Художественное дополнение к13 тезисам

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ДОПОЛНЕНИЕ К13 ТЕЗИСАМ.
Предисловие.
В заключительной части повести о Марине помещены два небольших отрывка о работе в экспедиции и устройстве на работу дворником после распада СССР.
Отрывки эти как нельзя лучше подходят к чересчур абстрактным тезисам в самом конце Приложения, являясь неплохой иллюстрации к ним.
    В повести о Марине они ни к месту, а учитывая ее бездарность, я думаю, что мало кто добрался до них и прочитал.
    И я решил выделить их в отдельное произведение и поместить сразу после Приложения, что и делаю.


     Впервые я устроился дворником в наш ЖЭК зимой 1992-93 гг. Меня никак не хотели брать из-за моего высшего образования. И только Северная Хитрость помогла мне проникнуть в ряды дворников! Подобно Остапу Бендеру или Капабланке я осуществил маленькую комбинацию, которой весьма горжусь и о которой хочу поведать. Итак…
Наш 5-этажный дом издавна, вот уже лет 10 не обслуживался ЖЭКом и дворника на нем не было. И вдруг, наше кооперативное правление подписало договор и мы перешли под юрисдикцию ЖЭКа. И я подумал, что неплохо было бы мне работать дворником на собственном доме. И ходить никуда не нужно! К тому же, это спасло бы нас с мамой и двух наших собак и двух кошек от неотвратимо надвигающейся голодной смерти. Я не шучу! Сбережения наши одномоментно, чудесным образом превратились в абсолютный нуль. В МГУ денег вообще не платили. Перестали и не думали начинать снова. Да и какие там деньги! Меньше, чем мамина пенсия, которой к тем временам хватало лишь на то, чтобы заплатить за квартиру ина вечный слоеный пирожок. И больше ни на что, хоть ты тресни! К тому же, несколькими годами ранее я покинул МГУ и мы жили исключительно на мои северные сбережения. Я рассчитывал, что их вместе с пенсией мамы нам легко хватит лет на 10 и намеревался посвятить эти годы исключительно прогулкам в наших Прекрасных Загородных Местах! А потом видно будет. Обвинение в тунеядстве при Горбачёве уже не грозило и я считал, что впереди меня ждёт земной рай. Как бы не так! Судьба распорядилась иначе и к январю того года у наших собак уже начала вылезать шерсть от неполноценного питания. Мы пускали их во двори они сами искали себе еду. Я помню, как на Новый Год Балка притащила откуда-то целый батон докторской колбасы и мы разделили её поровну между нашими животными! Мы с мамой не едим колбасу…
Годами наш дом не убирался, зарос мусором и грязью и никто из профессиональных жэковских дворников не хотел брать его себе и фактически даром разгребать завалы. Мне казалось, что это повышает мои шансы и что меня сравнительно легко примут на работу. На самом деле всё оказалось иначе, чем в действительности! Любимое выражение Вити Малиновского, давнего друга Петра Николаевича, непроницаемого, невозмутимого юмориста и мистификатора в тёмных зеркальных очках…
Нашей с мамой хорошей знакомой была баба Настя, проживавшая в соседнем доме и с незапамятных времён работавшая дворником в нашем ЖЭКе. Ей искренне хотелось помочь нам, иначе на что же нам жить? Вся жэковская механика и хитрости ей были известны из первоисточника.
И вот, в один прекрасный день, незадолго до новогодних праздников я отправился в ЖЭК, устраиваться на работу. Меня ждала неприятная неожиданность. Даже протекция бабы Насти ничуть не помогла… Они не отказали мне прямо. Ничуть не бывало! Они сказали, что посмотрят, подумают, но вообще-то у них нет сейчас свободных домов и рабочих мест. Но они посмотрят! Приходите потом, после праздников. И я ушел ни с чем, кроме туманных обещаний…
— Как же, нет свободных домов! — возмущённо всплеснула руками баба Настя. — А твой дом? Никто не хочет его брать! А они просто врут тебе, Серёжка!
Она всегда называла меня Серёжка. И сейчас зовёт так… Положение казалось безнадёжным. Но тут, не иначе сам Господь вдохновил меня на Северную Хитрость, на гениальную комбинацию, не уступающую той, которую я осуществил на морковном поле.
Я сказал маме, чтобы она сходила к ним и, не называя себя, попыталась предварительно договориться с ними о работе на нашем доме. Мой ясный аналитический ум и метод дедукции говорили мне, что ей это удастся без особого труда. Так и вышло! Вместе с тем, я прекрасно понимал тупиковость варианта, в котором мама числилась бы дворником, а работал бы вместо неё я.
Баба Настя объяснила нам эту механику. Взяв маму, они начали бы контролировать и проверять её, а обнаружив, что работаю я, которого они только что хитроумно отвергли, они сразу же указали бы на дверь и маме!
— Они вредные, Сережка, и ни за что не потерпят чтобы их перехитрили - говорила баба Настя, - Но ты попробуй. А что делать?
Но мой замысел был гораздо глубже и тоньше. И я осуществил его, как по нотам!
Итак, моя мама сходила к нам и по ее словам, они буквально ухватились за нее! Но при этом она не сказала им, кто она и где живет. Просто пенсионерка! И я тут же привел свой план в действие Я хранил его в тайне от мамы и от бабы Насти, чтобы они неосторожным словом или действием не помешали . И вообще, если бы они узнали, то сразу сказали бы, что НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ!
На другой день мы с мамой отправились в ЖЭК. Мама осталась у дверей, а я вошел внутрь. У дверей той комнаты, в которой обычно собирались техники-смотрители и прочее начальство, Обычно, к середине дня они прочно обосновывались в этой комнате , пили чай, сплетничали, вязали… В этом и заключалась большая часть их рабочего дня.
Баба Настя проинформировала нас об этом и я шел наверняка, не боясь, что кого-то не застану! Все были на своих местах.
Итак, я сказал маме, чтобы она ожидалы у дверей, а когда я уроню сумку, сейчас же входила к ним. Остальное - мое дело! Для этой цели я положил в свою сумку гантелю. Эксперимент показал, что звук и падении получается отчетливый и его прекрасно слышно даже через закрытую дверь... И я вошел внутрь…
— А я опять к вам! Устраиваться на работу! - фальшиво улыбаясь, начал я. В Ответ они буквально расцвели улыбками. Доброжелательство ко мне так и лучилось из их добрых глаз. Ведь теперь в их руках был несомненный козырь. Мама, о которой они не знали, что она моя мама.
- Вы опоздали. - любезно оказали они. - ведь мы же уже сказали вам, что все места заняты.
И всё это культурно и доброжелательно. Они внутренне наслаждались своим явным превосходством над наивным недотепой. Совсем, как Леонид Клеин! Нет, ему точно нужно идти в техники-смотрители!
- А мне сказали, что мой дом свободен, что никто там не работает…
Я играл роль человека растерянного, огорошенного, не знающего, что сказать и полностью переигранного этими мастерами жэковской интриги.
-Кто же это мог вам сказать? - пропели они ангельскими голосами!
-На работу принимаем и нам прекрасно известно, что этот дом уже занят. Вот когда что-нибудь освободится…
Я изобразил из себя человека окончательно выбитого из колеи, растерянного, не знающего, что сказать, пробормотал что-то вроде “извините” и сделал вид, что собираюсь уходить не солоно хлебавши. Я даже взял в руки свою сумку, которую в начале разговора положил на тумбочку у дверей, но не удержал в руках и неловко выронил.
В полной тишине звук падения прозвучал отчетливо... Я нагнулся, столь ке неловко поднял сумку, замешкался у дверей, явно не зная, что мне делать, и тут…

И тут дверь отворилась и вошла мама. Глаза техников-смотрителей прочего отребья блеснули радостью и торжеством! Мой расчет оказался безошибочным. Им захотелось окончательно унизить меня и смешать с грязью.
- А вот он, этот человек, который работает на вашем доме! - радостно сообщили они мне. И уставились на меня своими добрыми глазами.
