13. Бедный певец

Муратовский дом Протасовых был свеж и светел. В нем постоянно толклись любопытные соседи по имению — Апухтины, Боборыкины, Павловы, Пушкарёвы...

Молодежь веселилась. Жуковский затевал бесшабашно-веселые игры, чему особенно была рада жизнерадостная Саша-непоседа; сочинял галиматью, над которой сам хохотал до упаду, вывешивал «газеты»: «Муратовская вошь» и «Муратовский сморчок», в которых описывал «исторические события» в «Муратовской империи», например войну между «печенегами» и «пупистами», величая себя при этом «Маршалом Василием Высоким, кавалером орденов трех печенок, кардиналом и настоятелем аббатства старых париков». Маша получила в газете титул: «Мария, королева и самодержавный обладатель всех прелестей». В разделе «Сообщения» освещались такие события: «Григорий Дементьевич ходил целый день в тулупе и башлыке»; «Козловский поп впервые от роду пил воду, и астроном его прихода предсказывает наверное светопреставление».

В стихах он призывает Протасовых, выехавших на время в Орел:

Скорей, скорей в дорогу,
В Муратово-село.
Там счастье завело
Колонию веселья;
Там дни быстрей бегут
Меж дела и безделья!..

Чаще других приезжал в Муратово двоюродный брат Маши и Саши — Александр Алексеевич Плещеев со своей красавицей женой Анной Ивановной, урожденной графиней Чернышевой. Это был умный, образованный и очень веселый и шумный человек. Он беспрестанно острил, хохотал, сочинял по-французски шуточные стихи, затевал юмористические спектакли, игры, словом, с ним время летело так незаметно, что Жуковский, охотно принимавший участие во всех затеях, иногда ужасался... Ведь у него было множество творческих планов, которые приходилось отодвигать в сторону.

Изредка все муратовские жители ездили за сорок верст в Большую Чернь, имение Плещеевых под Волховом на реке Нугрь. Плещеевы не жалели денег на устройство роскошных, расточительных празднеств с пирами (иногда на воздухе, в парке), концертами (на них приглашались настоящие музыканты), домашними спектаклями (в них участвовали хозяева и гости; играл и Жуковский), фейерверками, маскарадами, устройством «ярмарок» со всевозможными «волшебными» неожиданностями механики. Плещеев был превосходный актер и имел успех, несмотря на свою некрасивую наружность. Был он и даровитый композитор, сочинял романсы (среди них целый альбом на слова Жуковского) и даже оперы. Плещеев играл на виолончели, Анна Ивановна имела прекрасный голос и охотно пела. Иногда пел и Жуковский, у него был мягкий и красивый бас.

Чернско-муратовское общество разыгрывало шуточные пьесы, сочиненные Жуковским. В 1811 году их было поставлено три: «Скачет груздочек по ельничку», «Коловратно-курьезная сцена между господином Леандром, Пальясом и важным господином доктором» и «Елена Ивановна Протасова, или Дружба, нетерпение и капуста". 20 августа весело отпраздновали в Муратове день рождения Саши Протасовой.

Жуковский и сам часто ездил к Плещеевым. Там ему было очень хорошо, там он меньше стеснялся, чем с Екатериной Афанасьевной в Муратове. Смуглый Плещеев с толстыми губами, черными кудрявыми волосами сам развлекался и развлекал гостей. Жуковский очень его любил (в письмах называл «черная рожа», «мой негр»), тот тоже любил его. Жуковский у них жил подолгу, как поэт при маленьком дворе, но как поэт — друг, а не прихлебатель. Тут он был на равной ноге, при неравном богатстве: уравновешивалось тем, что для них он не просто Жуковский, а Жуковский — надежда, восходящая поэтическая звезда России.

Когда от них уезжал, то из Тускулума своего переписывался в стихах, сам писал по — русски, негр отвечал французскими стихами. В это время он написал «Громобоя», романтическую поэму по повести Шписа «Двенадцать спящих дев». «Громовой», как и «Людмила», — то писание Жуковского, которое теперь читается исторически. Есть отличные места, есть стихи, вошедшие в грамматику примерами, в общем же наивно, простодушно и полно ужасов не ужасающих. Однако чрез «Людмилу» и чрез «Громобоя» должен он был пройти. Если бы они пропали, как шутливые стихи Плещееву, в ткани литературного развития его оказался бы прорыв. К Шиллеру он подходил долго и неуверенно, но как раз теперь встреча произошла внутренно: чрез него можно было сказать нечто о себе и о своей любовной тоске.

