Прерванная сюита

Истеричные рыдания скрипки пронизывали весь дом. Она стонала, как женщина то ли от боли, то ли от наслаждения, срывалась в крик и опускаясь до глухого стона. Отрывистые, скрежещущие звуки резонировали в стеклах и стенах, искажали пространство, причиняли боль, становились почти невыносимыми... и вдруг разлетались, как медные монеты, и звенели, как детский смех...

Тео готовился к предстоящему большому сольному концерту; он был сердит и недоволен собой. Времени оставалось все меньше и меньше... а сложная сюита была еще далека от совершенства. Паганини явно смеялся над ним. Белые нотные страницы, разбросанные как белье по неряшливой комнате, раздражали его. Давно уже нужно было играть по памяти, а он все еще не мог оторваться от этих неуместных листков с бесконечными карандашными пометками.

Его пальцы все еще не были достаточно быстрыми и гибкими, и он не мог добиться необходимой скорости. Тео злился на себя за то, что не уделял достаточно времени ежедневным репетициям. Он чувствовал, как безобразны извлекаемые им звуки, они будто царапали его кожу, терзали его слух, но более всего ранили его самолюбие. Он страдал от дисгармонии звуков, но еще больше от собственного несовершенства. Это было так отвратительно... Почему, почему он позволил себе такой долгий и безмятежный отдых! Почему он согласился на уговоры подруги и отправился в долгое путешествие… Конечно, он взял с собой скрипку, но не уделял должного времени занятиям. Какое уж там, со всеми этими закатами-восходами, прогулками, вечеринками и катаниями на яхтах. И вот оно, вот оно пришло… горькое время неизбежной расплаты. Как теперь вернуть себе желаемую скорость и легкость, когда времени осталось так мало…

***
Чесси сидела на втором этаже, завернувшись в любимый плед. Она пыталась сделать набросок для новой картины, но никак не могла сосредоточиться. Дисгармония музыки разрывала пространство… Она слышала, что у Тео не получается, что он сердится и раздражается – звуки выходили слишком резкими и какими-то очень болезненными. Сюита совсем не шла, не хватало скорости, легкости и непринужденности. Пока слышно было только визг струн и напряжение нервов рассерженного Тео. А ведь он всегда играл так легко… Скрипка продолжала скрежетать, она не покорялась своему маэстро. Наоборот, упрямилась, как обиженная женщина, капризничала и не спешила отдаться, явно желая отомстить за столь долгую разлуку. А ведь концерт был совсем скоро.

«Только бы он успел… только бы хватило сил…» - Чесси чувствовала себя немного виноватой за то, что уговорила любимого отправиться в круиз по Средиземноморью. Это была ее идея… Она считала, что смена обстановки и новые впечатления помогут вывести Тео из ужасного состояния, в котором он пребывал почти год. Это была самая настоящая депрессия, затягивающая все глубже и глубже… Он погружался в какую-то темную беспросветную пустоту, отстранялся, был молчаливым и как-то тускнел изнутри. Ничто его не радовало, он почти перестал улыбаться, а по ночам стонал во сне, как раненный зверь, воющий от боли в темной пещере своего одиночества. Он по-прежнему много занимался, работал над техникой, часами не выходя из своей репетиционной комнаты, но категорически не хотел выступать, отказывался от всех приглашений, и вообще избегал появления на публике. О психотерапии даже слышать не хотел, но, поддавшись уговорам любимой подруги, согласился на путешествие.

Конечно, он взял с собой инструмент…Но Италия обнимала его так нежно, а Испания целовала так страстно, что на занятия оставалось все меньше и меньше времени, когда же Греция подарила ему свои жаркие ночи, он просто забыл обо всем… А теперь скрипка, его верная и преданная подруга, его требовательная богиня вымещала свою женскую обиду…

Чесси отложила альбом и карандаш, работать все равно не получалось. «Как ему сказать… как сказать» - напряженно думала она – «И как он воспримет? Обрадуется ли нет? Да и нужно ли ему все это»… Утром она была в клинике, и потом почти бежала домой. Ее просто разрывало от желания поскорее поделиться этим трепетным счастьем, обнять, взлохматить завитки шелковистых волос, заглянуть в обжигающе любимые глаза и прошептать: «Знаешь, у меня есть для тебя потрясающая новость!» Когда она пришла домой, он уже занимался. Чесси осторожно заглянула в комнату – «Я занят… если не срочно, давай все потом» - Она задержала дыхание, выдохнула и пошла наверх. «Буду работать… это, действительно, не срочно, поговорим потом…»

