Чужая игра Глава 20

  Лола озиралась от удивления. Море, вот оно, надо сделать несколько шагов, а за спиной пустыня. Как будто все, как и минуту назад. Но куда-то запропастилась Марта, да многотонная машина пропала. Была и нету. Словно корова языком слизала.
Впрочем, вскоре новые обстоятельства заставили ее на время забыть о Воршанской и технике. На берегу она увидела одинокую фигуру. Силуэт был далек, отсюда не разобрать, кто это, мужчина или женщина, ребенок или старик.
Приблизившись, Лола с удивлением констатировала, что это был мальчик лет десяти. Он сидел у самой кромке воды, загорелой спиной к ней. Мальчик был увлечен постройкой замка из песка. Накатывающиеся волны разрушали строение. Меланхолично, раз за разом, ребенок воссоздавал дворец, чтобы он было тут же уничтожен безжалостной водой.
 Мальчик ничего не замечал вокруг. Он заворожено смотрел, как нахлынувшая волна подтачивает основу башни, как комок мокрого песка теряет форму, смешавшись с водой, как в своем беге назад вода захватывает остатки песчаного сооружения, разбивая их на отдельные песчинки и унося в море.
Медленно ступая, Лола двинулась к ребенку. Она узнала его, узнала несмотря на то, что видела его со спины. Ошибки быть не могло. Даже среди тысяч детей она бы безошибочно определила Костю – сына хозяина. В том доме она состояла домработницей. Лола правдой и верой служила хозяину, попутно став его любовницей. Хозяин любил Лолу, а еще больше - она его. До такой степени, что готова была убить любого, кто встанет на пути ее счастья. К несчастью для мальчишки, этим препятствием был он сам. Костя об этом не догадывался, а потому при виде Лолы не встревожился:
- Здравствуйте, тетя Лола, - сказал он, отвлекаясь от своего занятия и оборачиваясь. – Как вы меня нашли?
- А как ты догадался, что это я?
- Я вас давно уже приметил. Надеялся, что вы не обратите на меня внимания. Я специально пришел сюда, чтобы побыть одному. Здесь мало кто бывает. Разве что городские приедут, да и то не часто. А наши и не суются – далеко. Да и зачем тащиться сюда, когда рядом есть прекрасный пляж, и до пристани не далеко. Потому никто сюда и не ходит. Смысла нет. А мне здесь хорошо, я вспоминаю маму, как мы на этом самом месте купались. Я когда прихожу сюда, прям таки чувствую, что она рядом, незримо следит за мной. Иногда я даже разговариваю с ней и мне кажется, она меня слышит.
Все это Костя тарабанил быстро, словно боясь, что не успеет выговориться. При этом он активно жестикулировал руками, показывая куда-то вдоль берега, где вероятно должен находится пляж и пристань. Лола пыталась разглядеть там, куда указывал мальчишка, но ровным счетом ничего не видела, кроме пустынно-го берега.
- Наверное, отец волнуется, где ты есть? – неуверенно произнесла она. – Нельзя же вот так, некого не предупредив, уходить так далеко.
- Бате некогда волноваться, он на работе. А к его возвращению я буду дома. Надеюсь, вы не расскажите ему, где встретили меня? Он может расстроиться, а мне бы этого не хотелось.
- Да, да, конечно. Я никому не скажу. – вслух произнесла Лола, а про себя подумала: - «Такой удачный вариант выпадает только раз. Надо действовать быстро и решительно. Берег пустынен, нигде нет лишних ушей и глаз. Если даже ребёнок закричит, некому прийти на помощь… А самое главное, этот недоросль сам придумал способ заставить его отплыть от берега. А там, там дело техники и тело ребенка никогда не будет найдено…Мало ли какие несчастные случаи на воде бывают…»
Глядя на загорелого, тощенького паренька, Лола со всей отчетливостью поняла, как она ненавидит Костю. Он был последней преградой перед ее счастьем. Ей, простой домработнице в богатом доме, стоило невероятных сил низвести супругу хозяина дома. Настал день, когда та отдала богу душу, и ни один смертный не заподозрил ничем не примечательную домработницу. Земля приняла покойницу, и дорога к официальному браку с любовником была открыта. В ожидании смены социального положения, Лола окружила своего ненаглядного любовью и лаской, чтобы он поскорее смирился с недавней потерей. Все было на мази, оставалось объявить дату бракосочетания, как сын жениха устроил великий скандал, не желая обретать мачеху. И вот тут все пошло не так. Для отца счастье сына было выше собственного счастья. Вдовец принял окончательное решение больше не жениться. С него достаточно и связи неофициальной.
