Экскурсия в...

С нами поехали муж с женой, оба отставники. Она маленькая, крепкая, пружинистая, звать Галина. Чёрные очки на пол лица, пиночетовские. Почувствовала слабинку в экскурсоводе, излишнюю обходительность, и своим плац-парадным голосом стала нагонять страха на скромных пенсионеров. Бродили стадом, кто куда. И вдруг разнеслось над головами:
-Строиться за моей спиной, и - марш вперёд!
Дамочки испуганно встрепенулись, а Галина им улыбнулась. Зычно у неё получилось. Годами отрепетировано, лежало мёртвым грузом и теперь с удовольствием на волю вырвалось. 
А муж её тоже хоть и невысокий был, но с выправкой напоказ, ходил петушком, и как-то умудрялся сверху на всех нас поглядывать даже на тех, кто выше его. И если супруга его озаботилась дисциплиной, то он взял на себя идеологический контроль. Бывших строевиков не бывает.
Надо сказать, что в любой турпоездке буквально после первых слов экскурсовода обязательно вылупляется из тридцати-сорока человек такой вот добровольный ассистент. Социум по каким-то своим законам выделяет готовенького и он начинает сразу перехватывать тему, из него рвётся, он унять не может кипение ума, у него всегда наготове собственные истолкования всяческих дат и событий, свой взгляд на мир. И я бы удивился, если и сегодня не возник такой персонаж, - этот обветренный, боевитый Сергей Васильевич в джинсках и кроссовках. Собранный, молодцеватый.  Знания, правда, обнаруживал он далеко не энциклопедические, даже и википедией не пахло. Всё было почерпнуто из богатого опыта воспитательной работы со спецконтингентом его ведомства. И возмещалось смелостью.
Первым по плану на нашем пути встал храм в селе Коровино. Мраморная роскошь со шпилями и балюстрадой. Ни одной луковки на башнях. А в окнах разноцветные стёкла. Влияние масонов. Построили итальянские мастера.
-Неправильно! Нет, вовсе даже не так! – вдруг прервал Сергей Васильевич рассказ нашей дамы-гида. – Вовсе и не итальянцы какие-то построили, а наши русские мужички! Кто глину месил? Кто кирпичи клал? Кто своды выводил? Итальянцы, положим,  чертежи привезли, рисунки, схемы. А уж возвели-то храм наши, русские. И не хуже получилось всяких там Венеций и Колизеев!
А экскурсовод на этот раз попался нам из старых интеллигентов. Строгая седая женщина, с очень живым умом. Опытный преподаватель со званием. На публике всю жизнь. И не по школам, а всё по кафедрам. Шептали наши женщины между собой, мол пострадала за правду в вузе, вот и устроилась вожатой. Библиотекарем предлагали, но это она уже на потом оставила, если опять что-то не так пойдёт. А пока по своей специальности, хоть и с понижением.
Профессорша оказалась заводной не по годам, и - в виду пережитых гонений.
Она толковала о главенстве художественной идеи, о красоте замысла и величии творца.
-Идея первична, - сказала она, обращаясь к Сергею Васильевичу. – А уж потом ваши кирпичики.
Великолепна она была в своём ораторстве. Слишком, конечно, задорная, разве таких нынче будут в университетах держать. 
Ходила под стенами древней кладки в широкой шляпе с цветами, - летней, усадебной, в приталенном платье зауженном  в коленях и расширенном книзу.
Выглядела неколебимо в противостоянии с довольно невзрачным ковбоем в бейсболке.
Как они вошли в клинч у этой коровинской церкви, так и не разлеплялись потом. Сергей Васильевич кружил вокруг Виктории Львовны как шмель из знаменитой музыки Римского-Корсакого.
И всё о своём жужжал:
-Что же вы улыбаетесь! И совсем даже не смешно! Юмор это масонские происки. Русский человек и на фотографиях строг. Или вы в музеях всё больше на итальянцев всяких любуетесь.
А Галина,  супруга Сергея Васильевича, напирала со своей стороны. Тоже власть на себя перетягивала:
-Принять влево от проезжей части! – командовала она нам. - Ускорить рассадку! Сдвоить ряд. В середине потесниться!
Так и повелось у нашей начальственной верхушки. Во всё время экскурсии они то и дело устраивали сшибку между собой. Или перетасовывали нас, или прогоняли быстрым шагом.  Увлекали нас красотами творений, божественной таинственностью всего встающего перед нами великолепия, или превозносили коллективное творчество масс, народную мудрость и грубую физическую силу безвестных Ивана и Марьи, из рода которых скорее всего происходил и сам Сергей Васильевич.