Спокойно я обернулся к ним. От недавней растерянности не осталось и следа. Холодный стальной клинок. Штирлиц! Зигфрид! Выдержав многозначительную паузу, я спокойно произнес, четко выговаривая слова:
ЭТО- МОЯ МАМА
Краткость - сестра таланта! В эту короткую реплику я вложил весь свой актерский талант, если таковой у меня имеется. Наступила полная тишина. Немая сцена…
К чести работников ЖЭКа они сумели оценить мой режиссерский и сценический дар. Возможно, тому способствовал наступающий Новый Год и я предстал перед ними в образе этакого затейника, скрасив их унылые жилищно-коммунальные будни, разыгравшегося специально для них увлекательный, интригующий спектакль...
И Раиса Григорьевна, единственный хороший человек в руководстве ЖЭКа, беззлобно рассмеялась и миролюбиво сказала:
- Ну что с вами поделаешь? Приносите документы. С 1 января будете работать на своем доме и доме 93, к.2.
И она объясняла, что по их правилам дома эти составляют комплекс и разъединить их нельзя. А документы у меня естественно были с собой! Смолина поджав злые, тонкие губы, хотела что-то возразить, но Раиса Григорьевна в корне пресекла ее поползновения коротким:
ХВАТИТ!
Так я и стал убирать снег и мыть лестницы на двух 5-этажных домах, Что спасло Меня и маму от глубокой нищеты. Платили тогда хорошо! Не то, что сейчас... Раиса Григорьевна  единственная из того состава, кто продолжает у нас работать. Она оформляет наряды и рассчитывает зарплату. И только благодаря ей из моих жалких грошей практически ничего не вычитают. 200 руб или в этом роде, как давеча.
- Сережа! Сейчас совсем другие требования! - с грустью сказала мне недавно Раиса Григорьевна, когда я зашел в ее кабинет, навестить старую знакомую. С моей мамой они вскоре стали друзьями.
Кстати! Техник-Ирана как-то заметила, обнаружила, что я хожу в гости к Раисе Григорьевне и как всегда истолковала это превратным образом, все отнесся к своей ничтожной личности.
— Ты зачем ходишь на меня жаловаться Не смей туда ходить! Я с тобой не знаю что сделаю!
Теперь это одна из ее тем, один из психозов. Ей мерещится, что я постоянно практикую доносы на нее и добиваюсь, чтобы ее уволили. Как-то, хитрым голосом сумасшедшей она пропела, мне:
— Ты думаешь, что уволят меня, не тебя? Я всё делаю правильно! Мной все довольны! А ты посмотри на себя! Над тобой же все смеются
- 5 минут смеха заменяют килограмм моркови. - мгновение отреагировал я в в духе Валеры. А Ирина понесла уже явный взор. Что она спросила у Николая Васильевича,, что если встанет выбор между ней и мною, то кого он предпочтет. И Ник. Вас. якобы ответил ей, что она очень ценный и добросовестный работник, а ко мне всё время какие-то претензии…
Одним словом, я - правильный домовой! Правильный техник-смотритель…
А теперь я расскажу о своем подвиге, сравнимом с подвигами Геракла, случившемся в конце марта первого года моей работы. Оба дома достались мне в январе. В ноябре и декабре снег на них никто не убирает, а погода была весьма специфическая. То снег, то дождь, то мороз, а то оттепель! И всё это в невероятных количествах! А в результате получилось, что к Новому Году на двух моих домах закономерно образовался полуметровый слой льда. Новый снег падал на этот лед и z убирал его поверх льда. По льду моя огромная лопата скользила идеально и наличие такого льда лишь облегчало ю работу...
Так миновала зима и наступила весна, И мне исправно закрывали наряды и платили причитающиеся деньги. Кстати, Дмитрий! У дворников нет зарплаты. А есть сложная и запутанная система расценок, По которой ежемесячно составляется наряд и рассчитывается причитающаяся сумма. А кругом только и слышишь, как о мифической зарплате дворника. Нет этого, Дмитрий! Не смешите меня!
Так вот, вою зиму мне исправно платили, а когда в конце марта я в очередной раз пришел расписываться в нарядах, в глаза мне бросилась необычайно мизерная сумма причитающихся мне в марте денег.
-В чем дело? - спросил я. - На обанкротилась ли ваша контора?
-Нет, не обанкротилась! - весело воскликнули они.
И не менее весело объяснили, что вычли у меня из зарплаты, потому что у меня НЕТ АСФАЛЬТА! Не имеется в наличии! И что они’ всю зиму закрывали на это глаза, а теперь не могут. Делать асфальт главнейшее требование к дворнику и я должен это выполнять.
- Так у меня же с самого начала был лед! - воскликнул я.
-Я не виноват! А снег весь март я убирал исправно.
-Ничего не знаем. - ответила Смолина, - От нас требуют асфальт.
-Так что же мне делать? - спросил я.
-А ты ломиком, ломиком! — ехидно произнесла Смолина. Мы все уже были на ты! Ей явно хотелось взять реванш за новогоднее фиаско. Она но забыла мою Северную Хитрость!
Делать нечего. Разговор этот происходил в пятницу вечером, в самом конце марта. И я раздобыл лом, взял свою огромную лопату и уже в 6 утра субботы вышел на территорию. Делать асфальт! Я хотел посмотреть, как это выглядит в натуре. На успех предприятия я совершенно не надеялся, но почему бы не попробовать?
Итак, я вышел в 6 утра и начал колоть лед. Происходило это, если мне не изменяет память, 23 марта 1993 года… Погода в те дни стояла солнечная. По ночам немного подмораживало, а днем столбик термометра показывал градуса 3 тепла. Самая подходящая погода, чтобы колоть лед. Но не такие же количествах!
Сначала я колол лед беспорядочно и бессистемно, в основном превращая его в ледяную крошку, бурое ледяное сало. Бурому цвету лед был обязан автомобилям, наносившим своими колесами во двор всякую дрянь.
Главная особенность моего интеллекта в том, что к любому делу я подхожу творчески, как Шерлок Холмс или ученый-исследователь. И вскоре я обнаружил, что гораздо легче, проще и эффективной откалывать крупные ледяные блоки, наподобие тех, из которых древние египтяне строили пирамиды. Через довольно короткое время я приноровился к такой манере и нашел, что откалывание блоков идет у меня без сучка и задоринки, а асфальт очищается ото льда качественно и достаточно быстро. И если я и но успею очистить весь асфальт к понедельнику, то во всяком случае заметно продвинусь!
И тут мне, чисто ассоциативно, пришло в голову тут же складывать из ледяных блоков пирамиды. На обочине, вдоль дороги. Сказался мой непогрешимый Эстетический Вкус и идеальное Чувство Прекрасного! Шучу! Но работа действительно пошла, быстрее и интересней, превратившись в творчество, в работу скульптора.
2 дня трудился я в этом стиле. Результат поражал воображение, был впечатляющим, напоминал свидетельства визита внеземных цивилизаций! Представьте себе! Чистейший, словно вымытый с мылом, темный асфальт. По бокам дороги полуметровый скол льда. А чуть подалее, в стороне от дороги два ряда пирамид, по обе стороны. Выше человеческого роста! Из аккуратных, огромных ледяных блоков. И все это сверкает и искрится изумрудным блеском в низких лучах заходящего Солнца. Лунный пейзаж! И так вдоль двух моих домов.
В понедельник, с утра я отправился к техникам. Мне было, ЧТО им показать. Я вновь задумал небольшой спектакль, маленькую комбинацию Талантливый человек талантлив во всем. Я не хвастаюсь, Дмитрий. Я всего-лишь действую в соответствии с афоризмом Пруткова:
Что скажут о тебе другие, если сам ты о себе ничего сказать не можешь?
К тому же у меня имеются свидетели и очевидцы . Конечно, я мог подговорить их, но не чересчур ли это сложно? Не чересчур ли в духе Леонида. Клеина?
Вся команда была в сборе, включая Смолину, а ее-то мне и было нужно! Я намеревался в очередной раз посадить ве в лужу, подобно коту Леопольду или зайцу из Ну Погоди..
- Ну что, пришел расписываться в нарядах? - весело обратилась ко мне Смолина. В пятницу я отказался от этой процедуры.
- Да... - лаконично сказал я. - Пора бы и расписаться…
И они снова подсунули мне пятничные наряды.
- Что вы мне даете? - притворно удивился я. - У меня совсем другая зарплата!
