Гость

        Небольшое село, что затерялось меж гор алтайских, не могло похвастаться яркими событиями о своём житье-бытье. Тихо-мирно, как по колее накатанной, текла жизнь деревенская. Разве что вздохнет горестно деревня, когда увидит, как в горку, на могилки идет очередная, немногочисленная, похоронная процессия. Значит, еще один горемыка отмучился. Что-то зачастили эти похороны в последние годы.

    Бывали и веселые, радостные моменты в деревне. Свадьбы! Ух! Вся деревня на ушах стоит. Но и свадьбы – события, ведь, совсем не частые. И снова да ладом - работа, дом, хозяйство, работа. Правда, еще есть повод повеселиться изредка. Это когда деревенский парень со службы домой возвращается. Или когда другому парнишке, пришла пора, идти служить. Шумные проводы, это тебе как та же свадьба. Порой гости так напровожаются, что напрочь забывают, по какому поводу веселье идет.

    На этот раз событие, что заставило сельчан бурно его обсуждать, не вписывалось ни в свадьбы и похороны и даже ни в проводы и встречи солдатиков.

   - Слыхала, кума, к Калистрату с Пелагеей гость приехал. Младший брат Калистрата. Которого уже, почитай, в деревне никто и не помнит. Как в молодости уехал, так по сию пору и скитается по морям-окиянам. Сватья Никифоровна мне доложила давеча, что Семен этот очень даже представительным  мужчиной стал. Важным. В черном форменном костюме, в фуражке морской, а на рукавах полоски золотые пришиты.

    - Надо сходить, посмотреть на гостя. Поди не выгонят. Всё же, как-никак, родня, хоть и седьмая вода на киселе.

    Вечером, в небольшом пятистеннике Калистрата и Пелагеи Овчинниковых было, как говорится, не протолкнуться. В деревнях той советской поры не надо было ждать особого приглашения на такие мероприятия. Приходили родственники, друзья, знакомые. Не обязательно с желанием напиться на халяву. Посидеть, пообщаться с гостем. Узнать, как там в других странах люди живут. Лучше или хуже нас.

           - Вот молва принесла нам известие, что ты моряком, Семён, был и есть. Наверное, многие страны повидал, много чего видел. Рассказал бы нам чего-нибудь такое, что мы здесь в деревне, отродясь, не видали и не слыхали.

    Тары-бары, растабары. Вечер вопросов и ответов затянулся до полуночи. Когда все гости засобирались домой и вышли из-за столов на улицу, моряк Семён вдруг проговорил:

          - Верно, говорите, мужики, многое мне повидать пришлось. Ведь почти все моря-океаны довелось пробороздить. А страны, которые посещал, так все сразу и не вспомнить. Вы, земляки мои, вот просили давеча рассказать такие истории, что здесь в деревне отродясь не происходили, и не произойдут никогда. Ну, так вот послушайте. Есть у меня, на посошок, пара занятных историй.

    - В одной Южно-Азиатской стране, не буду ее называть, местным портовым властям понравилось, как я четко организовал выгрузку груза с судна. Посовещавшись, они решили преподнести мне скромный подарок. Сюрпрайз, так сказать.

      - Неужели машинку подкатили под борт?

      - Счас! Губа не дура у тебя землячок. Дело было не в Японии.

      - Вечером двое парней молодых подъехали на машине к судну и повезли меня в город. На все мои вопросы только вежливо улыбались и делали вид, что совершенно меня не понимают. В центре города подъехали к зданию, и по ярко освещенным окнам с зазывными девушками в них, в одеяниях в стиле ню, я понял, что скоро мне светит полный кирдык. “Руссо туристо облико морале” вспомнились вдруг слова из “Бриллиантовой руки”.

     - Сынок! Так куда тебя эти нехристи привезли? Никак не дотункаю, - это баба Фрося голос подала.

     - И не дотункаешь, бабка, больно старая ты, потому как. А привезли нашего Сеньку туда, где девки телом своим торгуют,- это подвыпивший изрядно, Генка, школьный друган Семена, объяснил старушке, что почём.

     - Батюшки свет! Это что же деется на белом свете! Страмотища, то, какая! Тьфу, тьфу, тьфу!

     - Я хотел было смыться поскорее из этого злачного места, но мои сопровождающие яростно воспротивились. Всё мол, нормально, за девушку мы заплатили, она ждет тебя в спальне. Мы же будем на входе дежурить, так что ничего не бойся.