В тот момент Шатро Лола испытала крушение всех своих надежд. Нет свадьбы, нет полноценного вхождения в богатый дом. Как была прислугой, так ею и осталась. И она затаила злобу на мальчишку, поклялась убить его при первой же возможности.
И вот этот пацаненок стоит перед ней, ни о чем не догадываясь, в глухом, безлюдном месте, вдали от чужих взглядов, и шум прибоя заглушит предсмертные хрипы ребенка, и быть может тревожно вскрикнут чайки и ринутся прочь, а море, безмолвное и бескрайнее море навсегда похоронит в себе тайну человеческой страсти, ненависти и любви…
Так размышляла Лола, одновременно мучительно соображая, как убедить ребенка прямо сейчас искупаться, а она бы плыла рядом, не вызывая никаких опасений у Кости. Сама Шатро выросла на море, плавать научилась раньше, чем ходить. Спортивное детство научило ее преодолевать преграды не только физические, но и стойко сносить моральные раны. А потому она не сомневалась, что мальчишке не вырваться из ее цепких рук, и во имя мести, слепой, животной мести на жертвенный алтарь будет принесена еще одна душа. Душа ни в чем не повинного ребенка. Какая бы буря не сверкала в душе Лолы, чужой никогда не догадается, что на самом деле чувствует молодая женщина. Ни мимикой, ни мимолетным взглядом она никогда не выдаст свое истинное состояние. Для посторонних всегда предельно вежливая, мягкая, чуть грустная улыбка озаряет ее лицо, во взгляде сама кроткость и терпение. Прямо-таки ангел во плоти. И ни один нормальный человек не заподозрит сжигающею ее нутро черную ненависть, готовая ради своих желаний убрать с дороги любого, не взирая ни на возраст, ни на пол. Фурия по сравнению с ней просто отдыхает.
- Айда, купаться! – быстро скинув платье, Лола бросилась в воду. – Кто быстрее доплывет вон до того буйка, тот и победил. Откуда взялся качающийся на волнах красный сигнальный бочкообразный поплавок, женщину не волновало. Есть и есть, и бог с ним.
Лола сильными взмахами рук рассекала воду, ее голова то возвышалась меж гребней волн, то пропадала из виду. Плыла она ровно и мощно, и Костя, барах-таясь в кильватере домработницы никак не мог нагнать ее, как бы ни старался несмотря на то, что плавал не хуже, разве что силенок не хватало.
Подплыв к буйку, Лола, придерживаясь одной рукой за поручень поплавка, расслабленно отдыхала на спине, поджидая Костю. Когда мальчишка приблизился, он хотел было что-то крикнуть, но крик этот захлебнулся в морских вол-нах. Шатро правой рукой зажала рот ребенку, а левой изо всех сил давила на шею, не давая тому поднять голову над водой. В предсмертных конвульсиях Костя отчаянно молотил руками и ногами, в какой-то момент ему даже удалось укусить домработницу, но не смотря ни на боль в руке, ни на остервенело бьющиеся конечности маленького человека, хватку Лола не ослабила.
Минутой спустя все было кончено. Неподвижное тело ребенка покачивалось на волнах. Привлеченные запахом крови, сочащийся из прокушенной руки Лолы, над водой появились плавники акул. Женщина, острыми ногтями расцарапала кожу на трупе и оттолкнула его в сторону морских хищников. Пока акулы лакомятся, она успеет доплыть до берега. Эти морские твари как никогда кстати. От мальчишки не останется даже следа, а если и найдут обглоданный труп, всю вину свалят на хищников, и домработница вновь останется вне подозрений. Останется самое сложное: убедить хозяина смириться с потерей, прошлого ведь не вернешь, и отказаться от данного ранее зарока.