-А асфальт? - ехидно промолвила Смолина. - У тебя везде лед, а надо чистить до асфальта.
-С чего вы взяли, что у меня лед? - продолжал удивляться я, - У меня везде чистейший асфальт! Вам просто померещилось! Зрительный обман зрения.
Они отмахнулись от меня, как от барона Мюнхгаузена. Мол, хватит заливать.
— А пойдемте посмотрим! - запальчиво предложил я, будто эта мысль только-только пришла мне в голову. - Пойдемте посмотрим! У меня везде асфальт!
— Пойдем, пойдем! - охотно согласилась Смолина. - Ей хотелось уличить меня во лжи и вдоволь поиздеваться надо мной. Ей и в голову не приходило, что с полуметровым льдом можно что-то сделать и так быстро.
И мы пошли. Всей депутацией. Все техники-смотрители и начальство направились на мою территорию. Идти было метров 200. Весь недолгий путь я молчал, а они говорили между собой о своих делах. Кто отлынивает, кто уходит в отпуск, у кого заболел ребенок. Ну и так далее.
Наконец мы пришли. В соответствии со своей Северной Хитростью я вел их к участку таким образом, чтобы вся неземная картина открылась перед ними сразу и во всей полноте и величии.
Добился я этого элементарно! Не бином Ньютона. Я просто шел впереди, а они машинально следовали за мной, всецело занятые своими глупыми разговорами. Я сыграл роль поводыря для этого стада своих начальников.
И вот, перед ними открылся волнующий душу пейзаж! Сначала они даже не поняли, ЧТО это такое и ОТКУДА вдруг взялось?
— А вы говорили, что у меня нет асфальта? - голосом Валеры произнес я. И у Смолиной медленно отвисла нижняя челюсть... Остальные пребывали в неменьшем шоке! И только Наташа Петухова, мой персональный техник-смотритель, смотрела на меня в немом обожании. Она была, пожалуй, единственным из начальства, кто оценил мой героический труд. Отсюда и началась наша дружба. 2 года мы работали душа в душу! Какой контраст с Ириной! Небо и земля!
У меня катастрофически нет времени рассказать об этом. Благодаря Ирине! Поэтому завершаю эту жизненную картину. Добавлю лишь, что Наташе было 30 лет, муж ее был офицером. Спустя 2 года он нашел какую-то хорошую работу и они уехали из Москвы. На прощание Наташа подарила мне целый воз новехонькой, ненадеванной одежды. Ее муж был примерно одного со мной роста. Она хотела сделать мне подарок, к тому же им было неудобно увозить такое количество различного скарба. Так мы и расстались...
В том марте Смолина была вынуждена закрыть мне наряд по зимним расценкам. Это не единственный мой подвиг. Есть и другие. Есть и свидетели, но нет времени...
Ещё я планировал коснуться темы: АВТОМОБИЛЬ - как символ Цивилизации и несомненное доказательство того факта, что человечество прочно пребывает в иллюзиях.
Для упрощения этой задачи и сокращения текста отсылаю вас к рассказу Грина “Серый автомобиль”. В общем, там сказано всё. К сожалению, Грин поддался искушению прибегнуть к дешевому эффекту, потрафить публике. Поверьте,  Дмитрий, Сидней мог страдать, мог чувствовать себя живущим в мире абсурда, в сумасшедшем мире, но он не мог свихнутьсястоль примитивным образом! Это - дешевый трюк. А в остальном рассказ полностью соответствует истине...
Добавлю для полноты картины 3 детали из нынешней людской псевдореальности:
1.Неисчислимые жертвы автомобиля, убитые и покалеченные в ДТП. Не напоминает ли это вам кровавые и бессмысленные жертвоприношения ацтеков?
2.Столь же неисчислимые полчища автомобильных уродов /машин!/, заполнившие Москву. Это - клинический случай и тут необходим психиатр. К сожалению, психиатры подобны своим пациентам. Плод логического анализа, а отнюдь не личного опыта.
3.Мрачная поэзия! Автомобильные дороги, автомагистрали есть удары бича по телу Земли, по телу Природы. Прокладывая их, человечество занимается бичеванием Природы, уничтожая все живое под слоем асфальта. А вслед за бичеванием, как правило, следует распятие. Люди действительно лишние на Земле. Очень жаль, но это так и не от меня это зависит...
—————

Княжнопогостский р-н. Экспедиция Союзгипролесхоза

Как я уже справедливо отметил, работа дворника располагает к мечтательности. Так и хочется о чём-то помечтать… Но не дают!
И тут мне вспомнился Валька! Коренной коми, наш сосед по Кереси. В Лялях мы жили на Кереси. Кересь это 3 древних избушки на вершине Ляльской горы. А чуть дальше — база нашей экспедиции, похожая на дачный домик где-то в окрестностях Раздор. А рядом — финская баня. Всё это построили мы сами. Но об это я ещё расскажу… Так вот, Валька. Как-то солнечным июльским днём он сказал нам, что в 4 утра вышел к реке, уселся на какой-то корень над обрывом и ХОТЕЛ ПОМЕЧТАТЬ… Но что-то не заладилось…
Литвинчук посмотрел на него как на идиота. Помечтать! Надо же ляпнуть такую глупость! И кому? Какому-то комику! Но об этом и многом ином, в том числе о краткой художественной характеристике Литвинчука, немного позже…
3 года проработал я по распределению в Союзгипролесхозе и большую часть это срока провёл в КОМИ АССР, в тайге, в лесу. В Парме! Так называют свой родной лес коми! Это Пётр Николаевич удружило мне, специально выбил для меня это место в качестве сюрприза, зная мою приверженность к многокилометровым лесным прогулкам и здоровому образу жизни.
И всё бы ничего! И всё бы хорошо! Тихие, дикие лесные места коми, а особенно их коренные обитатели, были бы идеальным вариантом для меня, если бы не одно обстоятельство. Это была чужбина! И я понял и почувствовал это. Между прочим, такой же чужбиной был для меня берег Чёрного моря, Чаква, недалеко от Батуми, где обосновалась наша экспедиция после окончания мною 4 курса. Два месяца провели мы в этих курортных, субтропических с Петром Николаевичем и другими. Мы жили в вестибюле института чая, в 150 м от моря. Волны ударялись о каменный парапет и их брызги достигали окон нашего жилья… Но всё равно это была чужбина… Но сейчас я говорю о Коми АССР.
3 года проработал я в Союзгипролесхозе и большую часть этого срока находился в республике Коми. В Москву мы приезжали только в зимние месяцы. Имелся месячный оплачиваемый отпуск и негласная прибавка к нему. Дело в том, что все строительные работы мы выполняли сами. Сами построили избу, баню и воднобалансовые площадки уже в глухом лесу, фактически в болоте! Существовали планы этих работ, которые мы ударно перевыполняли, а сэкономленное время шло в наш дополнительный отпуск! Полтора фактических месяца полной свободы! Отправляйся куда хочешь! Куда душа пожелает! Но сначала потрудись для этого!
Мы работали без выходных. Вставали в 4 утра, а возвращались домой к 9 вечера. Обедали прямо на стройке. Выполнив план, мы разъезжались на полтора месяца, а на базе оставались двое дежурных. Следить за порядком и снимать показания приборов на проложенных нами в лесу маршрутах. Двух человек вполне хватало! Затем мы приезжали и уезжали они…
Творцом и вдохновителем этой системы был нач. нашего отдела, отдела защитно-водоохранных лесов, Мих. Владим. Рубцов. Таким образом он добивался качественного и быстрого труда. Кто не хочет получить дополнительный отпуск! А хочешь — потрудись!
Рубцов был другом Петра Николаевича и, в некотором роде, мой шеф устроил меня по знакомству! Это ирония, потому что никаких желающих в такую глушь не было…
По своим габаритам Рубцов напоминал вас, Дмитрий. Вот только лицо и тембр голоса другие. Породистое дворянское полное лицо и громкий гулкий голос. Баритон. И такая же аристократическая манера держаться. Если подбирать аналоги в произведениях искусства, то сразу приходит сравнение с одним из персонажей “Служебного романа”. Забыл его фамилию! Однокурсник Новосельцева и студенческая, возобновлённая любовь Немоляевой, которого она терроризировала любовными письмами. Особенно похож голос, но и внешность близка…
Рубцов был неординарной личностью. Идеал руководителя! Нашим техникам-смотрителям, министрам благоустройства и прочим господам Генеральным Директорам далеко до него, как Луне до Солнца! Мне Рубцов предоставил полную свободу действий, лишь только понял, что отчёт и прочую литературную и арифметическую работу я легко могу сделать и дома, а слово держу, как индеец! А понял он очень быстро...
