Технолог Моряков

   Когда-то он назывался Адмиралтейский завод, ещё раньше Судостроительный завод им. А. Марти, нынче Адмиралтейские верфи. Здесь работали мои дед, мать, отец, дядьки, муж. И меня девчонкой родители направили по своим стопам. Я проходила практику на Адмиралтейском заводе.

   В небольшой конуре, примерно четырёх квадратных метров, со мной находился непьющий и некурящий двадцатипятилетний технолог Моряков. По крайней мере, именно таким я застала его, когда меня определили в эту тёплую каморку под Южным стапелем. Для двоих она не казалась слишком тесной. У каждого из нас был свой письменный стол. Моряков часто бегал на стапель, возвращался весёлый, энергичный. Он был спортивного телосложения, с короткими взъерошенными светлыми волосами, голубыми глазами и пронзительным взглядом, удлинённым носом, тонкими губами и узким лицом. У него был приятный баритон и насмешливая манера разговора.

   - Ну что, устрицы, как дела? - спрашивал он девчонок, моих одногруппниц, которые забегали к нам зимой погреться и пообщаться. Меня Моряков никогда не называл устрицей, и это уже было хорошо. Иногда он удивлял нас: нарисует кота с огромными яйцами — вид сзади — с задранным хвостом и покажет нам. У девчонок полный восторг!

   Моряков учился на вечернем в Кораблестроительном институте, который располагался по соседству с заводом. По всему было видно, что Моряков серьёзный, целеустремлённый молодой человек. Я, как и остальные девчонки, его сразу зауважала и старалась, чтобы и он меня уважал. Это было несложно, потому что я хоть и была намного младше технолога, но не глупа, не болтлива, старалась меньше говорить и больше слушать - мужчины это любят. Моряков первым начинал разговор, когда ему надоедало долгое молчание, я поддерживала тему осторожно и деликатно. Вместе мы проводили по нескольку часов изо дня в день в течение полугода. Наше взаимное уважение переросло в симпатию и доверие.

   Наступило лето, Моряков предложил мне принять участие в туристических походах. Каждую пятницу до конца воскресенья мы с молодыми судостроителями выезжали на Карельский перешеек, на Лемболовские озёра с палатками, рюкзаками, набитыми продуктами. За пару дней до похода Моряков составлял «раскладку»: считал, сколько продуктов потребуется на всех, расписывал по бумажкам, кому что нужно взять в рюкзак, чтобы у каждого туриста был равный вес и стоимость консервов, круп, макарон, овощей, сахара, соли, чая и т.д.. Расчёты технолога никогда не обманывали — все выходные молодёжь была сыта.

   Целое лето мы участвовали в различных спортивных слётах и соревнованиях между заводскими цехами. Вечерами пели у костра под гитару. С нами в походы иногда ходили приятели Морякова — теоретики, как он их называл, двое студентов Горного института, долговязые парни, смотревшие на девчонок свысока и даже сквозь них. Теоретики были неизменно с гитарами, целыми днями бренчали и пели:

   - Что делать бабам в переделках?
   Оплакивать свои гляделки?
   Иное дело — наше дело!
   Вершителем быть славных дел!
   Для нас любовь — лишь перекуры.
   Вперёд, друзья!
   Вперёд! Вперёд! Вперёд!
   А бабы - дуры!

   То, что бабы дуры, особенно нравилось девчонкам, потому что они сами себя дурами не считали. Просто ещё не успели обабиться.

   Ни капли алкоголя — таков был сухой закон Морякова. И было ещё одно правило — не брать билеты на электрички. Ездить безбилетниками было почему-то принципиально важно для Морякова. Все ему подчинялись беспрекословно. Кстати, контролёры за всё лето ни разу не появились. Это о чём-то говорит? ЖД в советское время больше доверяла людям, чем теперь.

   Этим летом я почти не бывала на даче. Родители не обижались и выжидали: на ком дочь остановит свой выбор? И дочь остановила бы, если бы… Моряков мог стать для меня идеальным первым мужчиной, но я не спешила влюбляться. У меня уже был опыт неудачной первой, потом второй влюблённости, потом третьей… Я чувствовала, что нравлюсь Морякову. Но одной его фразы, брошенной с горечью, было достаточно, чтобы я попридержала свои нежные чувства в узде:

   - Порядочный мужчина никогда не оставит женщину, которая ждёт от него ребёнка… - С Моряковым всё было ясно! Он готовился стать отцом, он не свободен, хотя и не женат.