***
Внезапно снизу послышался звон разбитого стекла и мысли ее разлетелись, как осколки. Не успев ни о чем подумать, она стремительно сбежала вниз по лестнице и замерла на секунду. Тео стонал и тряс пораненной рукой, а вокруг него в хаосе и смятении были разбросаны ноты, осколки вазы, и цветы... Зрелище было пугающее и прекрасное одновременно. Он задел вазу и случайно порезал руку, капли его крови на партитуре довершали поистине драматическую картину....

Мир для Чесси на мгновение остановился, лицо и руки похолодели, она едва дышала. Какая композиция! Какой свет! Ее восприятие обострилось, она жадно впитывала детали: высокая фигура скрипача, искаженное болью лицо, нервные руки, солнечные блики на осколках стекла, растрепанные пионы на полу…И кровь! Кровь на белоснежных нотах… Как это красиво! Это обязательно надо нарисовать!

- Чесси, у нас есть бинт?

Она вздрогнула и мир снова пришел в движение: аптечка, перевязка, чистая рубашка… Она снова стала прежней Чесси, заботливой и немного суетливой.

- Зачем, зачем здесь эта дурацкая ваза? Ее никогда раньше не было!
- Это я вчера принесла, купила пионы когда возвращалась домой, не могла удержаться, они так пахли… так …так ну знаешь, как в детстве пахнет счастье…
- В следующий раз поставь у себя! Он не пытался сдержать своего раздражения. – Я же тебя просил, ничего лишнего, здесь… Как я теперь!
- Попробуй… может быть… Чесси постепенно осознавала последствия произошедшего. В ее взгляде еще была робкая надежда, но голос звучал как фальшивая нота и выдавал ее страх. Тео взял скрипку и слегка тронул ее смычком… звук вышел болезненным и слабым. Играть он не мог
Тео медленно опустил скрипку и закрыл глаза.

Время для Чесси снова остановилось. Она видела, как свет в комнате меркнет, цвета тускнеют и все становится черно белом. Запомни, запомни, эту невероятную изломанную линию: наклон головы - хмурый лоб – напряженные скулы – подбородок… сколько отчаяния и боли в этом лице! Запоминай! Запоминай! Воротник рубашки с резкими тенями на шее  – тревожные плечи - потом руки… Боже, какие руки! Руки можно сделать отдельно, но это потом. Смычок продолжает линию руки, и наконец тень на полу. Это великолепно, одна изломанная линия собирают всю фигуру и делает ее очень выразительной. Отчаяние, боль потери, крушение надежд. Такое можно передать только карандашом!

- Чесси, я не могу играть, - сказал он тихо и как-то слишком спокойно. Звук его голоса вернул ее в реальность… она молчала, осознавая случившееся. Тео медленно положил скрипку и потянулся за футляром.
- Порез неглубокий, это скоро пройдет… Чесси попыталась придать своему голосу бодрости и уверенности. – Не волнуйся, ты все успеешь, она подошла и положила ему руку на плечо.
- Не надо, Чесси … - Тео повернулся, и она не узнала его лица: чужое и незнакомое, словно искаженное злой судорогой. От его взгляда стало холодно, как от осеннего ветра.
- Мне нужно побыть одному, сказал он серым колючим голосом и отстранился. Потом хлопнула дверь и навалилась леденящая сердце тишина.

***
Ей захотелось поскорее уйти из этой комнаты. Она чувствовала себя виноватой… Виноватой за все… За их слишком долгий и беззаботный отпуск, за перерыв в его репетициях, за то, что отвлекала его своими разговорами и требовала внимания, за эту злосчастную вазу, за свое неумение помочь. Чесси поднялась к себе, закрыла шторы, завернулась в плед. Ей хотелось спрятаться от всего, что случилось. Сжимаясь в комок, как раненный зверь, и забившись в угол дивана, она все еще чувствовала на себе его невыносимо пустой взгляд.

