быстро закончилась эта моя "буржуйская", как некоторые подумают, детская сладкая жизнь. Скоро не стало отца и бабушки, сестра по окончании института уехала работать по распределению, брата отдали в суворовское училище, мама много с утра до вечера работала, и мне пришлось самому быстро взрослеть. В одиннадцать лет я сам ходил по продуктовым магазинам, готовил еду, чистил овощи, мыл посуду. Стирал и утюжил свою одежду, делал уборку дома, пытался даже что-то ремонтировать.

  Сегодня, не только тот лучик солнца на скатерти  остался теплом от воспоминания детства, теперь  его греют ещё и моя память о дорогих мне людях и вещах…

  Водитель трамвая дал звонок, это конечная, здесь пересаживаюсь на автобус и еду дальше, домой. Мне уже семьдесят семь. Жизнь продолжается!


 
              Владмир  Пантелеев

Букулты                июль 2024г.