«- Что бы там ни было, свадьбе быть!» - зажимая левой рукой прокушенную руку, с радостью думала Лола, выходя на берег. «- Теперь тебе, мой дорогой друг, не отвертеться… Горе? Как-нибудь переживешь его. Торопить тебя не буду, времени хватает, а там… там ждет тебя совсем другая жизнь…»
С этими приятными мыслями, она оделась и не торопясь двинулась в сторону города. Кровь перестала сочится из раны, но ладошка рядом с этим местом опухла и посинела, вызывая боль. Невольно зажимая рану здоровой рукой, Шатро пересекла песчаную косу, отделяющею город от моря и вступила на асфальт. Бетонные коробки зданий окружили ее со всех сторон. Живительный, прохладный ветерок приятно обдувал лицо. Одежда ее давно высохла и ничего не напоминало о том, что всего полчаса назад она купалась. Единственная мысль, которая сейчас ее тревожила, как скрыть укус, ведь рана эта слишком заметная и могут возникнуть вопросы. Впрочем, по этому поводу она переживала не долго: мало ли какие могут быть травмы на кухне… Успокаивая себя таким образом, Лола приблизилась к вычурному, древнему особняку серого замшелого камня, с огромными сводчатыми окнами, скромно зажатому среди более современных и рослых строений. Это был дом ее хозяина и ее рабочее место. Прохожих вроде нет. Окна особняка не выдают какое-либо движение внутри. Ну и хорошо, нет свидетелей, нет лишних вопросов. До вечера будет тишина, да еще после этого пройдет пару часов, прежде чем хозяин поднимет тревогу.
Перебинтовав руку, Лола приступила к выполнению своих прямых обязанностей. Она так и порхала по дому, наводя лоск и чистоту, где и без того было чисто. Так яростно она не работала никогда, и если бы в этот момент ее увидел кто-то, кто ее знал, он очень удивился бы ее расторопности и трудолюбию. К счастью, в этот час некому было видеть ее трудовые подвиги.
Настал час и на пороге дома появился хозяин – мужчина лет тридцати пяти, гладко выбритый, с короткой стрижкой русых волос, одетый в деловой костюм. Под воротом белоснежной сорочки чернел галстук-бабочка. Пиджак расстегнут, полы его разлетелись в стороны, показывая тщательно застегнутую на все пуговицы жилетку, с торчащей из кармашка золотой цепочки. Взгляд хозяина был весел и радушен – было видно, что его переполняют чувства.
- Где мой оболтус? – спросил он с порога, и в его голосе звучало умиротворение. Он был радостен, и никто не мог испортить ему настроение.
- Он еще не пришел, - выглянула из комнаты Лола. – Наверное явится с минуты на минуту.
- На него не похоже, - пробормотал он недоверчиво. – Ну да ладно, подо-ждем. Лолочка, иди-ка сюда, дай я тебя расцелую…
Он обнял хрупкую на вид девушку, и никакие плохие мысли не посетили его. Чмокнув ее в щечку, он обратил внимание на забинтованную руку и участливо поинтересовался:
- Что случилось?
-  Да так, ничего. Порезалась на кухне.
- Надо быть осторожнее. Ну да ладно, как говориться, до свадьбы заживет. Я пойду сейчас в кабинет, а как явится сын, сразу ко мне. У меня для него сюрприз.
- Какой? – похолодев внутри, Лола сделала усилие над собой. На ее лице появилось самое невинное выражение, после чего она поинтересовалась, как бы невзначай: - Или это секрет?
- Для тебя нет, но, чтобы не искушать раньше времени выдать тайну, узнаешь в последнею очередь. Хочу увидеть на лице отпрыска истинные чувства.
С этими словами хозяин удалился в кабинет, оставив размышлять Лолу.
