Кошки - это кошки. Про Анфису

Окотилась летом кошка - обычная деревенская, ничья, полчища которых подкармливают сердобольные соседи и я, конечно.
Приходила на завтраки, обеды и ужины вместе с другими такими же обитателями подворий, сеновалов и прочих коровников...
А вскоре стали вываливаться, из зарослей, из ниоткуда, смешные её котята. Три чёрненьких и один пёстрый:  рыже-чёрно-белый... И давай я эту Пеструшку в дом приглашать, на вкусные подробности щедрого стола моих двух котов - тоже приютившихся когда-то, от погибели, в нашем доме.
Нашлось и имя для пушистой девчонки - это девочка! - было видно по её повадками и взглядам, и невесть чему ещё, чисто женскому...
Она поднималась по крыльцу, проходила по веранде, и юркнув в приоткрытое пространство жилых комнат - мчалась к ждущему её угощению...  Бывало, оставалась на ночь, где-нибудь за диваном. Но сразу дала понять, что дружба дружбой, а руками трогать её нельзя. (?!!!) Ни прижать, ни приласкать мне?! Мне?
Но дружба и держится на доверии. Пришлось подчиниться.
Лето быстро пролетает. И вот... Засентябрило. Заоктябрило.

Перед новой зимой, замёрзшую и испуганную холодами,  швыркающую то и дело носом, Анфису, оставили в доме навсегда. А точнее, это решение приняла сама гостья

Промелькнули остатки осени, прошумела метелями зима, весна таяла за окнами на глазах котёнка, глядящего с подоконников и, казалось, уже забывшего свою прежнюю жизнь.
Не скрою, были попытки погладить приблуду и даже прижать к щеке... Но после обиды Анфисы, нарушитель границ личного пространства, смирился и наблюдал издалека, и обходил стороной, всячески подчёркивая своё смирение и осознание вины.
Однако, сама Анфиса, желая рыбки, например, которую я собиралась пожарить, гладилась о мои ноги, и ходила кругами внизу, как заблудившаяся в трёх - то есть в двух -
"соснах"...
Как-то ночью смотрю, сидит на столике возле дивана, где я задремала, и смотрит на меня.
Я ей говорю: "Анфи-и-са...
Иди ко мне, я тебя не буду трогать. Иди сюда."-(рукой похлопала по одеялу)
И она пришла.
А у меня ноги не укрыты, и она прямо к ним прижалась своим пушком детским, всем бочком прислонилась к моей ноге.
Доверившегося, вдруг, котёнка боялась спугнуть - не шевелилась - таяла от нежности и улыбалась.
И мы спали.

А потом мне нужно было повернуться, устал бок, я долго не двигалась, чтобы не спугнуть её. Но вот - совсем нет сил терпеть - повернулась.
Она ушла.
Позвала её опять. Пришла.
Села чуть ближе, переступая лапками -"месила" одеяло.
И надо же такому случиться -
зацепился коготок за ткань крепко-накрепко. Анфиса и так, и сяк - не отпускает!
Вдруг, она поворачивает голову и смотрит на меня: "А говорила,  не будешь трогать."
И опять прыгала и выворачивалась, в надежде на освобождение.
Нет, нет и взглянет, вопросительно подняв брови: "Обманула?"
А я клянусь ей:"Это не я, Анфиса! Это одеяло."

И вот, изловчившись, высвобождаю коготок молниеносно и прячу руку опять под одеяло.
Она, успокоившись как-то сразу, встряхнулась и удалилась с достоинством тихо и как-то грустно - "Никому нельзя верить!"
И опять между нами стена недоверия - Анфиса маленькая, а стена высо-о-кая.
И смешно мне: будто кто-то нарочно подстроил эту проверку на доверие.