И он сказал мне, что охотно распустил бы весь отдел по домам, пусть живут, как хотят, лишь бы выполняли работу качественно и в срок.
— Как-то я попробовал! — усмехнулся он. — И поверишь ли, никто ничего не делал, все разгильдяйничали и лишь глупо оправдывались! Никто не мог сам распланировать свой рабочий день!
— Дураки! — сказал я. — Что им стоило написать отчет, произвести расчеты и составить бумаги дома? И жили бы свободно! А так, гниют в этой конторе...
Рубцов кивнул и сказал, что сразу понял, что на меня в этом смысле можно положиться.
— Если хочешь покататься на лыжах или заняться чем-нибудь еще, пожалуйста, только запишись в книгу уходов, что пошел в библиотеку, поликлинику, поехал в университет и тому подобное...
Разумеется, всё это в пределах разумного, но пару свободных дней в неделю я всегда имел! Плюс отгулы! Это особая история. В выходные я регулярно ходил на овощную базу, дежурил в ДНД и в кабинете директора, за что получал 2 отгула за день общественной деятельности. Да и никакого дня никогда и не было! Например, работа на овощной базе обычно кончалась в час дня!
На овощной базе всегда можно было встретить отпетую интеллигенцию из всевозможных НИИ, зарабатывающую отгулы. Мне вспоминается один такой интеллигент — точная копия юмориста Задорнова во всем, начиная с внешности, тембра голоса и кончая шуточками и манерой держаться. Кто знает, Дмитрий, а вдруг это действительно был Задорнов? А почему бы нет? Мы обрезали гнилые листья с кочанов капусты. Я, Задорнов и двое его знакомых, чуть ли не друзей детства.
И между ними зашел разговор, где они работают, да как у них со свободным временем. Не слишком ли прижимает и контролирует начальство? И Задорнов с лихостью заявил:
— Всё нормально! У меня еще 4 отпуска и 60 отгулов!
Друзья смотрели ему прямо в рот в полном восхищении...
Мне прекрасно запомнилась книга уходов — большая зеленая тетрадь с тисненым переплетом и пришитой голубой ленточкой-закладкой! От всего ее облика веяло лесом, небом и свободой... И цвет! Не примитивный, заборный зеленый цвет, а нежный, со множеством глубоких оттенков и полутонов. Бывает такая нежная, шелковистая травка сбоку узенькой лесной тропинки! По ней так приятно идти босиком...
Так вот, возвращаюсь к Вальке! У Коми такие имена. Валька, Сашка, Ванька. И нельзя изменять их. Если тебя зовут Сашка, то ты именно Сашка, а ни в коем случае не Александр, не Санька и не Шура.
Валька был среднего роста, ладно скроенный, с характерной финской внешностью какого-нибудь крестьянина из "За спичками". Аттилайнен и Ниттинен! Довольно молодой, но впрочем, он не имел возраста! При такой убедительной, характерной внешности люди долгие годы не имеют возраста!
И однажды нам приоткрылась другая, неведомая, скрытая сторона его натуры. Чем-то он напомнил мне островитянина с острова Пасхи в транскрипции Тура Хейердала, того же старосту! Старосту, на поверку оказавшегося не таким простым, как казалось…
Как-то в полдень, уже на исходе северного лета, экспедиция наша и присоединившиеся ближайшие соседи собрались на чаепитие за столом у веранды. Вру! Это случилось вечером, часов в 9! На Севере летом все время день! Всё время, круглосуточно светло. Не мудрено, что я спутал полдень и вечер...
Мы собрались у веранды потому, что там было меньше комаров. Сущие пустяки, если сравнивать с лесом. Нигде я не видел столько комаров! Как говорят герои Джека Лондона, мы были в такой стране, где если захочешь взглянуть на Солнце, чтобы узнать, сколько времени, то приходится запускать палкой в небо, столько там комаров!
Итак, мы сидели, пили чай и беседовали о разных вещах, а вскоре подошёл Валька. Он жил здесь, на Кереси, в ближней избе, И тут разговор как-то незаметно зашел о том, что из всего неудачного и даже плохого можно, всё-таки, в итоге извлечь хоть какую-то пользу. И шофёр экспедиции, Валентин Николаевич Шуйский, высказал довольно-таки плоскую мысль...
Никто не называл его Валентином Николаевичем. Все звали его БОЦМАН! Он был боцманом на флоте, а кроме того, прошел всю войну. Колоритная фигура! Прямо пират со страниц Стивенсона! Впрочем, стивенсоновским пиратам далеко до Боцмана.
— Ух‚ ребята! Ну и бандит я был! — говорил он мне и Толику Кангельдиеву, выпускнику лесного, лесотехнического института в Мытищах, попавшего сюда, как и я, по распределению.
Вот, кстати! Коренное отличие советских времен от нынешних! Толик был сыном заместителя председателя совета министров Киргизии и, тем не менее, как простой инженер, работал вместе с нами, наравне с нами, в этой глуши, в этой далекой Северной Стране и не имел совершенно никаких привилегий!
Любимой книгой Толика был "Герой нашего времени". Толик явно уподоблял себя Печорину, чему немного мешала его киргизская внешность. Впрочем, невысокого роста, худощавый и с правильными чертами лица, среди киргизов он мог бы казаться весьма привлекательным. Киргизский Печорин! Литвинчук нередко цинично усмехался по этому поводу. Но об Литвинчуке в свое время...
– Ну и бандит же я был! — щурясь, говорил Боцман, вылитый пират в своём цветастом платке, которым он оборачивал голову.
Ирсказывал, как немцы высадили десант на какой-то косе, а навстречу им побежали мы, матросики, с ножами в зубах, и вся вода залива стала красной от крови...
— Ух, мы им показали! — говорил Боцман.
Его любимой присказкой было: Матрос всегда должен быть чисто выбрит, слегка пьян и сильно нахален!
Рассерженный, он говорил: Я матрос! А вы - козлы безрогие! Начальник экспедиции, Шаров, вылитый капитан Гез  /во всяком случае, именно таким я представлял себе капитана Геза/, издевательски переиначивал поговорку Боцмана, цинично передразнивая его:
Матрос всегда должен быть ни хрена не брит, в доску пьян и сильно нахален!
Этими словами он намекал на постоянные пьянки Боцмана, который по его собственным словам не был трезв ни одного дня с 9 мая 1945 г., когда тонул в Финском заливе.
— Ребята вытащили меня, — говорил Боцман. — На радостях мы выпили и так пошло до нынешнего дня!
И он рассказывал нам, как уже после войны, работая шофером в Забайкалье, он на спор выпил 4 бутылки водки и дошёл домой. Спор в этом и состоял. Что он дойдет! Идти было где-то 400 метров.
Впечатляющий рассказ! Какой тут Жванецкий! Убираю ненормативную лексику и выделяю главное в этом волнующем повествовании. Посередине пути тёк ручей. Через него был перекинут мостик.
— И вот, я дошел я туда! - бандитским голосом говорил Боцман. — И вижу... Мать моя! 3 мостика!! Что делать? Ну, я по среднему! И бултых прямо в воду! Немного протрезвел, вылез и пошел дальше… Сам не помню, как дошел до дому! После мостика я вообще уже ничего не помнил... - назидательно завершил Боцман.
Представляете, какая логика, какой мощный интеллект! Я по среднему!
—————
Так вот, Боцман сказал, что из всего плохого может получиться хорошее… Вот, например, волк! Из волка получилась собака.
И Боцман торжественно посмотрел на нас. Мол, эка я завернул! И вдруг все притихли. Я не вру! Последовавшее непосредственно после слов Боцмана, произвело на всех неизгладимое впечатление...
Вдруг встал Валька. И сразу все смолкли, Наподобие некоего индейского вождя! От всего его облика взяло глубоким внутренним достоинством, скрытой силой и врожденным благородством. Он еще не промолвил ни слова, а все уже замолкли, притихли, подчинившись неведомой силе, исходившей от этого человека.
