Параллельная жизнь

По мере того, как взгляд  привычно бежит  по книжной строке, мое сознание пребывает в альтернативном пространстве-времени, погруженное в параллельную жизнь. В той, параллельной жизни может происходить все, что угодно, но это не опасно, так как по отношению к обыденной жизни она абсолютно автономна (случаи перенесения контента из мира  чтения в обыденную жизнь этой автономности не противоречат, так как происходят в последней). В том и состоит прелесть мира чтения: в него можно, хотя бы на время, убег;ть от действительности.
Параллельная жизнь - чтение, - как и жизнь  обычная, обладает своей независимой памятью, своею историей, которую я, читатель с большим, почти 80-летним стажем, здесь привожу.
I

История моего чтения, под которым я имею в виду добровольное, по собственному выбору, поглощение  литературных произведений, эссе, и философских трактатов, началось, примерно, с шести- восьмилетнего возраста.
Сначала это была полулитература, написанная специально для детей, например, «Что я видел?» Бориса Житкова – беллетризованная детская энциклопедия и «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева. Потом я стал постоянным клиентом детской библиотеки при Доме архитектора, в которой  обнаружил богато иллюстрированное дореволюционное  собрание сочинений Жюля Верна, и все его по томику прочитал, но в памяти остались только «Двадцать тысяч лье под водой и льдом»: комфортабельная подводная лодка и ее таинственный капитан - Немо. Потом я был очарован древним Римом, читая роман Джованьоли «Спартак» (в зрелом возрасте из ностальгии я взялся, было, этот роман перечитать, и бросил на первой же странице – так плохо он оказался написан).
Но все это было лишь предысторией; настоящий прорыв случился, когда  мне под руки попался том избранных произведений Чехова; его проглотив, я сразу понял, чем отличается настоящая литература; я настолько проникся атмосферой чеховских произведений, что у меня начались истерики, встревожившие родителей, и они вознамерились  ограничить мою самостоятельность в выборе книг.
Но с тех пор я твердо решил читать те же книги, что и взрослые. Так я тайком в десятилетнем возрасте в хранившемся дома дореволюционном издании прочел роман Анатоля Франса «Таис», сразу приоткрывший  доселе неведомые  миры христианства, философии  и  секса, запретные для советского человека.
Я читал зарубежную классику, которую покупали родители. «Айвенго» Вальтера Скотта, ярко вспыхнув, быстро забылся, но удовольствие от чтения «Приключений Гулливера», снабженных великолепными иллюстрациями Гранвиля, я смог растянуть надолго, и образы лошадиной Страны гуингмов и парящего города Лапуты сопровождали меня всю жизнь. (Шестьдесят лет спустя, прочитав роман в оригинале, я понял, что он явился событием английского литературного языка).
Вместе с героем романа Даниеля Дефо «Робинзон Крузо» я разделил одинокую жизнь на необитаемом острове, до всякого Горького поняв, что слово Человек звучит гордо.   
Необыкновенное очарование вызвал роман Гюго «Собор Парижской Богоматери»; когда я впервые в 2008 году вошел в Собор Нотр Дам, мой взгляд в первую очередь устремился к лестнице, по которой Квазимодо унес Эсмеральду; такова «дальнобойность» художественного образа. Кроме того, я усвоил изложенный в романе принцип архитектуры, как каменной летописи, и с тех пор им руководствуюсь. Вторым прочитанным мною романом Гюго был «Девяносто третий год», но гражданин Симурден был настолько мне неприятен, что больше я за этого автора не брался.
Я прочел «Гаргантюа и Пантагрюэля» Франсуа Рабле, и с тех пор использую выражение “Revenon a nos mouton”.
Роман Стендаля «Красное и черное»,  на примере Парижа XIX века познакомил меня с концепцией великосветского общества. А «Человеческая комедия» Бальзака так и осталась мною непрочитанной; он для меня является автором «Философских повестей», из которых я особенно ценю «Неведомый шедевр», в котором предсказан живописный авангард ХХ века.
Совершив первую в жизни книжную покупку  – однотомника Марк Твена – я прочитал «Приключения Гекльберри Финна», и с тех пор храню в памяти картины большого наводнения с покинутым домом, плывущим по Миссисипи.
Ну и, конечно же, как обязательный ассортимент каждого подростка, мною была прочитана трилогия Мопассана: «Жизнь», «Милый друг», «Монт-Ориоль».
«Посмертные записки Пиквикского клуба» Диккенса познакомили меня с добродушной версией английского юмора; (ностальгия по временам первого чтения романа лет десять назад побудила его перечитать в оригинале, но былое очарование ушло).
Зарубежная литература ХХ века прорвалась в Советский Союз романом Джека Лондона «Мартин Иден», оставившим сильное тяжелое впечатление.
То, что в списке прочитанного перечислены лишь зарубежные авторы, не значит, что я не читал русских писателей; просто знакомство с русской литературой было отягощено их изучением в школе. Каждое художественное произведение любого  автора, будь то даже Пушкин, оценивалось с точки зрения его общественно-политического значения, то есть  насколько  имярек в своем творчестве был озабочен осуждением  царизма, крепостного права, или нарождающегося капитализма, и мечтал ли он о справедливом обществе, в котором мы имели счастье жить. Такой подход к литературе гасил к ней всякий интерес, и мог бы даже вызывать отвращение к ней. Положение спасало два обстоятельства. Во-первых, некоторые произведения я успевал прочесть заранее, и  процесс их изучения в школе им  урона нанести уже не мог. Во-вторых, многим произведениям посчастливилось вообще не попасть в школьную программу. 
Пушкина – наше все – я  очистил от школьной скверны, полностью его перечитав после окончания девятого класса летом 1955 года, на даче,. Тогда меня поразило совершенство языка повестей Белкина.
«Петербургские повести» Гоголя не входили в школьную программу, и я их очень люблю, чего не могу сказать о «Тарасе Бульбе», изрядно подпорченном  изучением в школе.
Тургеневские «Отцы и дети» до сих пор несут на себе внушенный школой отпечаток  официоза, в чем не заподозришь «Вешние воды», «Дым» и «Новь», которые школьное «литературоведение» оставило в покое.
И только холодный солипсизм лермонтовского «Героя нашего времени»  оказался стойким даже против агрессивной едкости пролетарской идеологии.
Четырнадцатитомное собрание произведений Льва Толстого я успел прочитать до их  изучения в школе, что для меня писателя спасло, и мне, в конечном счете, удалось быть объективным, поставив «Анну Каренину» выше «Войны и мира», а «Смерти Ивана Ильича» отвести в творчестве Толстого заслуженное первое место.
Летом мне на даче попался роман Салтыкова-Щедрина «Помпадуры и помпадурши», и я высоко оценил нашего сатирика до того, как его опошлили изучением в школе.
Лесков отсутствовал в школьной программе, но я прочел сборник его повестей и рассказов, из которых «Чертогон» и «Железная воля» стали предметом повседневного цитирования.
Больше всего повезло Достоевскому: при изучении нашим поколением русской литературы он вообще не  упоминался, как будто его не было вовсе.
Зато мне, давясь от отвращения, пришлось  прочесть «Что делать?» Чернышевского, «Мать» Горького и «Как закалялась сталь» Николая Островского; сам бы я в них никогда  даже не заглянул.
Между тем, во время моего пребывания в старших классах настала оттепель, и поле чтения расширилось. Впервые за советское время в 1956 году вышел однотомник И.А. Бунина, включивший рассказ «Ворон»; в том же году после длительного периода шельмования был реабилитирован Александр Грин, с творчеством которого я был знаком по пересказу дедом рассказа «Крысолов».  Теперь я смог прочесть «Алые паруса» и «Бегущую по волнам», которые украсили мою  юность.
На время оттепели пришлась кульминация в выпуске многотомных собраний сочинений русских и зарубежных писателей (так называемые «подписные издания»), в результате чего была переиздана русская классика XIX века
С выходом десятитомника Достоевского я, наконец, в возрасте под двадцать,  смог впервые прочесть главного русского прозаика. Эффект был ошеломляющий: начав читать «Братьев Карамазовых», я не мог остановиться, несколько дней подряд  пропуская лекции в Университете, чего обычно за мной не замечалось. (Десять лет спустя, приобретя этот роман в дореволюционном издании, я его перечитал в старой орфографии, придя к до сих разделяемому мнению, что Достоевского следует читать с «ятями» и «ерами». В 80-х я испытал потребность перечитать «Карамазовых» в третий раз. Кроме того, я совершил поездку в Старую Руссу - прототип  Скотопригоньевска, в котором проходит действие романа.  Примерно в то же время я смог оценить общественно-политическое значение романа «Бесы»).
С конца пятидесятых начали выпускать  даже зарубежную литературу двадцатого века; издали Драйзера (я его проигнорировал), издали «Сагу о Форсайтах» Голсуорси (с трудом за полгода осилив первый том этого водянистого опуса, к книгам этого автора я больше не прикасался).  В обширных масштабах стали печатать Фейхтвангера; я прочел «Испанскую балладу», по которой сходила с ума вся Москва, осилил толстенный «Успех», и пришел к выводу, что Фейхтвангер -  так себе писатель (лет двадцать спустя, по прочтении «Иудейской войны», реноме писателя было частично восстановлено).
Дошло даже до того, что был издан роман Ремарка «Три товарища», и сразу стал остродефицитным; мы его обнаружили в свободной продаже в Петропавловске во время поездки студенческим отрядом на Целину, купили, и там же прочитали (50 лет спустя во время поездки в Нормандию я попробовал любимый напиток героев Ремарка – кальвадос, и засвидетельствовал: его вкус и аромат в романе были переданы верно).
Вообще же в свои студенческие годы я читал много и беспорядочно, подчиняясь всем модным поветриям.
Конечно же, я прочитал «Один день Ивана Денисовича», но эту повесть рассматривал не столько, как факт литературы, как политическое высказывание: «Советский Союз – одна большая «зона»». В то же время я прочел книгу Лео Таксиля «Забавная Библия»; другого способа познакомиться с Книгой у советского гражданина не было.
В магазине книг на иностранных языках «Дружба» я купил изданную в США книгу «Несостоятельность психоанализа», написанную американским марксистом, имени которого история психологии не сохранила (книга тоже куда-то пропала), и  в своем окружении  прослыл знатоком фрейдизма; ведь из-за недоступности источников советские люди  ничего о психоанализе не знали.
Наряду с этим я пережил короткие периоды сильного увлечения Льюисом Кэрролом и Оскаром Уайлдом.

II

По окончании Физического факультета МГУ я с пылом погрузился в профессиональную деятельность, потребовавшую всего времени; и я решил, что мое литературное образование закончено: каких-то оставшихся крох времени хватало только на чтение прессы на английском и французском языках,
- Я художественную литературу не читаю! – заносчиво произносил я всякий раз, когда  собеседники интересовались моим мнением о какой-либо литературной новинке, и это продолжалось целых четыре года, - до тех пор, пока  московская интеллигенция, как взбудораженный улей, не загудела, обсуждая роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», с цензурными изъятиями вышедший в журнале «Москва».
О Булгакове я слышал в детстве от деда, пересказавшего  его рассказ «Роковые яйца», и я решил отступить от своего дурацкого принципа, приобретя на черном рынке ксерокопию журнального варианта, аккуратно сброшюрованную в виде книжечки. Проглотив ее, я был потрясен: это было произведение еще неизвестного мне жанра: религиозно-философский роман ХХ века;  я впервые понял, каковы  возможности большой литературы. И когда мне предложили ксерокопию романа без купюр, изданную в США в издательстве «Ардис», переплетенную в виде альбома, я ее купил, и прочел роман вторично (кстати, этим текстом я  пользуюсь до сих пор). Стало ясно: чтение литературы нужно не только возобновить, но придать ему систематический, программный  характер, сознательно формируя собственное мировоззрение, а не читать все подряд.
Особое впечатление на меня произвел тот момент повествования, когда Мастер, получив подвальную комнату, первым делом накупил книг, и заставил ими стены. Я тоже решил создать личную библиотеку, но, в отличие от Мастера, я еще не знал, какие для нее приобретать книги, чтобы она имела цельный характер, являясь как бы внешним отделом моего головного мозга, где  бы находилось только необходимое, и не было  ничего лишнего или случайного.
На первый взгляд могло показаться, что такая задача решалась страной в ходе выпуска 200-томной Библиотеки Всемирной Литературы (БВЛ). Однако, чем дальше, тем яснее становилась ее неполнота. В том, что касалось античности, светской литературы Средневековья, и литературы Нового времени вплоть до конца XVIII века, БВЛ была составлена почти идеально; XIX век был представлен хорошо, а вот век двадцатый – Золотой век литературы – по идеологическим причинам был деформирован просто  чудовищно! Это укладывалось в издательскую политику советского государства, проводимую начиная с 30-х годов: многие направления русской литературы конца XIX – первой трети XX века замалчивались, а то и находились под запретом, а из зарубежной литературы ХХ века исключалось ее главное течение – модернизм.
Тем не менее, не все было так уж безнадежно; русская литература конца XIX –начала ХХ века в старых изданиях задорого можно было найти  в букинистических магазинах, а зарубежную литературу ХХ века понемногу печатали в журнале «Иностранная литература», а также выборочно издавали небольшими тиражами.
Ситуация осложнялась тем, что любая читабельная литература была остро дефицитна; в книжных магазинах ее можно было приобрести лишь случайно, если крупно повезет, и поэтому львиная доля покупок делалась на «черном рынке», который функционировал бесперебойно..
Поскольку  мои читательские интересы теперь определились, расположившись во временах литературного модернизма конца XIX – ХХ веков, чтобы прочитать нужную книгу, ее  приходилось искать; - для меня началась  «Эпоха поиска и открытий».
 