Так прошло часа три. Каждые пол часа Вадим Петрович – так звали хозяина, выглядывал из кабинета и справлялся, где сын. Раз за разом лицо его становилось все более озабоченным.
- Где он может пропадать? Надо звонить в полицию.
- Надеюсь, ничего серьёзного? Мальчишки в его возрасте постоянно где-то пропадают, забывая о времени, и что их ждут дома.
- На него не похоже, он всегда вовремя возвращался. Боюсь даже думать, что могло произойти.
Целый час Вадим Петрович ходил взад-вперед по комнате, поминутно поглядывая на часы. Он был хмур и озабочен:
- Ждать больше нет сил. Звоню в полицию.
Инспектор прибыл через несколько минут. С виду он совсем не походил на полицейского: невзрачный мужичек маленького роста, с огромной плешью на голове в обрамлении остатков волос, торчащие как пучки соломы во все стороны. Крючковатый нос, серые, какие-то пустые глаза, в которых ничего не чита-лось, скривленный недовольством рот с тонкими губами. Весь его вид вызывал неопрятность. Одет он был так-же: пиджак с засаленными рукавами, серый от грязи воротничок рубашки, протертые колени на брюках, давно не знакомых с утюгом и стиральной машиной. Даже движение его были какие-то порывистые и бессмысленные. Он мог внезапно начать размахивать руками, а в следующее мгновение замереть, как столб.
- Итак, вы утверждаете, что ваш сын всегда приходил домой вовремя, и лишь сегодня не явился до сих пор? Я вас правильно понял?
- Да, - ответил хозяин. Он с брезгливостью смотрел на представителя силовых структур.
Присутствующая тут-же Лола Шатро, как и хозяин, с неприязнью смотрела на инспектора полиции. В ее голове не укладывалось, как может этот человек, который не успевает и за собой следить, что-либо расследовать. Вот и в прошлый раз он крутился здесь, и чем это закончилось? Официальный вердикт, который был составлен уже без этого странного инспектора, говорил, что произошло все естественным образом и преднамеренного убийства не было. Конечно, для нее, Лолы это было хорошо, но так не бывает в жизни, живет человек, радуется каждому дню, ничего у него не болит, и вдруг, пах, нет его, сердце остановилось. Почему, как такое могло произойти? Никто даже не заподозрил убийство. С такой полицией можно бесконечно продолжать грязные делишки. Все равно не найдут.
Последняя мысль чуть не вызвала у нее улыбку, но в последний момент она успела сделать трагическую мину. Плохо то, что инспектор должен был увидеть, как она улыбнулась, прежде чем на ее лице появилось выражение вселенской скорби. Неприятный полицейский ни видом, ни мимикой не выдал, успел ли он что-либо разглядеть или нет. После недолгих раздумий, Лола решила, что тот ничего не заметил.
- Мадмуазель, - расшаркиваясь, спросил неприятный инспектор. – в ваши обязанности входит сопровождать ребенка?
- Нет, - радуясь в душе, что полицейский такой бестолковый, с трагическими нотками в голосе вслух добавила: - В мои обязанности входит поддержание порядка в доме. Никаких контактов с домочадцами хозяина я не имею. Я всего лишь домработница, принеси, уберись, обслужи гостей.
- В чем заключалось обслуживание гостей? – в невпопад спросил инспектор. В этот момент он явно смотрел за окно, непонятно что, разглядывая среди черно-ты ночи и как показалось Лоле, не очень-то слушая ответ.
- Если потребуется, показать гостям ванные комнаты, и принести им чистые полотенца. Что-то вроде этого. Короче говоря, мелкие поручения. В основные обязанности они, конечно, не входили, но…
- Что «но»?
- Но я никогда не могла отказать хозяину. Ведь если подумать, выполнять любые просьбы работодателя моя прямая обязанность.
- Ладно. Этот вопрос закрыли. Последний. Вы готовите на кухне?
- Нет, конечно. У нас приходит повар. Я лишь отношу готовые блюда в столовую и сервирую стол.
- Замечательно. А что у вас с рукой?
