5. Лариска. Снеговик

Мария Шпинель


Автор: Лариска



Иногда мне кажется, что я вообще не вылезаю из этого трамвая. Всё еду и еду. Мне скучно,
неинтересно, но выйти из него у меня не хватает духу. За окном всё чёрно-серое. Чёрная кляклая
земля. Чёрные крыши, которые никак не прикроет снегом. Чёрные люди идут вдоль путей. Из
серых труб завода, что виднеется вдалеке, валит серый дым. И серый призрак неба, над которым
кружит, кружит серебряный жук Декабрь, с морозами, снежными тучами, метелями, солнечными
просветами. Кружит и не может прорваться к нам.

Я ехала на работу и думала, что вот трачу своё время на то, что не приносит мне радости. И
в школу я попала случайно. И отработала три года без особого удовольствия. Вроде все довольны
- и руководство, и ученики, а я вот нет. Как же так получилось?
Проезжая супермаркет, я с удивлением увидела, что на его крышу водрузили нечто. Нечто,
вероятно, называлось надувным снеговиком. Но до конца его так и не надули. Он колыхался на
ветру большой бесформенной массой. Его приплюснутая голова, и два осевших недошара тела
накренились вправо. Безрадостное, удручающее зрелище, с какой-то даже чертовщиной. Но
ужаснее всего было его лицо. Так же, как и все остальные части, оно скособочилось на сторону.
Одна щека была гладкой. Другая сморщенной. И черты его - нарисованные на белом тёмные глаза
и рот, курдюк рыжей морковины - всё это шевелилось как живое, ухмылялось, подмигивало. Я не
отрываясь смотрела на неведомое существо. Когда двери трамвая закрылись, сильный порыв
ветра приподнял сморщенные части снеговика и перевернул его тело вперёд. Снеговик
издевательски поклонился мне.

В учительской говорили о новом завуче, которого присылают сегодня, неизвестном
совершенно человеке. Все предчувствовали недоброе.
После второго урока я, как обычно, накинула пальто и выбежала в узкий безлюдный
проходик за школой - покурить. Из учителей курила только я одна. Но, поскольку старалась
выкурить свои две сигареты потихоньку, незаметно, мне прощали.
Я с удовольствием зажгла спичку, запалила сигарету, затянулась. Вдруг вдалеке, в проходе,
появился невысокий пузатый человечек. Он направлялся прямо ко мне. Господи, здесь даже
старшекласники не появляются, они курят со стороны парка, а в моём родном закутке сто лет
никто не ходит. Человечек приближался. Я теперь могла разглядеть его бледное лицо. Оно было

ассиметрично. Один глаз был тёмно-коричневым, большим и выглядел неживым. Другой, светло-
серый глаз щурился, смотрел хитро. Посередь лица свешивался курдюк носа. Боже мой! Он был

вылитый надувной снеговик!
Человечек быстрым шагом, немного прихрамывая, решительно подошёл, выпятил грудь. Я
замерла, всё застыло во мне, и мысли, и движения. Я чувствовала себя внутри Гофмановской
сказки, лицом к лицу с крошкой Цахесом! Похоже было, что он сейчас пробуравит меня своим

хитрым глазом. А я загипнотизированно уставилась на второй, почти чёрный и неживой. Человечек
явно хотел мне что-то сказать. Но выдохнул, погрозил пальцем и отвратительно усмехнулся.
Когда он уходил, я почувствовала, как дотлевшая сигарета жжёт мне пальцы.