Первым из таких открытий  стал Томас Манн. Долгое время подступы к нему были перегорожены массивным кирпичом романа «Будденброки» (я им пренебрег). Но вот в десятитомном собрании сочинений 1959 г. я обнаружил роман «Волшебная гора», который потряс меня не только объемом и глубиной своего содержания – в нем описана «первая эпоха глобализации» (период от 1880-х до 1914 г.), - но и совершенством художественной формы. А в моей душе поселилась тоска по Швейцария (перечитывая роман на языке оригинала, в 2011 году эту тоску я утолил туристической поездкой по маршруту Женева – Цюрих).
Если «Волшебная гора» - это роман о европейской культуре, то второе великое произведение Тоаса Манна - «Смерть в Венеции» - это  экзистенциалистская драма о влечении к смерти, проникнутая мрачной красотой.
Наконец, в 1975 году было, наконец, издано вершинное произведение Томаса Манна – роман «Доктор Фаустус», темой которого является высшее проявление человеческого – гениальность, рассмотренная в контексте истории Германии XIX – XX веков. По форме роман представляет собой экстраполяцию второй части «Фауста» Гете на первую треть ХХ века. Прототипом главного героя в значительной мере является Ницше. В романе используется очень сложная повествовательная техника, в чем и проявляется его модернизм; чтение романа повысило мою читательскую квалификацию, что позволило мне впоследствии без труда прочесть, и интеллектуально насыщенные романы Германа Гессе «Степной волк» и «Игра в бисер». Попутно замечу, что последний оставил в моей памяти особенно глубокий след, благодаря описанным в нем играх, участники которых по произвольному выбору разыгрывали сцены, имитировавшие самые разные культурные коды.  Так Гессе на полстолетия смог предвосхитить появление литературного Постмодерна.
В семидесятые я сильно увлекся литературным экзистенциализмом (в XIX веке его предтечами были Кьеркегор и Достоевский). Я прочел «Тошноту» Жан-Поль Сартра,  и трилогию «Камю» - «Постороннего», «Чуму», «Падение» (первые два романа – на языке оригинала).  «Чума» обладает большой силой визуального воздействия; до сих пор у меня стоит перед глазами картина зачумленного Орана, как символ народной беды.  А потом в «Иностранной литературе» вышел роман Айрис Мердок «Черный принц»,    поспособствовавший необыкновенному взлету популярности у нашей публики экзистенциализма. Чего стоит одна только сцена романа с небольшим воздушным шаром, улетающим от героини в сумерках на малой высоте вдоль опустевшей  улицы…
Потом я достал написанный  ранее роман Мердок «Под сетью», обнаружив, что в нем неизбывной (и сладкой) тоски экзистенциализма содержится больше, чем в «Черном принце».
Перечисленные выше произведения по своей форме вполне традиционны; меня же влекли эксперименты в области техники письма, особенно трое главных модернистов ХХ века – Пруст, Джойс и Кафка.
Как постоянный посетитель букинистических магазинов, я смог купить четыре первых тома романного цикла Пруста «В поисках утраченного времени», изданных в 30-е годы в переводах Франковского, и их прочитал. Конечно, я был очарован манерой подробного описания мысленной сферы и  тончайших душевных движений повествователя, и его бескомпромиссным эстетизмом, но главные открытия, исчерпывающие Пруста, тогда оставались впереди.
В шестидесятых годах «Иностранная литература» опубликовала два произведения Кафки – повесть «Превращение» и рассказ «В исправительной колонии», и знакомство с ними вызвало настоящий шок: Кафка для меня открыл новое измерение литературы: представление человеческой жизни, как непрерывной внутренней (и внешней) пытки.
 В описываемое время имелось только одно издание Кафки: сборник произведений, включавший роман «Процесс», а также новеллы и притчи, выпущенный в 1965 году, но он был редкостью даже на «черном рынке», так что мне его удалось приобрести по случаю с рук  лишь в 1974-м. Если «Превращение» трактовало тему взаимоотношений в семье, то роман «Процесс» - об отношениях личности и государства. То, что роман схватывает самую суть проблемы, я ощутил на собственной шкуре, когда с предприятия, где я проработал 48 лет, меня вышвырнули, как собаку (героя «Процесса» убили, как собаку).
Теме взаимоотношения личности и общества посвящен, также, роман «Замок», но публикации его перевода на русский язык пришлось ждать до Перестройки (до 1988 г.). В дальнейшем были изданы (и прочитаны) все новеллы, дневники и письма. Но настоящее проникновение в мир Кафки произошло в начале 2010-х, когда основные его произведения я перечитал на языке оригинала. Спору нет, - переводы, скажем, Райт-Ковалевой, в том, что касается содержания, - безупречны, но психологически она, скорее, - антипод Кафки, и интонация голоса повествователя – иная, а для произведений этого писателя интонация значит очень много. Кроме того, как отмечали специалисты, Кафка писал на «чудн;м» немецком (я, конечно, об этом не даже не подозревал, но читал так, как было написано). 
Я убежден, что без Кафки мировая литература была бы неполна.
Сложнее всего ситуация складывалась с Джойсом. Уже была издана его «традиционная»  проза – сборник рассказов «Дублинцы» и роман «Портрет художника в юности», но главное произведение  - роман «Улисс» - на русском все не издавался, (хотя был напечатан по-грузински). В  год столетнего юбилея Джойса – в 1982 г.  – он поступил в продажу на английском. Решив, что я не дождусь русского издания, я его купил, и принялся читать. Для чтения я отвел время от 10 вечера до 12 ночи, и осилил роман примерно за полгода. Обычно «Улисс» продается вместе с дополнительным томом комментариев. У меня же был только «голый текст». Поэтому все нагромождения аллюзий я трактовал, как бог на душу положит, погружаясь в роман, как в темную фантастическую феерию, сопровожденную множеством таинственных мест и недосказанностей. (Когда в Перестройку роман вышел в русском переводе, снабженный гроздьями комментариев, и я его перечитал, то поначалу даже испытал некоторое разочарование: он оказался проще, чем при первом - не комментированном прочтении).
Опыт, полученный при чтении «Улисса», повысил мою квалификацию, как читателя, и  такие шедевры модернизма, как «Человек без свойств» Роберта Музиля, и «Лунатики» Германа Броха, я одолел без всякого труда.
Осмелев, я, было, принялся за «Поминки по Финнегану»,  купленные одновременно с «Улиссом», но этот роман оказался мне не по зубам (и неудивительно: по мнению некоторых специалистов, на то, чтобы разобраться в «Поминках», от читателя может потребоваться целая жизнь).
Следствием прочтения «Улисса» стало желание пройти по Дублину маршрутом Леопольда Блума, которым он проследовал 16 июня 1904 года («Блумсдэй»). Долгое время это оставалось мечтой, которую удалось осуществить в 2016 году; впечатление осталось фантастическое.
Джойсовское направление модернизма было завершено Сэмюелем Беккетом, но в описываемое время знакомство с его творчеством  свелось к пьесе «В ожидании Годо», которую я прочел в контексте драматургии абсурда, представленной, также, пьесами Эжена Ионеско. Изучение же прозы пришлось на более позднее время, которое – впереди.
В Италию джойсовское направление модернизма было занесено его секретарем и учеником Итало Звево, автором романа «Самопознание Дзено».
В семидесятые я познакомился с направлением «нового романа», для которого характерно применение техники «потока сознания». Первым таким произведением для меня явился роман Роб-Грийе «В лабиринте», в котором по городу блуждает некий условный солдат, показывающийся в самых разных местах, и тем размечающий в пространстве ход астрономического времени.
Наслаждение новизной литературной формы очередного литературного произведения не утоляло, а лишь разжигало жажду новинок, толкая на их непрерывный поиск.
К счастью, модернизм обнаруживался во всех странах мира, даже  там, где, согласно предрассудкам, его не должно было быть, например, в США, литература которых тяготела к реализму, и самым известным у нас писателем был реалист Эрнест Хемингуэй (я прочитал его «По ком звенит колокол», как правдивое свидетельство о Гражданской войне в Испании 30-х годов).
Но вот в «Иностранной литературе» вышел ультрамодернистский  роман Уильяма Фолкнера «Шум и ярость», и сразу стало ясно, что литература южан по своему качеству ничуть не уступает литературе европейской. Фолкнер стал для меня главным американским писателем, и я прочел все его произведения, которые смог достать. Его Йокнапатофа стала образцом легендарной страны, границы которой определены семейными преданиями  героев цикла взаимосвязанных романов. Авторитет Фолкнера был у меня был так велик, что  по его рекомендациям я выходил и на других американских авторов, в том числе, - на Томаса Вулфа и Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда.   
Вершины латиноамериканского модернизма заняли грандиозные фигуры аргентинских писателей Борхеса и Кортасара. Последним я был так увлечен, что в начале 80-х в подражание ему написал несколько рассказов в жанре «фэнтези».
Дойдя до Колумбии и смешавшись с первобытной индейской культурой, модернизм породил «магический реализм» Гарсиа Маркеса. 
Из пределов Европы модернизм перекинулся  в Японию, где ярким его представителем явился Кобо Абэ. Романы «Женщина в песках» и «Чужое лицо» явили азиатское лицо японского авангарда.
Отравленный сладким ядом модернизма, я нюхом отыскивал  его  следы  с слабеющей концентрацией и у других зарубежных авторов, основательно перерыв зарубежную литературу ХХ века, а также раннюю форму модернизма – символизм, уходящий своими корнями в век XIX –такими авторами, как Август Стринберг, Шарль Гюисманс, Габриэлле д’Аннунцио, Генри Джеймс, Герман Мелвилл, Эдгар По.
Каков же был итог столь основательного знакомства с модернизмом?
О том, что художественная литература представляет собой некий особый мир – часть Мира Искусства, я догадывался давно, так как знал, что в него можно уходить надолго и безоглядно, но мир литературной классики был подобен тому миру, в котором мы живем. Модернизм же ХХ века показал, что мир литературы может принимать любую форму, которую только способно измыслить воображение художника.
Следует заметить, что литературный мир Средневековья тоже кардинально отличался от окружающей действительности, как, между прочим, и мир Соцреализма отличался от реалий советской власти, но в обоих этих случаях форма литературных  миров была жестко задана господствовавшей идеологией, а художник – модернист ХХ века в своем формотворчестве был абсолютно свободен.
Вообще-то говоря, не только модерн, но вся зарубежная литература происходила из недоступного мира Иного, лежавшего по ту сторону Железного занавеса. Поскольку этот мир  был удален пространственно, его можно было изолировать, жестко регулируя  допуск оттуда культурного контента.
Другое дело – временная граница, положившая в октябре 1917 года начало Советскому Союзу, которая  отделила  отмененную декретами советской власти буржуазную Россию; Союзу досталась территория, сохранившая множество следов дореволюционного прошлого, и население, воспитанное прежней идеологией и придерживавшееся старых обычаев. Это побудило строителей «Нового мира» жестко выкорчевывать останки старой России, а с конца 30-х попытаться отсечь даже память о ней. Вся русская литература начала ХХ века была запрещена, включая произведения «попутчиков», присягнувших советской власти, за исключением единиц, например, Горького. Печатались только писатели, строго, до запятой, придерживавшиеся принципов соцреализма – все эти гладковы, панферовы, корнейчуки, караваевы, бабаевские, вирты, и прочие,  заслуженно забытые. Но  отсеченное прошлое отзывалось в интеллигенции фантомными болями, и, как только с началом «Оттепели» это стало возможно, - энтузиасты культуры в издательских кругах, пользуясь влиянием во власти, стали протаскивать переиздание русских писателей ХХ века; так, в конце 60-х вышло девятитомное собрание сочинений Бунина, и я его прочитал, включая гениальные «Темные аллеи».
Был выпущен «Мелкий бес» Федора Сологуба, сборник повестей и рассказов Андрея Платонова, и другие замечательные книги.
Однако  процесс переиздания замолчанной русской литературы постоянно тормозился идеологическим отделом ЦК, и персонально Сусловым, стремившимся сохранить нашу идеологическую невинность.
К счастью, в 70-е прошло послабление идеологического контроля букинистической торговли, и я этим воспользовался.
Мне удалось по томику собрать произведения Леонида Андреева издательства Маркс (приложение к журналу «Нива»). Его истерически-мрачные  произведения-страшилки нравились, как контраст официозному оптимизму. Кроме того, гнетущую атмосферу его рассказов и повестей можно было интерпретировать, как предчувствие беды, в начале века ожидавшей Россию.
Изредка мне попадались сборники рассказов и повести Михаила Арцыбашева, направленные на изобличение нечистой природы человека; это тоже было ново и непривычно.
Наконец, я добрался до  Дмитрия Мережковского. В буке на Арбате мне удалось приобрести трилогию «Иисус Христос и Антихрист» издательства Пирожкова («Смерть богов. Юлиан отступник»,  «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи». «Антихрист. Петр и Алексей»).Романы были оригинальны по своему содержанию, но главным было то, что они были сильно написаны на выразительном и необыкновенно красивом русском языке. За этим последовало чтение литературно-критического эссе Мережковского «Лев Толстой и Достоевский», составившего  два тома из Сытинского издания. На мой взгляд, на данную тему до сих пор ничего лучше этого не было написано. Далее меня заинтересовал сборник статей на общественно-политическую тему «Грядущий хам», входивший в XIV том Сытинского издания, но он мне никогда на глаза не попадался. Тогда, всякий раз, заходя в букинистические магазины, я стал спрашивать о его наличии, и однажды товаровед, отодвинув занавеску своего окошка, через которое осуществлялась покупка книг у населения, внимательно на меня посмотрела, и сказала, что XIV том есть. Купив его, я понял две вещи:
Во-первых, грядущий хам, добившись  власти, запретил распространение книг о себе. Во-вторых, в букинистических магазинах Москвы я был замечен, и считался своим.
Я с интересом читал дореволюционные произведения Вересаева в Марксовском издании, а когда мне попался его роман «Сестры», изданный в 1931 году, тоже его купил и прочитал. С объективностью журналиста, не давая и не инсинуируя никаких оценок, автор описал окружавшую его социальную действительность. Судя по тому, что роман был опубликован, цензура не нашла в нем ничего крамольного, но данная в нем картина тоталитарного общества страшнее, чем «1984» Джорджа Оруэлла.
Наконец, я добрался до «Петербурга» Андрея Белого, купленного задорого в буке в издании 1936 года. Это была перепечатка так называемого Берлинского издания 1922 года  представлявшего собой сокращенную переработку автором романа, впервые вышедшего в 1914 году. Это – роман о российском обществе накануне Русской революции.
Роман произвел на меня большое впечатление не столько своим содержанием, сколько художественной формой; это было вершинное достижение литературного символизма (чего стоит один только образ народных масс в виде фантастического существа – «тысяченожки»).
Но только прочтение первоначальной редакции романа (1914 года), опубликованной издательством «Наука» (серия «Литературные памятники») в 2004 году, позволило оценить истинный масштаб этого произведения, который я считаю вершиной русской прозы ХХ века. И ни одно другое литературное произведение не раскрывает с такою полнотой величие Петербурга и его значение для России.
Конечно же, я для себя открыл и с восхищением читал русскую поэзию Серебряного века, но поэзию читают не так, как прозу, а данные записки, согласно замыслу, ограничиваются опытом чтения прозы.
Изначальное неприятие  современной советской литературы из-за ее принадлежности к социалистическому реализму, постепенно таяло в связи с появлением «деревенщиков», которым советская власть разрешала не лгать. Для меня деревенская проза началась с этнографических этюдов Владимира Солоухина, а потом я прочитал «Прощание с матерой» Валентина Распутина и «Царь-рыбу» Виктора Астафьева, и это уже была настоящая, большая литература. Одновременно я открыл для себя «лейтенантскую прозу» об Отечественной войне, прочтя «Берег» Юрия Бондарева.
Но самым читаемым мною современным советским писателем стал Юрий Трифонов. Причем выше всего я ценил  не общественно-политические романы «Дом на набережной» и «Старик», а «Другую жизнь», в которой чувствовалось сильное влияние экзистенциализма.
Читал я, также, романы Владимира Маканина, которому как-то удавалось обходить советскую цензуру, рассказывая о том, что было на самом деле.   
Подводя итог моему чтению в застойную эпоху, можно констатировать, что мне удалось, не нарушая уголовного кодекса, достичь базового знания мировой литературы. Я даже смог ликвидировать самую большую лакуну в своем образовании, приобретя на «черном рынке» карманное издание Библии и его основательно проштудировав, но, однако, к счастью, не уверовав (последнее для меня, как члена КПСС, имело бы самые пагубные последствия).
Подчиняясь велениям моды, я не избежал проявлений интереса к религиям Востока, выразившихся в прочтении  «Индийской философии» Сарвапалли Радхакришнана, но данная тематика меня не захватила; я формировался, как западник.
 
III

Когда грянула Перестройка, самые большие перемены произошли в издательской деятельности; - рухнула цензура, и все, что в СССР было под запретом, хлынуло в печать. Прежде всего, это были писатели  первой волны эмиграции, среди которых выделяется грандиозная фигура Владимира Набокова. Поскольку я самиздат не читал, за исключением «Собачьего сердца» Булгакова (мне его дали на один день, и, чтобы не терять времени, по дороге на дачу я раскрыл машинописную копию в тамбуре переполненной электрички, но, едва прочитав бессмертную фразу: «Известно, что в «Правде» ничего, кроме чепухи, не пишут», и, боязливо оглядываясь, папочку убрал), то я познакомился с Набоковым по журнальной публикации «Защиты Лужина», случившейся  еще во времена застоя. Теперь же, предсказуемо начав с «Лолиты»,  я смог прочесть такие мировые шедевры, как «Приглашение на казнь», и «Бледный огонь», а на освоение всего Набокова ушло лет 15, закончившись романом «Лаура и ее оригинал». Теперь я уверен, что Набоков – номер один Мировой литературы второй половины ХХ века.
А вот эпопея Александра Солженицына «Красное колесо» оказалась значительнее всех его остальных произведений, вместе взятых, так как относится к новому прозаическому жанру : роману – обвинительному  заключению – в данном случае речь идет об осуждении врагов России, устроивших такое преступление, как Русская революция. (Я его прочитал в исключительных условиях: после того, как я при падении сломал себе ключицу, на мою  грудную клетку наложили гипс, в котором я мог спать только в сидячем положении, и сон длился лишь по три часа в сутки, а за остальное время я прочитал все десять томов «Красного колеса»).
Вышли произведения и других эмигрантов, например «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» и «Москва 2042 года» Владимира Войновича.
Дождалась издания и советская классика: Я смог, наконец, прочитать жестко преследовавшихся государственной идеологией обэриутов: Хармса, Введенского, Олейникова. Были опубликованы «Котлован», «Чевенгур», «Ювенильное море» Андрея Платонова, и он сразу стал едва ли не самым крупным советским писателем. Прочтя, наконец, роман Пастернака «Доктора Живаго», я понял, что поднятый вокруг него шум привел к его переоценке..
 Но самым главным, что привнесла Перестройка, было издание на русском языке европейской философии  XIX-XX веков, которая была под тотальным запретом, как конкурент марксизма.
Со школьных лет понятие «философия» было дискредитировано, поскольку оно ассоциировалось с обязательным для изучения  уродливым эрзацем – «марксизмом-ленинизмом», не вызывавшим никаких чувств, кроме отвращения.
Но вот в мои руки попала вторая часть мемуаров Андрея Белого – «На рубеже двух столетий», изданных в 1930 году, в которой автор рассказывает, что заинтересовался философией Шопенгауэра, но, взявшись за чтение, понять в ней ничего не смог. Когда он рассказал об этом одному из старших товарищей, тот ему посоветовал прочесть «Критику чистого разума» Канта, а после уж взяться за Шопенгауэра.
Тут же выяснилось, что, удостоенный похвалы Марксом, Кант в Советском Союзе был издан приличным тиражом, и «Критику чистого разума» я без труда  приобрел в буке. Принявшись за нее, я уже не мог остановиться; чтение переносило в мир абстракции, в котором царила абсолютная ясность, где все было понятно насквозь. Завершив чтение, я, как и Андрей Белый, был готов к восприятию Шопенгауэра, но последний был недоступен: в библиотеках его сочинения выдавались на основании  письма из парткома по месту работы, а продажи через букинистические магазины были строго запрещены.
Теперь же, когда все запреты пали, и «Мир, как воля и представление» Шопенгауэра вышли отдельным изданием, я его купил и прочитал; это оказалось столь же интересно и увлекательно, как чтение художественной литературы, но открывало дорогу к трансцендентности.
И тут вышел двухтомник избранных произведений Ницше; читая его, я чувствовал, как в моем мозгу совершается глубинный переворот; как мое сознание из положения «вверх ногами» необратимо меняется на стойку «вверх головой». Несколькими годами позже, прочитав его «Волю к власти», я приду к заключению, что Ницше меня «перепахал». Главный урок, преподанный Ницше, гласит: нужно верить себе, а не лицемерным мессиям, старающимся тебя принизить, какими бы авторитетами они ни прикрывались!
Одновременно быстрым темпом вводились в обиход трактаты философов ХХ века
Прочтя «Бытие и время» Мартина Хайдеггера, я был заинтригован его концепцией возвращения к истокам Бытия, обнаруживаемым нашим повседневным языком, если его очистить от  ила, нанесенного тысячелетиями бессмысленной болтовни.
Я набросился на философский экзистенциализм Карла Ясперса, заодно проштудировав его тысячестраничную «Патопсихологию», и получил базовые знания в вопросах психических болезней.
Я проштудировал «Логико-философский трактат» Людвига Витгенштейна, положивший пределы использования языка.
Я прочитал «Философию символических форм» Рудольфа Кассирера, распространившую кантианство на область гуманитарных наук.
Наконец, я добрался до французских постмодернистов, из которых больше всего читал Фуко, Делёза и Бодрийяра (двое последних авторов знамениты широким использованием философского понятия «симулякр»); к Бодрийару особенно применимы слова древних:  «Может быть, это все и неправильно, но как хорошо написано!»
Наконец, я добрался до трудов Жака Деррида, став ярым приверженцем его Деконструкции.
Параллельно я увлекся  трудами фрейдомарксиста Славоя Жижека, пишущего популярно и ярко.
Но и разрушителями классической философии – от Фейерабенда до Рорти – я тоже не пренебрегал.
Я здесь перечислил лишь самых крупных авторов; охват же западной философии был гораздо шире  за счет того, что я от корки до корки перечитал шесть годовых комплектов журнала «Вопросы философии», редакция которого с началом Перестройки решила вернуть читателю все то, что было у него отнято советской властью.
Самым же захватывающим полем для чтения стали политическая философия и социология, доступ к которым в советское время был перекрыт особенно жестко.
Все началось с выхода в одном из толстых журналов «Восстания масс» Ортеги-и-Гассета, в котором поведение и позиция народных масс  трактовалось в негативном духе (впоследствии Ортега, наряду с Густавом Лебоном, стал одним из моих самых ценимых авторов). Затем принялись издавать труды Макса Вебера,  на фоне которого его современник Ленин выглядит особенно жалким,
А после выхода работы Карла Поппера «Открытое общество и его враги» и произведений  Фридриха Августа фон Хайека  коммунизм, ранее представлявшийся грозно рыкающим львом, обратился в собачку, на холодном ветру дрожащую.
Каждую неделю выходили все новые издания на социологические темы, и у меня уже не хватало времени, чтобы все это прочитать.
Были опубликованы все произведения, распространявшиеся «самиздатом»; кроме того, после снятия цензуры обнаружились  советские авторы, до Перестройки писавшие «в стол», которых теперь стали издавать. К ним относятся  сочинения единственного советского философа-немарксиста -  Мераба Мамардашвили, которые я перечитал по мере их выхода.
Сильнейшее впечатление на меня произвели  «Записи.Выписки» Михаила Гаспарова и   «Зеленая тетрадь» драматурга Леонида Зорина – собрание афоризмов на общественно-политическую тему. Чего стоит одна только зоринская фраза: «Плебейство, декретом возведенное в патрицианство –это и есть страна Советов!»
Появились новые, «перестроечные» авторы, например, Вячеслав Пьецух, произведения которого  я читал, как только они выходили.
Здесь следует отметить, что, так как весь объем  запрещенного советской властью, не мог вылиться за шесть перестроечных лет, волна его публикаций, перелившись  через 1991 год, продолжалась в течение двух  десятков лет уже истории Новой России.

