Случай в океане-1

«С тех пор как это произошло, прошло…» Как часто в литературных произведениях можно встретить подобное начало! Многие авторы используют этот оборот, чтобы описать, сколько лет прошло с момента какого-то невероятного события. Я тоже решил последовать их примеру.

Подняв глаза к небу и слегка прищурившись, словно действительно подсчитывая количество прошедших лет, я продолжил писать: «Чуть больше пятидесяти, пожалуй…»

Выждав небольшую паузу, я говорю: «Как же мы были глупы!» Возможно, это и так, но сейчас, спустя много лет, это кажется очевидным. А тогда, в начале 70-х, мы считали себя настоящими «морскими волками» и очень взрослыми.

И это действительно так. За один рейс мы прошли Атлантику вдоль: от Гибралтара до Кейптауна. Мы пересекли Индийский океан по диагонали до Сингапура, а оттуда уже отправились к Японии, чтобы познакомиться с кусочком Тихого океана. Но и этого небольшого кусочка было достаточно, чтобы лучше понять его. А потом был долгий путь домой с заходом в Персидский залив и испанскую Ла-Корунью…

Кто мы? Практиканты мореходки — будущие судовые механики. Нам по девятнадцать, а это уже серьёзный возраст, чтобы, вернувшись на родину, поймать такси где-нибудь в Новороссийске, Туапсе или Одессе и с апломбом спросить: «Ну как тут у вас? Давненько я в Союзе не был…»

Потом, когда вы вернётесь из дальнего плавания, вы будете с удивлением смотреть на невозмутимого таксиста, который с лёгкой ухмылкой покосится в вашу сторону. Вы будете удивляться его безразличию к вашей фразе, не понимая, что таких, как вы, у него за день наберётся десяток, а то и больше. Ведь он работает в крупном порту, куда заходят суда со всего мира. А вам будет казаться, что вы особенный, вернувшись из загранки, весь такой упакованный. И всё, что он может, — это купить у вас привезённые вещи или же боны для похода в «валютный» магазин.

Не будем скрывать, все понимают: в мореходку люди идут, чтобы попасть в загранку. В те времена это было всё равно, что сейчас слетать в космос, и не нужно было платить, а ещё и вам заплатят. Пускай немного, но валютой, и сумма набежит вполне внушительная, чтобы безбедно жить и довольно престижно по сравнению с вашими сверстниками, которые на берегу еле сводят концы с концами.

Каждый день они мотаются на работу, скорей всего, монотонную и не очень любимую. Изо дня в день в толкучке общественного транспорта, как шпроты в банке. Вечером по этой же системе домой, чтобы откинуть ноги, глядя в набивший оскомину «ящик», где Генрих Сенкевич рассказывает о своих путешествиях. А у вас слюнки текут, и вы думаете: «Как бы на дачу сорваться со своей пассией на денёк, хотя бы в местном пруду искупаться».

А тут бескрайний океан! Бассейн, наполненный им же, а ты в шезлонге на верхней палубе, не боясь сгореть, подставляешь себя под раскалённые лучи солнца. Романтика, одним словом. Но это не отдых в Майями-Бич, это отдых после тяжёлой изнурительной вахты в машинном отделении, где температура за 40. И тебе не нужно никуда ехать, о ком-то и о чём-то думать, в том числе и о хлебе насущном. Тебя накормят, напоят, и добавки получишь. Пожалуйста, ешь, пей, только знай своё дело и не выходи за рамки дозволенного…

А на камбузе царит кок! Вот мы и подошли практически вплотную к героине нашего рассказа, но пока не будем о ней. Заинтригуем читателя, пусть он знает всё и не из скудных сводок новостей, а всю подноготную, то, что мы никогда не слышали в те годы. Ведь у нас всё было хорошо и без особых происшествий. Да и какие происшествия могут быть в стране победившего социализма? Никаких, а если что и просочится сквозь глушилки и «железный занавес», так это всё происки западной прессы, готовой в любой подходящий момент оболгать наш народ и партию…