   Вскоре с нами в походы начала ходить та, что родила ему ребёнка. Бывшая альпинистка, щуплая, с жалким хвостиком на голове, с невыразительными чертами лица, этакая серая мышь и к тому же старше Морякова. Она терпеливо, как верная собака, ходила за своим мужчиной по лесам с рюкзаком за плечами и новорожденным на руках.

   Мы с девчонками готовили на костре завтраки, обеды и ужины, пока парни участвовали в соревнованиях по спортивному ориентированию. В лесу я научилась великолепно готовить манную кашу на 10-20 человек, и в жизни это мне потом очень пригодилось.

   Незабываемое было время! Красоты Карельского перешейка и «остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озёр», как пела несравненная Лидия Клемент, располагали к романтическому настроению. Отсутствие алкоголя в туристическом меню удерживало нас от совершения необдуманных поступков. При этом я не могла не заметить, с каким вожделением поглядывает на меня Моряков. Однажды, когда я шла окунуться в прохладное озеро, он воскликнул, глядя на мою стройную фигурку:

   - Какая плавучесть!..

   Это был самый высокий корабельный комплимент от технолога судокорпусостроителя, потому как других ласковых слов я от него не слышала ни в свой адрес, ни тем более в чужой.

   С нами в походы стал ходить Сашка Тимофеев, рабочий того же Южного стапеля, что и большинство туристов. Он как-то сразу сумел втереться ко мне в доверие и влезть в мой туристический спальник. Худой и пластичный, он прижимался ко мне, обвивал меня всеми конечностями и засыпал на моей оголённой груди. Без поцелуев, разумеется, не обходилось. Но ни разу он не запустил свою руку ко мне в трусы.  Утром я ловила недоумённый взгляд моей ближайшей подруги Татьяны, влюблённой по уши в Сашку, и её вопрос: как так, почему? Я отвечала спокойно, что, мол, он сам пришёл… Моряков, по-видимому, решил, что у нас с Сашкой любовь. Но я была холодна, как лёд. Никто ещё не покорил моего сердца.
 

   Быстро пролетело лето, ближе к зиме прекратились турпоходы. У нас закончилась практика и я перестала видеться с Виктором. Лет через семь мы случайно столкнулись на улице. Оба были несказанно рады встрече. Я сразу выложила, где работаю, пригласила на спектакль в свой театр. Сообщила, что замужем за евреем, намного старше меня, к тому же пьющим и ревнивым. Виктор приободрил:

   - Ну что ж! Эдита Пьеха тоже замужем за пьющим ревнивым евреем Броневицким. Ты не одна такая.

   Я вспомнила, как наши артисты рассказывали, что на гастролях в соседнем номере жили Пьеха и Броневицкий. За стеной порой слышался голос Пьехи: «Саша, тише! Тише! Не надо!» Жена пыталась утихомирить разбушевавшегося муженька. Наши артисты относились с сочувствием к великой певице. Сравнение с Пьехой мне понравилось — в самую точку - и как-то успокоило: раз уж Эдите Станиславовне достаётся, то и я должна потерпеть… Про себя Моряков рассказал, что женился на своей альпинистке и с тех пор живёт у неё.

   Через несколько дней Моряков пришёл ко мне на утренний спектакль с какой-то мадам и её ребёночком. Я встретила их, вручила контрамарки и проводила до зрительского фойе. С Виктором мы на этот раз не разговаривали, он был всецело поглощён своей спутницей, суетился вокруг неё, заглядывал преданно в глазки,  улыбался… Таким Морякова я никогда не видела! Всё было ясно: он увлечён не на шутку.

   Через какое-то время я встретила жену Морякова так же случайно, как и его, потому что жили они неподалёку от моей работы. Бывшая альпинистка мало изменилась, всё тот же хвостик, ни грамма косметики. К слову, я без накрашенных ресниц на улицу не выходила. Она узнала меня, мы разговорились. Посыпались жалобы на Виктора, что он очень изменился, мужем Моряков оказался никудышным и стал здорово пить. Это был гром среди ясного неба! Пьющий Моряков — в голове не укладывалось… Супружеская жизнь довела его до этого, ни капли в рот не бравшего, или отсутствие любви, без которой мужчине не стоит жениться ради исполнения пресловутого долга только потому, что женщина ждёт от него ребёнка?

   Я шла по ленинградским улицам, а из окон лилась песня Эдуарда Колмановского на слова Леонида Дербенёва:

   Может, ты на свете лучше всех,
   Только это сразу не поймёшь.
   Одна снежинка — ещё не снег, ещё не снег,
   Одна дождинка — ещё не дождь…

   Больше я Морякова не встречала, и как сложилась его дальнейшая жизнь, мне неведомо.


2022 год