Атланта. Глава 5. 5

Просидев весь день в одиночестве с той поры, как сводный братец уехал на склад, Чехова не сразу обратила внимание, что ближе к середине дня в дом Степанюги начал ломиться посторонний.

Почувствовав, что девушка была сегодня не в духе, чтобы поддерживать с ним разговор, из уважения к ней Семен Аркадьевич даже не качался в своем кресле-качалке напротив камина, где был встроен шкаф, к которому он периодически наведывался, прикладываясь к бутылке вишневой настойки.

Таким образом, оставшись наедине со своими противоречивыми думами, Валерия строила планы на дальнейшую жизнь. Жаловаться на что-либо посторонним она не любила.

В семье её всегда учили сдерживать свои эмоции, и только по отсутствию привычной живости в её голосе близкие обычно начинали догадываться, что с их дочерью было что-то не то.

Соблюдая дистанцию с людьми, она могла изображать безразличие, когда её сердце пронзала боль. А стоило ей поделиться своими мыслями с Глебом, тщетно надеясь на сопереживание, в ответ ей доставалась лишь ирония, ранившая её сердце похлеще удара шпагой фехтовальщика.

Отдалившись от сводного брата именно по этой причине, дабы не подвергаться новым оскорблениям, с той поры о своих переживаниях она предпочитала с ним больше не говорить.

Неуверенные шаги Семена Аркадьевича пересекли холл, и в следующую минуту послышался звук отворяемой двери. Кто-то неуверенно с ним поздоровался, а затем послышалось бормотание гостя, к которому Валерии было лень уже прислушиваться.

— Я все понимаю, но боюсь, она вряд ли захочет с вами разговаривать, — категорическим тоном молвил Степанюга, удерживая рукою дверь.

С той поры, как в его доме прекратились обыски, и капитан полиции, наконец, оставил его в покое, Семен Аркадьевич весьма неохотно пускал на порог посторонних, порядочно намаявшись все эти дни.

— Не хочу показаться вам назойливым, но у меня есть одно неотложное дело, которое мне надо с ней обсудить, — Рудаковский, (а этот был именно он), воспользовался последним аргументом, чтобы провести проницательного сплетника.

— Ничего не знаю! — навалившись на створку, мужчина хотел было захлопнуть её прямо у него перед носом, когда узнав в прихожей голос друга детства, Чехова вскочила с дивана, и отбросив прочь книгу, которую она до этого читала, поспешила вниз, на ходу приводя себя в порядок.

— Я сейчас сойду! — крикнула она, перегибаясь через перила.

«Интересно, зачем он пришел?» — недоумевала Валерия, спускаясь в холл и шурша юбками.

Проигнорировав неодобрительный взгляд колючих глаз насупившегося Степанюги, она вышла навстречу гостю.

— Может, пройдем в гостиную? — предложил молодой человек, очутившись, наконец, в прихожей.

— Давай, лучше ко мне, — кивнула Чехова, увлекая его за собой.

Бросив в сторону этих двоих укоризненный взгляд, Семен Аркадьевич поднялся к себе. И едва они очутились в уютном помещении, обставленной комфортабельной мебелью и пропитанном ароматом свежих цветов, с опаской оглянувшись по сторонам, Рудаковский внезапно осведомился:

— Лер, можно, я закрою двери?

Но прекрасно понимая, что если Степанюга увидит сейчас закрытые двери, то потом не один день будет бурчать, рассказав обо всем Глебу, Чехова сначала хотела отказаться от этой идеи, но представив себе на миг, что произойдет, если Семен Аркадьевич подслушает их разговор, была вынуждена прислушаться к просьбе друга, и, несмотря на испытываемые ею внутренние противоречия, постаралась закрыть в своей комнате дверь.

Усевшись рядом с ней на диван, и отбросив в сторону подушку, Рудаковский нежно взял девушку за руку.

— Зачем ты пришел? — спросила она, испытывая неловкость под прицелом пристального взгляда его светло-серых глаз.

— Хочу сообщить тебе о поездке, — сказал он, снимая очки.

Ему куда проще было общаться с девушками, если они представлялись ему в виде бесформенного облака: близорукость частично избавляла его от приступов робости, имевшей свойство нападать на него в такие важные моменты.

— И куда ты собрался? — грустным тоном переспросила Чехова, следя за тем, как он поигрывает оправой очков, не зная, куда их деть.

— В Европу, и возможно, я буду отсутствовать здесь не одну неделю.

— И зачем ты мне об этом сообщаешь?

В глазах Рудаковского заблестели огоньки, а его лицо утратило привычную растерянность.

— Лера, пойми, я всегда относился к тебе не только как к другу, а теперь, когда не могу думать больше ни о чем другом…

Ошеломленная этой новостью, Чехова посмотрела на него, не произнося больше ни слова.

— Я предлагаю тебе свою руку и сердце! — решился наконец он на признание, вспыхнув до кончиков ушей. — И чтобы доказать пылкость своих чувств, для убедительности я могу даже встать перед тобой на колени.

Это была вторая его попытка сделать её своей женой и, следуя совету Анатолия Смертина, с которым в последнее время он стал больше общаться, даже приоделся по такому случаю в свой любимый костюм «траурного» оттенка.

— Прошу тебя, встань! — взмолилась Чехова, с укором уставившись на него. — Ты выглядишь нелепо!

