До третьих петухов

макет книги и иллюстрации к повести Василия Шукшина.


После прочтения в журнале "Наш Современник" повести Василия Шукшина "До третьих петухов", повести безмерно прозорливой и как я считаю  в главном сделавшей его великим русским писателем, я сделал в 1977 году макет книги и иллюстрации к ней.

Сделал в формате книги из серии "МП" (Мыслители прошлого) которые я в ту пору читал.

А потом этот макет и иллюстрации предложил Алтайскому книжному издательству.
С явным и разом тайным умыслом — страна уже в ту пору трепетала при имени Шукшина.

А в ту пору в издательстве художественным редактором, через которого шло оформление книг, работал бородатый и веселый В. Ф. Еранкин, только-только что приехавший из Риги в Барнаул и хорошо знавший корифея газетной графики художника Зимеля Горфинкеля, оставившего без преувеличения заметный след в культурной жизни края.

Там их весело посмотрели все хором.
Но  в дело — не взяли.
Шушкина тогда на Алтае просто не знали.
И он был за пределами тех ценностей, на которые в крае прежде всего ориентировались.
Это потом его стали хвалить и расхваливать на все лады. При всяком удобном случае. А то и без.
Так это было, если следовать правде событий. А правда, по Шукшину, есть нравственность.

Не вижу я криминала в том, что его, московского в ту пору автора, тут не праздновали.
На то были свои причины. Хлеборобному краю
нужны были прежде всего герои труда и певцы целины. Того же Егора Прокудина и в механизаторы-то с трудом можно записать. И в этом ведь плохого-то, будем честными, ничего и нет. А Шукшин в ту пору, еще не раскрывшийся в полную силу своего таланта, был всего-то  навсего тут автором рассказов про чудиков. Собственно  и открывших ему двери в столичный культурный бомонд.

На Алтае я был первым, кто что-то шукшинское оформил.
Могу предположить что и в стране.
Если судить по тому, что я по части иллюстративного ряда позже, из этого любопытства, смотрел. Повесть эта стала в стране популярной только в середине 80-х, когда пошли и песни и иллюстрации по сюжету этой замечательной повести.

Василия Шукшина я потом рисовал много, сам о нем много писал. Материалы и крупные о нем были у меня в том числе и в
центральных изданиях. С большими моими рисунками. Скажем "Совесткая Россия" опубликовала на целую большую полосу мой шукшинский блок с плакатом моим, моим стихотворением большим и большим очерком. (Я тогда работал в этой газете с материалами о великих людях в этом  формате)

Кстати о Шукшине я впервые услышал от кого бы вы думали — от Вадима Яковлевича Явинского, известного в ту пору художественного редактора Алтайского краевого телевидения, на котором мы с другом Михаилом Русаковым, как художники карикатуристы) сделали перед уходом в армию несколько передач.

С ним я и мой друг Михаил Русаков познакомились в одном из кабинетов книжного издательства в 1967 году, где тот в ту пору что-то обсуждал с известным в ту пору алтайским писателем Николаем Дворцовым, которого я там дважды только и виде и он мне хорошо и четко запомнился лицом.
Вадим Яковлевич у меня о себе оставил о себе более чем приятные впечатления. Работать с ним было приятно и интересно.

А Явинский тогда был автором нескольких некомплиментарных статей в адрес  Шукшина. Что ему потом яростные как бы поклонники Шукшина, ранее и понятия не имевшие, что такое Шукшин и с чем едят его, не раз вменяли ему в вину.

Правда потом Вадим Яковлевич свои взгляды на Шукшина поменял. В чем я тоже не вижу никакой ни вины, ни коньюктуры. Все в этом мире и течет и меняется. Со мною такое не раз происходило. Скажем как я запредельно боготворил Андрея Тарковского в своей молодости, в котором вижу теперь только заурядного экзистенциализма и пожалуй не более того.

Это — часть рисунков из к этой книге.