Час валькирий. Ангел из забытого сна - 3

Бальный зал резиденции главнокомандующего имперским Звёздным Флотом потрясал высотой потолков, изяществом резных колонн, блеском гладких полов и искрящимся хрусталём ослепительных люстр. Музыка билась штормом и обрушивалась водопадом, то гремя иерихонскими трубами, то стеная тоскующей флейтой.

Дамы блистали великолепием экзотических и самостийных нарядов. Одни щеголяли в цветастых платьях с открытыми спинами, традиционных для культурологии цивилизованных антропоморфных обществ. Другие отличались диаметрально, бросаясь в глаза дикарскими украшениями и эксцентричными одеяниями.

Кавалеры были под стать, не менее пёстрые и разношёрстные. Строгие деловые костюмы одних контрастировали с причудливыми и вызывающими прикидами других, достойными хэллоуина или мужского борделя.

И только церемониймейстеры и обслуга разнообразного пошиба были облачены все как один, с форменной строгостью и одноцветной монотонностью, хоть и не без вычурной пышности — в изумрудные штиблеты и брюки, пастельно-зелёные рубашки под фраками, ультра-зелёные галстуки и салатовые цилиндры на головах. Словно волшебники-репликоны, те самые из стародавних сказок, что торгуют удачей и варят в котелках колдовское зелье, превращающееся в золотые монеты по мановению волшебной палочки.

Обслуга женского пола была им под стать. В форменных одеяниях официанток преобладал зелёный турмалин, аквамарин и сердолик. Передники-юбки колыхающиеся от потоков воздуха, невесомые блузки и эксцентричные шапочки на головах делали красоток-разносчиц вкусностей и напитков похожими на дриад — лесных фей, таких же соблазнительных и неуловимых.

Перемещались "дриады" стремительно, словно самые настоящие кудесницы леса, благодаря роликовым конькам на стройных ногах. Они, крылатые феи, порхали между гостями так виртуозно и орудовали предметами настолько ловко, что подносы в их руках и прочая столовая утварь казались не чем иным, как предметами подлинного волшебства.

От шума и яркого света у меня заломило в висках. Как у всякого из военных, неоднократно бывавшего на самой настоящей передовой с её канонадой взрывов и светоэффектами перестрелки, резкие звуки и слепящие вспышки порождали в моём сознании тревожные ассоциации. В мирной жизни мне органически противело всё, что хоть сколько-нибудь напоминало про ад кровопролитного боя. Я вовсе не был пацифистом, но тем более не был самоубийцей. Инстинкт самосохранения и здоровое здравомыслие были мне очень даже присущи. Шальная пуля или осколок не спрашивают осторожен ты или бесшабашен у того, кого стремятся сразить. Жизнь и смерть на войне это рандом — русская рулетка, в которую выиграть невозможно и в которую не выигрывает никто. Свинец и сталь, фотонные пушки и лазерные винтовки не подчиняются математическим вероятностям, они просто лишают жизни — бесстрастные и слепые слуги непогрешимого фатума.

А потому я сбежал от крикливой суеты и хаотичного шума танцевальных залов. Обнаружил тихий и безлюдный, отстранённый от празднества закуток и там благополучно уединился. Раздвинул струящиеся шторы из стекляруса, нырнул в таинственную полутьму какого-то помещения, за незримый шумоизолирующий барьер, и очутился в вожделенной тишине.

Небольшая уютная комната, полумрак. Я прошёл в её глубину, наскоро исследовал взглядом. К пространству непосредственно самой комнаты примыкал обширный балкон под крышей. Его можно было бы назвать террасой, если бы не третий этаж. Горное стекло чистейшей воды, зеркальные витражи, гладкий мерцающий камень — глянцевая роскошь в стиле модерн. Иначе и быть не может, в открытой резиденции главнокомандующего Звёздным Флотом Сферы Могущества обстановка должна быть именно такой — максимально шикарной и кричащей о вызывающей расточительности. Даже не в самых парадных из помещений.
 
Я вышел на балкон-террасу. Ощутил дуновение тёплого ветра. Поднял голову, вгляделся в ночное небо.

О нём мне грезилось с детства, в мечтах о романтических приключениях и далёких мирах. Манящая таинственная чёрная пропасть, в которой сокрыты вечность и бесконечность, была для меня родней и понятней вычурной мишуры и заносчивой суеты высокосветских празднеств.

Космос...