С этого дня мне ещё меньше хотелось на работу. Я ехала в трамвае мимо покачивающегося
уродливого снеговика на крыше магазина. Почему его не надуют, наконец, как следует? А приехав
на работу, я видела живого Снеговика по имени Игорь Ильич.
Я встречала его в безлюдном коридоре. В пустой раздевалке. Неожиданно выскакивал он,
когда я выходила из туалета. Мы оказывались с ним вдвоём в учительской. Он то отчитывал меня,
то многозначительно молчал, ухмылялся, а во мне всё холодело от одного его вида. От этих
чёртовых разноцветных глаз и розоватого большого носа на бледном лице. И ненормального
взгляда. Пузатенькая фигурка мелькала по школьным лестницам, тёмно-серые брюки, белая
рубашка и светло-серая толстая кофта, указка в руке.
Я почему-то немела от его взгляда, как будто под прицелом гремучей змеи.
В школе только о нём и говорили. Одни считали, что он наведёт наконец порядок. Другие не
знали куда от него деваться.
Он всё время ко мне цеплялся. Говорил про посты в соцсетях и лицо школы, про одежду и
про причёску, даже про обувь. Влезал в учебный процесс, правил программу, сидел на уроках.
Ученики стали дёргаными и ещё более непослушными.

Я еду на работу. Около супермаркета трамвай останавливается. Он стоит и стоит. Когда же
он поедет снова? Мне же нужно поскорей. Но он стоит невероятно долго, а я смотрю и смотрю на
ухмыляющегося надувного снеговика. Вдруг... я просто не верю своим глазам... страшный снеговик
начинает перемещаться. Он неловко спрыгивает с крыши и направляется ко мне. Он переступает
складчатыми резиновыми ногами, перетекая с одной стороны на другую. Заходит в трамвай, берёт
меня за руку. Мне ничего не остаётся, как пойти за ним. И вот мы уже в ЗАГСе. Марш
Мендельсона, на мне нелепое белое платье в каких-то блёстках. И мой жених-снеговик
посматривает на меня разноцветными глазами и шепчет на ухо:
- Ты такая... такая...
Меня ужасно тошнит, мне надо в туалет. На вопрос "согласна?" я вынуждена ответить "да" -
меня загнали в угол, у меня нет выбора, лишь бы только отвязались. Я не могу дышать, мне
плохо... и тут звенит будильник.

Сегодня в городе наконец немного похолодало. Лёг снег. Но всё равно было пасмурно,
уныло. К вечеру всё растает. Проезжая магазин со снеговиком я увидела, что его наконец надули.
Он стоял во весь рост, гордо выпятив грудь. Смотрел наглым глазом прямо на меня. Я
опаздывала. То есть успевала впритык. Вбегу в класс со звонком.
Я влетела в пустой вестибюль и столкнулась нос к носу с завучем.
- Майя Борисовна, эхх, Майя Борисовна! Опаздываете, - обратился он ко мне тихим
вкрадчивым голосом. - Вот курите вы. И колечки эти ваши в ушах. Сколько это у вас их, колечек
этих? - он приблизил своё противное лицо с ненормальными глазами прямо к моему уху. Я
чувствовала его дыхание. Я увидела, что у него почти нет губ. Тонкие тёмные полосочки вместо
губ. Они шевелились. Я застыла, почти не могла дышать. - Четыре, пять. Не многовато ли? Для
учительницы? Даже пигалицам негоже. А уж вам, Майя Борисовна! Ай-ай-яй! А ведь вы такая...
такая...
Я стояла, захлёбываясь от отвращения. Всё же мне удалось выпрыгнуть из ступора,
встряхнуться и ожить. Я развернулась и убежала в класс. Там был как назло 7 "В".

Во вторник мне позвонила Лариска. Мы учились с ней вместе в училище. Она неизменно
называла меня Петровной. Непонятно почему.
- Привет, Петровна, как дела?
- Привет! Как сажа бела, а ты как?
- Слушай, Петровна, мне мастерскую предлагают сдать задаром. Давай вскладчину.
Помнишь ты хотела? Там две комнаты. Светлые. Потолки высокие.
- Ох, как-то неожиданно... - растерянно ответила я, - надо подумать.
- Может подъедешь в выходные, посмотришь?
- Ну, давай попробуем. Кинь мне адрес на Вотсап.
- Угу. Ну, встретимся, тогда и расскажешь, че у тебя там хреново. Бывай.
- Ну, пока.

