Ромашковое поле

Ромашковое поле

  - Мам, пап, мы с Люськой в парк пошли, на танцы.
   - Всё по дому сделала, что полагается? – сурово спросил отец.
   - Иди дочка, только вовремя приходи и будь, пожалуйста, поосмотрительней, - заботливо сказала мама.
     Люська уже вертелась у калитки, наблюдая, как раздувается её юбка от кружения. Генка, соседский мальчишка, наш одногодка, подпирал штакетник и с видимым равнодушием наблюдал за бесплатным балетом. Люська, подружка моя, точная противоположность мне, или, скорее, дополнение. Отчаяности, раскованности и риска, то, чего мне недоставало, у неё было в избытке. Из-за этого обстоятельства родители недолюбливали мою дружбу с ней. А мне  Люська была необходима  как воздух, с ней дышалось как-то свободней, не спирало дыхание при виде смазливого и наглого мальчишки.
Генка, он не такой. Ему девчонки «до фени», «по барабану». Просто компанией в парк идти веселее. Не более того.
    Широко распахнулась калитка, и не успела она, возвращаемая пружиной со всей силы хлопнуться об столб, как мы уже были почти на середине нашей зеленой сиреневой улицы в милом Торжке. Торжок – городок наш, уютный и маленький.
     Звучала волшебная музыка вальса, слышно ее было издалека,   и чем ближе к парку, тем громче, звук несла речка Тверца вдоль всего городка. Генка шел посередине, руки в карманах. Мы с Люськой пытались игриво взять его под руки, как нашего общего жениха, но он ловко уворачивался, ужасно смущаясь, румянец во всю щеку выдавал его. Я ему определенно  нравилась, а он мне нисколечко, просто было смешно и весело.
    Но смех прекратился, когда мы зашли в тень монастырской ограды, которая теперь была тюремной. Когда-то давным-давно, тысячу лет назад здесь образовался монастырь. Он строился, строился, стал большим и каменным за высокой  стеной. А после революции Борисо-Глебский монастырь закрыли. Потом в каменных стенах устроили тюремные камеры. Проходить мимо было жутковато. Наше щебетанье поутихло, и у Генки румянец сошел, появилась серьезная бледность. Какое-то время мы шли молча, лишь музыка звучала странно у этих серых стен и высокого чертополоха. Но дорожка повернула к парку, забегали солнечные зайчики на дорожке, музыка стала громче необъяснимые страхи ушли. Из динамиков на столбах у танцплощадки и со  сцены  раздавалась музыка. В дощатой будочке был установлен электропатефон, а от него провода шли к громкоговорителям.
Это настоящее чудо техники. Хотя Генка говорил, что для него ничего особенного в этом нет. Музыку было слышно и в городе, и у тюремных стен, и особенно  в аллеях парка, но танцевать хотелось на танцплощадке. У входа стояли дружинники комсомольцы, проверяя,  нет ли пьяных и стиляг.
    Посетителей было еще совсем мало, молодежь стала прибывать, когда солнышко скатывалось к горизонту, жара спадала. Но мы пришли пораньше, чтобы послушать музыку и свободно повальсировать  на площадке. Вот и сейчас мы с Люськой упоительно кружились, а Генка стоял и смотрел на нас, изредка перебрасываясь словечком  с малознакомым мальчиком. Публики прибавилось, танцевать свободно уже было невозможно, а только если, взяв партнера за талию, двигаться вместе в ритме музыки. Тут и Генка осмелился, подошел ко мне и неуклюже пригласил на танец, и так же неуклюже танцевал. Он краснел, бледнел и дышал как-то странно, а  я смотрела по сторонам и обратила внимание на мальчика, что с Генкой разговаривал. Теперь он стоял у решетчатой ограды и смотрел на меня, следил за каждым движением.
    Объявили белый танец.
  - Молодой человек, разрешите пригласить Вас на танец,- обратилась я к парню, который неотрывно смотрел на меня.
    Он ответил что-то невнятное, но взял меня за руку и повел в центр круга, скромно взял за талию, руки у него были мягкие и теплые, и не дрожали мелкой дробью как у Генки.
  - Как Вас звать? – спросила я, смело заглянув ему в глаза.
    Никогда еще я не разговаривала так смело с мальчишками. Что-то подталкивало меня. Это наверно потому, что этот мальчик мне понравился. Я, к примеру, ничего не имею против Генки. Но он просто сосед, неплохой белобрысый парень, с которым меня родители отпускали в парк, не опасаясь за мою девичью честь.
  -Юра, Юрий, - приятным голосом ответил он
  - А почему я вас раньше здесь не видела?
  - Не знаю, может потому, что я недавно приехал в город, - отвечал он. – я приехал к старшему брату, Виктору. Он, между прочим,  ваш сосед по улице
  - Как интересно! – выразила я неподдельный восторг.