Что касается западной философии, то сочинения Анри Бергсона вышли только в середине девяностых,- одновременно с трактатом Мерло-Понти «Философ и его тень» и «О трагическом в жизни людей и народов» Мигеля де Унамуно. А издание произведений Жоржа Батая,Габриэля Марселя, Поля Рикера, Уильяма Джемса, Альфреда Уайта, Никколо Аббаньяно (включая «Введение в экзистенциализм»), трактата  «Разум, истина и история» Хилари Патнэма, «Тотальности бесконечного»  Эмануэля Левинаса, «Социологии музыки» Теодора Адорно, сочинений Николая Гартмана растянулось на нулевые годы, что облегчило мне процесс ознакомления с ними.
Позже всего дошла очередь до французского философа болгарского происхождения Юлии Кристевой.( На меня большое впечатление произвел высказанный ею тезис, что в великих произведениях литературы вырабатываются формы будущей жизни; я его распространяю и на искусство).
С лет Перестройки и в последующие годы процесс издания зарубежной литературы ХХ века многократно усилился. Была полностью издана Вирджиния Вулф, творчеством которой Эрих Ауэрбах в своем «Мимесисе» охарактеризовал литературу прошлого столетия (правда, позже  я ее все равно целиком перечитал на английском). Вышли притчи Уильяма Голдинга, романы Олдоса Хаксли; вышло собрание Гюнтера Грасса – автора  «Жестяного барабана». Издали даже такую экзотику, как «Александрийский квартет» Лоренса Даррелла. Книга Эзры Паунда «Избранная проза» впервые познакомила нашего читателя с одним из самых оригинальных авторов ХХ века (позже мне удалось купить оригинальное американское издание: Ezra Pound “Selected Proze”, где он представлен гораздо полнее).
Не могу не отметить собрание афоризмов польского юмориста Ежи Леца (приведу один пример: «Глупость не освобождает от необходимости думать»).
На много лет растянулось возвращение народу русской литературы начала ХХ века, и я постепенно узнал таких замечательных авторов, как Василий Розанов, Алексей Ремизов, Борис Зайцев.
Среди всего этого моря разливанного самых разных книг самым отрадным событием стало явление Новой русской литературы.
Ее список возглавил Владимир Сорокин – автор романа «Норма», в котором в символической форме отражена главная особенность жизни в Советском Союзе. Вроде бы, - нормальная, неплохо устроенная обыденная жизнь; вот только каждый гражданин ежедневно должен принять «норму» - пакетик сушеного дерьма, и горе тому, кто попытается  увильнуть от этой повинности; следственные органы его отыщут, и он будет строго наказан.
Произведения Сорокина написаны очень сильно, и автор отличается владением литературным языком: он может писать  как языком Пушкина или Тургенева, так и Хармса, а то и изобрести новый язык, например – русско-английско-китайский (первая часть романа «Голубое сало»). Я считаю Владимира Сорокина главным классиком современной русской литературы, в том же смысле, как, например, им были Чехов и Лев Толстой.
Вторым выдающимся русским писателем конца ХХ – начала XXI века был поэт, прозаик и культуролог Дмитрий Пригов. Как прозаик, в начале нулевых он написал четыре произведения крупной формы, относящихся к изотерическому жанру, место которого в литературе еще предстоит определить. Вообще, все творчество писателя, взятое в целом, представляет собой культурное явление поистине исполинского значения, которое еще предстоит раскрыть.
Еще одним открытием явилась поэма в прозе «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева, поразившая меня не только глубиной содержания, но своею блестящей формой.
Как читатель, я с энтузиазмом встретил ранние произведения Виктора Пелевина, такие, как «Чапаев и Пустота», и прочитывал каждый его новый роман, но, дойдя до «Empire V», понял, что его произведения представляют собой остроумно написанную хронику текущего времени, и мой интерес угас (а потом стало известно, что под именем «Пелевин» выступает коллектив из восьми авторов; я же убежден, что художественная литература – дело сугубо индивидуальное).
Из произведений более традиционных  жанров я с удовольствием прочел несколько произведений Людмилы Петрушевской, восхищаясь ее бесподобным языком (например, чего только стоят «Кошелки климактерические»!)
 Грандиозный же философский роман Дмитрия Галковского «Бесконечный тупик» оказал сильное воздействие на мое мировоззрение; приведу цитату, постоянно мною используемую в полемике: «Поскольку существовал Пушкин, Россия состоялась, независимо от того, было бы в ней 25 млн. ванек и 25 млн. манек, или же 5 млн ванек и 5 млн. манек».
Окидывая общим взглядом ту огромную массу книг, которые я прочел в 1987 – 2010 годы (здесь я упомянул лишь малую их часть), я прихожу к выводу , что главным трендом в мировой культуре данной эпохи является Постмодернизм; мы этого не замечаем, как не замечаем воздуха, которым дышим, и лишь тогда, когда его приемы доведены до предела (как в романе Павла Пепперштейна «Мифогенная любовь каст»), мы понимаем, в какую эпоху живем.

IV

В начале 2010-х годов, поняв, что отпущенное мне астрономическое время подходит к концу, я решил покончить с беспорядочным чтением, приступив к выработке соответствующей  системы; она сложилась к середине текущего десятилетия. Главные ее положения следующие:
- в чтении следует ограничиться несколькими литературными  жанрами: мировая классика, философия, модернистская и постмодерная проза ХХ века, современные социология и политология;
- в каждой из групп устанавливается очередность планируемых  для чтения книг;
- при принятии решения о покупке новой книги проводится прикидка ее места в очереди; если она попадает в ее конец, то книга не приобретается.
- чтение на русском, английском, французском, немецком и итальянском языках осуществляется параллельно (то есть каждый день в процессе чтения находятся 5-6 книг;
- чтение каждой книги завершается  написанием краткого резюме о полученных впечатлениях.
Для иллюстрации текущего, -  заключительного -  периода истории моего чтения ниже приводятся краткие комментарии к некоторым книгам, прочитанным в 2015 – 2017 годах, а также  выдержки из «Дневника читателя» за 2018 – 2024 годы.

 Основная мысль Анри Лефевра, автора книги: «Производство пространства» .- - заключается в том, что жизнь человечества проходит во вставленных друг в друга абстрактных пространствах, в результате наложения которых формируется – производится - физическое пространство, как видимая нами исторически сложившаяся поверхность планеты.
Читатель каждого философского трактата, не являющийся, как я, профессиональным философом, может извлечь из него какое-нибудь частное представление, которое будет ему подспорьем в осмыслении опыта собственной жизни. Меня, как любителя путешествий, в книге Лефевра захватила идея, что каждая территория, с которой знакомится путешественник, может прочитываться и как историческая летопись, и как исчерпывающая характеристика современной жизни. К удовольствию непосредственного созерцания, сопоставления с ранее имевшимся образом и любования, которыми довольствуется обычный турист, можно добавить работу по дешифровке наблюдаемого, ведущей к его прочтению и пониманию, или, хотя бы, к иллюзии понимания – сколько утонченного интеллектуального наслаждения обещает такая добавка путешественнику – визионеру!
                Июль 2015 г

Мне повезло приобрести на книжной ярмарке «Книги России» книгу Карла Шорске «Вена на рубеже веков» . Это замечательное историко-культурное исследование, относящееся не только к Вене, но и к истории всей Европы XIX – XX веков. Мне еще не приходилось знакомиться со столь ясным видением исторических процессов, приведшим к катастрофам минувшего века. Автор начинает свое повествование с описания эпохи правления либералов в наиболее развитых странах Европы, наступившей после революции 1848 года, которая привела к власти буржуазию. Весь этот сорокалетний период характеризовался постепенным ростом  антирационалистических, антикапиталистических настроений, приведших к возникновению таких общественных тенденций, как национализм, социализм и антисемитизм, которые на рубеже веков взорвали либеральное правление, в результате чего Европа получила целый букет потрясений – Первую мировую войну, коммунистическую революцию в России, и национал-социализм в Германии. Для меня было новым, что антисемитизм во второй половине XIX века охватил всю Европу (и действительно, вспомним дело Дрейфуса во Франции),  получив особое развитие в Австрии, в Вене, где формировалось мировоззрение Гитлера. Таким образом, еще раз подтверждается тезис, что ничто не возникает на голом месте.
В этой книге меня, также, захватило описание истории застройки Вены в период с середины XIX – начала XX веков. Это яркий пример производства пространства, о чем говорится в книге Анри Лефевра (см. выше). Шорске показал, как менялась архитектура зданий и характер градостроительных решений под влиянием динамики социальных групп, технического прогресса и роста экономики. По мере того, как я привношу это новое понимание в мои воспоминания о Вене, этот город предстает передо мною в новом свете, он приобретает не местное, а глобальное значение. Кроме того, историческое ранжирование застройки в визуальные проекции видов города, хранящиеся в зрительной памяти, вносит дополнительную координату – застывшее время.
                Июль 2015 г.

Ух! Закончил чтение в оригинале «Ада» из «Божественной комедии» Данте. На это потребовалось пять месяцев мучительного продирания сквозь этот гениальный текст, но оно того стоило! Поэма написана на средневековом литературном итальянском, еще до конца не освободившемся от латыни. Примерно половина слов вообще отсутствуют в современном итальянском языке, а почти все остальные слова имеют отклонения в звучании и написании; средневековая и современная грамматики тоже не совпадают. В таких случаях невозможно обойтись без комментариев, и я пользовался изданием, в котором последние занимают 90% объема , но для моих целей они были слишком подробными, и написаны слишком сложным языком. Но самая большая трудность заключается в том, что за прошедшие семьсот лет во многом изменились формы мышления – особенно мышления образного, и даже примерно зная значения всех слов, ты никак не можешь «въехать» в смысл фразы. Когда было уже совсем невмоготу, я прибегал к переводу Лозинского, но тут выяснялось, что перевод – это совершенно другое, чем оригинал, произведение, у которого другой автор и другая система художественного выражения, и совпадают только сюжет и предмет изображения, да и то отчасти. В конце концов, я выработал следующий метод чтения особо трудных мест: ознакомившись со всеми примечаниями, выписав на полях значения всех слов, и держа на заднем плане перевод, раз за разом вчитываться в текст,  схватывая значения слов в лихорадочно варьируемых комбинациях, пока за счет аберрации привычного хода мысли изнутри самого текста не вспыхнет образ и не проглянет смысл. И эти мгновения прозрения окупают все трудозатраты: тебе кажется, что из семисотлетней дали до тебя донесся голос самого Данте.
                17 июля 2015 года

В книге :Петера Слотердайка, и  Ганса-Юргенса Хайнрихса, «Солнце и смерть», в которой они популяризирует свой, мягко говоря, своеобразный взгляд на современность, есть много интересных мыслей. Мне, например, оказался близким  тезис, что Возрождение во многом было ренессансом древнего Рима, или, что нынешняя одержимость массовыми зрелищами – поп-культурой и спортом - родственны той роли, которую в императорском Риме играли бои гладиаторов. Авторы отслеживают, как по послеренессансной истории Европы прокатилась волна заимствований из римской архитектуры. Сначала обыгрывалась форма римского храма, затем – государственного учреждения; Палладио восстановил в правах римскую виллу, и, наконец, сначала в виде арены для боя быков, потом в форме современного стадиона возродился римский цирк.
Вообще же бросается в глаза сходство современной Америки и императорского Рима. То же стремление к установлению повсюду своих порядков, те же разбросанные по всему миру военные базы. Та же одержимость техникой и ее быстрое и повсеместное внедрение, в том числе, овладение техникой управления народом при помощи зрелищ.
                Июль 2015 г.

Прочитал последнюю книгу Фукуямы  ( Фрэнсис Фукуяма. Государственный порядок. АСТ, М, 2015). Любопытно, что бывший провозвестник конца истории поменял свою точку зрения на ее полную противоположность. Он даже не уверен, сможет ли либеральное общество, осуществившееся в «Золотом миллиарде», преодолеть свои пороки и  удержаться в истории – ведь оно существует-то всего лишь каких-то двести лет, и может оказаться не венцом, а всего лишь флуктуацией истории. Не уверен он и в будущем китайского авторитарного капитализма, к которому движется, также, и Россия. Одним словом, главный пророк современной политологии пришел к лишенному оригинальности мнению: будущее человечества – абсолютно непредсказуемо.
Данная книга - забавное чтение, несмотря на типично американское занудство ее автора. Знакомясь с перипетиями Всемирной истории, понимаешь: все, что имеет место сегодня – когда-то уже было; люди – заложники своего генетического кода, и пытаться создавать какого-то Нового человека - хуже, чем преступление: это – ошибка.
                Август 2015 г.

Согласно сюжета рассказа Генри Джеймса “The Real Thing” (Истинная реальность), к художнику-иллюстратору в поисках работы  приходят муж и жена – представители светского общества, чьи материальные обстоятельства катастрофически изменились. Узнав, что он иллюстрирует книгу о жизни высшего общества, они ему предложили вместо простолюдинов, притворяющихся аристократами, использовать в качестве моделей себя – истинных аристократов. Художник соглашается, и делает с супругов серию иллюстраций, но авторитетный художественный критик их разносит в пух и прах, а затем и издательство отвергает эти рисунки, так как они скучны и безжизненны. И художнику приходится вернуться к своим простолюдинам, и рисунки вновь обретают жизненную силу.
Автор, бесспорно, хотел показать свое отрицательное отношение к аристократам, омертвевшим в своем снобизме. Однако, в данном рассказе есть другая, важная и интересная мысль о сущности искусства. Правда искусства и истинность реальности – не тождественны; между ними обязательно должен существовать зазор. Убери его – и исчезает искусство, и остается продублированная реальность, которая, размножившись, становится только унылее и тусклее.
                Сентябрь 2015 г.

Закончил чтение толстенной книги: Дмитрия Быкова. «Тайный русский календарь. Главные даты». Это было мое первое знакомство с этим писателем. Какое же впечатление у меня сложилось об этом авторе? Быков, бесспорно, l`homme des lettres (человек литературы). Он с наслаждением резвится в океане слов, образов, идей. К последним он, однако, относится несерьезно, меняя их, как перчатки, для красного словца. Хотя нет – он, безусловно, - за все хорошее против всего плохого – это очень удобная позиция, так как она беспроигрышна в силу своей безответственности. Она позволяет Быкову выбрать наугад любой тезис, любое имя или событие, подобрать к нему индивидуальный подход, чтобы в нем выявить нечто интересное и забавное, и развлечь весьма требовательного читателя, одновременно покрасовавшись собой. Это весьма занимательное чтение, однако, не оставляющее «сухого остатка», кроме ощущения имевшего место общения с человеком иного, чем твое, поколения, которого уже никогда не понять.
                Сентябрь 2015 г.

Новая книга Алексея Иванова  ( Алексей Иванов «Ёбург» АСТ М 2014 ). - это рассказ о последнем периоде новейшей истории нашей страны – годах российской буржуазной революции, показанных на примере отдельно взятого города – Екатеринбурга, сыгравшего в ней не последнюю роль. Поражает богатство использованного в ней материала, относящегося ко всем сторонам жизни: – политике, экономике, культуре, быту, изложенного  не сухим языком историка или публициста, а упругой, яркой, и образной прозой талантливого литератора. Я не знаю лучшей книги об этом периоде отечественной истории.
Ряд вопросов, находившихся в центре внимания всей страны, здесь описаны с предельной прямотой, вскрывающей суть дела. Возьмем, к примеру, историю останков царской семьи, которая описывалась многократно и очень подробно, в результате чего ясности в этом вопросе отнюдь не прибавлялось. Иванов же в небольшом очерке поставил все точки над и. Вся работа была делом одного энтузиаста – Александра Авдонина, посвятившего нахождению останков царской семьи всю свою жизнь. В советское время ему, естественно, пришлось хранить свое открытие в тайне, но после краха советской власти, вопреки ожиданиям, отношение к проблеме оставалось предельно прохладным: застарелый сифилис коммунизма так разъел тело нации, что порожденные им внутренние уродства еще долго будут влиять на облик и поведение народа. Захоронение останков царской семьи встречало глухое и сильное сопротивление в самых широких кругах народа, что повлияло на позицию церкви, и только мужество и принципиальность Ельцина помогли, в конечном итоге, решить проблему. Тогда вся эта шушера отдуплилась на главном зачинщике – Авдонине, над которым не издевался только ленивый. И что же? Поскольку главным поводом для сомнений являлась нехватка останков цесаревича Алексея и княжны Марии, Авдонин продолжил поиски, и в 2007 году нашел недостающее.
Из этой истории напрашивается следующий вывод. Россия может надеяться только на отдельные выдающиеся личности и поддерживающую их тонкую прослойку настоящей интеллигенции; качество же большей части населения оставляет желать лучшего.
                Октябрь 2015 г.