Я ехала на следующий день на работу в приподнятом настроении. И погода как будто
налаживалась. Посветлее стало. Снег вроде уже не собирался таять. А главное, я стала
подумывать не подать ли заявление об уходе. Детям будет только лучше без меня. Зачем им
учитель, который без радости ходит на работу? Всё равно я не сумею их полюбить, когда они
сбиваются, скучковываются в агрессивную толпу, гордо именующуюся классом. Я давно хотела
заняться текстильными панно. Можно преподавать в новой мастерской. Взять несколько учеников.
А эти три года я прожила как во сне. В летаргии.
Даже не предложение Лариски наталкнуло меня на эту мысль. А господин Снеговик. Он
возвёл моё безрадостное существование в такую степень, что дальше уже было некуда. Я хотела
сбросить с себя всю ненужную шелуху. Нелюбимую работу, всех сопутствующих противных
снеговиков.
Я понимала, что тогда придётся съехать с квартиры, вероятно, остаться без летнего отдыха.
Ну и пусть. Прорвёмся! Небольшая заначка на первое время у меня имелась. И... я ведь буду
заниматься тем что мне по душе. Жить так, как хочу. Поселюсь опять у бабушки, ну и ладно. Она
только рада будет.
А с другой стороны... может не спешить пока? Пожалуй, надо ещё подумать. Но мастерскую
всё же посмотрим. Так, на всякий случай.

За окном темнело. Было опять сыро, промозгло. Неужели где-то далеко существует синее
небо, и море, и пальмы? В классе было уже пусто. В школе, наверное, тоже.
Пора собираться домой. Вдруг дверь без стука открылась и зашёл Снеговик.
- Майя Борисовна, я ненадолго. Можно присесть? - всё двигалось на его нереальном лице
кроме чёрного глаза. А я, как всегда, проваливалась в него, терялась, растворялась в этом
неподвижном глазу.
- Да, присаживайтесь, - пыталась произнести я обычным тоном, но голос дал петуха и
вышло нечто несуразное.
- Вот, как хорошо же вам без этих колечек в ушах. Другое дело!
Я удивлённо дотронулась до уха. И правда, забыла вдеть колечки.
- Майя Борисовна, я вот о чём. Я всё смотрю на вас и думаю. А действительно ли вы хотите
работать в школе? Может быть ваше призвание в другом? Я ведь давно догадывался, что вы

именно тот человек. Таких один на миллион! Ваше призвание быть снеговиком!
- Что... что, простите, вы сказали?
- Я говорю, успеваемость у вас хорошая. Но часов маловато. Не согласитесь ли вы с января
быть ещё и трудовиком?
- Ох, нет, Игорь Ильич. Я больше часов не возьму.
- А вы всё же ещё подумайте. Ну, не смею вас задерживать, - он оттолкнул от стула своё
шаровидное тело и вышел.
Странно, подумала я. О чём это он говорил сначала?

Я еду на работу. Опять этот трамвай. Господи, неужели я никогда, никогда от этого не
отделаюсь? Где сон? Где явь?
Опять всё серое. Когда же зима наступит?
Надо наконец решаться. Хватит волокиты.
Я выхожу из трамвая, подставляю к стене магазина длинную деревянную лестницу. Долго
поднимаюсь по ней и оказываюсь на крыше. Давно пора было это сделать!
Я теперь большой надувной снеговик. Моё тело переваливается на ветру из стороны в
сторону. Я вижу проезжающие в серой дымке красные трамваи. Снег растаял. Сегодня утром всё
окутано туманом. Я машу людям рукой. Они посматривают на меня с опаской, ёжатся от сырости и
повыше поднимают воротники. Я теперь спокойна, я большой надувной снеговик.
Нет, нет! Пусть это будет сон. Я не хочу быть снеговиком. Ну, пожалуйста, дайте мне ещё
один шанс!

