Гостья из глубинки

Моя тётя ещё при Ельцине в Москве обустроилась. Я из деревни приехала – она мне угол в своей квартире отделила. В секцию женской одежды поставила ученицей менеджера по продажам.
Я была в великом восхищении. Народ вокруг чистый, красивый. Магазин весь в зеркалах. Я от примерочной к вешалкам бегала сама не своя. И пока молчала, - как родная была для покупателей. А рот открою – от меня пятятся. Из какого, мол, такого узбекистана прикатила? И кто это додумался мигрантов в Пассаж брать! Понаехали тут!
Людей можно было понять.
 «О» у меня колесом прокатывалось, трубой гудело. На каждом окончании слова – спотычка. А голосом всё вверх забирала, как по лестнице, и будто бы с вопросом к вам.
Гласные сглатывала. У нас, за Большими болотами, все так говорят. Наука крепкая!
Акцент, называется.
Приду домой и реву. Тётка меня пожалела. На курсы языка устроила.
Учитель, здоровенный мужчина, первым делом челюсть мне стал разрабатывать. В резиновой перчатке захватит и давай крутить.
Потом язык вытягивал и разминал. Я вся слюной ульюсь, но терплю.
И уж потом только звукам стал учить.
Сначала язык высунешь будто чашечку и сидишь перед зеркалом, любуешься на себя, дуру такую. И только через полчаса разрешат тебе «ч» произнести.
Потом щёлкаешь по нёбу языком с этим че. Изображаешь стук лошадиных копыт. А учитель тебе в это время ещё пальцами в резиновых перчатках рот растягивает до ушей.
Лишь через месяц за предложения взялись.
Сидим друг напротив друга и поём разную нескладицу. «Шумно шуршат шестеро лягушат. А за забором у Федоры мухоморы шебуршат». И только после этого уж по профессии. И чтобы наизусть:
-Вы впервые в нашем магазине? Какой бренд предпочитаете? Для себя выбираете или в подарок?
Дома репетировала. Представляла себя в торговом зале. Будто бы покупатель задумался у вешалки с товаром. А я ему и говорю:
-Правильно, это серьезная покупка. Стоит все обдумать. Давайте я вам расскажу еще о некоторых деталях, чтобы у вас была полная информация. Знаете, в прошлом году этот бренд стал самым популярным.
И уже чисто по-московски говорю! Безо всякого акцента!
-Варвара, простая ты душа, - вздыхал учитель, - но ведь и самолюбие у покупателя иной раз надо задеть.
И я тренировалась дома в своём уголочке. Снимала себя на телефон, говорила в камеру:
-Знаете, в «Вогу» недавно статья была об этой коллекции, и многие наши покупательницы уже записываются за этими моделями.
И это «вогу» произношу с прононсом.
После языковых курсов я будто заново родилась.
Вот хотела сейчас сказать «после курсов – то», норовила выскочить, частица эта сорная, деревенская, а я её - на свой лин-гви-стический фильтр, как учили.
Совсем сделалась московской девушкой.
Но родина из души не выходила. Скучала всю зиму. В отпуск поехала. Хотелось блеснуть, что правда то правда.
А ещё и со станции по пути в автобусе ужас стал брать.
Что люди говорят, то я понимаю. А сама ничего сказать не могу. Челюсть вправлена по-городскому. Губы как прежде не складываются. Природное дыхание потеряно. Язык не поворачивался, - это про меня.
Хожу в деревне меж знакомыми людьми – глазами лупаю.  Они ко мне с вопросами, а я только киваю да глупо улыбаюсь. О чём, как говорить, - без понятия.
Они зазнайством это посчитали. Шутками-прибаутками мне во след: «Достигла! Достигла! - Укоряют. – Язык тебя в Москве кормит и поит, а у нас, вишь, – спину порет».
Уже на второй день скучно мне стало в деревне.
Подружки небылицы про меня распускали, мол совсем в Москве с пути сбилась. Оправдываться глупо. Только хуже наплели бы.
Валерка, дружок мой давнишний, знать меня не хочет Москвой порченную, - нашептали ему разного.
Мама стесняется. Словно я не дочка её, а квартирантка.
В конце концов купила я по интернету путёвку в Анталию. Села в автобус. На прощание и речь прорезалась.
Гляжу на деревню и говорю:
-Буттё шшасливы!