Вопрос этот, заданный как бы в невзначай, насторожил Лолу. Скрывая внутреннюю дрожь, она произнесла, как можно равнодушнее: - Да так, ничего серьёзного. Просто неловкость.
- Хорошо, - быстро согласился полицейский. Шатро уже успела с облегчением вздохнуть, как новая просьба, повергла ее в шок. – Развяжите пожалуйста повязку.
- Что там может быть интересного, обычный порез, - раздраженно произнес Вадим Петрович. – Вы вообще, собираетесь принимать какие-то розыски сына? Ваше поведение, ваш внешний вид… Я не очень-то надеюсь на вашу помощь. Наверное, надо было вызвать частного сыщика, и то пользы больше было.
На эти слова инспектор не обиделся. Он вообще похоже не воспринимал недовольства хозяина дома.
- Мадмуазель, - говорил неопрятный инспектор, удерживая в своих руках перебинтованную руку Лолы. – я только взгляну одним глазочком и тут-же забинтую обратно.
Делать было нечего, пришлось подчинится. Инспектор сдержал свое слово. Развязав бинт, он только глянул на рану и тут-же забинтовал руку обратно. На его лице ничего не было написано. Он оставался равнодушным, словно случайно зашел сюда и не торопится уйти. Такое поведение обескуражило Лолу. Она не могла взять в толк, радоваться ли ей, или, наоборот, опасаться этого странного человека.
- Сержант, - сказал инспектор.
На его призыв явился здоровенный полицейский в форме.
- Мадмуазель, - произнес инспектор как можно торжественнее. -  Я задерживаю вас на три часа, согласно пункту пять положения о задержании лиц, подозреваемых в совершении преступления.
- Вы совсем рехнулись? – не понял Вадим Петрович. – Мне нужно сына найти, а не арестовать мою домработницу.
- Соболезную вашему горю, ваш сын мертв. В этом я уверен. Найдем ли мы тело, неизвестно. Море может скрыть следы навеки.
- Что вы говорите? Почему? – Вадим Петрович истерично орал, не понимая, что происходит. – Почему вы решили, что Костя умер? Я буду жаловаться. Вы даже из дома не выходили.
- Если вы в состоянии выслушать меня, я объясню.
- Хорошо, - хозяин дома тяжело опустился в кресло. Он тяжело дышал и бессмысленным взглядом изучал инспектора. – Я вас слушаю…
- Мадмуазель Лола Шатро имеет на руке не порез, а следы зубов. Судя по размеру, следы зубов ребенка. Они могли появиться, когда женщина зажимала рот ребенку для удушения. Пока это предположение. Но я более чем уверен, что через несколько часов я либо отпущу ее на свободу, что мало вероятно, либо она навсегда лишиться свободы. У вас есть снимок челюсти сына? Когда ни будь делали ему панорамный снимок?
- Да, конечно. В стоматологической клинике месяц назад. У них должен со-храниться снимок.
- Отлично. Эксперты сравнят следы на руке со снимком челюсти.
- Но, почему вы так думаете? Это же безумие подозревать молодую женщину. Зачем ей это? Да и как она могла? 
- Этот вопрос не ко мне. Мое дело найти убийцу. Еще раз, мои глубочайшие соболезнования. - И уже обращаясь к сержанту, добавил: - уведите задержанную.
Лола была шокирована происходящим. От внезапности, с которой она пере-прыгнула из добропорядочной домработницы в подозреваемую, настолько ошеломило ее, что она не только не понимала, она не хотела думать, чем ей это все грозит. Еще секунду назад инспектор в ее представлении был зачуханный, давно спившийся служака, не способный не то, что преступление раскрыть, разобраться толком не мог, где преступник, а где жертва. По его виду, по его манерам казалось он ничего  не может сделать, и держат его просто потому, что никто не хочет идти на его место, а вакансию закрывать надо. И тут вдруг выясняется, что с виду не очень опрятный полицейский оказывается профессионал своего дела, а вся его внешняя атрибутика не более чем психологический ход, усыпляющий внимание преступника…
Под проблески бело-синих маячков, автомобиль мчался по ночному городу, по пустынному в этот час шоссе.