Кок — повар на судне. Он сразу представляется умудрённым опытом мужчиной средних лет, знающим, как пять пальцев, что необходимо команде в дальнем рейсе, чтобы она окончательно не свихнулась от повседневного однообразия. Когда последующий день в точности повторяет предыдущий, когда ты забываешь, какой сегодня день недели, потому что для тебя это не так важно — ты работаешь постоянно и без выходных. И это длится неделю, вторую, месяц — весь рейс, а потом какой-нибудь порт, и то где-нибудь на отшибе на нефтеналивном причале. Увольнение на берег, а потом вновь на вахту, которую никто не отменял. От этого многое, что ты делаешь, делаешь машинально, заучено, как шофёр-дальнобойщик, у которого каждое движение выверено и он знает наперёд каждый последующий шаг. Вот и еда становится от этого не радостью, а скучной необходимостью для поддержания жизнедеятельности организма.

Задача кока — на общую безликость меню, которое, как ни меняй, всё равно лучше не станет, положить ту единственную вишенку, которая именно сегодня всем придётся по вкусу. И он сделает это, чтобы хоть как-то поднять настроение команды. Ведь именно от настроения может зависеть многое. В том числе и человеческие жизни. А в нашем рейсе, в который мы уходили, подобное будет звучать особенно актуально.

- Антонина Зорина.

Да, это мы чётко расслышали, хоть и стояли на палубу выше. Она представилась боцману, который, как оказалось потом, специально вышел встретить её.

- Шеф-повар. Ну, кок одним словом. – продолжила она.

Если честно, то нам, практикантам там, совершенно безразлично, кто приходит, кто уходит. Появление на борту какой-то пигалицы никак не могло подействовать на наш главный настрой — как можно быстрей выйти в море, пройти Босфор, а потом с вожделением ждать первый выход на берег в чужом порту. Ведь мы все, поступившие в мореходку и закончившие второй курс, с самого начала только и ждали этого: увидеть дальние страны и не в «Клубе путешественников», а своими глазами, и это была наша главная задача, а ещё важнее — дорваться до заграничных шмоток…

Вот именно поэтому курсантам там, всего пять дней пребывающим на борту танкера с таким ничего не говорящим названием, как «Отто Гротеволь», было совершенно всё равно: кто и что? Мы не были членами команды. Мы сами по себе, некая «дополнительная нагрузка» для экипажа. В общем, «мёртвый груз», который придётся возить по всему миру, а потом сбросить его в первом советском порту.

Ещё вчера нас Максимыч кормил, да и сегодня тоже, а завтра, получается, она, Тонька эта, начнёт на камбузе заправлять. Она вообще умеет готовить? Я понимаю, Максимыч — он настоящий мастер! Слышал, что давно в отпуск рвался, вот и получил, а эта фифа с нами в Японию на три месяца собралась. Это по какому блату сумела на такой рейс попасть? Подозрительно это. Сможет ли она вообще нагрузки выдержать?

Я понимаю – мы дохляки. Нас, как котят беспомощных, в пруд побросали и пари держат: кто выплывет, а потонут, так не большая потеря, там очередь у мореходки – конца не видно. Только таким образом можно этих зазнаек заставить фунт соли опробовать. На берегу им сколько ни толдычь о тяжести морской службы, мало кто это понимать станет.

Конечно, мы все в эйфории! Первый рейс и в Японию. Тут дело не в стране вовсе, а в том маршруте, по которому придётся пройти. Это тебе не Греция, до которой и по воде можно пробежаться – ноги замочить не успеешь, а тут на другой край Земли тащиться. Это тебе не электричкой на дачу съездить. Дух захватывает, как об этом подумаешь.

На следующее утро собрались на завтрак не чтобы вот так уж поесть, а на новую повариху хотя бы одним глазком взглянуть. Определить, чего та стоит? Ведь новое всегда к себе тянет. 

После «просмотра» её приняли без особых восторгов. Говорили, что под юбкой у неё одни кости, и даже подержаться не за что. Однако, спустя месяц, когда мы уже были в рейсе, она расцвела и стала настоящей женщиной.

Мы посмеивались над ней, а она и не стремилась понравиться. Она была очень замкнутой, и казалось, что её мысли где-то далеко. Она вела себя независимо, словно перед ней не новички, а опытные повара.

В её послужном списке было всего два «кубинских треугольника» и «Европа» — рейс в Гамбург. Она была старше нас всего на пару лет, не больше. Но почему она так холодно держалась, когда на неё смотрели столько глаз?