Не сказав ни слова, не сделав ничего, он уже всецело завладел нашим вниманием. Невольно ожидали мы от него чего-то необыкновенного и внушительного. Невольно почувствовали мы к нему уважение...
И НЕОБЫКНОВЕННОЕ не замедлило последовать. Помедлив несколько мгновений, точно выдержав нужную паузу, коротко и внушительно, как настоящий индей ский вождь, Валька произнес:
ВОЛК – ДИЧЬ! ОН – ЖИВЁТ! А собака…
И немного помолчав, Валька с презрением завершил:
ПРИХЛЕБАТЕЛЬ ПРИ ЧЕЛОВЕКЕ!
И, не говоря больше ни слова, с врожденным индейским достоинством удалился, даже не оглянувшись. И такое глубокое уважение к волку, такое презрение к собаке слышались в его словах, что никто не нашел, что сказать в ответ...
Воцарилось полное молчание. Все сидели молча, глубоко пораженные и озадаченные, невольно ощущая, что только что соприкоснулись с чем-то настоящим, чем-то подлинным, изначальным, лежащим у истока вещей. Невольно ощутили мы, что устами Вальки с нами говорил сам лес, парма, сама Природа этих диких мест, и возразить на эти слова нечего.
Несколько минут все сидели, как пришибленные, а затем молча стали расходиться. Разговор не клеился. Да и о чем можно было говорить после такого?
Даже Литвинчук был поражен! Даже он, даже этот кулак‚ куркуль, армейский староста без чести и совести, плюющий на любую культуру, даже он не нашелся, что сказать и сидел в полной растерянности...
Спустя несколько дней Литвинчук сказал Вальке:
— Ну, Валька! Удивил ты нас! Прямо Чингачгук какой-то!
Любопытно и символично, что даже этот грубый, примитивный человек, чуждый духовности, ориентированный исключительно на примитивную личную выгоду, не нашёл других слов и сравнений. Даже через Литвинчука иногда говорит Господь!
Внешность Литвинчука полностью соответствовала его внутреннему содержанию. Высокого роста, жилистый, слегка сутулый, с горбатым носом, огромным кадыком и топорным, худым лицом кулака, обрамленным рыжеватой бородкой. Именно такими изображали в советских фильмах кулаков! Дай ему в руки обрез, и сейчас же, не поморщившись, застрелит Павлика Морозова! А обряди его в армейскую рубаху - вылитый армейский старшина, каковым он и являлся в армии! Впрочем, Литвинчук и ходил в такой рубахе, выпущенной поверх таких же армейских штанов, а на ногах носил армейские сапоги, надевая которые, долго и старательно оборачивал ступни гортянками...
И даже его пробило! Даже он притих, завороженный и долго не мог прийти в себя, когда ничтожный представитель первобытного племени вдруг вырос в его глазах в гигантскую фигуру, затмившую собой его жалкие, литвинчуковские идеалы…
Но время шло и Литвинчук соорудил из этой истории анекдот, а потом и вовсе позабыл о ней и если и вспоминал, то как какой-то курьёзный случай... Таковы цивилизованные люди. Никогда они не поймут и не примут ничего, исходящего от Природы...
—————
А вот другой сходный случай, хотя и несколько иного рода. На этот раз главным действующим лицом со стороны Цивилизации. был высокообразованный, культурный, интеллигентный человек. Без пяти минут доктор наук! Но обо всём по порядку…
Произошло это в Тыбь-Ю — второй базе нашей экспедиции, расположенной у озера и ручья Тыбь-Ю в 70 км от Визинги и разделенной с первой базой, с поселком Ляли и Кересью двумястами километров труднопроходимых лесов и болот. С базы на базу мы ездили кружным путем через Сыктывкар. И хотя весной я постоянно ходил на лыжах и даже с санями по окрестностям базы, удаляясь от нее километров до 50-70 и ночуя в охотничьих избушках, но ни разу у меня не возникало идеи совершить переход через парму до Тыбь-Ю.
Я понимал, что это не шутки! У коми есть поговорка: идешь в лес на 1 день, готовься, как будто идешь на неделю, идешь на неделю, готовься на месяц... Не так-то просто было бы преодолеть эти 200 км, а летом – почти невозможно. Болота! А промахнувшись мимо Тыбь-Ю, я рисковал вообще не выйти из этих дебрей, тянувшихся безо всякого жилья на тысячи км!
В основном, мои зимние и летние походы-прогулки концентрировались вокруг лежневки — таёжной, лесной дорога, построенное заключёнными и уходившей вдаль от жилья примерно на 150 км перпендикулярно большой реке под названием Вымь и единственному в Коми шоссе Сыктывкар-Турья, пролегавшему вдоль реки. Лежневка уходила в бесконечные леса, теряясь в них, постепенно сходя на нет, разрушаясь от времени. Туда я и ходил, ночуя в избушках по бокам лежневки и совершенно не рискуя заблудиться...
До сих пор мне снится эта лежневка. В снах моих она начинается здесь, в 2 км от моего дома, у ЦКБ и стадиона "Медик". Почему-то всегда она начинается именно там, уходя в просто невероятные дали и в снах моих я путешествую в этих диких местах...
Начальником нашей второй базы в Тыбь-Ю был Лева Рабкин. Небольшого роста, с аккуратней бородкой и небольшим брюшком. Он напоминал не то профессора, не то завсегдатая фестивалей авторской песни. Тех, что в лесу, у костра и с гитарой. Ходил он всегда в штормовке и болотных сапогах.
Это был довольно добродушный человек и даже с заметным чувством юмора. Один недостаток имелся у него. Он чересчур гордился своей работой и, особенно, своей научной карьерой. Чуть ли не священнодействовал! И всякий раз, как речь заходила об этих материях, Лева моментально терял всякое чувство юмора. Настолько важным он выглядел в собственных глазах. Экспедиция в Тыбь-Ю, кроме прочего, собирала материал для его докторской и Лева буквально раздувался от важности, от осознания необыкновенной значимости своей научной работы…
И вот, однажды, когда все мы поутру отправлялись в очередной маршрут, добывать для Левы степень доктора и собрались с этой целью на небольшой полянке возле избы, в которой квартировалась наша экспедиция, включая соседствующих с ней местных жителей, к нам неожиданно заглянул Сашка с озера. Типично немецкая фраза!
Сашка был коренным коми и промышлял рыбной ловлей. Внешне он удивительно походил на певца Юлия Ким, хотя и не носил очки. Он и без очков был точной копией этого барда…
Сашка заинтересовался нашей деятельностью и явился, чтобы расспросить о ней Леву, как большого начальника. Чем мы занимаемся и зачем это нужно? Любопытная деталь! Где бы не приходилось нам побывать в республике Коми, везде местные жители называли нас геологами! Это был обобщающий термин, Вот и Сашка явился, чтобы расспросить, а чем это занимаются тут геологи?
Лева охотно взялся за объяснения и начал распинаться перед Сашкой о размывании берегов рек, эрозии почвы и различных защитно-водоохранных хитростях, вроде высаживания по берегам рек ив. И так далее... Леву хлебом не корми, а дай порассуждать о важности задач экспедиции, а заодно о своей великой роли в организации процесса и в науке вообще.
Впрочем, напирая на свою великую роль, Лева одновременно изображал из себя этакого скромника и схимника, чуть ли не подвижника от науки. Великий ученый, крупный руководитель и одновременно простой и доступный человек, запросто беседующий с простым, малограмотным рыбаком, представителем малой народности глухого Севера. Такую роль играл перед нами, Сашкой и самим собой. Лева настолько вошел в эту роль, что уже не мог остановиться…
И говорил, говорил… Самка слушал его с непроницаемым лицом Будды, сосредоточенно и внимательно. Ни один мускул не дрогнул на его, словно высеченном из красного камня, лице, а сам он напоминал изваяние. За всю Левину речь, в распинался тот не менее получаса, Сашка не проронил ни слова и не изменил своей позы.