В своей  книге  «Восхождение денег» Найл Фергюсон  пишет, что первая эпоха глобализации началась в середине XIX века и закончилась вызванной ее противоречиями Первой мировой войной, которую потом «доиграли» во время Второй мировой. Теперь противоречия второй глобализации привели мир к кануну Третьей. То, что сейчас происходит, напоминает атмосферу и 1914-го, и 1939-го.
Я не думаю, что мировой конфликт примет такую же форму, как две предыдущих мировых войны; сейчас нет предпосылок для разделения на два военных лагеря примерно одинаковой военной мощи; - этому мешает та же пресловутая многополярность мира. Скорее Третья мировая война будет проходить в форме, описанной Владимиром Сорокиным в романе «Теллурия», и она уже очень напоминает театр боевых действий на Ближнем Востоке.
                Декабрь 2015 г.

Прочел «Занимательную Грецию» Михаила Гаспарова. Просто поразительно, до какой степени в Греции уже было все, что и сейчас наблюдается в общественных отношениях, (понимая общественные отношения в широком смысле слова). Это говорит о том, что человек на протяжении тысячелетий сохраняет и  свои главные свойства. Это, также, лишний раз подчеркивает огромную роль культурного наследия и, следовательно, исключительный статус его носителей. Становится лишний раз ясным, что самую большую опасность для человечества представляют все виды варварства, противопоставляющего количество людей их качеству.
Становится, также, ясным, что многие недостатки нашей российской ментальности берут начало в греческой разновидности европейской цивилизации, переданной нам через Византию. Победившие греков римляне имели большую склонность к практическому мышлению; им не была присуща склонность греков к созерцательности; римский рационализм положил начало концепции осевого времени в противоположность рационализму Греции, тяготевшему к Вечному возвращению.
                Декабрь 2015 г.

Мэри Калдор, автор книги «Новые и старые войны», - принимала участие в гуманитарных миссиях в течение всего времени войны в Боснии и Герцеговине, и обобщила свой опыт в понятии новых, или гибридных войн. Такие войны вспыхивают с неизбежностью на территориях ослабленных и распадающихся государств, и могут длиться до бесконечности, пока для этого существуют условия, главным из которых является участие глобализированной экономики, которая их поддерживает, и которая в них даже нуждается – они стали ее неотъемлемой частью. Гибридная война – стационарное состояние, когда беженцы живут в лагерях, или эмигрировали, а оставшееся население нашло способ существования: или живут за счет гуманитарной помощи, или участвуют в каком-нибудь преступном бизнесе, или входят в вооруженные отряды. Они сохраняются сами, а вот для того, чтобы их погасить, требуются неимоверные усилия и много денег.
Предположение, что гибридная война может охватить весь мир, или его большую часть – неверно. В этом случае рухнет глобализированная экономика, и по сравнению с тем, что после этого наступит, современная гибридная война покажется раем.
                Январь 2016 г

Ох, уж эти левые! Возьмем самого честного из них – Славоя Жижека, разразившегося книгой о современном положении дел в Мире  ( Славой Жижек. «Год невозможного». Изд-во «Европа», М, 2012 год ).
Хотя он признал, что коммунистический проект в XX веке потерпел полный провал, его не покидают мечты об обществе, в котором «от каждого по способностям, каждому – по потребностям».
Он приводит пример, иллюстрирующий, по его мнению, возможность такого общества. На группе студентов Колумбийского университета провели эксперимент. Им давались различные задания, за быстрое выполнение которых полагалось варьируемое вознаграждение. Оказалось, что в тех случаях, когда задания были простыми, материальное стимулирование превосходно работало. Но если поставленная задача требовала творческого подхода, вознаграждение не только не влияло на результат, но увеличение награды могло даже его ухудшать. То есть материальное вознаграждение не повышает творческую активность; здесь действуют другие стимулы. Когда этот эксперимент провели в сельской Индии, то пришли к тем же самым выводам.
Сделанный отсюда вывод о том, что можно обойтись без капитализма, совершенно  неверен, так как  современное общество требует выполнения огромного количества рутинной, нетворческой работы, а в этом деле капитализму нет равных.
. Что же касается творческой деятельности, то Жижек сам подтверждает, что занимающимся ею людям должны быть созданы такие условия, чтобы они могли только ею и заниматься. Кроме того,  даже если творческая личность мало заботится о материальном вознаграждении, то она требует за него признания, настаивает на своем авторском праве, на сохранении своего имени в истории. А это идет вразрез с коммунистическим принципом равенства всех людей, лишающим личность права на особенность, которое является квинтэссенцией капитализма
 Похоже, что Жижек тоже в этом направлении думал, о чем свидетельствует следующая констатация. Если человек уверен, что высокое положение некоего лица полностью оправдано его качествами и достоинствами, то он будет его ненавидеть гораздо более люто, чем в том случая, когда бы он считал, что это лицо получило свои преимущества нечестным путем или случайно. В этом последнем случае человек может себя считать не хуже других: ему просто не повезло, или он пострадал из-за своей честности. Так что капитализм опирается на базовые свойства человека, а коммунизм - нет.
В конце книги Жижек объясняет свое видение наступления чаемого коммунистического будущего, пользуясь Евангелием, то есть откровенно уподобляет коммунизм религии. Что же? В наше время религиозного ренессанса это – весьма разумная позиция. Не удалось добиться своего мытьем, - надо попробовать катаньем. Так и будет всю жизнь измышлять, наподобие Маркса, какую-нибудь очередную пакость, которая окажется страшнее всех привычных мерзостей жизни. Все-таки, самые опасные люди – это честолюбивые мыслители, желающие осчастливить человечество.
                Январь 2016 г.

Вот книга еще одного левака – Ноама Хомского  ( Ноам Хомский. Как устроен мир. АСТ. М. 2014). Пока речь идет о критике капиталистического мироустройства, левым можно доверять полностью – здесь они рассуждают разумно, и проявляют большую проницательность. А вот когда они начинают предлагать альтернативы – здесь держи ухо востро! Такой демагогии, таких подтасовок, такой махровой лжи, как у Хомского, - еще поискать!
Вот что я обнаружил для себя интересного. Хомский утверждает, что в США никакого свободного рынка не существует, что государство через военные расходы осуществляло большие капиталовложения в технологии высокого уровня, оправдывая повышенную налоговую нагрузку необходимостью противостоять советской угрозе.
По мнению Хомского, американцы предпочитают решать проблемы силовым способом, так как располагают самыми большими в мире вооруженными силами. Они прибегают к методам ведения «старой» войны (по терминологии Мэри Калдор), но с упором на применение высокоточного оружия и авиации, избегая сухопутных операций. Они нападают на заведомо слабого противника, чтобы с гарантией его разгромить. При этом главной целью является не столько решение какой-то конкретной задачи, сколько устрашение окружающих.
Еще мне у Хомского понравилась констатация того факта, что западное общество состоит из двух крупных частей: примерно 20% наиболее образованных и состоятельных граждан, которые могут оказывать влияние на политику государства, и 80% остальных, мнением которых правящий класс беззастенчиво манипулирует. Это подтверждает мой подход к социологии – деление общества на элиту и всех остальных..
                Январь 2016 г.

Прочел весьма любопытную книгу Эдмондса о моральной философии  ( Дэвид Эдмондс. «Убили бы вы толстяка?» Изд-во института Гайдара, М, 2016.). Главное положение книги таково: моральные философы делятся на последователей Бентама – утилитаристов и последователей Адама Смита – смитеанцев. Первые полагают, что следует всегда принимать моральные решения в пользу большинства за счет меньшинства; вторые – что лишать жизни невинного человека даже если это принесет пользу многим – недопустимо.
Проводим такой мысленный эксперимент: в больницу, где пять человек ожидают трансплантации легких, сердца, печени и почек, (если трансплантаты не будут быстро найдены, то они умрут), заходит здоровый молодой человек. Следует ли его убить, и пустить на органы для спасения пятерых?
Грубо говоря, различие между утилитаристами и смитеанцами соответствует разнице между радикально левой и либеральной точками зрения. И вот, что показали опросы: При повышении в крови уровня серотонина люди, которые до этого имели склонность к утилитаризму, встают на смитеанскую точку зрения. Значит, приверженность к левым взглядам можно лечить медикаментозно! Более того, некоторые продукты питания, например, сыр, имеют повышенное содержание серотонина. Нужно пропагандировать потребление сыра, и скармливать его населению в больших количествах, особенно перед выборами, и поражение левых будет обеспечено. Сыр вообще может стать символом капитализма. (Помните антикоммунистическую поговорку, что бесплатный сыр – только в мышеловке?)
                Февраль 2016 г.

Затонувший корабль, нами вновь обретенный
Выход  в свет русского перевода романа Ханса Хенни Янна «Река без берегов»  - событие незаурядное. Нечасто для широкого круга читателей открывается неизвестный писатель мирового уровня. И вот его роман – первая публикация этого автора на русском языке -  прочитан. Каковы мои первые впечатления?
Первая и вторая части романа различаются так сильно, как будто они написаны разными авторами. «Деревянный корабль» - блестящий образчик произведения неоромантизма, впитавший ароматы Джозефа Конрада, Германа Мелвилла и Эдгара По, но выросший на сотрясаемой катаклизмами духовной почве первых десятилетий XX века.
Вторая часть романа – «Свидетельство Густава Аниаса Хорна» - ни на что не похожая, непонятная и  пугающая; первоначально она даже вызывает оторопь: а можно ли это вообще читать? И вдруг оказывается, что не только можно, но что текст затягивает читателя, как воронка над затонувшим кораблем «Лаис». И если ты поддашься, и в роман погрузишься, то обнаружишь в нем множество диковин. Приглядевшись к месту, ты начинаешь понимать, что попал в кунсткамеру, где собраны сокровища литературного романтизма и ему предшествующих литературных эпох. Здесь и экзотические декорации – тропики, а также уединенные малонаселенные местности: фьорды и острова, и сонм демонических героев, и их испепеляющие страсти, и катастрофические природные явления, и языческие обряды, и весь инвентарь смерти - могилы, склепы, и саркофаги, и антикварные лавки – чего только стоит собрание часов, и умные животные, которые разве что не говорят по-человечьи, и многие другие диковины, сыплющиеся со страниц романа, как из рога изобилия, и эта поистине гофмановская одержимость музыкой – все это создает эффект погружения в незаслуженно забытое прошлое, и это путешествие очень развлекает.
Но вот заканчивается первая книга «Свидетельств», и, приступив ко второй книге, читатель обнаруживает, что характер повествования меняется. Если в первой книге автор ограничивается ссылками на отдельные элементы своего мировоззрения, то вторая книга посвящена его развернутому изложению и обоснованию, и по мере чтения мне становилось все более очевидно, что оно ортогонально моему мироощущению. Хотя Янн и утверждает, что может себе представить стоящую рядом с ним абстрактную сущность мира, ему этого оказывается недостаточно, и он ищет основы человеческого бытия в материальной телесности. Даже если у него есть веские аргументы в пользу такой картины мироздания, меня она не устраивает, так как я люто ненавижу собственное тело, и желал бы жить исключительно в сфере духа. Нет, я в Бога не верю, и хотел бы переместиться  в духовную сферу, чтобы, игнорируя любые  запреты, предаваться духовному и эстетическому разврату.
Далее: Янн ненавидит современность; - его герой тщательно  избегает «пустоты» больших городов, прячась в медвежьей глуши, он отрицает капитализм и игнорирует современную технику; я же считаю капитализм светлым будущим человечества, могу жить лишь в мегаполисах, не мог бы выдержать и дня жизни в сельской местности, боюсь и ненавижу дикую природу. Мы не совпадаем даже в музыкальных предпочтениях: Моцарт мне не близок, а любимая мною музыка простирается от Вагнера до Веберна и Ксенакиса.
Тем не менее, не приемля метафизики Янна, я склонюсь перед гением писателя, создавшего поразительный и неповторимый мир художественных образов.
Здесь нужно вспомнить, что в период  1915 – 1945 годов европейский литературный процесс прошел через область грандиозной бифуркации, когда возникло огромное многообразие новых литературных миров: произведения Кафки, «Улисс» и «Поминки по Финнегану» Джойса, «Песни» Эзры Паунда, «Доктор Фаустус» Томаса Манна, и вот теперь к ним добавился вновь открытый роман Янна «Река без берегов». В конкуренции между ними победила склонная к минимализму образная система модернизма Кафки и Джойса, нашедшая блестящее завершение в произведениях Беккета. Я, безнадежный конформист, - всегда на стороне победителя – в данном случае – модернизма, разделяя встроенную в него метафизику, проявляющуюся в том, что сквозь ткань произведения по мере развития сюжета постепенно, но непреклонно проступает не антропоморфный Абсолют, - настолько тотальный, что у него нет никакой структуры. Этим философия модернизма выгодно отличается от мировоззрения Янна, имеющего сложную и архаичную языческую подоплеку, копаться в которой мне недосуг.
Роман же «Река без берегов» разделил печальную судьбу «Лаиса» - он затонул. И если его заумной и сомнительной философии мне не жалко, то потеря яркого, красочного, фантастического образного мира была бы для европейской литературы трагедией.  И вот заботами “Hoffmann und Campe Verlag.Hamburg” и издательства Ивана Лимбаха этот корабль поднят со дна забвения. Процесс его чтения подобен  посещению стокгольмского Музея Васа, где экспонируется корабль того же имени, затонувший в XVII веке, и поднятый в 1961 году в состоянии великолепной сохранности. Сравнение романа с Музеем Васа весьма комплиментарно – последний производит на посетителей просто ошеломляющее впечатление: навстречу тебе выходит - не в воображении, а в материальном обличии – четырехсотлетнее прошлое; никакой другой музей мира не позволяет столь же наглядно и во всей ее подлинности представить сущность Истории.
Впечатление от «Реки без берегов» - аналогичное. Ведь издатели обнародовали литературный памятник грандиозных масштабов, который, в отличие от своих современников, не влился в мировой литературный процесс, оставшись совершенно нетронутым – он не затерт большими полушариями миллионов читательских мозгов; более того, по счастью, он избежал набегов грабителей могил – постмодернистов. Перед тобой раскрывается картина канувшей в прошлое духовной жизни, переданной в образах умопомрачительно яркой эстетики.
Ценность прочитанной книги определяется тем, насколько ее чтение изменило читателя. Образная система Янна навсегда отпечаталась в моей эстетической памяти, и это – ценное приобретение. Что же касается мировоззрения Янна, то в своем противостоянии ему я прояснил основные позиции своего мироощущения, и в нем укрепился, что тоже ценно.
Вряд ли выход в свет этого романа способен оказать влияние на современную литературу, переходящую на птичий язык (twitter). Но «Река без берегов» - это волшебный сад красочных, ярких, незабываемых образов, прогулка по которому может доставить читателю радость, много радости.
Составляя данный текст, я и помыслить не мог претендовать на литературоведческий подход; литературовед призван толковать художественное произведение для многих – в идеале – для всех; я же толкую его с точки зрения «либрофага» – неутомимого пожирателя книг, который, отрефлектировав прочитанное, выделяет в нем самое для себя важное, и отправляет его в архив своей памяти, прежде, чем перейти к очередной книге. (У меня, например,  на очереди «Размышления II-IV» Мартина Хайдеггера). Могу лишь одно сказать в заключение: роман Янна явился для меня большим праздником, роскошным пиршеством, чудесным читательским приключением!
                Март 2017 г.

Из «Дневника читателя» (2018 – 2024).

7 июля 2018 г.
Закончил чтение книги: Алексея Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось».
Автор выделил и досконально исследовал один общественно-исторический процесс: - как живая жизнь приспосабливается к условиям жесткой идеологической, политической, культурной регламентации, постепенно подтачивая «сверхстабильный», - до его полного застывания, - общественный строй. Книга – скрупулезное проведенное исследование «позднего социализма», позволяющее определить причины его внезапного обрушения. Однако, как и всякая научная работа, данное исследование грешит односторонностью, не вскрывая всех причин краха коммунизма. Вместе с тем, область его применения выходит далеко за пределы СССР или России. Результаты работы можно использовать применительно не только к другим странам, но к мировым процессам, - например, к религиям. Во всяком случае, данная книга – захватывающе интересное, и весьма информативное чтение.

12 июля 2018 г.
 Закончил чтение мемуаров австрийского философа и социолога Элиаса Канетти, получившего всемирную славу благодаря эссе «Масса и власть», - Elias Canetti “Die gerettete Zunge”  ( Элиас Канетти. «Спасенный язык».). Не сказал бы, что эти мемуары  особенно актуальны, но они меня привлекли своим очень красивым и понятным немецким. Последнюю особенность я особенно оценил, приступив к чтению книги: - Franz Kafka Erz;hlungen  ( Франц Кафка. Рассказы.). По сравнению с ясным и логичным повествованием Канетти стиль Кафки – сумрачный и бредовый.

19 июля 2018 г.
Прочитал книгу Дугласа Смита «Бывшие люди. Последние дни русской аристократии».  Документальная повесть рассказывает об истории двух аристократических семей – Шереметевых и Голицыных. Что судьба их была трагичной, и даже страшной, можно было полагать еще до чтения, но то, что для меня оказалось новым, была роль, которую играли в их истреблении простые люди - «народ».
Может показаться удивительным, что каждого из представителей аристократических семей на некоторое время сажали, или высылали, а потом отпускали; они возвращались туда, где находились их родственники; через некоторое время их снова сажали на год-два, и вновь отпускали, и так продолжалось многократно. Объяснение этого странного поведения очень простое: власти не видели в аристократах вреда, и, продержав их в течение минимального срока, отпускали на все четыре стороны. Но народ, в окружении которого они оказывались, требовал «справедливости», под которой они  понимали расправу, тем более, что освобождалась жилплощадь, и квартиры арестованных можно было разграбить.
Отсюда вытекает, что в России руководители всегда были лучше народа, даже – увы – в советское время.