  - Я окончил школу, вот приехал на работу устроиться, - уточнил Юра.
    Музыка кончилась, а мы все стояли, беседовали, потом другой танец начался и мы продолжили танцевать. Вечер танцев подходил к концу, да и время нашей прогулки закончилось, пора было домой, чтобы не получить от строгого отца обидную выволочку и строгий выговор. Юра с удовольствием вызвался меня проводить, а я с удовольствием согласилась. Генка был страшно недоволен, но мне до него не было ни какого дела, хотя он шел рядом. В этот вечер они провожали меня вдвоем. А Люська куда то делась еще с середины вечера.
    Следующее утро было обычным летним утром, погожим и теплым, как это и бывает на каникулах. Выполнила первое поручение мамы – позаботилась о младшей сестренке, Анечке. Затем с удовольствием принялась выполнять  второе поручение – уборка квартиры. Когда в доме стало светло и чисто, а на скатерти стояла ваза с ромашками, собралась выполнять третье поручение, сходить в булочную
  - Здравствуй, Нина, - крикнул Юрий, догоняя меня по дороге из магазина.
  - Привет, Юра
  - Давай авоську  понесу.
  - Спасибо, она не  тяжёлая, ну, если хочешь, понеси.
    Быстро до дома дошли. Постояли у калитки. Юрик стоит и молчит, чудной он какой-то. Но красивый: глаза голубые, волосы светлые и волнистые, ростом выше Генки. Стою и улыбаюсь, смотрю на него снизу вверх, жду, может хоть словечко произнесёт. А он упорно молчит, взяла его за руку, он замер, словно окоченел.
  - А у тебя есть велосипед? – вдруг выпалил он
  - Есть.
  - И у меня есть. А давай покатаемся вместе?
  - Давай,  – с удовольствием согласилась я, и показала рукой с авоськой - вон на том поле.
  - Договорились! – уже уверенней ответил Юра.
    Мне нравилось зеленое поле, которое начиналось сразу на краю улицы. Поперек улицы, по кромке поля проходила грунтовая дорога, а сразу за ней ровное-ровное поле, поросшее одуванчиками, ромашками и колокольчиками. Сколько себя помню, на этом поле проводили свободное время: играли в незатейливые детские игры, бегали, катались на велосипедах. Здесь я и научилась ездить на велике, благо, что падать было не больно – трава мягкая и душистая.
    Не успела я убрать купленный хлеб и надеть платье попроще, а Юра уже ждал у калитки, тихонько позвякивая звоночком на руле.
  Мельком взглянув на себя в зеркало, поправила непослушный локон и, стараясь не показывать спешку, выкатила велик через калитку, которую услужливо придерживал Юра. Для мальчишек такая услужливость несвойственна,  и мне это было приятно.
  Развевался подол ситцевого платья, светлый локон волос норовил закрыть глаза, а мы неслись по полю, только ромашки мелькали по сторонам. Уезжать далеко я боялась, и, пока дома не исчезли из виду, сделала широкий разворот. Юра не отставал, но и не обгонял. Мы ехали почти вместе, даже могли переговариваться между собою, вернее перекрикиваться, потому, что ветер свистел в ушах.  Было радостно и легко.
  Так и проходили летние денечки, пролетали, как кусты ивняка вдоль дороги.
Наступила осень, я хотела поступить в педагогический  институт,  готовилась к этому. Время для подготовки и для велосипедных прогулок у меня находилось, но мечтам моим не суждено было сбыться, и вот почему: институт был в городе Твери, а в нашем Торжке только политехникум располагался,  и папа ни за что не отпускал меня в город одну, без родительского присмотра. Поплакала я в подушку, и пошла поступать в политехникум. 
  Новые подруги, новые друзья.  Зря я плакала -  учиться было интересно.
После занятий смеялись с новыми подружками и щебетали, как воробьи, я и забыла, что меня Юра дожидается, мы же погулять хотели после занятий. Выпорхнула из дверей, а он ждет, замерз в пальтишке, на дворе октябрь и довольно прохладный.
  - Юра! Юра!
Он обернулся, лицо, раскрасневшееся, расплылось в улыбке,
  - Заждался уж, занятия были, да?
  - Ага, - непринужденно приврала я, - ну пошли.
И мы пошли по знакомому маршруту, но не сразу домой, а петляли через две улицы, чтобы встреча длилась дольше. Быстро темнело, подул ветерок.
Юра озяб, это было очень заметно, мне и жалко его, и отпускать не хочется. Он держал меня под руку и немжко грелся этим.
  - Нин, а Нин.
  - Что Юр?
  - А меня в армию забирают!
  - Зачем!? Когда!? Завтра!? А как же  я!? - Совсем растерявшись, я невпопад задавала глупые вопросы. Остановилась, взяла его за обе руки, и заглядывала ему в глаза. Он заулыбался, и, как взрослый, принялся растолковывать мне:
  - Повестку получил – явиться в военкомат послезавтра. После прохождения медицинской комиссии назначат место и время сбора призывников. Ну и…- он на секунду замолчал, и продолжил, - и под стук колес помчит меня поезд в далекие края.