- Мадмуазель, - говорил инспектор, находясь на переднем пассажирском си-денье и в пол оборота повернувшись к Лоле, сидящей на заднем диване, под охраной рослого полицейского, - меня сейчас интересует лишь один вопрос: мы найдем тело мальчика или нет? Ваше молчание не улучшит положение. Доказательств достаточно для обвинительного заключения. Сюда я еще добавлю эпизод с его женой – теперь то я знаю где надо искать доказательства. Яд, который вы дали несчастной женщине разлагается в течении года. Разрешение на эксгумацию получить не проблема. Поэтому я вам рекомендую сотрудничать со следствием. Может повезет и вместо пожизненного дадут лет тридцать. Да, срок не малый, но все же есть реальная возможность выйти на свободу за примерное поведение, отсидев лишь половину. А это уже что-то. Думайте, время есть. А по поводу мальчика… Покажите нам место. Ради отца. Чтобы он мог похоронить дитя. Ради вашего, как я понимаю, любовника.
Лола молчала. У нее лишь подрагивали плотно сжатые губы, и побелело лицо.
- Хотите играть в молчанку? Ваше право. Мы и без вас обойдемся. Конечно, времени потребуется больше, не скрою, тем не менее вы упускаете шанс оказаться на свободе. Думайте. Как следует думайте.
Только сейчас до Лолы начало доходить, что ждет ее впереди. Ужас сковал душу. При всем этом, какая-то мысль, далекая, и не до конца сформировавшаяся мысль мучала ее. Как будто это уже было и повторяется вновь. Но где, когда, как ни напрягала она память, вспомнить не могла.
Автомобиль остановился у невзрачного двухэтажного кирпичного здания, с зарешеченными окнами и железной дверью посредине. Над входом горела не-оном надпись: полиция. А ниже жестяная табличка уточняла: участок номер сто семьдесят пять.
- Приехали, - сказал инспектор, обращаясь к Лоле, перед тем как ее увел рослый полицейский. - С утра начнутся поиски, времени на раздумье не так много. Потом будет поздно.
Шатро по-прежнему молчала. Не удостоверив ответом сыщика, она, не поднимая взора, прошла в здание. Сержант неотлучно следовал за ней. И только, когда за ней захлопнулась с глухим лязгом массивная металлическая дверь камеры, и она оказалась в одиночестве, дала волю чувствам. Лола рухнула животом на жесткую, деревянную скамью и вцепившись руками в волосы, завыла в голос, по-бабьи, не стесняясь собственной слабости. В этот момент для нее не существовало внешнего мира, она была одна во всей вселенной, одна со своим горем, со своей незавидной женской долей. Ей некого было жалеть, жалеть она могла лишь себя любимую, такую несчастную, которая хотела от жизни немного, но злые люди всегда вставали на ее пути. И она, ангел во плоти, вынуждена, да, да, именно так, вынуждена была устранять препятствия. Ее не волновал моральный аспект совершенных деяний. Она не никого не убивала – она просто расчищала путь к собственному счастью посредством уничтожения чертополоха на этой дороге – для нее не существовало запретов и табу – ее любовь была выше всего, выше всех этих прозябающих людишек, волей судьбы мешающих ей двигаться вперед, к неземному обожанию и обладанию одним единственным мужчиной на всем белом свете…
Всхлипывая, она приняла сидячие положение. Ее красное, опухшее от слез лицо выражало злобу и ненависть. Осмотрев помещение, как будто она не знала где находится, Лола испустила глубокий вздох и замерла, глядя на серую дверь. Стальной глазок без стекла с той стороны открылся и в круглом отверстии заблестел чей-то глаз, изучающий узницу.
- Смотрите, смотрите, - всхлипывая, заорала Лола. Но, вместо этого из ее горла вырвалось лишь едва слышимое невнятное шипение раздавленной гадюки. – Хотите моего тела? – верещала она, руками разрывая платья на груди. – Нате, смотрите!