Он не любил ее – это единственное, что она понимала очень ясно. Он Не Любил Ее. Важна только музыка, только скрипка, концерты, гастроли …Она лежала в темноте и тишине и почти физически ощущала, как ее жизнь медленно рассыпалась в прах… Исчезало и падало в небытие все, что когда-то было между ними, все их чудесные вечера, прогулки, беседы, путешествия. Казалось, что это были какие-то другие люди, а не она и Тео, другие, счастливые и влюбленные… они вместе ходили в театры, обсуждали выставки и концерты, пили по вечерам вино, придумывали идеи для ее картин и подбирали репертуар для его концертов. И было интересно друг с другом.

Теперь же все это меркло и исчезало в темноте… пустота стирает ее воспоминания... Она попыталась представить его запах, его прикосновения, его улыбку, но не смогла. Только этот взгляд, чужой и безразличный – это все, что у нее осталось… Больше нет ни любви, ни радости, ни надежды, ни связи между ними…  «Я одна, я совсем одна…» Ей казалось, что она падает, медленно падает в темноту и одиночество поглощает ее.

И вдруг внезапная вспышка света разорвала ее разум. Как! Нет! Я не одна! Чесси резко выпрямилась и тряхнула головой, будто пытаясь вырваться из этого оцепенения. «Я знаю, что надо делать!» Она как будто увидела всю свою жизнь сразу, как будто перенеслась в параллельную реальность. Маленький городок на берегу теплого моря, один из тех, то она видела совсем недавно, узкие улочки, старые дома, уютный дворик, плющ на станах и яркие зеленые ставни. Шум толпы у фонтана, детские голоса, совсем другие люди рядом, совсем другая, медленная и неспешная жизнь. «Ну что ж, пусть так и будет…» Чесси выдохнула и разрыдалась. Слезы просто катились по ее лицу, и она не пыталась их остановить. «Пусть так и будет… пусть так и будет… » - повторяла она, по матерински успокаивая саму себя. «Не плачь, милая, ты можешь, все будет хорошо. Завтра соберешь вещи и купишь билет. Все будет хорошо».

Наплакавшись, она вытянулась на диване, по кошачьи выгнув спину, вздохнула. «Интересно, а какие будут глаза? Карие, как у него или серые, как у меня? И какие будут волосы? Хорошо, если такие же мягкие…» Где-то в глубине ее души зашевелился теплый пушистый комочек. Потом она стала перебирать в голове имена, произнося их шепотом, будто пробуя на вкус печенье, и тихо улыбаясь своим мыслям, постепенно заснула.

***
Мне нужно побыть одному, сказал он и отстранился. Ему было невыносимо душно и тесно в этой потемневшей и сжавшейся до размеров чулана комнате. Стены буквально валились ему на плечи, в окна втекала липкая серость, хотелось вырваться и бежать, бежать из этого кошмара. Он с трудом нашел дверь…

Свобода!

Улица приняла его в свои объятия, как старая проститутка: умело, привычно и не задавая вопросов…  Он шел широким шагом, жадно вдыхая прохладный вечерний воздух, мелькали торопливые фигуры и озабоченные лица, все куда-то спешили, занятые бесконечно важными и бессмысленными делами. «Просто удивительно, какую свободу дает толпа! Ты течешь в этой реке человеческих тел, никому не принадлежащий и никому не нужный, и никому до тебя нет дела» - «Они ничего от тебя не ждут, не требуют и ты ничего им не должен… Ни музыки, ни совершенства.

Для них меня нет…
Меня нет… меня нет… меня нет…

Нет ни легкости, ни мастерства, ни таланта. Его и не было никогда. Мы то с тобой точно знаем, что его не было», - Тео мысленно разговаривал с самим собой. «Только страх, бесконечный страх, что все узнают о том, что я бездарен и у меня нет таланта, есть только отчаянная надежда развить то немногое, что у меня есть. А что у меня есть… что у меня есть..  Есть надежда, что когда-нибудь мой бесконечный многочасовой ежедневный труд позволит мне приблизиться к тому, что делают по-настоящему талантливые люди, мастера… Все что у меня есть, это попытки спрятаться за технику, совершенствуемую годами. Если бы у меня был настоящий талант! Легкий, искрящийся, парящий, как у Паганини, как у Моцарта… Но у меня нет… а теперь нет еще и времени… к тому же рука… Теперь все, теперь конец… Теперь все увидят, как я нелеп, смешон и жалок… и кто я на самом деле. На первой же репетиции вся эта оркестровая человеческая мерзость будет переглядываться за моей спиной. Будут обсуждать и галдеть, как чайки на помойке, будут смеяться в своих вонючих курилках, ничтожные твари. А самые отвратительные, те, которые называют себя друзьями, будут сочувственно похлопывать по плечу, мол, ничего старина, бывает…Невыносимо!»