Уже в первые дни я заметил в её взгляде холодность и отчуждённость. Это проявлялось не только в глазах, но и в её фигуре, походке и движениях. В ней не было того тепла, которое так привлекает мужчин. Не было лукавых искорок в глазах, которые так свойственны женщинам, особенно её профессии. А ведь ей было чуть больше двадцати.

Радуйся жизни и бери от неё всё, что она даёт! Всё ещё впереди, хотя этот поток может иссякнуть в любую минуту. Жизнь непредсказуема: сегодня ты на вершине, а завтра можешь оказаться в пропасти.

Она изредка улыбалась, но улыбка была такой вымученной, что лучше было бы её совсем не видеть. Только за работой она оживала. Было видно, как она ловко орудовала ножом, шинкуя капусту и другие овощи. Только в работе она могла забыться, избавляясь от навязчивых мыслей, которые заполняли её голову.

Однажды она спросила нас: «Мальчики, как вам кисель сегодня?» Многие из нас чуть не подавились, впервые услышав её голос. За эти пару дней мы привыкли к её молчанию и рассматривали её как приму немого кино.

Наконец-то случилось то, чего мы так долго ждали: завтра мы уходим в Батуми на погрузку. Ремонт закончен, и мы наконец-то выйдем в море, впервые в жизни. Несколько жён моряков приехали проводить своих мужей в дальнее плавание в Ильичевск, на судоремонтный завод. Основная масса уже простилась с ними в Одессе. Жёны давно привыкли: мужчина твой, пока он в постели. А если он подошёл к окну и стал задумчиво смотреть вдаль — держи ухо востро, затосковал по морю. А если пришла телеграмма из пароходства — готовь чемодан и смену белья… Для настоящих моряков жизнь в быту — это как на вольном поселении срок отбывать.

Но это будет завтра. И чья-то девушка с цветами в руках будет бежать до самого конца пирса, надеясь на чудо. Да так и останется там стоять, превратившись в изваяние, а впоследствии — в точку. Может быть, она и раньше ушла, но было уже не разобрать. Утренняя дымка поглотила причал, а с ним и всё остальное. Но это будет завтра, а сегодня все в ожидании. Идут последние проверки.

Никто не заметил, как слева выползла иссини-чёрная туча, и началось жуткое столпотворение. Поднялся сильный ветер, принося со степи пылевые завесы. Подпрыгивая и стукаясь о землю, летели пучки выдранной травы, различные ветки, какие-то трудноразличимые предметы, а потом хлынул дождь.

Я обожаю такую погоду, но только если не попадаю под разборку. Тогда я могу стоять в укрытии и отстранённо наблюдать за этим смятением, понимая, что меня это никак не тронет. Я полностью защищён и могу с любопытством романтика разглядывать стихию, вышедшую из-под контроля.

Все, почувствовав приближение стихии, попрятались по углам, забив своими потными телами курилку и другие общественные помещения. Только одна фигурка осталась на палубе. Это была Тоня. Она стояла под проливным дождём и, казалось, совсем не замечала происходящего вокруг, а наоборот, как бы только сейчас почувствовала себя в своей стихии.

Сколько бы она там простояла, пока ветер не снёс её за борт, но появившаяся внезапно мужская фигура накрыла её плащом и потянула в укрытие... Уже потом, спускаясь на нижнюю палубу, я услышал её резкие восклицания: «Назад не вернёшь», «Ты мне противен» и что-то ещё в этом роде. Его приглушённый голос звучал вполне спокойно, хотя местами улавливалось, как трудно даётся ему сдерживать свои эмоции. Как я ни прислушивался, но так и не разобрал ни одного слова…

Этот ураган был плохим предвестником перед рейсом, в который мы завтра должны были уходить. Но это хорошо сейчас, сидя в удобном кресле, спустя годы, рассуждать, а тогда все были сосредоточены только на одном: завтра уходим, во что бы то ни стало. А ведь «стало», и ещё как? А в такой ситуации попробуй только скажи людям, что выход ещё на три дня откладывается, все попрыгали бы за борт и побежали бы по воде… 

                (продолжение следует)

                Июль 2024г.*)