В ответ глаз исчез и звякнула заслонка глазка.
- Так-то лучше, - истерично толи смеялась, толи ревела Лола.
Усталость и треволнения этого бесконечного дня и еще более длинной ночи сделали свое дело. Как бы ни было тяжко на душе, какие бы чудовищные перспективы не маячили на горизонте ее жизни, тело требовало отдыха и ничего кроме отдыха. Растянувшись на скамье, она не чувствовала жесткого ложа, напротив, ей казалось мягче постели и придумать нельзя. Она не уснула, нет, она провалилась в черноту забвения, ненадолго отключившись от окружающего мира. Страхи и несбывшиеся надежды отступили, растворились в безмолвии беспамятства.
Проснулась, а точнее очнулась Шатро, когда уже наступило утро и яркий луч солнца, пробившийся сквозь грязное зарешеченное окошко, ворвался в мозг сквозь закрытые веки. Лола инстинктивно прикрыла руками глаза и сладко потянулась. Первые мгновения пробуждения принесли радость и умиротворения. Она лежала, не открывая глаз и улыбалась одними краюшками губ. Женщина совершенно забыла ночной кошмар, она еще не понимала, где находится и что ждет ее впереди. Эти мгновения были кратки и чарующе волшебны.
Вспышка безмятежности быстро погасла, и ее место прочно вошел ужас, ужас вчерашнего дня. Она припомнила разом все, что она пережила. Вскочив, Лола с тоской и безнадежностью окинула взглядом место заточения. Воспоминания, как черные ангелы смерти окружили ее, не давая расслабиться и забыться. Не в силах выдержать гнет безнадежности, она, сжав руками голову стала ходить по периметру камеры, чтобы хоть на мгновение избавиться от преследуемого ее отчаяния.
Шагала она грузно, тяжело ступая и резко перекладывая тяжесть тела с од-ной ноги на другую так, что походка стала неровной и нервной. Совершив пер-вый круг, женщина резко остановилась. Ее блуждающий, бессмысленный взор давал понять, что разум начал покидать ее. Все так же сжимая руками голову, Лола от безысходности, не разжимая губ, тоненько, едва слышно взвыла, хотя, казалось ей, ревет она во весь голос белугой, напрягая до боли горло и диафрагму. Лицо раскраснелось и по щекам потекли слезы.
- Почему, почему, почему, - завывала Лола, наконец-то отпустив голову и колошматя руками по стене, - почему, одним все, а мне ничего…
Звонко звякнула заслонка глазка. Шатро резко обернулась на звук. Как и ночью, там блестел любопытный глаз. Неожиданно для себя успокоившись, Лола рванула к двери. За ней был человек, с которым можно поговорить. Только сейчас она поняла, что ей надо выговорится, ей надо общение с себе подобными. Одиночество и замкнутое пространство без выхода очень быстро уничтожит ее, оставив одну лишь физическую оболочку, под которой уже ничего не будет, ибо разум никогда больше не вернется в это тело. И выговорится надо немедленно, прямо сейчас. Неважно кто будет собеседником, главное, что бы он мог поддакивать в нужных местах и горестно вздыхать, там, где это необходимо. Совсем хорошо, если этот собеседник еще и вставит пару слов в паузах монолога, нет, даже достаточно промямлить несколько междометий. Требовался слушатель, терпеливый и не осуждающий слушатель, с примитивными эмоциями и состраданием к падшим.
Все эти мысли пролетели в голове Лолы, пока она скачкообразно пыталась пересечь по диагонали камеру. Первый шаг был как шаг, а вот на втором что-то пошло не так. Ее нога вдруг провалилась в пол. От изумления, не понимая, что происходит, вторую ногу она отставила как можно дальше и попыталась нащупать твердую поверхность. Как в кошмаре, она видела и чувствовала, как и вторая нога медленно погружается, по всем законам в твёрдое покрытие. Она стояла посреди камеры, широко расставив ноги, которые по щиколотку погрузились в бетонный пол.