Незаметно для самого себя Тео оказался на набережной. Здесь было как-то спокойнее и тише. Пахло холодной рекой, старыми деревянными лодками и мокрой каменной мостовой. Ночные волны тихо покачивали на своих обнаженных бедрах отблески фонарей. Река отдыхала и ее глубокое дыхание становилось вечерним туманом.

Тео любил это место, ему нравилась река, ее простота и сила. Она текла, не останавливаясь и задумываясь, ни на кого не обращая внимания, спокойно и смиренно неся в себе свою тайну. «Откуда у нее столько сил?» - Тео облокотился на старую ограду… он помнил эти перила еще с юности, когда приехал учиться в этот красивый старинный город. Сколько всего было на этой набережной! Он гулял здесь, с друзьями, распевая песни и дурачась. Зарабатывал первые деньги, выставив шляпу и играя туристам Вивальди. Водил сюда своих подруг любоваться закатами, а потом и рассветами. Но больше всего он любил бывать здесь один. Река успокаивала, забирала его волнение и тревогу. Только рядом с ней он мог не скрывать своей боли, слабости, отчаяния. Она спокойно принимала его таким, как есть, не оценивая и не осуждая. Тео долго стоял, глядя в темноту над водой, а время просто текло через него, и волны забирали время его жизни.

Скрежет и грохот вывел Тео из оцепенения. Это старый художник тащил тележку с мольбертом и непроданными за день картинами. Чесси! Как там она? Тео почувствовал, что устал и ему захотелось домой.

***
Чесси проснулась от шума чайника на кухне: «Вернулся… пойду посмотрю, как он там» - что бы ни было, она не могла не беспокоиться о нем… Тихо спустившись вниз, она некоторое время наблюдала за ним из темноты. В ней снова проснулся художник: «Общий темный фон, мрачные силуэты стен, сжимающие пространство. Маленькое пятно красновато-желтого света от камина в глубине квартиры напоминает пещеру, освещенную костром… И рядом маленькая согнутая фигура с протянутыми к огню руками…  как будто ищет помощи и тепла. Что-то с ним не так…что-то не так… Он как будто стал ниже ростом, почему такие безвольные сутулые плечи, опущенная в бессилии голова… Что-то в нем сломалось…»

- Привет, ты вернулся? – прошелестел опавшими листьями ее голос
- Да, замерз и проголодался. У нас есть что-нибудь?
- Я не готовила ужин… но есть немного сыра и хрустящий хлеб.
- Подойдет

Ей стало безумно жаль этого усталого, бледного, и такого родного человека. «Уже ночь, где он бродил все это время? О чем думал? Надо поговорить, нельзя просто оставить его в таком состоянии. Даже если это наш последний вечер вместе, пусть он будет тихим и теплым, подумала она и принялась собирать обычный для их богемной жизни ночной перекус. Чесси неспеша заваривала лавандовый чай, расставляла на столике перед камином чашки и глиняные мисочки. Она любила красивую посуду, но еще больше вылепленную собственными руками керамику. Эти смешные и кривоватые мисочки с наивными узорами и делали даже самую простую еду божественно вкусной.

Тео, привалившись к диванным подушкам и согреваясь горячим чаем, ощутил, что совсем не сердится на Чесси, от былого раздражения не осталось и следа. Поддавшись невинной лавандовой магии, он невольно залюбовался неспешной грациозностью своей подруги. Чесси двигалась так спокойно и плавно, что даже время вокруг нее замедлялось, тревоги внешнего мира затихали, и беспокойные мысли Тео текли как-то ровнее. Чесси вся словно состояла из мягких и плавных линий. Ему казалось, что сейчас она была какой-то особенно женственной, как будто-то внутри нее звучала тихая и немного печальная музыка. «Интересно, о чем она думает? Я как будто слышу ее мысли, но не могу разобрать слов… Возможно, я был слишком резок с ней… она весь вечер провела одна…» - подумал Тео.