Бесчисленное множество светил в безграничности времени и пространства. Миллионы галактик. Триллионы экзотических обитаемых миров. Квазары, кварки, чёрные дыры. Нейтронные звёзды, пульсары, коллапсары. Загадка, таинство, непостижимость.

— Мне тоже нравится небо в ночи... — послышался женский голос.

Я повернул голову.

В дальнем углу балкона сидела девушка на пуфике, фраза принадлежала ей. Она была окутана полутьмой и исподволь, затаившись наблюдала за мной, пока я смотрел на звёзды.

Я приблизился.

Она поднялась и шагнула навстречу. Среднего роста, стройная, с электронной книгой в руке.

Я пригляделся внимательней. Оценил незнакомку взглядом. Лицо, фигуру, стать, умение себя держать.

Очень красивая девушка! Прекрасный белокурый ангел. Небесное создание в свете далёких загадочных звёзд. Нет-нет, мне не пригрезилось, я ничуть её не идеализировал и ни капли не преувеличил. Она была именно такой: ангельски совершенной, ангельски неотразимой.

Минуту назад, в бальном зале я лицезрел множество красивых женщин — великолепных и ослепительных. Но эта красавица не ослепляла, она была красива иной красотой — изысканной, элитарной, возвышенной. Не бросалась в глаза, не навязывала себя, не бахвалилась излишней яркостью. Но если к ней присмотреться, взгляд привязывался настолько, что сама мужская природа противилась мириться с мыслью о невозможности находиться рядом с этим созданием. Со мной творилось что-то непостижимое, я сам не понимал, как такое возможно.

"С ней! Я должен быть с ней! — кричал мой строптивый и опьянённый её очарованием разум. — Она не может быть не моей, как не может погаснуть Солнце!"

Мне подумалось, что я уже видел её однажды. Она неуловимо напоминала кого-то. Другую девушку, запавшую в душу, совсем не вязавшуюся с той, которую я видел сейчас. Но кто та девушка, на которую похожа эта, вспомнить не получалось. Сознание отказывалось давать ответы, а подсознание не торопилось с подсказками, словно нарочно распаляя во мне внутренние пожары.

— Космос здесь совсем не такой, как видится с борта звездолёта, — заговорил я, чтобы не выглядеть в глазах красавицы нелепо пялящимся истуканом. — Звёздочки тусклые, безобидные, еле живые. Совсем не те сияющие и ослепительные голодные хищницы, какими представляются сквозь разреженную среду. Но, при всём при том, не менее таинственные и влекущие.

— Сразу видно космопроходца. К тому же военного, — незнакомка с серьёзным видом рассматривала мою форму.

Голос её был бархатным и приятным. Таким же неброским при первом впечатлении, как и внешность. Но таким же завораживающим и неотразимым, когда распробуешь его по-настоящему.

Я представился:

— Гай О'Коннелл, личный адъютант Его Превосходительства командора Сташека!
 
Незнакомка сделала восторженные глаза.

— Большая шишка! — прозвучало словно усмешка. Впрочем, безобидная. Ангелы неспособны злословить.

— Меня зовут Моника, — представился белокурый ангел в женском обличье.

— Почему вы не на балу? — удивился я. — Там танцы, фейерверки, аттракционы, музыка. Такие как вы рождены очаровывать и покорять.

Моника едва заметно смутилась:

— Там шумно. Не люблю больших людских сборищ.

— В этом я с вами единодушен, — я улыбнулся ангельскому созданию, как улыбаются только им — созданиям неотличимым от ангела.

— Почтеннейшая публика меряется размерами самомнения, — дала оценку Моника, улыбнувшись в ответ. — Парад инопланетного тщеславия, а не светское мероприятие. Такие развлечения не по мне.

— Но и мы, устроители празднества, не ударяем перед гостями со звёзд лицом в грязь! — без злобы ухмыльнулся я. — Сколько выказано старательности в приготовлениях, сколько эксцентричной и даже эпатирующей изысканности. Трёхгрудые официантки-клоны в исчезающих мини... Лакеи в костюмах леприконов, лихо рассекающие по залам на моноколёсах...

— Хорошо, что не на антигравах! — едва не прыснула Моника. — Случись такое, я бы не удивилась!

— На антигравах блюда с закусками, — пошутил я. — Бутылки с шампанским на реактивной тяге. "Умные" приборы сами накладывают яства в тарелки и заносят едокам в рот.