-Без кирки да лопаты в народных руках, - говорил он Виктории Львовне, -   только замки из песка строить на ваших заграничных пляжах да в облаках витать.
А сам шептал Галине: «Ишь, как она про народ-то! Кирпичики! Не зря, знать, турнули…»
Шофёр график блюл. Гудел в напоминание. Мы ехали дальше, и некоторое время, сидя в автобусе, с помощью силы микрофона наша Виктория Львовна была избавлена от пререканий с учёным отставником, - его место в автобусе было сзади. Но вот подъезжали к очередному интересному строению, и начиналось.
На этот раз это было имение Гончаровых (Наталии), их знаменитая бумажная фабрика.
-Шаг назад от чана! – первым делом потребовала Галина.- Держать дистанцию!
И далее следила за порядком.
Старую песенку затянула Виктория Львовна:
-Здание фабрики построено немецким инженером Кугелем.
А с тыла подступал Сергей Васильевич. Говорил сзади.
-Пушкин сам в этот подвал спускался и сам себе бумагу вычерпывал. И на сите сушил. И под вальцы пускал. Сам для себя бумаги наделает и потом пишет в Петербурге до следующего приезда сюда к этой, своей…
-Это исторически недостоверно! – крикнула ему через головы Виктория Львовна. -  Научно это не доказано! Нет никаких документов! Зачем вы непроверенные слухи распускаете!
Сергей Васильевич подмигивал своим поклонницам, пальцем у виска крутил, мол чего с профессорши взять. Из ума выжила. Толковых из университетов не выгоняют. Своим умом до всего нетрудно дойти. Главное в познании истины - здравый смысл, народная сметка и собственный черепок.
Столь агрессивно-дилетантский подход к толкованию научных фактов возмутил Викторию Львовну. 
Она  схватилась доказать немыслимость предположения о Пушкине как о черпальщике бумажной массы. Между двумя центрами знаний возникла перепалка. Женщины - пенсионерки испуганно присмирели.  Под шумок властная Галина принялась формировать из них ещё одну группу и оттеснять в соседнее помещение. Сергей Васильевич внял маневру, поднажал раскинутыми руками и получил в своё полное распоряжение десятка два идейно близких.
«Красавцы, - думал я о бойких супругах.
Тоже великолепна была в своей горячности и Виктория Львовна. Искры метала из глаз. И когда она кричала Сергею Васильевичу над головами слушательниц: «Не говорите глупостей!», то в его глазах загорался огонь классовой ненависти.
В горячке полемики Виктория Львовна по неосторожности обмакнула в клейкую бумажную массу рукав своего платья. Тема очищения запачканной одежды стала главной. Из питьевых бутылочек женщины принялись лить на рукав профессорши, тереть салфетками. Утешали, жалели. Грозились Сергею Васильевичу. С тем и в автобус забрались для дальнейшего следования по маршруту, - как сказала Галина, на зубок знающая устав внутренней службы.
В художественные галереи, в музеи заходил Сергей Васильевич неохотно. Норовил в это время пообщаться с шофёром Русланом, высокомерным профессионалом, холодным к перевозимой публике. Для Сергея Васильевича он сделал исключение, чуя в нём  человека в чинах. И пока они говорили о шофёрских делах, дорогах и автомобилях, Виктория Львовна в залах и галереях безраздельно владела умами и душами всей группы. Там, в обстановке торжества всезнающей профессорши Сергей Васильевич имел бы жалкий вид. Берёг своё самолюбие, ясное дело.
А вот понять, как он не остерёгся, вошёл-таки в музей Чайковского и даже голубые бахилы натянул на ноги, было не возможно. Он бродил по особняку с брезгливым выражением лица, морщился, и старался не дотрагиваться до перил и дверных ручек. Подхихикивал на слова профессорши о любви Чайковского к детям. В конце концов не выдержал космополитичных воззрений экскурсовода, и выскочил в сад, забыв снять голубые бахилы. Они жгли ему ноги. В ярости он срывал их клоками и разбрасывал по двору. 
Звёздный час Сергея Васильевича настал в обыкновенной крестьянской избе музея деревянного зодчества. По его умилительному выражению лица было понятно, что его неимоверно вдохновило убогое жилище из брёвен со всей его лучинно-щепяной утварью, полотняно-лубочным убранством.