- Как ты? –грустным опадающим лепестком прозвучал ее голос
- Знаешь, я решил отменить концерт.
- Ты не можешь… не должен… тебя будут ждать!
- Завтра утром позвоню агенту, и он все уладит. Не о чем беспокоится, это предусмотрено в контракте.
- Я не о контракте, я о тебе, и о людях, которые будут ждать тебя и которым ты нужен
- Никому я не нужен, заменят на другого солиста. Я не могу играть…
- У тебя так сильно болит рука? Давай завтра поедем к доктору. Ты успеешь восстановиться, время еще есть.
- Дело не в руке, Чесси… Я не могу играть, потому что… я сам не знаю, почему… что-то со мной не так, что-то сломалось… там… внутри, и я не понимаю, что… Пальцы не гнутся, скрипка не слушается, ты же помнишь, что было сегодня… это не сюита, а скулеж больной собаки. Я не могу допустить, чтобы кто-то это услышал…
- Милый мой, зачем ты так… Ты несправедлив к себе, ты слишком строг…Она попыталась его обнять, но он не отозвался на ее ласку … Волна нежности, разбившись о прибрежную каменную печаль, пеной вернулась в море.

Чесси чуть отстранилась, давая ему больше свободы, и взяла его за руки. «Какое странное чувство… как будто это сухие ветки, которые вот-вот сломаются… Он не отвечает мне…» Его руки, всегда такие теплые, отзывчивые, полные трепета, откликающиеся на малейшее движение души, сейчас молчали… «Он уже все решил, его бесполезно отговаривать и убеждать, он завтра отменит концерт … а я уеду… и он останется здесь один… что с ним будет?» - В надежде найти ответ, Чесси посмотрела на него долгим изучающим взглядом. Холодом и тоской ответила ей кареглазая бездна. «Его нельзя оставить одного в таком состоянии… он не выберется…»

Так бывает, что печаль и тоска приходят к человеку внезапно, из ниоткуда, поднимаются из глубин души, как ледяная вода из морской пучины, как призраки из переживаний прошлого, как туман из страхов перед будущим. Иногда сложно понять причину, да и стоит ли ее искать… нужно просто помочь это пережить, протянуть руку, вывести к теплу и свету, потому что сумрачные тени так просто не отпускают, уж она-то это знала. «Я не оставлю тебя в темноте и пустоте, мой родной, мой близкий, мой обожаемый Тео… я что-нибудь придумаю, чтобы вытащить тебя» И она, как настоящая женщина, решила немного схитрить…

- Ну хорошо, раз ты решил, пусть так и будет. Но это ведь впервые, правда? Ты еще никогда не отменял концертов?
- Нет… Удивившись внезапной перемене настроения, он следил за ее дерзкой улыбкой, которая, как рыжая белка, скакала от фразы к фразе. Она явно что-то задумала.
- Тогда давай это отметим? Мне кажется, у нас еще осталось Pinot Grigio
- Отличная мысль, - он постарался ответить бодрее, просто, чтобы поддержать ее – а про себя подумал: «Бедная… бедная моя девочка… старается меня утешить и развеселить, какая она все же наивная…" – А сыр еще есть?

За пару минут она натащила всякой снеди, а он открыл бутылку, привезенную из путешествия.

- Ну его к черту, это концерт!  - они звякнули огромными бокалами и рассмеялись.
- А давай фотки посмотрим? Мы же еще их не разбирали…

Они принялись рассматривать фотографии из недавней поездки, делиться впечатлениями, вспоминать самые яркие эпизоды. Постепенно к ним вернулась теплота, и пушистое чудо душевной близости свернулось между ними рыжим котенком, зажмурилось и вытянуло лапки. Оказалось, что есть невероятное количество вопросов, тем и мыслей, которые хотелось обсудить, спросить и поделиться. Они говорили сразу и обо всем, то внимательно слушая, то перебивая друг друга как весенние птицы, о серьезном и простом, о немного грустном и очень важном.