Моника рассмеялась. Ей понравилось моё чувство юмора. А мне понравилось то, что я в точности угадал, как именно себя показать, чтобы стать интересным ей.

Она безусловно принадлежала к высшему обществу, я должен был вести себя подобающе. Осмотрительно и аккуратно. Без резкостей и плебейских замашек. Крайне осмотрительно и исключительно аккуратно, чтобы не спугнуть ангела воплоти.

— Большая политика штука тонкая, — подала голос Моника, прерывая затянувшееся молчание, во время которого я продолжал беззастенчиво глазеть на неё, а она в качестве жеста вежливости посматривать на меня. — Высокопоставленные гости в костюмах Пьеро и эльфийских принцесс должны оценить сервис, почувствовать как их здесь балуют и уверовать в то, что им искренне рады.

— Что читаете? — я кивнул на электронную книгу в руках Моники, решив, что для успешного развития зарождающихся отношений следовало перевести разговор в более личное русло.

Время настало. Беспечные разговоры о межзвёздной политике вполне годились для знакомства, но очень быстро становились скучны.

— Вариативная книга, — Моника поднесла книгу ближе, демонстрируя мне обложку. — Читаете такие?

Я отрицательно покачал головой и признался к своему стыду: — Даже не знаю, что это. Расскажите, мне интересно!

Моника улыбнулась. Ей нравился мой интерес и льстило внимание. Она кивнула и приступила к рассказу:

— Читатель читающий вариативную книгу не просто узнаёт то, что рассказывает ему автор, он причастен к сочинению произведения, — увлеченно шелестела Моника. — Читатель не пассивен, он принимает участие в творческом процессе наравне с создателями книги. Как кукловод, руководящий спектаклем марионеток, как режиссёр снимающий кинофильм. С той лишь разницей, что события описанные на страницах вариативных книг более непредсказуемы в сравнении с обычными литературными произведениями: законченными, закостенелыми и доведёнными до конца, придуманными исключительно их автором. Вариативную книгу можно читать сколько угодно раз и каждый раз, как повествовательная часть так и финал будут иными. Читатель лишь отчасти может знать, предполагать или догадываться, что случится с героями, не зная всего до конца. Компьютерным разумом книги руководит рандом. В этом и заключается главный секрет увлекательности вариативных книг.

— В общих чертах я понял... — кивнул я с серьёзностью, показательной и напускной. Я любовался Моникой, пока она говорила, и по этой причине суть сказанного, чего уж греха таить, едва ли дошла о меня в полной мере. — Вот только не понял всего до конца. Может почитаем вместе, прямо сейчас? Закрепим всё рассказанное тобой на практике

— Смотри... — Моника показала обложку вариативной книги. — Книга называется "Лала и Храм непосредственности". Детская сказка, в общем-то, но мне нравится, она романтичная и со смыслом. Мы открываем первую страницу и начинаем читать... — Моника раскрыла книгу и продолжила объяснять: — После каждых четырех страниц читателю задается вопрос и даётся три ответа на них, чтобы он, читатель, мог сделать выбор в соответствии с собственным вкусом и пожеланиями. Вот например, читаем авантитул: "Десятилетняя девочка Лала и её кот Копперфильд с помощью волшебного порошка попадают в мир очеловеченных кукол, существующий в замедленном времени параллельно тому, в котором обитаем мы, люди". Дальше описывается мир, тот самый, мир очеловеченных кукол, описание занимает четыре страницы. По окончании читателю задается вопрос: "Куда пойдут Лала и Копперфильд: в Зал откровений, волшебный Барбиленд, или Храм непосредственности?"

— "Храм непосредственности", — выбрал я. — Так называется книга. Значит выбор предрешён и иначе быть не может!

— Видишь, — улыбнулась Моника, довольная мной. — Ты начинаешь вникать в тонкости. От того, как читатель ответит на первый вопрос зависит название книги. Оно, название, меняется на обложке в зависимости от ответа читателя на первый вопрос.

Мы сами не заметили как перешли на "ты". Внезапно вспыхнувшая симпатия и взаимное притяжение, которому нельзя противиться, сблизили нас. Мы были словно родных души, потерявшие друг друга когда-то очень давно и вот внезапно нашедшие. Мы были близки по сути, нам было суждено быть вместе. Я хотел в это верить и я в это верил.

— Читаем дальше, — прошелестела Моника, пролистнув пальцами, не читая, несколько виртуальных страниц: — "В Храме непосредственности Лала обнаружила три реликвии: "глаз тунца", "свиные уши", "яйца медоеда". Что выберет Лала? От выбора зависит то, в кого из трёх богов храма она уверует и какой из тотемов будет её защищать".
 