Виктория Львовна затеяла здесь игру на угадывание. Указывала на экспонаты и спрашивала, что это, как вы думаете? После нескольких удачных ответов Сергей Васильевич сам решил экзаменовать профессоршу. И она не смогла ответить!
Сергей Васильевич не преминул воспользоваться провалом соперницы и полностью захватил наше внимание. Можно даже сказать, он воцарил! Взял ход экскурсии в свои руки. Говорил безостановочно и вдохновенно. Столичная учёная дама была повержена в прах. Она стояла, стиснув кулачки и упрямо сжав губы в то время как Сергей Васильевич  произносил речь о назначении жерди над головой и камня на крышке бочки. Объяснял, почему у корчаги горло узкое. Чем отличается ендова от сулеи. А потом поднял суковатую палочку и спросил, из чего её делали, эту мутовку.
Мальчик из группы крикнул:
-Из ёлки!
-Хвост тебе метёлкой! – весело отозвался Сергей Васильевич.
Его затормошили: «Из чего, из чего?» Но он лишь таинственно улыбался, не открывая тайны, может быть священной для него.
Затем он поднял над головой лапти.
Большие, мужицкие, разношенные лапти. И словно бы икона воссияла над толпой – в свете мерцающих слёз восхищения в глазах Сергея Васильевича.
-Лапти! Русские лапти! – воскликнул он.
И заговорил стихами.
Я успевал записывать отрывочно. Самые сильные выражения. Парадоксальные на столько, что и приводить здесь не рискну. Это была настоящая ода русскому лаптю. Автор так увлёкся, так воспылал любовью к лаптям, что предлагал построить цифровой завод по их производству «на миллиард изделий в год!» И именно в лаптях идти к намеченной цели. «К земле, к сохе и тяге конной. - Не к гаджетам каким-нибудь!»
Потрясение было всеобщим. В образовавшейся тишине донёсся из-за печи тоненький дрожащий голосок Виктории Львовны:
-А ведь лапти это вовсе не русское изобретение. В Японии они называются варадзи. В Норвегии – биркенбейеры…
Что тут началось! Сергей Васильевич ударил шапкой (бейсболкой) об пол и, потрясая над головой берестяной обувкой,  разразился бранью в адрес экскурсовода. В ход пошли политические оскорбления. В облике Виктории Львовны обнаружились признаки злостного инородчества. И даже её женская сущность была вскрыта безжалостно и бесповоротно. Бедной профессорше хватило только выдержки надменно произнести:
-Такой уровень дискуссии для меня не приемлем!
И она вышла из избы, сбив с головы об низкую притолоку шляпу с букетиком цветов.
Она побежала по крестьянскому двору с растрёпанными волосами и заперлась в бане, может быть для того, чтобы выплакаться. И заодно прибраться. Ведь в любой русской бане есть зеркальце, пускай мутное, обгрызенное.
Её долго искали всей группой. Сергей Васильевич бушевал как христос среди торговцев в храме. Его боевая подруга Галина рыскала на задворках. Галдели женщины. Только шофёр автобуса безучастно курил в отдалении.
-Какая беспокойная у вас сегодня группа подобралась, - сказал я ему. 
-Последнее время всегда так, - сказал он. - И за грудки хватаются. А то и крепкими словами друг дружку. Каждый со своей правдой. Такие баталии устраивают. Раньше было аля-Рюсс. Теперь стало аля-Союз. Только и разницы. 
Нашла беглянку опять же опытная  Галина. Она заглянула в окошко бани. Потом распахнула дверь и не без ехидства гаркнула:
-А-а-свободить помещение!
Из низких дверей бани Виктория Львовна вышла согнувшись в три погибели, униженная и оскорблённая.
На своё кресло в автобусе уселась совершенно подавленная. Однако помня о своих должностных обязанностях, опять включила микрофон и заговорила. Сначала тихо, неуверенно. Все ждали от неё каких-нибудь простеньких покаянных рассказов о местной природе, но не таков был у дамы характер. Она опять почувствовала своё лидирующее положение, воодушевилась и продолжила развивать мысль о великом значении мировой культуры в истории России. 
Наши неформальные лидеры в глубине автобуса копили силы для отповеди ей.
Экскурсанты дремали.
Все чувствовали себя помятыми и потрёпанными.
Один только шофёр  Руслан оставался прекрасен в своём невозмутимом величии, строго следуя указаниям дорожных знаков.