26 августа 2018 г.
Закончил чтение монографии Рэя Монка «Витгенштейн». Витгенштейн явился одним из главных инициаторов антиинтеллектуалистской революции в философии, отрицавшей направление, заданное Аристотелем, и продолженное Декартом, Кантом, Гегелем, которое предполагало построение философии, как науки. Борьба против мысленных образов в пользу чувственного начала Витгенштейн вел в исключительных пределах аналитической философии в полном отрыве от Хайдеггера, занимавшимся тем же в рамках континентального европейского экзистенциализма.
Наибольшую известность принес Витгенштейну тезис, включенный в его «Логико-философский трактат»: - «О чем невозможно говорить, о том должно молчать», - утверждавший приоритет религии перед теоретическим мышлением. Витгенштейн вообще был противником рационализма и научно-технического прогресса, считая их опасными для человечества. Он считал, что в решении проблем человеческой жизни надо опираться не на рассудок, а на культуру – музыку, живопись, поэзию, в которых преобладает чувственное начало. Взгляд его был обращен не в будущее, от которого он не ждал ничего хорошего, а в прошлое. Это не могло не привести к тому, что он стал сторонником коммунизма; он даже отправился перед войной в СССР, чтобы устроиться на работу чернорабочим, но для него нашлось только место преподавателя, и оно его не устроило; он вернулся в нелюбимый им Кембридж. Последние годы жизни Витгенштейн посвятил проблемам понимания, которое считал неправильным, и пытался исправить, различая два типа предложений: констатирующие, то есть описывающие действительность, и грамматические, то есть устанавливающие правила (так, по его мнению, вся математика составлена грамматическими предложениями). Начав с исследования основ математики, он перешел к изучению основ языка, а, следовательно, и основ человеческого, но свою задачу разрешить не успел, оставив своим последователям лишь возможные подходы.
На своих современников Витгенштейн производил очень сильное впечатление, представляя образчик гения.
Кстати, после визита в 1947 году в Вену, оккупированную советской армией, он свое мнение об СССР резко изменил в худшую сторону.

16 сентября 2018 г.
Прочел  книгу: Лайзы Пикард «Викторианский Лондон» (Издательство Ольги Морозовой; 2011). В ней приводится обширный фактический материал обо всех сторонах жизни английской столицы в 1837 – 1870 годах. В этот период времени в Лондоне были выработаны все черты мегаполиса двадцатого века, которые мы считали сами собой разумеющимися.

 25 сентября 2018 г.
Роман Джейн Остен. «Эмма» :.я прочел по рекомендации некоего литературоведа, нашедшего, что он написан великолепным языком. Язык мне тоже понравился, но содержание я нашел скучным и вызывающим раздражение, так что я теперь понял, почему Марк Твен отрицательно отзывался о Джейн Остен – романистке.

14 октября 2018 г.
Модернистский роман Томаса Пинчона «Мейсон и Диксон»   был мною прочитан в два приема; в первый раз – в транспорте, не прибегая к словарю, во второй – со словарем. Дело в том, что роман продолжает традицию Джойса: его язык важнее, чем содержание, относящееся ко второй половине XVIII века, когда два британских астронома были привлечены к решению проблемы демаркации границы между американскими колониями Англии – Мерилендом, Пенсильванией и Делавером. Обозначенная на местности линия Мейсона-Диксона долгое время считалась границей между северными и южными штатами США. В роман в игровом ключе включены многочисленные материалы по истории, философии, науке, технике, быту, религиозным верованиям этой переломной эпохи; он написан с иронией, и использует все современные литературные техники, включая постмодерн. Так я познакомился с одним из самых значительных литературных произведений,  продолжающих направление Джойса и Беккета (литературоведы самым значительным считают роман того же автора “V”).

18 ноября 2018 г.
Прочел книгу Андрея Бильжо «Будьте здоровы и держите себя в руках». Литературный жанр, в котором работает автор, напоминает тот, в котором пишу и я: это короткие рассказы о случаях из жизни, в которых весьма заметна социально-критическая составляющая. Все они сдобрены мрачноватым юмором, и относятся к жанру фельетона. То, что им написано, читается с интересом, но мне кажется, что некоторые из моих текстов глубже, чем вещи Бильжо.

2 декабря 2018 г.
Закончил чтение  книги Жана Бодрийара  «Фатальные стратегии» (я уже прочел не меньше пяти книг этого автора; – это всегда увлекательное чтение).
В ироническом ключе автор анализирует состояние мира в эпоху глобализации, доказывая его тотальную парадоксальность, вызванную тем, что все свои идеи человечество стремится довести до конца, но при этом неизменно через конец перехлестывает, что его снова отбрасывает к началу. В результате следствие предшествует причинам, и никакое объяснение мира невозможно. Автор предлагает, вопреки всей предыдущей истории философии отказаться от субъектности, и полностью довериться объекту, то есть в противостоянии Добра и Зла перейти на сторону Зла. Хотя книга написана в 1983 году, именно сейчас она кажется очень современной.

29 декабря 2018 г.
Проштудировал  тома «Места» и «Мысли» «Собрания сочинений Дмитрия Александровича Пригова в пяти томах» (Издательство НЛО). Самое сильное впечатление производит демонстрация безграничных возможностей словесности вообще; Пригов поэкспериментировал с великим множеством ее форм.
 Особое место занимает деконструкция поэтики Пушкина. Это – вершина мастерства Пригова.
Роман «Только моя Япония» - важное событие в отечественной прозе XXI века.
 В последнем  томе – «Мысли» - Пригов предстает, как литературовед, искусствовед, культуролог и философ культуры. Поражает, - до какой степени им отрефлектирован процесс художественного творчества: все, что для Пригова было связано с искусством в широком смысле слова, им досконально изучено и описано; в этом отношении он – не интуитивный, а умозрительный художник.
Значение Пригова в искусстве конца XX – начале XXI века еще недооценено, и это – задача будущего. Но здесь я должен процитировать его самого.
«Наиболее нелепое – это как бы самоочевидность будущего в виде удвоенного настоящего при нереальности последнего…»

5 января 2019 г.
Закончил чтение романа Сола Беллоу “The Adventures of Augie March”   (Приключения Оджи Марч.). По существу, это – вольтеровский «Простодушный», перенесенный в другое время и на другую почву. Герой романа отличается непосредственностью, мешающей ему принять общественные конвенции, что превратило его жизнь в увлекательное и, подчас, чреватое опасностями исследование феномена под названием «Человек». Все, с кем сталкивался Оджи, стремились его использовать в собственных целях, и этим раскрывались полностью, и поэтому он собрал коллекцию презабавнейших человеческих типов, включая его самого. Автор обнаруживает великолепное знание мировой культуры, и умеет прекрасно этим знанием распорядиться.
Поскольку роман написан на чикагском сленге, многие тонкости от меня ускользнули; роман заслуживает более серьезного отношения, чем чтение в транспорте без словаря.
24 февраля 2019 г.
Прочитал эссе о советском быте  ( Наталия Лебина «Пассажиры колбасного поезда»). М., Изд-во НЛО, 2019 г.. Книга интересна тем, что в ней бытовые практики представлены в историческом развитии, причем основное внимание уделено 20 - 30-м и первым послевоенным годам. Автора заинтересовал вопрос о том, как на мировые модернизационные процессы, захватывавшие и нашу страну, влияла коммунистическая идеология. Ответ очевиден: она «тащила и не пущала», но люди, как могли, сопротивлялись. В конце концов, победили их здоровые инстинкты, и идеологию выбросили на помойку.
3.марта 2019 г.
Закончил чтение книги Даниэлья Шемпфруга «Время кометы. 1918: Мир совершает прорыв» (Издательство  Ад Маргинем Пресс 2019).
На примере судеб нескольких людей, среди которых: Фердинанд Фош, Ганди, Вальтер Гропиус, Альма Малер, Георг Гросс, Рудольф Гесс, Пауль Клее, Кэте Кольвиц, Хо Ши Мин, Арнольд Шёнберг, Гарри Трумэн, Вирджиния Вулф, Луиза Вайс – показана история Европы 1918 – 1923 годов, во многом предопределивших ход событий в XX веке.
Для меня была интересна возможность сравнить ход революций в России и в Германии; они проходили одновременно, но закончились по-разному. Здесь интересны воспоминания художницы левых взглядов Кэте Кольвиц. Она писала, что сердцем она – за «Спартаковцев» (аналог российских большевиков), но, подумав, на выборах проголосовала против них. Вот в чем главная разница между россиянами и европейцами: они думают, а мы – нет. «Давно пора, ….. мать, умом Россию понимать!»

5 марта 2019 г.
Закончил чтение романа Фолкнера «Авессалом, Авессалом» на языке оригинала. На русском я его прочел лет сорок тому назад, и поэтому читал, фактически, впервые. Содержание его заключается в констатации того, какую огромную роль играла в американской истории расовая проблема – гораздо большую, чем у нас – классовая. Но мое внимание было целиком сосредоточено на поистине поразительной романной форме, ставящей Фолкнера в один ряд с Джойсом и Беккетом, а американскую литературу – на один уровень с европейской.

31 марта 2019 г.
Прочел трактат Клода Романо. «Авантюра времени. Три эссе по феноменологии события». В нем представлен настолько радикальный подход к феноменологии, что вряд ли он интересен для философов, зато понятен простому читателю. В противоположность Канту и всей последовавшей философии, Романо за основу берет не факт, а Событие, то есть такой факт, который радикально влияет на судьбу человека, народа, или всего мира. Событие приходит ниоткуда; оно непредсказуемо в своих последствиях, и от него ведется отсчет времени: Событие временит; каждый отдельный человек либо оказывается к нему подготовленным, либо нет, и тогда гибнет. Применительно к отдельной личности главными событиями являются рождение и смерть, и они ему неподвластны и неизвестны.
Время больше не может рассматриваться, как безразличный поток, равномерно протекающий через человеческие души (это – фиктивное время). Время индивидуально, и определяется Событием.
Столь же радикально Романо разрешает проблему философского скептицизма: является ли восприятие соответствующим действительности, или оно – иллюзия. На этот вопрос невозможно ответить для каждого отдельного восприятия, но если ввести понятие жизненного опыта, то в нем все восприятия должны составлять систему, полностью непротиворечивую, и восприятие, не укладывающееся в эту систему, которое никак невозможно увязать с предыдущим опытом, можно полагать иллюзией (мы ведь отличаем сон от реальности). Эта «реалистическая» феноменология, наверняка, может быть оспорена профессиональными философами, но для любителя (атеиста и научного работника) она представляется весьма убедительной. Правда, она недостаточно  обоснована чисто философскими методами; наверное, для этого потребовался бы многотомный трактат, или система трактатов.
3 мая 2019 г.
Закончил чтение на языке оригинала трех рассказов Томаса Манна, которые впервые прочитал лет пятьдесят назад.
«Смерть в Венеции» у меня отложилась, как песнь о любви, которая, если ей безоглядно отдаться, должна кончиться смертью.
Теперь в этой новелле я вижу совсем другое: человека, на которого смерть положила свой глаз; куда бы он ни направился, она ему шлет свои предзнаменования, и он не сопротивляется, и, кажется, даже ждет встречи с ней; это описание романа героя со своею смертью.
Рассказ написан сложным языком; мне еще не приходилось читать столь трудные немецкие тексты. Я это объяснил тем, что во время написания этого рассказа достигло своего пика увлечение Томаса Манна модернизмом.
«Марио и волшебник» написан много проще; рассказ посвящен проблеме фашизма, причем Томас Манн убежден, что его преодоление должно происходить на уровне индивида: путем борьбы за человеческое достоинство. Это справедливо при борьбе против любой формы тоталитаризма.
«Тристан» - это просто насмешка, возможно, - над собой.
19 мая 2019 г.
Мемуарная трилогия Андрея Белого   ( Том I: На рубеже веков; Том II: Начало века; Том III: Между двух революций.), -  русского писателя и теоретика искусства, - это выдающееся литературное произведение, в котором Россия 1880-х – 1912 годов представлена в образе русской интеллигенции.
Андрей Белый рисует яркую картину обильного, кипящего жизненной энергией общественного слоя, состоящего из талантливых, а то и гениальных, великолепно образованных людей, - литераторов, ученых, философов, художников, музыкантов, политиков, театральных деятелей, которые, интенсивно общаясь (все знали друг друга), находились в постоянном духовном поиске путей осуществления будущего - страны, Европы, всего Мира. Поскольку разброс их мнений по любым вопросам был необыкновенно велик, они объединялись в многочисленные группы, находившиеся в жесткой конфронтации друг с другом. Критический уровень в этой среде был очень высок, и неиссякаемый поток творческой продукции: выставок, спектаклей, концертов, публикаций, лекций, выступлений блистал талантом, оригинальностью, высоким профессионализмом, эрудицией и красотой. В этих условиях незрелые мысли, ложные концепции, неработоспособные подходы не имели шансов на выживание; в яростной, эмоциональной, полемике оттачивалось видение будущего, которое надвигалось из-за горизонта переломного момента истории.
Не остается никаких сомнений, что, описывая это красочное кипение культурной жизни, Андрей Белый по ней отчаянно ностальгировал, поскольку в 20-е годы  эту цветущую клумбу пролетариат придавил сапогом, а в начале 30-х, когда мемуары писались, - то, что еще оставалось, он растер каблуком. Результат оказался такой же, как в рассказе Рэя Брэдбери «И грянул гром» - о машине времени и раздавленной бабочке.
Но Андрей Белый не собирался писать «в стол», поэтому тут и там в тексте сделаны вставки, в которых он из всех сил старается подкузьмить существующей власти, упоминая Маркса и даже Ленина, о котором российское общество ничего не знало вплоть до 1917 года. Несмотря на сомнительность уверений автора в его радикальной политической левизне, мемуары в цензурированном виде были изданы небольшим тиражом в начале 1930-х годов, и не переиздавалась вплоть до Перестройки. Теперь трилогия переиздана вновь, и может быть рекомендована всем, кто очарован Россией Серебряного века.
Мемуары, также, интересны благодаря самохарактеристике автора; он себя изображает неврастеником, почти сумасшедшим, человеком, крайне неудобным в любых типах общения. Дается описание взаимоотношений Андрея Белого с Блоком и его женой, и раскрывается история создания поэмы в прозе «Петербург», который возник из его романа с Л.Д. Блок.
 Далее: чем упорнее Андрей Белый пытается убедить читателя в том, что он – сторонник Октябрьской революции и советского строя, тем больше сомнение это вызывает. Ну, не укладывается этот декадент (он так себя сам называет) в образ советского человека, хоть ты тресни!

1 июня 2019 г.
Закончил чтение книги: Eudora Welty.” The Golden Apples”  ( Юдора Уэлти. Золотые яблоки.).
Это писательница – южанка, немного напоминающая Петрушевскую. Она описывает подноготную жизни маленького городка на протяжении нескольких десятилетий минувшего века. Это очень красочная проза с элементами сюрреализма, написанная разговорным языком, и насыщенная южным сленгом, что делает ее весьма трудной для чтения. Жаль, что многие красочные сцены ее прозы остались мною не восприняты из-за недоступной лексики!

9 июня 2019 г.
Прочел две пьесы Владимира Сорокина.
В «Капитале» раскрываются социальные техники имиджеобразования как топ-менеджеров крупных корпораций, так и «офисного планктона». К формированию имиджа CEO привлекается все его окружение, а также высокооплачиваемые специалисты -«хирурги», наносящие на его лицо шрамы, рисунок которых согласовывается посредством длительных обсуждений.
Рядовые же сотрудники занимаются своим имиджем сами, рассказывая о себе байки, которые они, по большей части, просто выдумывают.
Пьеса «Занос» полностью посвящена силовикам. Заметив, что силовые структуры в общении с прессой постоянно прибегают к обеляющим их эвфемизмам; Сорокин решил создать для них специальный язык, применение которого продемонстрировано на примере типового «наезда» силовиков на бизнесмена.

16 июня 2019 г.
Закончил чтение романа Евгения Водолазкина «Брисбен»
Автор сконструировал крутой сюжет о жизни выдающегося музыканта – подлинного художника, выдумал из головы его героев, какие в обычной жизни не встречаются, да еще реализовал двухплановую композицию, где действие происходит в двух временах. К финалу эти линии сходятся, и должен был бы засиять Высший смысл, и вроде бы, он читателю предъявляется в виде связки ключей к Подлинной Жизни, но катарсис не достигается.
Я объясняю это так: первый роман Водолазкина – «Лавр» написан в традиции житийного русского романа в версии XIX века; «Авиатор» - это роман модернистский (я его считаю самым сильным), «Брисбен» же – роман постмодернистский, для которого процесс чтения важнее, чем результат. И действительно, чтение доставляет подлинное наслаждение – роман изобилует нестандартными мыслями, интереснейшими наблюдениями, язык пластичен, выразителен, и по-настоящему красив. Когда роман закончился, я испытал чувство искреннего сожаления – я бы читал и дальше. Я уж не говорю о том, что автор вызывает искреннюю симпатию, как человек, близкий тебе по взглядам.

30 июня 2019 г.
Закончил чтение книги: Филиппо Томмазо Маринетти «Стальной Альков».
Книга интересна в нескольких отношениях. Во-первых, в романе показаны события Первой Мировой войны, которые у нас мало известны – кампания на Севере Италии 1918 года, приведшая к разгрому и капитуляции австро-венгерской армии. Во-вторых, - роман является образчиком итальянского футуризма, в его применении к литературе. Красочные, необыкновенные экспрессивные описания обнаруживают сходство с картинами Боччони и Баллы. Маринетти – очень интересный автор, у которого можно многому поучится.