- Смотри, небо посветлело, скоро рассвет
- Мы почти всю ночь просидели за разговорами
- С тобой я не чувствую ни времени, ни усталости
- Надо немного поспать, пойдем наверх?
- Пойдем…

***
Тео заснул. Чесси осторожно выскользнула из-под его руки, подобрала с пола небрежно брошенную рубашку. «Боже, как же она пахнет… как я люблю его запах…» Накидывая ее на плечи, она замерла, неожиданно почувствовав саму себя частью композиции. Время опять остановилось… «Запоминай… Ранее утро, полупрозрачная, будто проступающая из облака, спальня, теплые рассветные лучи в высокие окна, растрепанная, как пион, постель и лепестки белья на полу. Спящий мужчина, его расслабленная поза и свесившаяся рука… Женщина в мужской рубашке, солнечные блики на обнаженной груди… Он спит, а она любуется им. И даже название уже есть: «Рассветная безмятежность». Запомнила? Теплый свет, легкие краски, размытые линии, возможно, акварель, композиция строится от женской фигуры.»

Чесси вернулась в реальность: «Нарисую! Обязательно! Обещаю…», а сейчас нужно сделать еще кое-что. Она тихонько, на цыпочках, стараясь не скрипеть половицами, спустилась вниз и приоткрыла дверь в комнату Тео. Она редко туда заходила, это был его мир, место для репетиций, работы, уединения. Тут время текло иначе, и были свои законы. «Я ненадолго, мне очень нужно…» - произнесла она шепотом, и обвела взглядом книжные шкафы, стол, кресла рояль и пюпитры.

Чесси осторожно открыла скрипичный футляр. Скрипка, как потревоженная примадонна, блеснула на нее лакированным взглядом. «Прости меня… он твой, я возвращаю его тебе. Для него нет ничего важнее музыки и тебя. Пожалуйста, сжалься над ним…» Не решившись прикоснуться к скрипке, Чесси тихо опустила крышку и вышла из комнаты.

***
Было уже позднее утро, Чесси варила кофе, а Тео нервно постукивал пальцами по столу в ожидании завтрака. Он все еще не сделал звонок.

- Послушай, может быть, ты попробуешь еще раз перед тем, как все отменить?
- Думаешь, стоит?
- Давай я заменю тебе повязку на легкий бинт? – Чесси немного поколдовала над порезом и Тео почувствовал, что боль почти ушла.
- Пожалуй, попробую, - тревога и надежда в его голосе зазвучали скрипично-флейтовым дуэтом.
Торопливо глотнув кофе, он ушел к себе.

Как затаившаяся кошка, Чесси прислушивалась к доносившимся звукам: «Это настройка, это пробы, это, наверное, какие-то пробные фразы». Время для нее сжалось, изогнулось дугой и наконец распрямилось каскадом быстрых, взмывающих в высоту звуков. Сюита звучала легко, ярко и трепетно – «Получилось! У него получилось! Он смог!» Она слушала эти нервные, порывистые, полные страсти звуки и плакала беззвучными жемчужными слезами.

***
- Чесси, ты какая-то бледная сегодня. Все в порядке?
- Что-то неважно себя чувствую…
- Может быть, нужно ко врачу?
- Я была вчера. Выписали таблеток и сказали полежать, просто нервное переутомление.
- Ну хорошо, отдыхай! Я побежал, у меня сегодня сводная и адское количество работы. Третья часть еще совсем сырая и струнные звучат, как стая пингвинов. Надеюсь, успеем дотянуть! Отдыхай, я буду поздно.

Хлопнула дверь.

Чесси медленно пошла на кухню, налила стакан воды и села на широкий подоконник. «Ты хорошо подумала, дорогая? – Да – Ты будешь жалеть – Я знаю. Я буду жалеть в любом случае. Я выбираю его». Она достала из кармана маленькую коробочку. «Как странно… таблетка определяет судьбу…» Мир снова замер, а в голове зазвучал все тот же бесстрастный голос: «Запоминай. Передний план: подоконник, стакан воды, белая таблетка, строго, резко, жестко, почти жестоко. Фон: окно, сумрачный свет, туман, силуэты домов и деревьев, размыто, неопределенно, недосказано. Возможно: женская рука на подоконнике или тень от женской головы на стекле. Но, возможно и нет. Надо попробовать. Общий тон холодный, тени резкие, должно быть неприятно, так, чтобы хотелось отвести глаза, а затем снова посмотреть.  Возможное название: «Выбор судьбы». Запомнила? Да!»