— Но что здесь такого?

— А что, если Семен Аркадьевич сейчас тебя услышит? У него слух, как у летучей мыши.

Рудаковский неуклюже поднялся с пола.

— Лера, скажи «да», и клянусь богом, я вообще никуда не уеду! Буду приходить сюда каждый вечер и распевать под окнами серенады, пока ты не согласишься выйти за меня замуж, дабы спасти свою репутацию, а заодно сохранить нервы соседям и Семену Аркадьевичу.

Представив себе на миг всю эту ситуацию, и словно заранее стараясь предугадать, кто все-таки быстрее сойдет с ума: Степанюга или Глеб из-за его выходок, Валерия не могла допустить подобного развития ситуации. Нужно было оградить Рудаковского от покушения на свою жизнь со стороны сводного братца, который мог окончательно тронуться умом на почве ревности.

— Я понимаю, ты хотел сделать, как лучше, но… — устало вздохнув, заявила она. Рудаковский набросился на неё с новыми заверениями.

— Лер, ты не подумай ничего лишнего, я просто хочу уберечь тебя…

— От кого?

— Ты прекрасно знаешь, о ком я сейчас говорю. Это опасный человек, однажды он погубит тебя. Тебе нельзя жить с ним под одной крышей, понимаешь?

Опустив глаза, Валерия вздохнула, а потом тихо произнесла:

— Вов, я не выйду за тебя замуж.

— Но почему?

— Не хочу и все.

— Но ты же рождена, чтобы быть чьей-то женой. Так почему бы не моей?

— По-моему, я тебе все ясно сказала, — отрезала она, тщетно подыскивая адекватную причину для отказа.

Рудаковский всегда оставался для неё только другом, и в роли любовника она никогда его не рассматривала. О браке с ним и говорить было нечего. Она восхищалась его преданностью, но чаще всего он вызывал у неё раздражение.

Опасаясь, как бы после войны за ней не повадился таскаться тот самый престарелым вдовец, которого покойный Олег Викторович прочил ей в мужья, Валерия вздохнула с облегчением, когда узнала, что поместье этого господина было разорено и сожжено, негры разбежались, а сам хозяин оказался убит солдатом-янки.

С одной стороны ей было даже немного его жаль, но с другой, она могла  теперь вздохнуть спокойнее, избежав участи выйти замуж за нелюбимого человека. И хотя старый джентльмен позиционировал себя приличным и добропорядочным, довольно натерпевшись в жизни от таких «порядочных», ей больше не хотелось иметь с ними ничего общего.
 
Кроткие и безобидные в присутствии посторонних, наедине подобные «джентльмены» вытворяли такое, что сложившееся о них вначале хорошее мнение моментально менялось у неё в худшую сторону.

Её сводный брат отличался от всех этих «добропорядочных» джентльменов тем, что хотя бы никогда не прикидывался таким лицемерным святошей как они, действуя по ситуации. 

— Я все понял, — понуро пробормотал Рудаковский, надевая очки. — Ты отказываешь мне, потому что перспектива жить под одной крышей с НИМ тебя устраивает больше, чем какой-то там брак со мной. Тогда скажи мне прямо, ты любишь его?

— Успокойся, Вов! Ты не знаешь Глеба так, как знаю его я, поэтому давай не будем о нем сейчас говорить.

Тщетно она пыталась отговорить его от идеи обсуждения личности её сводного брата. Для него этот человек остался тем самым выскочкой, который в прошлый раз чуть не застрелил его в подсобке из винтовки, и другие слова Чеховой просто не доходили до его понимания, обходя его сознание стороной. 

— Не бойся, Лера, мы справимся, — попробовал он её успокоить, похлопывая подругу по плечу. — Я защищу тебя от него. Это он промыл тебе мозги, заранее запугав лишениями и угрозами, но все поправимо.

— Ты не понял меня, — покачала она головой, отталкивая его от себя. — Все, что я говорю, это очень серьезно.

— Все, что меня интересует в данный момент, это всего лишь твое согласие на наш брак. Прошло полчаса, а ты мне так толком и не ответила, согласна стать моей женой или нет.

Наблюдая за ним, Чехова поймала себя на мысли, что сейчас он и вправду был похож на перепуганного лягушонка. А когда к ней вернулось прежнее самообладание, понемногу её мысли начали тоже проясняться.

Почему бы ей вправду не выйти замуж за Рудаковского?

Он был не хуже других, а ей все равно. После свадьбы она могла бы переехать в дом его родителей, чтобы избавить себя от необходимости жить под одной крышей с человеком, успевшего порядочно насолить «светиле». А когда она окажется под защитой мужа, Глеб больше не сможет её обидеть. Шостко подобный расклад дел, разумеется, не понравится, но в тот момент её куда больше волновала собственная судьба.

И хотя внутреннее чутье подсказывало ей, что она не должна была покидать сводного брата, спасшего её в ту ночь, когда Атланта была в огне, и выхаживавшего её, когда она болела, (иначе такой поступок будет выглядеть предательством по отношению к нему), что-то другое в ней было до странности инертно и безмолвно, и она не могла найти этому четкого объяснения. Валерия больше не хотела бороться.

Сила воли оставила её, и она сдалась, ответив на предложение давнего друга согласием.

Глава 5.6

http://proza.ru/2024/07/07/660