3 июля 2019 г.
Перечитал роман Орвелла «1984» в оригинале. В первый раз во время Перестройки - я его рассматривал, как политический трактат, а сейчас увидел его значительные литературные достоинства. Вместе с тем, политически роман устарел: после кончины Советского Союза выяснилось, что пролы (пролетарии) – сторонники тоталитаризма, а не фактор надежды на избавление от этого кошмара. Однако главный  тезис романа подтвердился на примере устойчивости режима Северной Кореи: сила тоталитаризма – в контроле над мыслями, или, по крайней мере, в контроле над  высказываниями. В СССР во время Перестройки  разрешили говорить, что думаешь, -  и сразу все посыпалось.

7 июля 2019 г.
Закончил чтение романа Кирилла Кобрина «Поднебесный экспресс».
Это – попытка предвидения  ожидающего нас будущего, притворившаяся римейком «Убийства в Восточном экспрессе» Агаты Кристи. Автор показывает, что современный западный мир, к которому мы привыкли, уже полностью созрел для его китаизации. Герой романа, - русский интеллектуал, постоянно проживающий в Лондоне, может на год выехать на заработки в Китай, и там без проблем существовать, так как знает китайский. Тамошние порядки, конечно же, отличаются от английских, но жить можно.
В романе имеются ряд вставных эссе, например, футурологическое исследование о том, как отказ от бумажных документов при архивировании персональных данных повлияет на историю и трансформирует ее восприятие.

10 июля 2019 г.
Закончил чтение второго тома «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста  (на это ушло полтора года). Когда я взялся перечитывать Пруста по-французски, то поразился легкости чтения;  оказалось, что это относится только к первому тому, - «По направлению к Свану», большую часть которого составляет «Любовь Свана», - произведение, близкое к традиционному французскому роману. Чем дальше я углублялся в роман «Под сенью девушек в цвету», тем труднее давалось чтение, что объясняется постепенным преобразованием его формы в духе модернизма (этот процесс дал о себе знать уже в третьей части первого тома - «Имена стран: имя»).
В чем для меня заключалась главная трудность чтения? Вот ты читаешь длинную прустовскую фразу, и в каждый момент она понятна, и ты восхищаешься ее локальной красотой и виртуозностью, а кончилась фраза, и в голове ничего не осталось! Я – в амбицию. Читаю второй и третий раз – все равно непонятно. Хоть мне и стыдно, беру перевод Любимова; читаю, и вижу, что текст отличается от оригинала; он даже красивее, чем у автора, но все равно – не понятен. И только разбив фразу на фрагменты, начинаешь догадываться, о чем там говориться, но в таком, препарированном виде она уже красивой не кажется. (Если красавицу расчленить, она уже - не красавица).
Таким образом, «Под сенью девушек в цвету», по крайней мере, во второй его половине, является произведением литературного модерна; такие произведения еще необходимо учиться читать.
Приступаю к чтению третьей книги  - «В сторону Германта»

14 июля 2019 г.
Закончил чтение сборника эссе Сьюзен Соннтаг «Под знаком Сатурна», вышедшее в издательстве Ад Маргинем Пресс.
В нем приведены великолепные работы об Антонене Арто, Вальтере Беньямине и Ролане Барте. Однако наиболее интересны эссе «Магический фашизм» - о Лени Рифеншталь, «Гитлер Зиберберга» и «Мысль, как страсть» - об Элиасе Канетти, авторе книге «Масса и власть». Все они трактуют тему о привлекательности фашизма для народных масс, о своеобразной эстетике нацизма (мы с ней в свое время познакомились по фильму «Семнадцать мгновений весны»).

19 августа 2019 г.
Выход большой монографии  о выдающемся французском философе Жаке Деррида   (Бенуа Петерс. Деррида.  М., Изд. «Дело», 2018)  заполнил давно для меня зиявшую лакуну, поскольку с его трудами я знакомился по мере выхода их русских переводов, а они появлялись вразброс на интервале от 1991 до 2012 годов так, что поздние работы, например: «Жак Деррида в Москве» (1995) я прочитал прежде самой ранней – «О грамматологии» (1962), в результате чего у меня в голове сложилась весьма хаотичная картина его философии, а о его жизни я вообще ничего не знал.
В данной книге жизнь и развитие философской мысли Деррида показаны в контексте мировой истории XX века, включая историю культуры. Для меня впервые стала ясна его огромная роль в европейской философии. Сейчас мне это представляется так.
От времен античности до конца XVIII века длился догматический период философии, когда она занималась описанием мира. Кант положил начало критическому периоду, когда философия принялась за исследование самих методов философствования. Этот этап завершился, с одной стороны, созданием Гуссерлем феноменологии, вникшей в саму структуру философского мышления и, с другой стороны, - экзистенциализмом Хайдеггера, определившим исток всякого философствования вообще. Деррида осуществил третий период развития философии, когда ее проблемой стало исследование самого процесса письма – он «посмотрел в корень», так как философия – это искусство формулирования. Такой подход привел к тому, что философские трактаты Деррида (так же, как и других философов Постмодерна) сблизились с текстами серьезной художественной литературы, представленной, например, такими писателями, как Джойс и Беккет; (Деррида даже выдвигали на Нобелевскую премию за 2004 год по литературе, но ее вручили не ему, а Эльфриде Елинек). Наконец, из совмещения в одном процессе операций чтения, анализа и письма родилась разработанная Деррида Деконструкция, ставшая современным методом философствования. Таким образом, творчество Деррида подвело черту под всем периодом развития философии, который был начат Платоном и Аристотелем, и теперь зияет вопрос: «Что дальше?», так как философия, чтобы сохраниться, должна измениться кардинально, или превратиться в памятник, наподобие классической латыни.
Как показано в данной книге, Жак Деррида не был кабинетным ученым; в каких только странах он ни побывал, всюду  проповедуя Деконструкцию! Он воспитал не одно поколение философов, и  принимал живейшее участие в политической жизни. Деррида всегда выступал в защиту демократии, протестуя против всех форм произвола; он принимал участие в левых движениях (его близкими друзьями были французские коммунисты, например, Альтюссер); он не жалел сил для защиты своих соплеменников (Деррида происходил из семьи алжирских сефардов), но никакая ангажированность не влияла на его философские взгляды, ибо истина была для него всего дороже.
Деррида был человеком колоссальной трудоспособности и страстного темперамента; ему были свойственны резкие перепады настроения; он был красивым мужчиной, любил жену, и многих других женщин, любил своих детей, был верен в дружбе, но, вместе с тем, был привередлив и обидчив; вкупе с его очевидной гениальностью, как философа, все эти особенности его портрета приведут к тому, что со временем он станет человеком – легендой, как Сократ, Вагнер или Эйнштейн.

15 сентября 2019 г.
На этой неделе закончил чтение книги: Клаудио Магриса. «Дунай», вышедшей в издательстве Ивана Лимбаха в 2016 году.
Это поистине замечательный труд, раскрывающий сущность понятия «Европейская культура». Он показывает, как она произрастает; ее связь с процессом миграции этносов. Конкретно рассмотрена пойма Дуная; показано влияние немцев на все аспекты культуры придунайских народов. Особое внимание автор уделяет литературе, в которой великолепно эрудирован. Эссе провозглашает такую дисциплину, как география литературы. Книга написана великолепно в художественном отношении; - так, как в моих мечтах писал бы я.

30 сентября 2019 г.
Целью  книги  Джона Ролза «Теория справедливости»  является осчастливить род людской универсальной доктриной  оптимального человеческого общества, которая была бы пригодной  в перспективе Вечности: не больше и не меньше; таким образом, в 2002 году он умер не от скромности.
Подвергнув критике концепцию утилитаризма (Адам Смит, Бентам, Дж.С. Милл), Ролз выдвигает принцип «справедливости, как доброжелательности» “justice as fairness”. Он заключается в описании методики выработки максимы, которая могла бы быть принципом «всеобщего законодательства» в категорическом императиве Канта. Что предлагает Ролз? Гипотетически рассматривается некая мысленная «исходная позиция» (“initial position”) – что-то вроде глобального опроса всего человечества, о котором предполагается, что люди предпочитают мыслить рационально; им задается вопрос о принципе справедливости, но, обсуждая его, каждый должен забыть о своем нынешнем положении в обществе, то есть принять всеобщее обнуление, как должное. Более того, Ролз предлагает считаться с мнением только тех из опрашиваемых лиц, которые являются моральными персонами, то есть готовы на самопожертвование ради других. Из этих противоестественных условий может последовать только противоестественный принцип равенства, ибо он уже был заложен в «исходную позицию». Что Ролз предполагает под равенством? Конечно же, перераспределение благ, если разные люди ими наделены неодинаково. В первую очередь ими должны снабжаться те, кто находится в самом плохом положении; этим нужно заниматься до тех пор, пока не произойдет выравнивание. Ладно, если бы это касалось лишь материальных благ,  этот принцип распространяется и на уважение, и на престиж; если престижно руководить государством, то это нужно поручить кухарке, чтобы ей не было обидно, а пролетариат следует вообще сделать гегемоном. То же относится и к занятиям; нельзя одних обрекать на тяжелый, однообразный труд, тогда как другие занимаются творческой работой; каждый тупица, если он пожелает, имеет право заниматься теоретической физикой, каждый мужик без слуха может числиться композитором, а стопятидесятикилограммовая баба танцевать в балете. Читатель, это вам не напоминает времена, когда профессора на овощных базах разбирали гнилую капусту? Да, принципы «справедливости, как доброжелательности» - это повседневная практика советской власти. Поздравляю Вас, Джон – приехали! Но в Советском Союзе имело место значительно отступление от теории Ролза, ибо в ней принято так называемое «последовательное соединение»:  принципу равенства предшествует принцип свободы, под которым имеются в виду свобода совести, свобода мысли и свобода политической деятельности. Всех этих свобод при так называемом социализме и близко не лежало, и он был прочен, как скала. Но вот, как я полагаю, Михаил Горбачев, начитавшись Ролза, решил учредить в СССР свободы, и социализм рухнул; оказалось, что принципы равенства и свободы – несовместимы. Ни Ролз, ни Горбачев об этом не догадывались, и Горбачев поступил опрометчиво, за что я ему благодарен, ибо  благодаря его ошибке мы избавились от коммунистического морока. Так что, хотя бы и косвенно, даже  Ролз принес пользу.

3 октября 2019 г.
Прочел роман: Curzio Malaparte. “Kaputt” .
Книга представляет собой описание наблюдений итальянского журналиста и дипломата, почерпнутых во время поездок по Европе в 1941 -1943 годах. В некоторых из них он оказывался на Восточном фронте – на Украине, в Молдавии, Смоленске, и Карелии, но большая их часть относится к пребыванию в тылу - в Берлине, Варшаве, Финляндии, Югославии, или в нейтральной Швеции. Малапарте общался со многими руководителями фашистов: с гауляйтером Польши Франком, с правителем Хорватии Анте Павеличем, и даже однажды пересекся с Гиммлером. А с зятем Муссолини Галеаццо Чиано они были даже дружны; последний его много раз выручал, так как Малапарте попадал в неприятности, не скрывая своего скептицизма в отношении итогов войны. Автор настаивает на том, что уже в 1941 году ему было ясно, что фашистской Германии – капут, что дало название книге.
Роман интересен не только фактическим материалом, но и стилем его автора – ироническим, даже ерническим. Эта ирония ему изменяет лишь в конце произведения, когда он описывает Неаполь 1943 года, при  немецкой оккупации после падения Муссолини, и в условиях бомбардировок американскими самолетами: - это сцены ада. «Капут» - это не мемуары, не хроника; это роман об интеллигенте, попавшем в мясорубку войны, и не видящей в ней ничего героического – ничего, кроме боли, грязи и смерти. Особая тема – критическое отношение к немцам, как нации, что тем интереснее, что он по отцу был этническим немцем.
Роман содержит яркие картины природы и мастерские описания персонажей; стиль его – кинематографичен.

10 октября 2019 г.
Закончил чтение романа: Лорана Бине. «Седьмая Функция языка». (Издательство Ивана Лимбаха, 2019).
Действие романа происходит в 1980 году. Отталкиваясь от происходивших в то время событий – президентские выборы во Франции, на которых кандидат от социалистов Миттеран борется против лидера правых - Жискара д’Эстена, автор закручивает детективный сюжет, начинающийся с того, что машина сбила философа Ролана Барта. Предполагается, что это было подстроено с целью похитить у него документ, содержащий рецепт использования седьмой функции языка, позволяющей отдавать приказы, которым невозможно не повиноваться. Опасаясь, что документ может попасть к сторонникам Миттерана, Жискар д’Эстен направляет комиссара полиции, чтобы расследовать наезд на Ролана Барта. Под подозрение попадают все философы постмодерна – Альтюссер, Делез, Фуко, Кристева, Деррида – всех не перечислишь. Комиссар, найдя для себя «переводчика» с философского языка на обыденный, мечется по городам всего мира, не пропуская ни одной конференции, а тем временем количество жертв нарастает крещендо.
Я – не читатель детективов, и криминальная интрига меня не интересует, но я получил огромное удовольствие от воспроизведенной в романе атмосферы ранних 80-х, - золотого века структурализма, - и описания всего круга философов постмодерна, от которого я «тащился» в течение многих лет. Автор романа сам принадлежал к этой компании, и ему можно верить, тем более, что некоторые из персонажей оказались недовольны тем, как он их представил. Жанр этого произведения и его живой стиль также весьма интересны.

20 октября 2019 г.
Закончил чтение книги Малькольма Каули «Карманный Фолкнер»
Это выбранные места из произведений Фолкнера, относящиеся к Йокнапатофе. Выбор текстов согласовывался с Фолкнером; таким образом, сборник можно также считать его произведением. Несмотря на то, что я прочел немало произведений Фолкнера, многие из отрывков были мне неизвестны. Особенно сильное впечатление производит рассказ о наводнении в долине Миссисипи – “Old Man”. Завершается сборник историей Джефферсона (округ Йокнапатофа), написанной, как история тюрьмы. Это - радикально модернистский текст, тогда, как здесь же имеются отрывки, написанные в реалистической манере.
Такой, концентрированный Фолкнер, производит очень сильное впечатление, работая на имидж классика всемирной литературы, так как он ярко подчеркивает его авторское своеобразие, как и своеобразие описываемого им предмета – Америки. После прочтения сборника становится более понятной не только Америка, но и процесс формирования  страны – феномен функционирования современности.

27 октября 2019 г.
Прочел книгу Бориса Парамонова и Ивана Толстого «Бедлам как Вифлеем. Беседы любителей русского слова».
Борис Парамонов дает обзор и анализ русской литературы XX века  в творчестве самых крупных литераторов. Поражают не только великолепное знание предмета, но и глубина мышления. Для меня прояснились многие вопросы, в которых я до этого «плавал». Во многом я принял точку зрения Парамонова. Я с ним не согласился лишь по нескольким вопросам.
Во-первых, по моему мнению, современная Россия имеет сходство с эпохой правления Александра III, а не Николая I, как считает Парамонов.
Во-вторых, я не согласен с его оценкой «Красного колеса» Солженицына, как ошибки; я считаю, что это – новая форма эпического романа.
В-третьих, я не согласен с пренебрежительным отношением Парамонова к роману Андрея Белого «Петербург» - я его считаю вершиной русской прозы XX века.
Помимо всего прочего – «Бедлам, как Вифлеем» - увлекательное чтение.

3 ноября 2019 г.
Закончил чтение книги Сьюзен Сонтаг «Образцы безоглядной воли», вышедшей в издательстве  Ад Маргинем Пресс.
Этот сборник эссе интересен не только анализом современной культуры, но и тем, что приоткрывает тайны творческой лаборатории автора: по этой книге можно учиться мыслить и писать о культуре. В «Поездке в Ханой» Сонтаг дает пример самоанализа; она признает, что может жить только в обществе, «которое нельзя назвать этическим,…но делает доступным для меньшинства потребление потрясающего массива интеллектуальных и эстетических удовольствий. Те, кто не разделяет моих удовольствий и не наслаждается ими, имеют полное право, со своей стороны, считать мое сознание испорченным, безнравственным, упадочническим». Как будто это написано про меня!

1 декабря 2019 г.
Закончил чтение книги: Мартин Хайдеггер. «Размышления VII – XI (Черные тетради за 1938 – 1939 )». Текст «Размышлений» представляет собой регистрацию процесса мышления философа; это очень похоже на деконструкцию по Деррида, хотя в то время такого термина еще не существовало. Мысль начинается из самых разных мест, но всегда приходит к центральному тезису Хайдеггера о том, что современная цивилизация , ориентированная на успех, достигаемый путем вычислений, привела к полному забвению Бытия, и что назначение мыслителя и поэта – возвращение к истоку, - к бездне, к богам, чтобы достигнуть решающего понимания, которое требует «изменения человека, которое превышает все прежнее и все же возвышает простейшее и единственное до самого достойного».
Забавно, как высоколобые философские рассуждения выходят в область текущей политики, как, например, критика «еврейства», или размышление о слиянии немцев со славянством путем их внедрения на занимаемую славянами территорию.
Очень интересное чтение; под конец стал за собой подмечать, что начинаю подражать Хайдеггеру, то есть текст обладает гипнотической силой, как у Гегеля.

20 декабря 2019 г.
Закончил чтение книги Елены Игнатовой «Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов XX века».
Книга интересна большим количеством малоизвестных материалов о революции и советском периоде (последние составляют половину объема этой большой книги - 800 стр. большого формата). Автор собрала материалы, являющиеся уничтожающей критикой советского периода. Например, ленинградская блокада 1941 – 1943 годов не была единственной; ей предшествовала блокада 1918 – 1920 годов, когда крестьяне не допускались в город, чтобы разрушить рынок, и построить «новую жизнь». Большевики издевались над Петербургом, как Бог над черепахой. Вместе с тем, во взглядах автора царит неразбериха. Например, преследование нэпманов властями она считает положительным явлением.
Многое для меня прояснилось; - например, то, что НЭП был очень слабенькой формой капитализма: большевики крепко держали страну за горло, давая подышать лишь по чуть-чуть. Коммунистические властители были просто одержимы жаждой убийства, причем во все периоды от 1917 до 1940.
Автор особо отмечает, что многие черты, свойственные  советскому периоду, проявлялись в русской истории и до этого – в рассматриваемом ею интервале – с 1703 до 1917 года.