С 1808 года он работал над "Светланой", закончен ее текст в 1812 году. В известном двухтомнике, а также в сборнике избранных сочинений (все под редакцией А. Д. Алфёрова) издания Товарищества И. Д. Сытина (Москва, 1902 год) баллада отнесена к сочинениям 1811 года. Баллада стала сразу необычайно популярной. Все повторяли ее строки: 
Раз в крещенский вечерок
Девушки гадали:
За ворота башмачок,
Сняв с ноги, бросали;
Снег пололи; под окном
Слушали; кормили
Счетным курицу зерном;
Ярый воск топили;
В чашу с чистою водой
Клали перстень золотой,
Серьги изумрудны;
Расстилали белый плат
И над чашей пели в лад
Песенки подблюдны...

Впоследствии ее относили к самым популярным произведениям русского романтизма, ее неоднократно включали в хрестоматии, она стала одним из источников распространения новоизобретённого славянского имени Светлана (до Жуковского оно встречалось лишь у Востокова). 
 
Маше семнадцать лет. Ему самому двадцать семь. Между ними уже все ясно — в светлом и высоком духе. Дело идет к соединению жизней. Однако не может быть речи о браке, пока не благословит мать. Маша всегда была при матери. Ни в Муратове, ни в Черни Жуковский не мог быть с ней один на один. Их положение делалось до отчаяния трудным. Вырваться из этого беспрестанного празднества и в тишине — душа с душой — побыть вместе не удавалось. Маша потихоньку от матери печалилась, плакала. Вдруг стала кашлять, чувствовать слабость... Жуковский передавал ей письма через других.

О том, что Жуковский любит её и собирается сделать ей предложение, Маша узнала окончательно в 1811 году из письма Анны Ивановны Плещеевой.

Жуковский пытался работой привести в равновесие свою душу, вытеснить из нее свои опасения перед решительным разговором с Екатериной Афанасьевной. Предчувствовал трагедию любви: «Видя, как все рушится, — пишет он, — иногда приходит мне в голову мысль, что, может быть, впереди готовит для нас судьба что-нибудь ужасное».

В январе 1812 года  (по другим данным в 1811 году) Жуковский просит руки Маши, и получает решительный отказ от Екатерины Афанасьевны, которая заявляет, что «по родству эта женитьба невозможна». Екатерина Афанасьевна не только решительно отказала ему, но и запретила говорить об этом с кем бы то ни было, а всего менее с дочерьми ее. Но возможно, что причина все та же - сын турчанки Сальхи не имеет права на руку ее дочери! Скорее всего не считала высокомерная Екатерина Афанасьевна незаконнорожденного Жуковского ровней себе и своим дочерям. Для нее он оставался сыном наложницы-турчанки. И не имело никакого значения ни его поэтический талант, ни образованность, ни начинающаяся известность.

Поэт был в отчаянии, но от Маши и от своей мечты он отказаться не мог. Он обращался к родственникам, друзьям, даже влиятельным священникам, чтобы они воздействовали на Екатерину Афанасьевну, но она оставалась непреклонной.
Было даже получено письмо от митрополита, в котором тот подтвердил, что подобный брак возможен, поскольку нет прямого родства. Родственники пытались помочь несчастным влюблённым. Но мать Маши была непоколебима.

Поэт страдал, он писал другу Александру Тургеневу: «Я люблю Машу как жизнь! Видеть её и делить её спокойное счастье есть для меня все и для неё также. Сердце рвётся, когда воображу, какого счастья меня лишают».

Жуковский и Маша были в отчаянии, они продолжали часто видеться и придумывали всевозможные планы, чтобы воссоединиться. Однако они думали лишь о том, как убедить мать изменить свое решение, ни о чем другом - об ослушании, побеге, и речи между ними не было. Жуковский воспитывал обоих девочек в уважении к старшим, да и сам он по складу характера совсем не был бунтарем, он мог жить и действовать лишь в согласии и любви с окружающими.

Удивительна сила искусства! Поэт предвидел трагический конец их любви в своей поэме "Певец":

Он дружбу пел, дав другу нежну руку, —
Но верный друг во цвете лет угас;
Он пел любовь — но был печален глас;
Увы! он знал любви одну лишь муку;
Теперь всему, всему конец;
Твоя душа покой вкусила;
Ты спишь; тиха твоя могила,
Бедный певец!

Иллюстрация: Жуковский В.А. Гравюра Саши Протасовой