Чесси вышла из оцепенения. Было холодно, ее знобило... «Я буду об этом жалеть…» Она чуть не выронила таблетку, руки дрожали и почти не слушались «вот он, выбор судьбы…» - глоток, еще глоток, все… А теперь надо пойти и лечь и не о чем не думать… будет больно…

***
Зал аплодировал ему стоя. Уже в третий раз вызвали на поклон. Это была слава, настоящая слава! Он вернулся! Он смог! Он снова там, где должен был быть всегда – на сцене, в лучах прожекторов, творящий свою музыку, рождающий ее своей скрипкой, своей душой, плотью своих истерзанных пальцев, всем своим телом и существом. Она и только она, музыка – его единственная любовь, его бесконечная радость и вся его жизнь, вновь одарила его своей благосклонностью!
Зал грохотал. Аплодисменты катились громовыми волнами

Тео пил свою славу, как горячее вино, жадно, захлебываясь и не отрываясь. Он впивался в нее до головокружения как в женское тело. Как долго она дразнила его близостью и не давала ни малейшего шанса. Сколько ночей он провел в мечтах о ней, сколько дней в изнуряющих репетициях, и вот наконец-то! Это был настоящий поединок, болезненный и долгий…. И он подчинил ее себе, эту неприступную гордячку. Он всех, вех их подчинил своей воле. Не смея ослушаться, покорный оркестр следовал каждому взмаху его смычка. Вторые скрипки, как наложницы, ловили взгляд сурового господина, а публика…. Возбужденная впечатлениями публика не скрывала своего восторга!

Чесси единственная во всем зале воспринимала происходящее отстраненно, наблюдая из темноты дальней ложи. В момент, когда красавица сцена ласкала Тео лучами прожекторов, она снова услышала тот самый голос. «Запоминай: развернутая в горизонталь композиция, сцена, с чрезмерно богатым античным декором, большой оркестр, шевелящийся, как скопище черных жуков, слишком яркие цветы и пестрота зрительного зала. Посреди всего этого маленькая гибкая фигура скрипача в лучах прожекторов наслаждающегося успехом. Запомнила? – Да. Надо поскорее написать все это, чтобы перестать думать, перестать чувствовать боль и поскорее перевернуть страницу. Надо сделать выставку, я уже и название придумала: «Прерванная сюита»- Очень хорошее»

«Браво, маэстро!» - громкие крики вернули Чесси в реальность и мыслям о Тео. «Наконец-то он счастлив! Наконец-то! У него получилось!» Она одна знала, сколько отчаяния и тревоги скрывалось за этой сдержанной улыбкой, какую боль и напряжение преодолевали эти пальцы, чтобы достичь легкости. Она одна знала о его сомнениях и страхе, хотя они никогда не говорили об этом… Как это ужасно, не верить в себя, не осознавать своего таланта, каждый день сомневаться в том, что имеешь право… Как он мог жить все это время, неся в себе такой груз? Теперь с этим покончено, у него получилось, и моя жертва была не напрасной… И сколько же еще нужно нежности любви и тепла, чтобы его крылья окрепли и набрали силу? Все, что у меня есть…только бы видеть его свободным и счастливым!

***

Из дайджеста новостей культуры:
«Главным событием уходящего арт сезона по праву можно считать выставку работ художницы Франчески де Лусиа. Ее работы были столь экспрессивны и эмоциональны и привлекли к себе так много внимания, что организаторы дважды продлевали сроки экспозиции. Количество посетителей многократно превзошло ожидания, а споры по поводу самых интересных и неоднозначных работ продолжаются до сих пор. Основной темой выставки стала любовь художницы к музыке выбор названия также не случаен: «Прерванная сюита» — это рассказ не только о музыке, но и глубине человеческих переживаний. Необходимо также отметить, что посол Италии, посетивший выставку, незадолго до открытия, высоко оценил мастерство Франчески и выразил готовность оказать содействие в организации экспозиции ее работ во Флоренции и Риме».

©Наталия Венерова 17/06/2024