Сегодня я задержалась в школе. А когда отправилась домой, решила не садиться в трамвай,
а пройтись пешком. Около супермаркета я увидела лестницу, прислоненную к подсобке. Где-то я
её уже видела. Давно у меня не было дежавю.
Я подставляю лестницу к стене, ощущение повтора не отпускает, забираюсь на крышу.
Конечно, Игорь Ильич уже там. Порыв ветра подхватывает нас. В руке у меня детский деревянный
меч. У него - пластмассовая указка. Он сверлит меня своим глазом.
Вокруг нас начинают кружиться белые мухи. Их всё больше. Среди них летает серебряный
жук Декабрь. Он жужжит и подбавляет снежных хлопьев. Он со мной заодно.
Игорь Ильич парит надо мной. Он кричит мне:
- Майя Борисовна! Не упрямьтесь! Таких как вы - один на миллион, повторяю. Я учуял вас за
километры. Вы должны стать снеговиком!
- Ах вот как! Учуял! Ну уж нет! Дудки! Я буду тем, кем Я захочу!
Я бросаюсь к нему со своим мечом. Он отлетает, как Бетмен или Человек Паук. Но я тоже,
оказывается, кое-что умею. Я устремляюсь к нему ещё быстрее. Получаю ряд ударов указкой по
рукам и голове. Хорошо, что я в пуховике и шапке. Мне не очень больно. Но я ужасно злюсь. Я так
злюсь на этого противного, упрямого человечка! Как же он мне надоел! Я улучаю момент и
пребольно ударяю его по костяшкам пальцев той руки, в которой он держит указку. Он роняет её и
начинает стремительно уменьшаться. Он становится как мальчик, как мышка, как мушка... и,
наконец, изчезает.
Я медленно планирую на присыпанный снежком тротуар и, как ни в чём не бывало, иду по
улице.

Почему я совсем не удивлена? Моя тусклая жизнь стала с некоторых пор приобретать
странные черты. Происходят головокружительные события, которые мне кажутся в порядке
вещей. Снятся невероятные сны. К тому же я стала чаще испытывать сильные чувства. Например,

страх и ненависть. И такой победной, чистой радости, как сегодня, я не испытывала давным-
давно.

Я иду по улице и вижу, что оказывается, ещё открыты магазины. А вот и парикмахерская,
тоже открыта. Зайду, попытаю счастья. А снег всё сыплет, сыплет. И душа радуется.

- Майя Борисовна, у вас сейчас свободный урок, зайдите на минуточку.
Я зашла в учительскую. Игорь Ильич стоял перед своим столом, как перед трибуной. Сейчас
начнёт отчитывать. Но я его не боюсь.
- Майя Борисовна, что же это такое! Я на вас рассчитываю, вы сильный педагог. И вдруг
такие ребячества. Я неоднократно указывал вам на ваш пирсинг. А вы не только вернули
идиотские колечки, а ещё и покрасились в фиолетовый цвет!
Его голос всё повышался, повышался и к концу монолога достиг высот. Я выслушала спокойно и,
не торопясь, сказала:
- А знаете, Игорь Ильич, пирсинг-то у меня не только в ухе.
Он выпучил серый глаз и приоткрыл от возмущения рот. Бледное лицо стало покрываться
красными пятнами.
- И вот, что я еще скажу вам, Игорь Ильич! Вы правы, школа - не моё. Я подаю заявление об
уходе. А вы, Игорь Ильич, здесь тоже ненадолго. Вы всего лишь снеговик. И когда придёт весна,
вы растаете. Просто растаете.
Красные пятна опали с лица Игоря Ильича. Он стал белым-белым. И на белом выделялись
разноцветные пуговицы глаз и нос-морковка.

Я, конечно, отработала в школе положенные две недели. За это время мы с Лариской
устроились в новой мастерской. В школу я приходила без всякого страха. Игорь Ильич стал
посмирнее. Весь его комсомольский задор куда-то испарился. Мне казалось, что даже внешне он
стал не таким ужасным. Чёрный глаз стал посветлее, серый потемнее. Мимо супермаркета я
проезжала совершенно спокойно, ни разу не взглянув на надувного снеговика. Декабрь был
снежным. Город наряжался к празднику разноцветными гирляндами.

© Copyright: Мария Шпинель, 2021
Свидетельство о публикации No221122801008

http://proza.ru/comments.html?2021/12/28/1008