А Лева продолжал расписывать яркими красками всю важность нашей, СВОЕЙ работы! Ему казалось, что Сашка молчит в явном восхищении перед умными речами ученого человека и просто не находит слов, чтобы выразить свой восторг. Наконец Лева устал, замолк, смахнул тыльной стороной ладони пот со лба и бесконечно добрым взглядом всё понимающего Эйнштейна взглянул на Сашку:
— Мол, такими важными и нужными делами мы занимаемся, брат! И  сам я не последний человек во всём этом!
Лева был непоколебимо уверен, что окончательно очаровал Сашку своими умными, значительными речами, и что молчит тот только лишь потому, что не находит достойных слов…
Но Леву ждало жестокое разочарование. Полное фиаско! Интересно, бывает ли фиаско неполным? Медленно и спокойно, с каким-то внутренним достоинством, Сашка выпрямился и не глядя на Леву /взор его был обращен в сторону озера, с явным презрением произнёс:
Я ХОТЯ БЫ РЫБУ ЛОВЛЮ!
Презрительно сплюнул и так же неспеша, с достоинством индейского вождя, удалился, не сказав больше ни слова и, подобно Вальке, не обернувшись. Второй индейский вождь!
Воцарилась недолгая гнетущая пауза, после которой вся нома экспедиция и случайные свидетели разразились хохотом.
Смеялись все! Даже те, кто с рождения не обладал минимальным чувством юмора. Некоторые падали от смеха на траву и продолжали смеяться там...
На Лёву жалко было смотреть. Он сразу весь как-те сдулся и напоминал проколотый футбольный мяч. Красный, как рак, стоял он и не мог выполнить ни слова! Да и что он мог сказать? Такого позора Лева не ждал! Долго еще члены экспедиции вспоминали этот случай подкалывали Леву. Стоило ему взять чересчур строгий и важный тон, и ему сразу напоминали, как рыбак посадил его в лужу!
— Мы хотя бы рыбу ловим! — издевательски тянули наши юмористы, эта фраза стала нашей излюбленной присказкой.
Лева сразу терял своей апломб и смирел…
—————
Если в Лялях шофером был Боцман, то в Тыбь-Ю эту должность исполнял Лешка, Алексей! Полная противоположность Боцману. Никто не воспринимал Лешку всерьез. Никто ни в грош его не ставил. Он был из тех, о ком Паниковский говорил: жалкая ничтожная личность!
Постоянно он ныл и чего-то клянчил. Постоянно ему казалось, что работает он много, а платят ему мало. Кстати, у Боцмана была излюбленная поговорка: ЧЕРТОВА РАБОТА! Он произносил эти слова в самые различные моменты нашей экспедиционной жизни и звучали они всегда залихватски и отчаянно!
Какой контраст с Лешкой! Нытье его опротивело всем. Кроме того, он непрерывно курил, даже ночью. Вся жизнь его представляла собой непрерывное курение. 24 часа в сутки! При этом он постоянно перхал и никак не мог откашляться. И сплевывал на пол омерзительную мокроту. Отвратительный и жалкий субъект!
Глядя на него, Нарышкин сказал, что вот теперь-то он наглядно убедился во вреде курения. Более убедительного свидетельства пагубности этой привычки быть не может и Лёшку нужно специально возить и показывать за деньги, пропагандируя отказ от курения.
Через пару месяцев Нарышкин действительно бросил курить. Но связано это было, по-моему, не с Лёшкой, а с тем, что Андрей женился и опасался, что эта вредная привычка повредит его будущему ребенку. Где вы найдете сейчас таких людей? Таких идеалистов! А в мрачные, беспросветные советские времена их было навалом…
И в связи со всем этим мне вспоминается сюжет из нашей экспедиционной жизни, словно взятый из-под пера Довлатова. Итак!
Да, кстати, пока не забыл! По поводу присказки Боцмана. Нередко в нынешние времена, пробивая очередной засор или выслушивая очередные истерические выкрики, мне так и хочется воскликнуть:
Чертова работа!
А еще в такие жизненные моменты мне вспоминается песня:
Не в силах, товарищ, я вахту держать!
Ну и так далее... А Ирина в ответ поет свою арию:
Вахты не кончив, не смеешь бросать!
Николай Васильевич тобой не доволен…
А завершает эту фольклорную картину яркий и убедительный образ, полностью характеризующий нашу шизофреническую, клоунскую работу:
На палубу вышел, а палубы нет!!
И не только палубы, а даже нормальной зарплаты!
Возвращаюсь к своему рассказу. Несмотря на свою очевидную ничтожность„ Лешка постоянно разыгрывал перед нами этакого бывалого шоферюгу! Именно разыгрывал, потому что никто ему не верил. А он, подобно Экли у Сэлинджера постоянно уныло распинался перед нами о своих мнимых подвигах! О том, ЧТО он сказал одному начальнику, КАК осадил другого и из каких непростых шоферских ситуаций удалось выйти только благодаря ему, Лешке!
И при этом, через каждую фразу он повторял глупую нецензурную присказку: Вот так  имеют гундосых! Глаголом «имеют» заменен соответствующий короткий нецензурный глагол оригинала.
По-видимому, он видел в ней какое-то разухабистое молодечество и одновременно доказательство подлинности своих подвигов.
И вот», как-то, мы с Андреем Нарышкиным битый час слушали его унылую болтовню, перемежаемую этой нецензурной фразой. Слушали молча, причем Нарышкин спокойно занимался своими делами. Что-то там подшивал в своем костюме. Затем закончил и ему понадобилось выйти, а Лешка, продолжавший бубнить свои байки, загораживал проход.
Спокойно, без тени насмешки или язвительности Нарышкин произнес:
Ну, ты – гундосый! Посторонись!
И так же спокойно вышел. Лешка был совершенно раздавлен таким явным пренебрежением. Он замолк и даже на какое-то время перестал перхать и курить. Немая сцена... Лешка выглядел маленьким, капризным ребенком, у которого отняли конфету. В то мгновения, пока ребенок этот еще но завопил...
Как и у Литвинчука, внешний облик Лешки полностью соответствовал его внутреннему содержанию. Что-то бесцветное, белесое и невыразительное. Мешковатый, засаленный комбинезон, в котором он часами валялся под брюхом своего грузовика, чего-то там подкручивая.
В милиции о таких говорят: без особых примет. Зощенко выражался немного по-иному: В каждом трамвае таких по десять штук едет!
Если бы Лешка не курил постоянно, не перхал и не плевал бы на пол, его бы вообще никто не замечал...
—————
Совсем другое дело Андрей Нарышкин и Митя Семаун. Их не заметить было невозможно! Друзья детства и одноклассники. Им было лет по 27, как и мне.
Андрей ассоциировался у меня с песней Градского "Как молоды мы были…” Мы друзей за ошибки прощали, лишь измены простить не могли. Такой же прямой открытый парень, который может, если нужно, дать сдачи. Ковбой или шериф с Дикого Запада.
И внешность у него была самая ковбойская! Ему только шляпы не хватало. Белокурые с оттенком спелой ржи волосы, словно обожженные техасским солнцем и гордый ковбойский профиль с орлиным носом. И прищуренные глаза. Такие стреляют сразу…
Митя Семаун был совсем другой наружности. Что-то цыганское, что-то стихийное, с одной стороны – спокойное, как море в штиль, а с другой стороны за этим спокойствием угадывались удаль, бури и ураганы.
Сын индонезийского коммуниста и простой рязанской крестьянки. Этим объясняется его внешность и натура. Отец его эмигрировал из Индонезии после резни, которую устроил Суккарто. Чудом спасся, говорил Митя.
Все называли его Митей. Среднего роста, смуглый, плотный, казалось бы, спокойный и невозмутимый. Но за этим кажущимся спокойствием, за этой видимостью флегматичности, скрывалась такая лихая удаль, такие цыганские глубины! Этим он походил на Митю Карамазова.
От этого героя Достоевского его отличало, пожалуй, только одно. Врожденная уравновешенность, простота и приветливость в общении, не стоившие Мите ни малейшего труда и даже не замечавшиеся им. В любой молодёжной компании он очень быстро признавался лидером, не желая этого, не придавая своему лидерству никакого значения и даже как будто не замечая его!