10 января 2020 г.
Закончил чтение книги Джона Биффена «Вестминстер изнутри» . Автор воспел британский парламентаризм, во всех подробностях с восхищением описав парламентские процедуры в процессе их становления: он считает, что Вестминстер – последнее слова демократии.
Для современного читателя весьма интересен ее финал, в котором обозначена центральная проблема – угроза демократии, исходящая от Европейского Союза. Из нее становится ясно, что корни Брекзита лежат в 1972 году, во время вступления в него Великобритании.

1 марта 2020 г.
Перечитал роман Вирджинии Вулф «Орландо» на английском. Это – ее самое модернистское произведение; главное впечатление – наслаждение языком. Но интересен и фантастический сюжет – путешествие героини через временной промежуток в 400 лет.

8 марта 2020 г.
Вышедшая недавно в издательстве НЛО книга Е.А. Добренко. «Поздний сталинизм». Эстетика политики»- вызывает немалый интерес уже временем своего  выхода в свет, когда в очередной раз определяется вектор движения России.
В этом обширном труде проводится подробный анализ феномена советской культуры 1935 – 1953 годов с особым акцентом на послевоенном периоде – 1945 – 1953. «Культура» здесь понимается в широком смысле слова, - помимо искусства включая науку, философию, политику и образ жизни. Исследование проведено чрезвычайно обстоятельно, - с учетом всех связей между составляющими культуры, которой в позднее сталинское время было придано единство стиля, соответствовавшего личности Сталина.
В работе показано, что сразу после смерти генералиссимуса в советской культуре начались процессы брожения, приведшие к ее значительной трансформации. Тем не менее, автор утверждает, в эпоху позднего сталинизма был окончательно оформлен советский народ, который с небольшими изменениями сохранился до сих пор. Отсюда он делает вывод – ничем, впрочем, не подтвержденный, что нынешняя Россия – это СССР позднего сталинского периода, только несколько видоизмененный. Это – односторонний, чересчур упрощенный и, в конечном итоге, ошибочный взгляд.
Чтобы правильно расставить все акценты, нужно иметь в виду, что каждый из народов, находящихся на периферии Европы, в том числе, российский, делится на две неравные части: «народ», состоящий из «простых» людей, и тонкий слой европеизированной элиты. До 1917 года государственная власть ориентировалась на элиту – ее взгляды, вкусы и интересы. После Октябрьской революции главными в стране стали те, кто до нее были на последнем месте. При этом произошел раскол элиты: часть ее была уничтожена, изгнана за границу или деклассированна; часть же, либо по убеждениям, либо с целью самосохранения встала на сторону нового режима (их назвали «попутчиками»), что его спасло, так как пролетарии, по определению, мало на что способны.
Этот роман новой власти с частью старой элиты длился недолго: начиная с 1928 года начался процесс замены «попутчиков» на «рабфаковцев» - представителей «народа» поспешно получивших поверхностное образование (многие из «рабфаковцев», например, Софронов и Кочетов, на  долгие годы стали для отечественной культуры сущим проклятием). Старую интеллигенцию всюду преследовали: в 1930 году прошли процессы против технической интеллигенции (дело Промпартии); после съезда писателей 1934 года литераторы стали государственными чиновниками, в конце тридцатых власть взялась за живопись и музыку; многие «попутчики» были отправлены в ГУЛАГ или истреблены.
Война для элиты была временной передышкой. В послевоенный период Сталин, разделавшись с интернационализмом, принялся отстраивать страну на националистической основе. Как великолепно показано Добренко, используя «диалектическую» логику (двоемыслие по Орвеллу), Сталин создал гибрид национализма и  коммунистической идеи, ставший фундаментом советской идеологии. Методом советской культуры стал «социалистический реализм», представлявший утопическое в формах реальной жизни: сказку делали жизнью. В 1950, по сравнению с1935, жизнь серьезно изменилась: первобытнообщинный строй с примесью рабовладельческого сменился феодально-крепостническим, тем самым приблизившись к современности. Что не поменялось – это отношение к интеллектуальной элите; ее либо уничтожали, либо цинично и нагло насиловали. Техническую и научную интеллигенцию посадили в «шарашки», литературу фактически закрыли (разве можно считать литературой романы Бубеннова, Караваевой, или Вирты?), музыку и живопись насильственно вернули в XIX век. Развернувшаяся в конце 40-х – начале 50-х борьба с космополитизмом на самом деле была борьбой с мировой культурой и ее носителями – российской элитой (она по определению западническая). Писателей, художников, композиторов поучали, что они должны творить не для избранного меньшинства, а для народа. Поскольку, как известно, простой народ в искусстве ничего не смыслит (ведь для этого надо, как минимум, иметь к нему интерес, и уделить время и внимание для самообразования), подчинить творца этому принципу можно лишь актом грубого морального насилия. Чтобы понять, что это значит, достаточно прочесть историю создания оратории «На страже мира» тяжело больным композитором Сергеем Прокофьевым; - это одна из самых сильных частей книги Добренко. Выдающиеся кинорежиссеры Довженко и Ромм в 1949 – 1953 годах сняли по нескольку фильмов, о которых впоследствии предпочли не вспоминать, так как их стыдились. Народ же всю эту продукцию потреблял исправно, так как она была сварена как раз по его вкусу.
И вот что не может не вызывать огромного восхищения: сколько ума, мужества и терпения проявили деятели отечественной элиты для возвращения нашей страны в мировую культуру. Об этом Добренко не обмолвился и словом. Эта борьба не могла не подтачивать фундамент советской власти, одним из краеугольных камней которой являлась ненависть простого народа к высокой культуре, и в крахе коммунизма она тоже сыграла свою немалую роль. Эта элита активна до сих пор.
Итак, в отличие от Добренко, я нахожу поводы для осторожного оптимизма.

15 марта 2020 г.
Закончил чтение новой книги Кирилла Кобрина  ( Кирилл Кобрин. «На руинах нового. Эссе о книгах». СПб, Изд-во Ивана Лимбаха, 2018)
Кирилл Кобрин – крутой интеллектуал, ориентирующийся в мировой литературе, как рыба в воде. В книге под одной обложкой собраны эссе об особой территории писателя, о «Волшебной горе» Томаса Манна, о Ги Деборе и других леваках 1968 года, о повести Владимира Сорокина «Метель» (здесь показан масштаб этого писателя), о разрушителе литературы Борхесе, о Кафке, об английской литературе и о литературном Лондоне. Все это захватывающе интересно; мне только претят утопические убеждения автора, его склонность в левым идеям.

5 апреля 2020 г.
Закончил чтение книги Валерия Подороги. «Рождение двойника. План и время в литературе Ф. Достоевского».
В работе произведен всесторонний анализ произведений Достоевского; установлена связь его творчества с личными свойствами и особенностями биографии. Выявлены важнейшие свойства такого феномена, как художественная проза, включая процессы письма и  чтения. Настоящий труд в известной мере является развитием метода деконструкции Жака Деррида.

19 апреля 2020 г.
Впервые познакомившись с Зебальдом, а именно, – прочитав его роман  «Кольца Сатурна», я тотчас же включил его в число «моих» писателей, куда среди прочих входят Достоевский, Андрей Белый, Набоков, Пруст, Джойс, Кафка, Вирджиния Вулф, Томас Манн, и Беккет.
Темой романа является путешествие автора по пришедшим в упадок, заброшенным равнинам Восточного побережья Англии. Казалось бы, – пустые, гиблые места, но каждый городок, каждая развалина оказались охвачены невидимыми связями с историей Англии, Европы и всего Мира. Это может быть трактовано, как наглядный пример тотальной связанности в нашем бытии Всего со Всем, о чем говорили многие философы. Но можно пойти и дальше; чтение оживило мои догадки о том, что человечество живет в n-мерном пространстве, в котором точки, весьма удаленные друг от друга в четырехмерном пространстве-времени, могут сблизиться, и даже совпасть.
Значение романа Зебальда отнюдь не ограничивается его философией; ему присуща своеобразная эстетика: умение любоваться простыми вещами, находить щемящую прелесть в унылых пейзажах,  смаковать парадоксальное.
Зебальд показал, что мы располагаем бесценным и неисчерпаемым сокровищем: - нашим историческим прошлым, изучение которого способно дарить высокое наслаждение возможностью ухода в него от назойливой современности.
Мне вообще близко его стремление к собственной маргинализации, и я готов последовать за Зебальдом в новые путешествия.

26 апреля 2020 г.
Закончил чтение книги: Dino Buzzati “Sessanta racconti”  ( Дино Буццати. «Шестьдесят рассказов».).
Чтение было нелегким из-за богатства применяемой лексики и необыкновенного разнообразия использованных авторов сюжетов. Очевидно, что он их выдумывал для иллюстрации обуревавших его мыслей общего характера. Меня волнует проблема: откуда он их брал?
Я составил список названий рассказов, снабдив его очень краткими (буквально в несколько слов) изложениями сюжетов, для меня стала ясна разница в подходе Буццати и моем: я исхожу из вспомненного события, и сообщаю ему смыслы, а Буццати исходит из некоего тезиса общего характера, и к нему придумывает сюжет: рассказы получаются мысленными экспериментами.

3 мая 2020 г.
Читая «Размышления» Хайдеггера  ( Мартин Хайдеггер. «Рамышления XII – XV. (черные тетради 1939 – 1941)». М.; Изд-во института Гайдара, 2020.), я обнаружил, что каждое из них имеет следующую структуру: философ начинает с того, что обличает европейскую мысль Нового времени в грехе забвения Бытия, и в этом красноречив и убедителен. Затем он переходит к тому, что надо делать, а именно: надо вернуться в глубину Первоначала, чтобы увидеть просвет между Бытием и Сущим, и уже оттуда осмыслить положение человека в Мире, и это еще более-менее понятно. Но вот как вернуться к первоначалам, кажется, неясно уже ему самому, но он все же не хочет ударить в грязь лицом, и советует: перестать болтать, постараться не слушать болтовню, выкинув из головы всю наличную современность, и прислушаться к тишине, продолжая осмысливать то, что останется… И дальше его мысль рассеивается, и уходит в песок, так, что следующее размышление он опять начинает сначала, и т .д., и т. п.
Хайдеггер, видимо и сам понял, насколько трудно достижение Первоначал, а с ними – и «нового мышления», так как предусмотрительно отодвинул  начало этого процесса примерно на 2300 год – не проверишь! Тем не менее, он настаивал: надо стараться!

7 июня 2020 г.
Первая и единственная книга Жана Ипполита, прочитанная мною, - «Логика и существование», посвящена возвеличению  философии Гегеля. Попытка реабилитировать Гегеля с позиций философии XX века вызвала у меня большой интерес полемического свойства, поскольку я – убежденный кантианец. В течение многих лет я придерживался мнения,  что, оттолкнувшись от Канта, Гегель покинул территорию истины – отрытую позицию кантианства, перейдя к изобретению  замкнутой на себя теории, подобной волшебной сказке. Тем самым он дал пример и другим фантастам, в результате чего возникли такие ложные мировоззрения, как марксизм или психоанализ, надолго отвлекшие человечество от здравых мыслей и полезных дел.
И вот книга прочитана; что я из нее почерпнул? Ипполит «танцует от печки», напомнив читателю о  том, что Кант совершил переворот, перейдя от философии догматической к критической философии, в которой я себя чувствую, как дома. Однако Ипполита она, как и Гегеля, не устраивает, так как в ней Сознание и Природа разделены непреодолимой стеной. Так они ведь и на самом деле разделены: об этом свидетельствует весь мой сорокавосьмилетний опыт научного работника и инженера! И вот  Гегель нашел способ, как их неразрывно связать. Ипполит признается, что гегелевский способ соединения мышления и природы  эмпирическому сознанию недоступен, поэтому он втолковывает читателю гегелевскую теорию, приводя сотни примеров использования  диалектической логики, и все они производят впечатление мысленной эквилибристики. От нее у меня уже ум начал заходить за разум, когда Ипполит вдруг пояснил, что гегелевская логика великолепно отражает развитие органического мира. «Я никогда  профессионально не занимался биологией» - подумал я – «поэтому мне так трудно въехать в диалектическую логику, а это не повод, чтобы ее не признавать». А когда автор перешел к вопросам Всемирной истории, то я сразу согласился с гегелевской концепцией, согласно которой история находится в состоянии непрерывного бесконечного развития, будучи связана с мыслью; ее движение происходит либо вдоль «стрелы времени» (для «фаустовского человека»), либо по замкнутому кругу, как у Ницше. Кстати, о своей приверженности к Гегелю признался крупнейший современный философ Славой Жижек.
В конце работы Ипполит зачем-то решил напомнить, что по логической структуре марксизм аналогичен гегельянству, но почему-то умолчал о том, что, предлагая снять отчуждение, Маркс тем самым устранял из истории противоречие; по Марксу с установлением коммунизма должен был бы наступить конец истории. Итак, чтобы стать пророком, «диалектик» Маркс вернул философию в Догматику – состояние, в котором она находилась до Канта.
Хорошо, что я прочел Ипполита; до меня стала доходить истинность гегельянства, и появились дополнительные аргументы против нелюбимого мною марксизма.

28 июня 2020 г.
Темой четырех романов Вагинова   (Конст. Вагинов. Козлиная песнь. Романы. М.: «Современние». 1991.) является жизнь петербургской интеллигенции в посленэповском Ленинграде (1927 – 1933 годы). С необыкновенной отчетливостью показано, что герои романов живут исключительно дореволюционным прошлым; им и только им определяются их интересы, взгляды и идеи; с окружающей их и зловеще нависшей над ними советской жизнью они никак не взаимодействуют, поддерживая свое существование продажей сохранившихся дореволюционных вещей. Совершенно очевидно, что их жизнь эфемерна и зыбка, что у них нет  никакого будущего.
Проза Вагинова интересна своей художественной формой – она гротескна и абсурдна, чем напоминает творчество обэриутов. То, что родиной литературы абсурда явился СССР, неудивительно: ведь литература передает атмосферу окружающей жизни, а СССР был подлинным пионером абсурда.
Особое положение в романах Вагинова занимает такое хобби, как коллекционирование. Автор понял, что особенности социалистического существования способствуют широкому распространению этого занятия среди граждан. Поскольку они бедны, то могут создавать коллекции только из  мусора.

12 июля 2020 г.
Прочел в оригинале  роман Киплинга  «Свет погас» .
Написанный в романтической манере, роман относится к разряду занимательного чтения, хотя он содержит интересные суждения о  творчестве живописца, и о живописи вообще. Самое уязвимое место романа – его наивный моральный пафос.
Кроме того, его стиль примитивен, и перегружен слэнгом.

15 июля 2020 г.
Впервые познакомился с творчеством русского писателя Леонида Добычина   ( Леонид Добычин «Грод Эн. Рассказы» М.: «Художественная литература» 1989)
Произведения Добычина, описывающие жизнь провинции на западных границах страны, интересны своим своеобразным стилем. Все происходящее воспринимается как бы неадекватным рассказчиком; то ли он не понимает, что вокруг него происходит, то ли понимает неправильно. Этому способствует то, что отдельные впечатления, как правило, друг с другом не связаны, перескакивая с одного на другое случайным образом, что оставляет общее впечатление тягостного неблагополучия, за что в середине тридцатых Добычин  был подвергнут критике, и покончил жизнь самоубийством.
Стиль Добычина не подходит для рассказывания историй, но он плодотворен для описания состояний. Если в его произведениях имеется какая-то идея, то она состоит в следующем: власть и идеологические установки можно изменить быстро, но быт весьма консервативен; если он изменяется, то очень медленно.

31 августа 2020 г.
Закончил чтение двух последних произведений Вирджинии Вулф .
По-видимому, чувствуя, что ее жизнь подходит к концу, Виржиния Вулф решила написать итоговые произведения, в которых отразила все главные темы своих романов, используя весь арсенал художественных, которые использовала в своем творчестве.
Роман «Годы», написанный в реалистической манере, характерной для ее ранних произведений, как и «Миссис Дэллоуэй», посвящен  Лондону, но на этот раз не в статике, а в перспективе Истории, как в  «Орландо».
По контрасту с «Годами», роман «Между актами» - модернистский, как «Орландо» и «Волны» - в нем царит карнавальное начало и гротеск; тема его: Англия в историческом плане – от каменного века до современности. Автор замахнулось на многое: - понять сущность «английскости». Мне, иностранцу, невозможно понять, насколько автор была в этом успешной, но форма романа, его образность, его бесподобный язык, - меня заворожили; - на мой взгляд «Между актами» - самое сильное произведение Вирджинии Вулф, место которого – среди мировых шедевров, наряду с «Улиссом» Джойса, и «В ожидании Годо» Сэмюэла Беккета.
Вирджиния Вулф в мировой литературе началась с фразы: “Mrs Dalloway decided to buy her flowers herself” (“Mrs Dalloway”)  («Миссис Деллоуэй решила купить цветы сама» («Миссис Деллоуэй»)) , и закончилась словами: ”Then the curtain rose. They spoke” (“Between the Acts”)   («Затем занавес поднялся. Они заговорили» («Между актами»).) .

7 сентября 2020 г.
Закончил чтение писем Ницше   (Ницше Фридрих Письма М.: Культурная революция 2007).
Для меня, кто хорошо знаком с творчеством Ницше (я его прочел как в русских переводах, так и в оригинале – частично), письма оказались откровением: они связали творчество Ницше с его жизнью, причем эпистолярное наследие имеет качество художественного произведения; – подборка, выполненная Эбаноидзе – это подлинный роман в письмах. Только его прочитав, я вижу перед собой Ницше – человека, и это – очень сильный образ. Письма, между прочим, не оставляют никому никакого права связывать имя Ницше с национал-социализмом. Интересно, также, что, будучи безвестным, Ницше правильно предвидел значение своего творчества для будущего европейской цивилизации; след, оставленный им в культуре, - колоссален.