  - А как же я!? – В недоумении продолжала я таращить на него повлажнев-
шие глаза.
  - А ты ждать меня будешь! – и посмотрев мне в глаза с улыбкой, утвердительно спросил: - будешь, ведь!?
  - Буду, - тихо ответила я.
  До дома шли молча, у самой калитки  он взял меня за руку, долго-долго держал, пожал тихонько, и ушел, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее шагал широкими шагами по улице, и исчез за последним фонарем.
Стоять у калитки уже не было смысла, а я все стояла, пытаясь усвоить услышанное. Но сердце так ничего и не приняло, скрипнув калиткой я тихонько побрела ко крыльцу. В доме уже зажгли свет, беспокоятся, и мне не хотелось попадать под папины выговоры за несвоевременное возвращение.
  Тихонько вошла, проскользнула в свою комнату. Отец читал у лампы газету и, похоже, не заметил мое присутствие. А мама, конечно, заметила.
Заметила она и то, что я не в своей тарелке.
  - Что-то случилось?
  - Ничего мам.
  - Случилось, поведай мне, что?
  - Юру в армию призывают…
  - Ну что же, дело мужское, он уже взрослый ему полагается в армии отслужить.
  - А как же я!? – Продолжала я твердить свое
  - А тебе учиться полагается. Закончишь техникум, получишь специальность , и…, там видно будет, - ответила мама, и спросила тихо: - ужинать будешь?
  - Нет мам
  - Ну, отдыхай тогда, - и вышла, прикрыв дверь

   
Закончилась промозглая осень, зима прикрыла слякоть чистым снежком, в воздухе пахло морозцем, и новым годом. В техникуме шла подготовка к новогодним праздникам. Ух, как мне были интересны все эти хлопоты! Певунья и хохотунья – я принимала самое активное участие в общественной жизни факультета. На личную жизнь совсем не хватало времени. Но прочитать, сидя с ногами на диване, весточку от Юры, я всегда успевала. Читала и перечитывала его письма, выучив почти наизусть. А день в техникуме был весь заполнен живым общением с друзьми-подружками, учебой, стенгазетами и репетициями. После занятий и репетиций шли гурьбой по домам, потом растекались маленькими группами по улочкам. Зимние дни короткие и расходились мы уже при звездах. В зимнем морозном небе звёзд уйма, а фонарей на улице немного, и то некоторые из них мальчишками хулиганами из рогатки разбиты. Страшновато одной идти, даже скрип снега под валенками пугает, и я с удовольствием соглашалась на просьбы друзей проводить меня.  По дороге домой мы продолжали обсуждать программу новогоднего вечера – щебетали и звонко смеялись. И я смеялась, только было немного грустно от того, что Юра не мог быть со мной, веселиться с нами.
    Это было бы хорошо и просто замечательно, если бы не одно «но». Кто-то из торжковых сплетников или сплетниц, написал Юрию, что я по вечерам «гуляю» с парнями. И Юра обиделся, приревновал, не смог понять, что одной вечером мне ходить боязно, ведь его-то нет рядом. Ну вот, он что-то мне написал, я что-то не то ответила. И всё! И кончилась наша светлая дружба, детская любовь.
    Заканчивалось детство, начиналась взрослая жизнь. После окончания техникума – работа на производстве, переезд в другой город, замужество, беременность и роды, трудности семейной жизни и их преодоление. Но иногда картины прошлого возвращали меня на то ромашковое поле, в наш тихий городок, к той светлой любви  Юрия, с которым я даже ни разу не поцеловалась. Вспоминать об этом было очень тепло и приятно, а настоящее, которое мне порой причиняло сильную боль, уходило куда-то в сторону. Виделись в воображении места наших прогулок, вспоминался любимый образ. Те немногие фотографии, которые оставались у меня от Юры, муж куда то спрятал, а может и выкинул. И остался он у меня только в памяти, а однажды Юра даже приснился с букетом ромашек и, почему-то, в спортивном костюме.
     Сколько прошло лет, сколько зим, уж не помню, но случилось мне быть в Торжке, в гостях у тёти. Прогуливались мы с ней по старым улицам, и вот, навстречу идет он: в руках полевые ромашки, под руку с ним семенит маленькая женщина, едва поспевая за широкими шагами, и одет он в спортивный костюм. Сердце у меня забилось: то ли от неожиданной встречи, то ли от воспоминаний, то ли от пророчески сбывшегося сна. А может быть и сердце и разум взорвались от того, что я только теперь поняла, что любила только его одного. Да и теперь люблю! И пройдет еще много-много лет, вся жизнь, и он всегда будет со мной – улыбающийся, с букетом ромашек.