    -  Ну, раз денежки друзья заплатили за тебя, плачь не плачь, а надо, Семён, тебе покориться. Иди уж. Негоже друзей обижать, хоть и нерусских- рассудила бабка Фрося.

    - Нет, вы только гляньте на этого божьего одуванчика! То страмотища ей несусветная! Оплевала всё вокруг! А как узнала, что денежки проплачены, так иди Сеня, оскоромься, друзья для тебя ведь такой подарок учинили, - взвился Генка, школьный Сенькин друган.

        - А если прихватили бы его на месте преступления! Всё, Сеня, отныне ты будешь на своём пароходе возить лес только в район Магадана. Хрен тебе, а не заграница!

      Замолчала, обиженно насупясь, бабка Фрося, но видно было, что осталась старушка при своём мнении.

     - Делать нечего, - продолжил Семен свой рассказ. Захожу в спальню, а там, на кровати девушка лежит. Ждёт клиента. А какая молоденькая! Показалось, ребенок совсем. Сел на краешек кровати, мучительно соображая, как бы время потянуть подольше. Стал ей всякую чушь нести. И на английском и на русском языках. Потом начал руку ей гладить. Чувствую как ее мягкая, шелковистая кожа вдруг пупырушками стала покрываться. Да такими крупными!

    - А дальше случилось совсем для меня неожиданное. Заревев, девушка, в чем мать родила, вскочила с кровати и убежала в соседнюю комнату. С большим облегчением я следом выскочил к своим сопровождающим на улицу и мы поехали в обратно, к судну моему. Я думал, что история с моим посещением злачного места на этом и закончится. Ан нет. Ошибся.

    - Через два дня, когда мы собирались уже уходить домой, на судно поднялись мои закордонные друзья и поведали следующее. Оказывается, девушка после той ночи перестала выходить на работу. Уволилась, значит. А руководство борделя строго наказала моим друзьям, чтобы они впредь не видели у себя в заведении этого русского балбеса. Если, после каждого его посещения, мы будем терять по работнице, то вскоре вылетим всей фирмой своей в трубу. Или к чертовой матери, что совсем не лучше.

    - Слушай, Семён, друг мой закадычный. А, может, ты обладаешь, каким-то неведомым гипнозом, что и сам не догадываешься еще об этом. Вот наговорил ты этой “простигосподи” чушь всякую, да еще и за руку подержал, а смотри эффект то какой получился.

   - А денег то много заплатили друзья за тебя, мой касатик? – это баба Фрося опять спросила.

     - Нет, вы только поглядите на эту настырную старуху! Вот скажи мне, на какой хрен тебе надо знать, сколько стоит девка за ночь за бугром. Ты никак бизнес такой хочешь у нас организовать, боишься продешевить, ли чо ли? – никак Генка не мог оставить бабкин вопрос без внимания.

      - Типун тебе на язык, бесстыдник! Ты чо причепился ко мне, Генка, как банный лист к жопе. Интересуюсь просто. Когда еще будет возможность поговорить с гостем нашим.

    - Всего десять долларов. Но по вашим деревенским меркам, если перевести в рубли, то прилично. Несколько раз можно в магазин сходить.

    Посидели, кто на чурках, кто на крылечке. Мужики, кто папиросу, кто сигарету успел выкурить. Обсудили, обсосали со всех сторон этот вопрос. Пришли к единому мнению, что бабы, что мужики. Правильно Сёмка поступил, что только поглаживанием руки этой девахи обошелся. Не дай бог, еще поймал бы заразу всякую. Хотя, может, кто-то из слушателей своё мнение при себе оставил.

     Немного погодя Семён продолжил:

     - Как вы могли заметить, дорогие земляки, что я не большой любитель спиртного. Всего пару стопочек выпил за целый вечер. А в деревне у вас, наслышан, любителей этого зелья развелось прилично. И умирают многие преждевременно, а многие и не своей смертью. Никому ничего не буду советовать. А расскажу про случай, услышанный мною от моего капитана, ушедшего в мир иной недавно. Давно этот случай был, но в Ванинском порту наверное остались ветераны в живых, что помнят произошедшее. И вот о чем поведал мой капитан:

     - Наше судно, загруженное лесом, стояло у причала, готовое уйти в рейс в Японию. Экипаж был в своих каютах, ждали комиссию для проведения соответствующих мероприятий, чтобы закрыть границу и уйти в рейс. И вдруг переполох на судне! Все начинают бегать, кричать. Кто-то истошным голосом зовёт на помощь. Оказывается, один матрос, Василий Пушкин, сидел в своей каюте, в ожидании комиссии. И до того ему стало дурно, что было от чего. Подпольные возлияния спиртным, что продолжались последние дни, привели к тому, что парень поймал “белочку”, белую горячку, значит.