Митя был в этом смысле олицетворением известной поговорки:
БУДЬ ПРОЩЕ И ЛЮДИ К ТЕБЕ ПОТЯНУТСЯ
Со всеми он держался и разговаривал одинаково, на равны с врожденным уважением. Мне приходилось читать, что подобное врождённое благородство и простота в общении были свойственны коренным жителям Полинезийских островов. Бессознательная вежливость и воспитанность, внимательность к любому, к самой ничтожной личности! А ведь, по-существу, Митя был родом из этих мест. К тому же кем-то вроде мулата. Не этим ли объясняются столь притягательные и привлекательные качества его натуры, его души?
С любым, самым дрянным и ничтожным человеком Митя говорил как с равным себе, не пытался выпендриться, показать своё превосходство. И получалось это у него само собой, естественно. И люди чувствовали это... А за всем этим смутно и подспудно ощущалась лихая цыганская удаль и безбашенность, временами выходившая наружу…
Таким был Митя. К числу его и Андрея талантов относилось исполнение под гитару различных песен и романсов. Дуэтом и соло! Митя склонялся к цыганской тематике, Андрей - к русским романсам и бардовским песням. Пулями пробито днище котелка!
Иногда они пускались в загул, заставлявший вспомнить о Мите Карамазове и тогда Эта песня становилась лейтмотивом их разгульной жизни. Толик пытался подражать друзьям и не отставать от них по части гусарства, но ему было далеко до них и причиняло страдания и жестокое похмелье.
Толик восхищался Митей и стремился быть ближе к нему и подражать своему кумиру, второму после Печорина, но как ни странно самыми близкими друзьями незаметно стали мы с Митей, вопреки моей абсолютной трезвости, И этим Митя доказал свое врожденное, полинезийское благородство. Русские не таковы. Они пристают к тебе, чтобы ты выпил с ними и и не могут просто и без вывертов относится к непьющему человеку. Им всё время мерещится, что он их НЕ УВАЖАЕТ. Митя был не таков...
Мне вспоминаются 2 картины жизни, характеризующие Митю Семауна. Первая из них:
Экспедиционное оборудование, как правило, отправляли из Москвы в Сыктывкар в товарном поезде. Малой скоростью поезд шел примерно месяц. Происходило это обычно в марте месяце и не каждый год. По ночам морозы в КОМИ достигают в это время 20-30 градусов. Вагон не отапливается. Так вот. Сопровождать груз всегда посылали Митю. Более надежного сопроводителя невозможно было себе представить... В свое время он мечтал о далеких, полярных экспедициях и очень хотел устроиться в экспедиции по выживанию. Есть такая разновидность экстремальных научных походов, в которых проверяется новое аварийное оборудование и возможность для человека выжить в тайге, тундре или арктике при минимуме средств.
Митя специально готовился к такой работе. Это было хрустальной мечтой детства. Но что-то сорвалось. Его кандидатура не прошла...
И вот сейчас он хотел снова окунуться в мечты детства, доказать самому себе, что он способен на такие вещи, когда всё серьезно, а не понарошку. Ехать целый месяц в неотапливаемом вагоне на Север, фактически глубокой зимой, чем вам не экспедиция на выживание..?
Никогда не забуду картину, открывшуюся моему взору в Сыктывкаре, где на запасных путях, вот, уже неделю прозябал, отцепленный от товарного поезда вагон с драгоценным оборудованием. Митя исполнял теперь роль сторожа, а мы заглянули к нему с Андреем Нарышкиным. Навестить полярного путешественника, путешествующего к Сев. Полюсу с комфортом, в собственном вагоне-люкс!
… Митя сидел, свесив ноги из вагона, небритый, в каком-то ночном колпаке с гитарою в руках. А вокруг буквально смотрели ему прямо в рот с явным восхищением какие-то местные парни, по виду настоящая шпана! Местная молодежь. И обращались к нему с уважением, называя его Митя…
— Андрюха! Серега! —- обрадовался Митя. - А я, вот, тут с друзьями! — и он сделал широкий жест рукой.
— Уже позабыл, когда последний раз умывался…
— Сколько можно издеваться над человеком? флегматично добавил он после небольшой паузы. - Кошмар! У меня полное впечатление, что обо мне совсем позабыли...
Таков был Митя. В детстве, в раннем детстве он много болел, простужался. У него было 12 воспалений легких и врач сказал, что тринадцатое может стать для Мити роковым. И тогда его мама поступила очень неординарно и даже смело. Она отдала Митю в лыжную секцию. К 17 годам он получил I разряд. А кроме того, она занялась с ним закаливанием, обливанием холодной водой, обтиранием снегом, купанием в проруби и тому подобными процедурами.
Митя совершенно перестал болеть и заметно поздоровел, Тогда-то и возникло у него стремление к всевозможным полярным походам, экспедициям на выживание и прочим путешествиям. Именно поэтому и оказался он в итоге в Союзгипролесхозе и в Коми АССР. Я нашёл в нем великолепного спутника в своих прогулках и близкого по духу человека. Нередко уходили мы с ним на сотню км по лежневке, ночевали в избушках и так далее...
Митя рассказывал мне, что в детстве он был идеалистом, видел мир в исключительно в розовом свете, всех любил, всем доверял. Любой новый человек изначально и априорно был для него хорошим. И Митя рассказал мне случай, после которого он начал постепенно понимать ГДЕ и СРЕДИ КОГО он живет...
Занимаясь лыжами в секции, как-то на соревнованиях Митя упал на крутом спуске и сломал себе ногу. Это была его единственная травма в жизни. Митя учился тогда в 9 классе. Его поместили в больницу, загипсовали и привязали гирю к ноге. В таком виде, совершенно обездвиженный, он пролежал неделю или две. Я не уточнял. Чтобы скрасить своё больничное существование, Митя захватил с собой альбом с марками. Митя увлекался коллекционированием и альбом этот состоял из весьма редких и ценных марок. В частности, индонезийских, с изображениями экзотических птиц и животных. Эти марки достал ему отец.
И вот, рассказывал Митя, я лежу, скучаю и вдруг заходит ко мне парень из соседней палаты. У него уже всё срослось и на другой день его должны были выписывать.
— Я слышал, ты марки коллекционируешь, — сказал парень. — Покажи-ка альбом...
— И я наивно протянул ему альбом, — сказал мне Митя. — Парень долго смотрел, поспрашивал о марках, а потом спокойно встал, закрыл альбом, аккуратно положил его в пустую сумку, висящую на стуле и спокойно, ничуть не торопясь и не говоря ни слова, вышел из палаты. Больше я этого альбома и этого парня не видел!
— А я лежал беспомощный, — говорил мне Митя. — И не мог ни встать, ни побежать за парнем... От неожиданности я даже дар речи потерял. С тех пор я и понял, что не следует слишком доверять людям.
Свидетелей никаких не было и совершенно бесполезно было бы звать медсестер, врачей и говорить, что меня обокрали. Парень спокойно открестился бы от всего. Митя сразу почувствовал это. Да и он никогда никому не жаловался…
Мне вспоминается другая картина из нашей с Митей жизни в глухих лесах Севера. Как-то, мы работали с Митей в лесу. Мы строили воднобалансовые площадки и в данный момент были в лесу одни. Нас специально объединили в бригаду для специальной цели, работы, учитывая нашу психологическую совместимость и незаурядную работоспособность. И творческий подход к любому делу!
Мы рыли траншеи, по колено в болоте, и тут же крепили их досками. Опалубка! Потом бетонировали дно траншеи. Никто лучше нас не смог бы справиться с этой работой! Нас специально объединили для этого задания. Выроем, укрепим, бетонируем и свободны! И можем ехать в Москву или куда нам хочется. Система Рубцова! Мы были в тайге, в парме совершенно одни...