— Пусть будут "яйца медоеда", — усмехнулся я и поспешил с пояснениями: — Медоеды невероятно отважные и неуступчивые животные. Не пасуют перед врагами во много раз превосходящими их в силе, ловкости и размерах. Такими как лев или тигр, к примеру. А яйца, как известно, это негласный символ мужской непокорности и крепости духа. "Глаз тунца" или "свиные уши", как мне кажется, намного уступают в данном случае "яйцам медоеда" в том, что касается символистической силы.

Моника зарделась, подумав о чём-то, и едва заметно улыбнулась. Она опустила глаза к страницам и молча пролистнула ещё четыре. На последней её взгляд сфокусировался, она начала читать:

— Лала и Копперфильд приглашены во дворец, на королевский бал. Празднество приурочено к помолвке сына правящего в этих краях короля с дочерью короля соседнего государства, то есть местного принца с приезжей принцессой. Нам, как читателям книги, предложено выбрать один из трёх вариантов дальнейшего развития событий. Первый: принцесса заболеет свинкой и станет уродливой, принц от неё отвернётся и она примет яд. Второй: принц влюбится в монашку, забудет принцессу, и той будет суждено провести всю жизнь старой девой. И третий: у принца с принцессой будет любовь... — Моника подняла глаза. — Тебе выбирать!

— Почему обязательно мне? — удивился я.

— Я уже читала эту книгу, и не раз, — прошелестела Моника. — Мною этот этап пройден. Ты читаешь её впервые, в этом и интерес.

— Сказка действительно романтичная, — я рассматривал Монику с обескураживающей откровенностью, пока она смотрела в книгу.

Мне хотелось прикоснуться к ней. Или, хотя бы признаться в любви, раз прикасаться пока ещё слишком рано. И я решил, что обязательно это сделаю, чего бы мне это не стоило, прямо здесь и сейчас. Но сделаю как можно менее вызывающе. Не навязчиво, исподволь, в форме намёка.
 
"Здесь и сейчас, решено! — поставил я точку в сомнениях. — Но сперва я должен как следует подготовить почву для признания".

Я был взволнован, страшился оплошать и быть отвергнутым. Такой поворот казался мне катастрофой.

Я подумал с секунду и задал вопрос, обращаясь к Монике, традиционный и тривиальный, неизменно задаваемый всяким ухажёром своей избраннице в самом начале их отношений: — Где ещё с вами можно увидеться? Где вы бываете, кроме больших официальных балов?

Внезапно для самого себя я снова переключился с "ты" на "вы". Настолько сильным было волнение, которое меня охватило.

— Я провожу много времени в библиотеке, — тихо прошелестела Моника, не поднимая глаз, словно предчувствуя то, что должно случится дальше между нами по воле неотвратимого провидения. — В подвале этого здания есть огромное книгохранилище... Я люблю читать в одиночестве: старинные книги и новомодные, погружаясь в неведомые миры.

— Вы будете там завтра? — моё сердце колотилось так быстро, словно я бежал стометровку.

— Я бываю там каждый день, — проронила Моника. — По вечерам...

— Я приду туда вечером, завтра... — решился я, и мой голос дрогнул. — И послезавтра... Я буду ходить туда каждый день!

Моника встрепенулась и повела плечами, сконфуженная моей откровенностью. Она на миг подняла глаза, бросила взгляд на меня и робко улыбнулась.

В свете далёких звёзд и ореоле романтического вечера Моника казалась трогательной, таинственной и преисполненной волшебства. Точь-в-точь как принцесса из сблизившей нас сказки про девочку Лалу и кота Копперфильда.

— Вы так и не ответили на вопрос из книги... — напомнила Моника, перескочив с "ты" на "вы" вслед за мной. — Что случится дальше с принцессой и принцем?

Я не стал отвечать. Пока не стал. Вместо этого я сказал:

— Я слышал, у командора есть дочь. Прекрасная, как бриллиант. Он любит её больше всего на свете и бережёт как зеницу ока.

Моника бросила на меня быстрый взгляд. Её глаза блеснули. Она тихо произнесла:

— Её зовут Моника... Моника Сташек...

А вот теперь, подумалось мне, настало время ответить на вопрос из книги. Я посмотрел на Монику и заключил:

— У принца с принцессой будет любовь!