      - Сидит в каюте, смотрит в иллюминатор. А когда судно полностью загружено, иллюминатор чуть ли не вровень с причалом. И видит, как к иллюминатору подошла его девушка Наташка. Плачет и просит Василия:

    - Васенька! Милый, родной мой! Вот ты сейчас уходишь в рейс и даже представить себе не можешь, как я буду всё это время скучать без тебя. Оставь хотя бы свой член для меня и мне тогда не так будет скучно.

    - Как вы поняли, у матроса начались зрительные и слуховые галлюцинации, никакой девушки и помине не было на причале, - продолжил капитан.

    - Или опасной бритвой, или острым ножом, матрос отрезает, что девушка просит. Открывает иллюминатор и выбрасывает ей его под ноги.

    - Вася, миленький! Мне бы еще и яички твои.

     Но до яиц дело не дошло. Парень от боли и от стремительной потери крови уже ничего не соображал. Увезли парня в больницу, а вот дальше его судьбу трактуют по-разному. Кто-то говорил, что умер матрос вскоре. А кто-то утверждал, что его на лечение потом на Сахалин переправили. А про девушку и ее просьбу врачи от самого пострадавшего узнали, когда тот говорить еще мог. Вот такая, братцы, история. Вот и думайте теперь, что и как.

    - Да, разъети его, в головушку мать! Да что же такое, парнишка над собой сумился сотворить! Да, как же, бедняжка, дальше то жить будет с такой бедой-бедёшенькой, - это уже в голос голосили бабка Фрося, на пару с бабкой Степанидой.

    - Ну, ты, Семён, даёшь! На хрена ты такую страсть, да еще и к ночи рассказал. Как теперь спать мне, прикажешь? – у Генки-другана, кажись и хмель весь прошел.

   - “Там на шахте угольной “буй” нашли отрубленный”, - запел было бывший зек, по имени Федос, но получив в бок хороший тычок от Генки, ёкнул и замолк.

   - А ведь и у нас скоро наши мужики могут до такого сподобиться. Пальцем не буду показывать, как один мужичок до того напьётся, что начинает блажить и в подполье бесперечь нырять. Это он так любовников жены на свет белый вытащить хочет. У, вражины, орёт он! Вот она вас где прячет!

    - И не говори, сватья. А Федька Савельев, частенько зеленых чертиков с одеяла своего сгоняет. Разговаривает с ними, и удивляется, почему их другие не видят. Говорит, будто глаза у вас всех повылазили, что-ли.

     Расходились гости от дома Овчинниковых уже далеко за полночь. Благо, дождей уже давненько не было. Можно безбоязненно шагать по деревенским улицам, не боясь, что можешь по колено провалиться, в, невесть откуда взявшуюся, лужу.

    Шли домой, кто парой, кто небольшой кучкой в три-четыре человека. И  везде, в каждой группе, только и слышались разговоры  об историях, рассказанных гостем. Нет никакого сомнения, что эти истории завтра же будут растиражированы  всей деревне. Особенно, его последний рассказ про бедолагу-матроса. И не надо удивляться, если когда-нибудь, чья-нибудь, разгневанная жена, уставшая от частых мужниных попоек, в сердцах крикнет:

    - Смотри! Допьёшься у меня! Отхреначишь когда-нибудь по пьяни своё хозяйство, как тот матрос, и что делать потом будешь. Я то, точно, с тобой, евнухом, потом жить не буду. Если, конечно, живой останешься.

    Ругнётся мужик, в основном для проформы, сядет на голбчик, упёршись спиной в бок тёплой печки, призадумается. Вот же, какая жизнь наша  непредсказуемая. Парень вот тоже не хотел, а глядикося, как нехорошо получилось то. Нет, с завтрашнего дня, точно завязывать начну. Только вот резко, говорят, нельзя бросать. Придется постепенно, по чуть-чуть, смаривать на поворотах.