Представьте себе, Дмитрий! 30 градусов жары, полчища комаров, загораживающие солнце, и среди этого – мы. В зимних шубах, в зимних шапках-ушанках и болотных сапогах по пояс. Только так можно было спастись от комаров! И так каждый день, без выходных, с 4 утра и до 9 вечера…
И вот, как-то Митя говорит мне:
- Знаешь, Серега, что я думаю? Вот работаю я тут в лесу… В этом болоте... Такой хороший-хороший! Рою траншею весь божий день среди комаров… И такой я хороший-хороший! А никто этого не видит. Никто этого не знает. Никто не знает и не понимает, какой я хороший. Какие мы с тобой хорошие! Всем плевать на нас и нашу работу. И никто не знает о ней… Никто не знает, каково нам здесь, в болоте…
Он произнес эти слова спокойно, без надрыва, с каким-то врождённым фатализмом индейца. Он не возмущался, не протестовал, не ждал каких-то наград за свой подвиг. Он и не считал это подвигом. Речь шла не о подвиге, а о том, какие мы ХОРОШИЕ-ХОРОШИЕ, а никто этого не понимает и не знает. И Митя спокойно удивлялся тому, что никто этого не замечает и что такая жизнь не имеет в глазах людей никакой цены.
Движение переходит в тень, а тень  в забвение и я прекрасно понимал, К ЧЕМУ ЭТО ВЕДЁТ. Так говорил Эбенезер Сидней, которого Грин совершенно напрасно сделал в конце своего рассказа явным сумасшедшим...
—————
Часто беседовали мы с Митей на различные темы. На свободные темы! И он был, пожалуй, первым человеком, перед которым я, сформулировал свои принципы естественности, простой, правильной жизни. И он не отверг их, потому что в душе сам был таким...
—————
Дикие леса Коми были для меня чужбиной, как и субтропики Кавказа, как и вообще любая местность далее Звенигорода. Но я хочу сказать но об этом. Я хочу сказать о главном, что вынес я из трёх лет пребывания в республике Коми. Буду краток. Главным для меня стал народ коми. Раньше я и представить себе не мог, что где-то могут жить такие люди! Это совсем иной моральный и нравственный уровень, не колющий тебе глаза своими достоинствами, не превозносящий себя, не замечающий своих достоинств.
Впервые я соприкоснулся с людьми, с которыми было легко и просто и от которых на нужно было ждать подлостей и гадостей! С людьми, которые не выпендривались, а просто жили! И у которых была настоящая Родина! И даже поголовный алкоголизм не мог испортить этих людей, даже эта беда, навязанная им Цивилизацией…
И не случайно русские, приезжие и вообще представители "высшей" цивилизации, эти ЛИТВИНЧУКИ так бессознательно и гнусно ненавидят Коми, насмехаются над ними за их простую чистую душу и полное отсутствие любого стремления к примитивной личной выгоде! За их мечтательность, которую они, Литвинчуки, приниают за глупость! Не случайно они подобрали для этих простых людей глумливое прозвище КОМИКИ‚ которое кажется Литвинчукам остроумным! Комики, потому что не копят деньги, не ценят их и не умеют и не желают хитрить и выслуживаться.
Всё-таки я увидел таких людей! Моя философия не беспредметна. Она гораздо более близка к реальности, чем вам кажется. Цивилизация — это иллюзия, фата-моргана, а лес живёт и даёт жизнь всему, включая глупых людей. А КОМИ — дети этого леса, которых пытались испортить, но не сумели, как не сумели уничтожить Природу вокруг наших домов…


                ПОСЛЕСЛОВИЕ
Некоторое время я колебался насчет послесловия. Имеет ли смысл? Ведь читатель может вообще не добраться до него, бросив чтение на первых страницах.
А потом подумал, что нужно соблюдать форму. Если есть предисловие, то просто обязано существовать послесловие! Но о чем в нем говорить? Ничего не приходило в голову. А потом блеснула идея. В главе про Коми АССР фигурирует некто Дмитрий. Я постоянно обращаюсь к нему. Сначала я хотел вообще вычеркнуть это имя, чтобы не смущало, а потом решил, пусть остается.
Вот тема для послесловия! Если вы думаете, что я хочу объяснить вам, кто такой этот таинственный Дмитрий, то глубоко ошибаетесь. Мало ли в Бразилии Донов Педров! Хватит уже того, что я не вычеркнул его. Пусть остается тайной.
Вместо этого, кратко коснусь действительно серьезного вопроса. Для меня серьезного! Мои многокилометровые прогулки в Одинцовском районе. Как я начал их и почему?
Началось это где-то в 7 – 8 классе. Я вдруг решил, что мне бы не помешала ежедневная пешая прогулка. Никто не склонял, не предлагал, не уговаривал меня. О пользе для здоровья я вообще никогда не думал.
Учился я в первую смену. И вот, приходя домой, обедал, а затем вместо приготовления уроков как раньше, отправлялся на прогулку. Гулять среди домов, людей и машин мне было неинтересно. Это данность. Такой я человек. А в нашем районе настоящий лес начинался через 2 км от дома, а уже через 600 метров начинался лесочек, своего рода парк, длившейся почти до настоящего леса. И я стал гулять в этих местах. Сначала 6 км в день до Сосновки и обратно. Затем мне показалось, что этого мало и сам собой сложился маршрут 12 км – мимо Сосновки и Екатериновки и дальше 500 метров вдоль забора дачи Жукова и еще 2 км практически в настоящем лесу. В итоге я выходил на обширное поле в 6 км от дома. Вдали виднелся золотой купол церкви Троице-Лыково. Там же Серебряный Бор. Прогулка занимала 2 часа.
Я шел по одному и тому же маршруту иногда переходя на параллельные тропинки, не отклоняясь более чем на 100 – 200 м в сторону. Я изучил эту дорогу, как таблицу умножения. Я знал каждый пень, каждый кустик, каждое дерево, каждый извив тропинки, выступающий корень. Это произошло само собой! Вот, что самое важное! Я не пытался, подобно следопыту, изучать местность. У меня и мысли такой не было! Все запоминалось само собой. А вскоре я обнаружил, что и учеба начала идти в таком же режиме. Сама собой и занимала меньше времени. Мне было достаточно 1 раз прочесть. Но меня это не интересовало. Спустя некоторое время, когда я знал маршрут как свои пять пальцев (хотя, кто, честно говоря, знает свои 5 пальцев? Да никто! Это просто присказка), мне стало интересно, а что лежит за его пределами? А ведь лес тянулся за окружную, мимо Рублево и дальше к Раздорам, Усово и дальше на много километров, перемежаясь полями и деревнями.
И пошло, поехало. Не буду тратить время, тем более что сам я толком не помню, как это произошло. Но где-то к 17-19 годам я уже мог пройти 50 км в день и знал всю местность от своего дома до Усово. Затем стал путешествовать в прямом смысле этого слова дальше и добрался до Звенигорода.
Зимой – на лыжах. Когда я учился в МГУ, то ходил на факультет пешком от дверей своего дома. Вдоль реки до Филевского парка, там мимо метро 800 м среди домов, а дальше снова начиналась самая загородная местность и длилась до самого университета. И удивительным образом, этот маршрут составил те же самые 12 км! Только я проходил его уже за 1 час 40 мин. – 1 час 50 мин. Я стал ходить быстрее – 7 км в час. Обратно из МГУ я ехал на 58 автобусе, экспрессе за 15 минут довозившем меня почти до дома. Обедал и ехал в лес на лыжах еще км 15 – 20. Учеба в основном происходила в зимние месяцы. А осенью и весной шел пешком и проходил 10 – 15 км. То есть, примерно 25 – 30 км в день.
А в выходной день и праздники совершал большую прогулку или лыжный поход в 50 – 70 км. И так без перерывов. Когда я подсчитал, то у меня получилось, что за свою жизнь я прошел примерно 450 000 км, сейчас я приближаюсь к 500 тысячам.
Кончаю, чтобы не затягивать повествование. Сейчас я изложил лишь внешнюю канву событий. Немного глубже сказано на предыдущих 60-ти страницах. Самое интересное в моих прогулках то, что это не было самопреодолением, самоконтролем, упорным следованием плану, цели, идее. Для меня такая жизнь была Линией Наименьшего Сопротивления. Я получал удовольствие от прогулок. Мне было интересно. Это была настоящая жизнь и все в ней было настоящим. А сам я продолжал оставаться слабым, безвольным существом. Никакой железной воли! И при этом чисто физически это не всегда было легко. Иногда я с трудом добирался до дома после 50 – 70 км среди лесов и полей. Но это было интересно мне, увлекало и чисто физическая тренированность безусловно возрастала, а организм очищался от так называемых шлаков и токсинов. Ну и т.д.
Действительно кончаю. По меткому выражению Черномырдина, «Больше ничего говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу!»