Вот тут ее обуял страх. Не страх за возмездие от дел неправедных, а обычный животный страх, присущий всему живому для самосохранения. Лола закричала, что было мочи. Вначале это было лишь сиплое шипение, но с каждым мгновением, голос ее креп и вскоре гремел на все помещение.
На ее крик никто не прибежал. Пыльный луч солнца, пробивающийся сквозь узкое окошко, неожиданно расширился, стал нестерпимым пеклом, сочащийся, кажется, сквозь стены, да и стены, не понятно по какой причине вдруг стали тускнеть и растворятся, пока не исчезли совсем. Вместе с ними исчезло здание, сгинул без следа сам город, и Лола Шатро оказалась одна посреди мертвой пустыни и лучи солнца обжигали голову и тело невыносимым жаром. При этом ноги ее увязли в песке, как в бетоне. Попытка вытащить конечность не привела к успеху, напротив, песок вокруг неожиданно уплотнился, еще крепче удерживая жертву. С расширенными от ужаса глазами смотрела она себе под ноги. Едва заметное, слегка потемневшее пятно неправильной формы, метра три в диаметре, с неровной поверхностью, словно застывшие волны, среди более светлой пусты-ни, выдавал ловушку зыбучих песков. Когда-то в детстве она читала о них, и вот сейчас, находясь в плену природного явления, со всей отчетливостью понимала, что спасти ее никто не сможет, что она одна одинешенька, и светило быстро, но мучительно убьет ее. - «Вот я и нашла воду», - горько думала Лола, чуть наклоняясь вперед и руками пытаясь разгрести проклятый песок. Попытка эта успеха не имела, пальцы лишь скользили по шероховатой поверхности, не уступающей по прочности бетону, раздирая до крови подушечки пальцев.
Нещадно палило солнце, под курткой выступающий пот разъедал кожу, безумно болели бедра широко расставленных ног, горела шея так, что уже боль-но было повернуть голову. Лола стояла, воздев руки к небу, и с кончиков пальцев с ободранными ногтями и исцарапанной кожей, медленно капала кровь, которая при соприкосновении с горячим песком мгновенно вскипала, лопаясь кровавыми пузырями…
Лола закрыла глаза, но даже сквозь сомкнутые веки солнце проникало в мозг, взрываясь там миллиардами нестерпимых искорок. Кожа на открытых участках, под смертоносными лучами быстро обгорела, вызывая невыносимую боль от любого движения. Тем не менее она пыталась, сжав зубы, помахать рукам дабы хоть чуточку остудить лицо, но вместо этого ее накрыла новая волна нестерпимого жжения – некуда было спрятаться от смертоносных лучей, а зыбучие пески прочно и несокрушимо держали ее на самом солнцепеке, ведя к неизбежной гибели.
Она пыталась кричать, но пересохшее горло уже не подчинялось ей, попытка та закончилась лишь болезненным покашливанием. Обожжённая до лилового оттенка кожа на руках вздулась волдырями, которые лопались, причиняя нечеловеческие страдания, и на образовавшихся ранах кипела от жара кровь… Уже теряя сознание, она в последний раз открыла глаза и совсем рядом, в каких-то ста метрах увидела звездолет – вот он, прочно стоит на мощных амортизаторах, заслоняя собой пол неба, но, словно в насмешку, отбрасывая тень в противоположную от нее сторону. Казалось, достаточно сделать несколько шагов, и она спасена, но между желанием и реальностью лежит огромная пропасть, перескочить которую невозможно… Лола видела фигуры злобных братьев, копошащихся возле корабля. Совсем рядом – как ей показалось, прошел Лисенок вдоль силового забора, но как он ни крутил головой, ничего не замечал.
Лола молила о помощи, она пыталась руками, превозмогая боль, подать сигналы, я здесь, помогите, но никто не слышал и не видел ее. Она умирала стоя, не в силах даже лечь или присесть – внезапно раскалённый свет обрушился на нее, и она стала быстро растворятся в нем. Боль отступила и последнее, что увидела в своей жизни Лола было солнце – нестерпимый кровавый испепеляющий круг, за которым начиналась вечная тьма…