Память

Хорошо помню тот осенний вечер. Мы с ней сидели на диване, среди подушек и валиков, завернувшись в плед, и слушали шум дождя, идущего за окном. Вдобавок, я дочитывал вслух повесть «Белые ночи» Федора Достоевского, а она внимательно слушала, и иногда просила читать помедленнее, так как я тараторил, и она не успевала следить за нитью повествования.

Потом, когда я закончил свое чтение, мы пили чай и обсуждали произведение классика. Мне хотелось, чтобы она тоже окунулась в особый мир этой книги, который сам я открыл для себя когда-то в далеком прошлом. Ей понравилось произведение, она нашла его милым, спокойным, трогательным, и что-то в ее душе отозвалось на него. Мы пили чай, обсуждали книгу, а спустя несколько месяцев, словно следуя мыслям ее героя, Мечтателя, купили билеты на поезд и поехали отдыхать на юг. Мы провели в поездке в общей сложности две недели и вернулись с Черного моря загоревшие, отдохнувшие и набравшиеся новых интересных впечатлений. К величайшему сожалению, она прожила еще только несколько месяцев после нашей поездки и ушла от нас, вызвав тяжелые переживания у меня и ее мамы.

Ее прекрасный образ совпал в моем сознании и в моей памяти с образом Настеньки из повести классика - она тоже помогла мне в этой жизни преодолеть одиночество и отчуждение, показала новые горизонты в жизни, а потом покинула меня. В этом нет ее вины, просто все люди смертны, и никто не знает, сколько лет ему отпущено судьбой. Безумно жаль, что все так случилось.

Сейчас, когда я пишу эти строки, идет второй месяц лета. Прошло уже больше полугода с момента страшной потери. На улице стоит жара, асфальт плавится под ногами, а в воздухе летает тополиный пух, и я обычно выхожу на улицу под вечер, когда становится прохладнее. Ехать мне теперь некуда и не с кем. Я вспоминаю отрывок из той повести Достоевского, который мы с ней когда-то читали: «Удавалось ли мне встретить длинную процессию ломовых извозчиков, лениво шедших с возжами в руках подле возов, нагруженных целыми горами всякой мебели, столов, стульев, диванов турецких и нетурецких и прочим домашним скарбом, на котором, сверх всего этого, зачастую восседала, на самой вершине воза, щедушная кухарка, берегущая барское добро как зеницу ока; смотрел ли я на тяжело нагруженные домашнею утварью лодки, скользившие по Неве иль Фонтанке, до Черной речки иль островов, - воза и лодки удесятерялись, усотерялись в глазах моих; казалось, все поднялось и поехало, все переселялось целыми караванами на дачу; казалось, весь Петербург грозил обратиться в пустыню, так что наконец мне стало стыдно, обидно и грустно: мне решительно некуда и незачем было ехать на дачу. Я готов был уйти с каждым возом, уехать с каждым господином почтенной наружности, нанимавшим извозчика; но ни один, решительно никто не пригласил меня; словно забыли меня, словно я для них был и в самом деле чужой!»

Читая эти строки, я мысленно переношусь в тот самый вечер, когда читал их для нее. Что-то есть в них, что западает в душу, также, как весь целиком образ Мечтателя.

Назавтра синоптики обещают дождь. Наверное, когда его капли будут стучать по козырьку соседского балкона, я вновь возьму в руки эту книгу, буду перечитывать ее, вспоминая тот вечер. Буду вспоминать и другие наши дни и вечера, наполненные радостью и очарованием. Мне предстоит до конца своих дней жить памятью о тех семи годах, в которые мы с ней были вместе. Наверное, это не много и не мало. Кто-то уходит совсем рано, совсем молодым, как, например, Виктор Цой или Мэрилин Монро. Я утешаю себя этим фактом. Как много внутренних усилий приходилось делать в последнее время, чтобы утешить себя в печальной ситуации! И я до сих пор не могу до конца примириться с ее уходом.

08.07.2024 г.