15 сентября 2020 г.
Впервые прочел роман «Мы» Евгения Замятина.
Очевидна перекличка с «1984» Орвелла. У Замятина – критика коммунистической идеи в ее замысле, тогда как у Орвелла показаны итоги ее реализации; по этой причине роман последнего гораздо сильнее; Орвелл полемизирует с Замятиным в главном вопросе – люди, живущие в тоталитарной системе, вовсе не чувствуют себя счастливыми (по Замятину коммунизм предполагает замену чувства свободы на ощущение счастья).
Обращает на себя внимания авангардный характер прозы Замятина.

28 сентября 2020 г.
Прочел свою первую книгу Эрнста Юнгера . В ней приведены два романа: - «Лейтенант Штурм» и «Рискующее сердце», а также избранные статьи.
Как только погружаешься в чтение, тебя поражает мировоззрение писателя, в корне противоположное твоему собственному. Автор не приемлет современную цивилизацию во всех ее проявлениях – индивидуализме, опоре на науку и здравый смысл. Это – развернутый панегирик почвенничества, «голоса крови и судьбы», но не эгалитаристского, а утрировано  аристократического, как у Ницше. Ловишь себя на мысли, что взгляды Юнгера – национал-социалистические, но по зрелом размышлении приходишь к выводу, что для этого стиль их изложения слишком изыскан. Это же заставило Геббельса весьма критически, даже враждебно высказаться о главном произведении Юнгера – романе «Рискующее сердце».
Вместе с тем, некоторые аспекты критики «американизма» сейчас, в эпоху крушения глобализма, весьма актуальны, что не отменяет неприятия мною вопиющего Юнгеровского антилиберализма. Однако мне импонирует, что Юнгер последовательно отстаивает царящий в Природе иерархический принцип, и крайне враждебен всякому выравниванию.
Во всяком случае, произведения Юнгера – это захватывающее чтение; в первую очередь он – художник, и уж потом – идеолог. Юнгер, как автор, стал для меня подлинным открытием.
Приведу несколько цитат.
«Ранг и ценность совпадают лишь в трагическом, а не в социальном мире, где роль ценности отходит  числу».
«…давая свободу действий индивидууму, мы отсекаем себя от сообществ, дающих нам возможность прийти на помощь самим себе».
«…истинное существо обывателя выражается как раз в том, что даже зло ему недоступно».
«Когда народ пришел в движение, непонятно, как может снова наступить покой, а когда все мирно, никто не видит, как можно нарушить мир».
«Это было прекрасное, могучее чувство, возвращение из мучительной бессмыслицы разума».
«…подлинное существо человека все равно, что кантовская вещь в себе, и себя так же трудно себе представить».

5 октября 2020 г.
Закончил чтение «Фауста» Гёте по-немецки. В связи с особой трудностью чтения поэтических текстов, я параллельно просматривал русский перевод Бориса Пастернака.
Первая часть трагедии читается легко, так что основные усилия пришлись на освоение части второй.
Вообще, первая и вторая части воспринимаются, как самостоятельные произведения, даже кажется, что они написаны разными авторами. Если первая часть – образчик классической драмы, то вторая может восприниматься, как предвестник постмодернизма. Они, также, различаются жанрово: первая часть – любовный роман в духе романтизма; то вторая часть – это и путешествие по историческим мирам, и памфлет о наступлении капитализма.
Хотя вопросы христианской религии занимают в трагедии значительное место, и трагедию завершает хэппи энд в правоверном духе, читатель не может не заметить, что автор симпатизирует строителю капитализма – Мефистофелю. Да и Фауст не пострадал за то, что активно с Мефистофелем сотрудничал.
Значит, Гёте приписывает дьяволу в жизни некую полезную роль, что было впоследствии развито Булгаковым в романе «Мастер и Маргарита».
Сравнивая оригинал трагедии и ее перевод, я понял, что перевод Пастернака нужно включить в собрание его произведений, а для публикации «Фауста» на русском языке использовать какой-нибудь другой перевод, - настолько большие вольности себе позволяет Борис Леонидович. Кажется, он не только не стремится передать произведение Гёте, но с ним соревнуется, и в большинстве случаев – побеждает; - как за счет личных качеств, так и за счет опыта, накопленного мировой поэзией за полтора века.
Несмотря на избыточное богатство языка, вызывающее значительные трудности, чтение «Фауста» на немецком доставило мне огромное удовольствие.

12 октября 2020 г.
Последняя книга  Дика Свааба   (Дик Свааб. «Наш креативный мозг». СПб: Изд-во Ивана Лимбаха 2020.) содержит большой объем материала о работе человеческого мозга; как фактические данные –по  анатомии, нейрологии, физиологии, психологии, медицине. В ней проводятся целый ряд обобщений, затрагивающих сопредельные области знаний. Вот некоторые из них.
1. Человек это - его мозг, ибо все тело управляется из мозга; эмоции идут не из сердца, а порождаются в мозгу. Этот вывод кажется бесспорным.
2. Все человеческие функции, включая высшие, определяются физическими и химическими процессами, происходящими в мозгу, то есть человек – это устройство, только неимоверно сложное; в нем реализуется принцип полного детерминизма. На этом выводе уже лежит налет сциентизма – абсолютизации науки. Однако, экспериментальные науки не исчерпывают всего знания, поскольку эксперимент проводиться в специально организованных условиях, и его результаты, строго говоря, справедливы только в них.
3. Человеческие качества определяются наследственностью. На многие свойства влияют, также, и условия, особенно в первые годы жизни, но характер и сила их влияния тоже зависит от наследственности. Данный вывод бесспорен, и его надо активно вдалбливать коммунякам, которые хотят сделать всех людей одинаковыми, или относиться ко всем одинаково.
4. Человек не обладает свободой воли, так как все его поступки детерминированы наследственностью и всем ходом предыдущей жизни.
То, что, принимая решения, мы окидываем взглядом всю нашу жизнь, и учитываем имеющийся опыт, - инстинктивно ли, или сознательно – не значит, что мы лишены свободы воли в  философском смысле это понятия; вместе с тем, утверждение об отсутствии свободы воли снимает с человека ответственность за свои поступки, поскольку они, мол, детерминированы. Такой подход совершенно не допустим. Автор вообще преуспел на ниве ультралиберализма, так, что к его рекомендациям нужно подходить осторожно.
Книга сочетает популярность с серьезностью; она содержит множество интересных малоизвестных фактов, и годится не только для самообразования, но и просто, как увлекательное чтение.

27 октября 2020 г.
Zettel (  Людвиг Витгенштейн Zettel Заметки. М.: Ад Маргинем Пресс. 2020.) - это – книга для чтения по философии Людвига Витгенштейна, составленная им самим, и впервые опубликованная после его смерти. В ней продемонстрированы особенности его метода, заключающегося в выявлении особенностей «языковых игр». Большое внимание уделено таким представлениям, как «намек», «намерение», «указание», и другие, которые на письме не вербализуемы, но их говорение сопровождается взглядом или жестом. Термин «понятие» в его применении к внутренней жизни подвергается всестороннему анализу. Констатируется: внешний наблюдатель не может знать того, что происходит в сознании наблюдателя; человек не может видеть себя снаружи. При помощи анализа языковых игр можно придти и к Лейбницу, и к Канту, и к Ницше.
Сравнение точек зрения Витгенштейна и Дика Свааба на внутреннюю жизнь человека показывает, что последний, по сравнению с первым, - примитивный технарь.
Приведу несколько цитат.
«Ты не можешь слышать Бога, когда он разговаривает с другим человеком, но лишь тогда, когда он обращается к тебе».
«Судьба противостоит законам природы. Мы стремимся изучить и поставить себе на службу эти законы, с судьбой такое невозможно».
 «Я не могу наблюдать за собой ненаблюдаемым, и я наблюдаю за собой не с той целью, с какой наблюдаю других».
«В мире наших понятий мы видим, как постоянно возвращается одно и то же в разных вариациях. Так это и схватывается нашими понятиями. Ведь понятия не служат для одноразового применения».
«Как посредством мышления можно научиться истине? Так, как учатся лучше видеть лицо, когда его рисуют».
«Смысл и значение являются расплывчатыми понятиями».
«Знак живет лишь в системе».

2 ноября 2020 г.
Закончил чтение предпоследней книги Евгения Водолазкина. (  Евгений Водолазкин. Идти бестрепетно. М.: АСТ, 2020).
В ней собраны небольшие произведения, написанные за последнее время в разных жанрах – разрозненные воспоминания из разных периодах жизни, объединенные под несколькими рубриками, размышления о собственном творчестве, небольшие литературоведческие эссе.
«Писатель должен уметь конвертировать бытие в слово. Писательство – это, по сути, называние». Вот – главная мысль в литературоведческих текстах Водолазкина; - кто бы это отрицал. «Литература не обязана никуда вести» - у этой констатации найдется много противников, но не я.
К данному сборнику подверстана повесть «Близкие друзья», которая настолько стоит особняком, что кажется произведением другого писателя. Она мне представляется радикальным экспериментом, так как, охватывая большую часть минувшего века, и имея местом действия Германию и Россию, она полностью и преднамеренно очищена от каких-либо политических оценок происходившего.

9 ноября 2020 г.
Книга избранных шуток Славоя Жижека  ( Славой Жижек. Шутки Жижека. СПб.: «Панглосс» 2019) представляет собой сборник цитат из его  произведений, -  шуток и анекдотов, с помощью  которых он разъяснял сложные философские вопросы. Приведу несколько примеров.
«Истина имеет форма вымысла» (Ж. Лакан)
«Я никогда не нарушаю правило, поскольку мои действия задают правила» (Ж. Лакан).
«Заметив подкову на двери, удивленный гость признался, что не верит, будто бы подкова приносит удачу, на что Бор ответил: «Да я и сам не верю. Я повесил ее здесь лишь потому, что мне сказали, будто она приносит удачу и тем, кто в это не верит»».
«Каждая ложь создает параллельную вселенную, в которой она истинна».
«Ложь…помогает нам найти выход из патовых и тупиковых стилей мышления».
«Мир делится на тех, кто хочет быть правым, и тех, кто хочет быть интересным. …Интересные желают пленять, обольщать, обучать, изучать, влиять, выводить из себя, смущать. В распоряжении у них - сила, опирающаяся на отказ от настоящей, инструментальной власти».

15 ноября 2020 г.
Закончил чтение двухтомника Даниила Хармса .
Ознакомление с полным корпусом наследия Хармса впечатляет: столь талантливого и столь радикального абсурда я еще не читывал. Куда там до него Ионеско и Беккету! Но это оценить может только русскоязычный писатель, ибо, например, стихотворения Хармса принципиально не переводимы на другие языки.
Проза более внятна, но тем она убийственнее.
«Когда я вижу человека, мне хочется ударить его по морде», или:
«Склонность к детям – почти то же, что склонность к зародышу, а склонность к зародышу – почти то же, что склонность к испражнениям».
Письма и дневниковые записи Хармса читаются с таким же интересом, как и его проза, так как на нее похожи. Ясно, что Хармс был личностью огромного своеобразия. Он органически не мог писать на социальный заказ, и поэтому при его жизни, кроме произведений для детей, были опубликованы лишь два стихотворения.
Из переписки и дневника следует, как тесно Хармс был связан со своим кругом: Введенским, Олейниковым, Друскиным, Маршаком, Евгением Шварцем, Вагиновым. Эта группа питерской интеллигенции была весьма герметичной, почти не контактируя ни с властью, ни с народом.

7 декабря 2020 г.
Прочитал  романа Анрея Битова «Пушкинский дом».
До сих пор я как-то умудрялся проходить мимо этого автора, и вдруг для себя открыл звезду первой величины.
Меня, конечно же, восхитила его необычная форма, хотя она целиком вписывается в  постмодернистский канон. Особенно впечатляет включение в роман авторских комментариев (Это встречалось в «Бледном огне у Набокова, но тот роман, в сущности, и состоит из комментариев, а здесь не так).
Интересно, что это – роман о русской литературе, и о том положении, в которое она угодила при советской власти. В год окончания романа – в 1971 – было неясно, выживет она, или – нет.
Наконец, замечательно то, что текст, по своему характеру - литературоведческий и философский, несмотря на его сложность и насыщенность смыслом, - читается взахлеб.
Вместе с тем, это – документ эпохи, в которую роман написан, о чем очень по делу напоминает авторский комментарий, который можно читать сам по себе. Жаль, что я его не прочел в свое время в «самиздате».

14 декабря 2020 г.
Прочел  роман Samuel Beckett. “Murphy”  . 
Это роман о жизни и смерти, описанных без малейшего пафоса сторонним незаинтересованным бесчувственным наблюдателем с такой мерой объективности, что она кажется циничной. Главное, чем роман интересен – это его язык, необыкновенно выразительный и точный, который создает ощущение вынесенности действия за пределы привычного мира. Здесь  действует какая-то особенная оптика, какие-то особенные правила светотени, иные способы конципирования.
Параллельно с чтением я заглядывал в перевод
Переводчик романа – А Панасьев – провел колоссальную работу, расшифровав все намеки, содержащиеся в тексте романа. В результате текст перевода вышел вдвое – втрое длиннее оригинала. Получилось другое произведение, которое годится, как расширенный комментарий для русскоязычного писателя.
Английский Беккета – несравним ни с каким другим автором – он изящен, тонок, и лаконичен; чтение романа – истинное наслаждение – наслаждение языком.

4 января 2021 г.
На этой неделе закончил чтение последней книги Дмитрия Галковского – «Лепорелло» .
Идея о том, что вся мировая политика в XX веке «варится» тремя актантами – Великобританией, США, и странами континентальной Европы, а Россия является британским доминионом, кажется абсурдной, но Галковскому удается найти такое количество аргументов в пользу своей гипотезы, что просто диву даешься! Тем не менее, если вспомнить материалы из книги Элиотта Рузвельта «Его глазами», согласно которой главным противоречием антигитлеровской коалиции являлось соперничество между США и Великобританией, то данная версия выглядит еще убедительней.
Книга поражает своей выдающейся англофобией. Развенчан даже Шекспир.
Эпиграфом к книге мог бы послужить отрывок из произведения Марк Твена:
«Мы – англосаксы!
Мы – воры и разбойники!»
Книга написана в 2005 – 2006 годах. Изложенная в ней гипотеза может снабдить  события, произошедшие с тех пор, любопытной трактовкой. При этом она вовсе не обязательно должна оказаться верной. Достаточно того, что она подрывает веру в существующую объяснительную систему. Можно выдвинуть любую, самую абсурдную идею, и подобрать материалы, которые ее подтверждают. Так обстояло дело со всеми завиральными идеями, например, с коммунизмом.
Итак, занятия историей – это вид деятельности, представляющий для человечества огромные угрозы; для нее необходимо выработать правила техники безопасности.

7 января 2020 г.
Закончил чтение книги Владимира Сорокина «Русские народные пословицы и поговорки».
Владение языком, которое демонстрирует Владимир Сорокин, поистине феноменально. Он может писать по-пушкински («Метель»), по-тургеневски («Пир»), может создать новый язык («Голубое сало», часть 1). И вот он написал (не собрал!) народные пословицы и поговорки; они настоящие, что очевидно для каждого.  Буду их применять!

11 января 2020 г.
Темой романа В.Г. Зебальда «Аустерлиц» является исследование пространства и времени европейской цивилизации для частного случая: Чехия, Германия, Франция, Англия в 1935 – 1996 годы. Показано, как История проходит через индивидуальные человеческие судьбы; как это мучительно, но все же прекрасно – быть человеком. И еще: как это важно – хранить память о прошлом. Возможно, что Зебальд – один из самых крупных писателей мировой литературы рубежа XX - XXI веков.

17 января 2020 г.
Вслед за романом прочитал  сборник публицистических и литературоведческих эссе В.Г. Зебальда   (В.Г. Зебальд. Естественная история разрушения. М.: Новое издательство. 2019.).
В работе, давшей название сборнику, исследован феномен бомбардировок мирного населения Германии английской авиацией во время Второй мировой войны и его влиянии на послевоенную историю Германии. Зебальд отстаивает тезис, что немцы спасли себя, как нация, путем вытеснения из памяти этого события. В частности, этот исторический эпизод был «замолчан» послевоенной литературой ФРГ.
В целом надо отметить высокий художественный уровень эссеистики Зебальда.

20 января 2020
Закончил чтение третьей книги «В поисках утраченного времени»
Каждый следующий роман цикла читается с большим трудом, - как по содержанию, так и по языку. Пруст изощряется в передаче все более тонких оттенков мыслительного процесса; он пишет все более тонкой кистью.

25 января 2021 г.
Прочел книгу Кирилла Кобрина «Призраки усталого капитализма».
 В книге собраны эссе, написанные автором за последние годы; все они посвящены текущему моменту новейшей истории: схватке левых радикалов и консерваторов.
В эссе «Левиафанские хроники» Кобрин, изучая наследие Орвелла, находит демократический социализм, построенный лейбористами, возглавлявшимися после войны Клементом Эттли, который в Великобритании не привился, и больше нигде никогда не воспроизводился.
В эссе «Среди чужих: версия Чака» исследован «Феномен Анабасиса», когда отряды наемников оказываются на чужой территории, погруженной в гражданскую войну, на примере чехословаков и латышких стрелков, сыгравших большую роль в Октябрьской революции.
В “The Now Now. 2018, 1968, 1848” описан феномен ностальгии по будущему, которое виделось в прошлом, но не свершилось.
В «Стренчи: проявление Belle Epoque» исследуются эпохи относительно спокойной жизни; мы живем в конце такой эпохи.
В эссе «Европа, которую они потеряли» говорится о связи между временем и географией. «Евросоюз – последнее достижение буржуазии».
В «Идеологическом послесловии» подводится общий итог всех рассуждений, приведенных в книге. Он таков: несмотря на жесткую борьбу, сопровождающую периодическую смену «либерализма» и «национализма» - обе эти тенденции – формы капитализма, и поэтому  переходят друг в друга очень быстро, - ведь у них общая социальная и экономическая основа; нынешний этап борьбы между ними закончится консенсусом.

22 февраля 2021 г.
Книгу избранных произведений Сэлинджера .я почел после сборника рассказов Джона О’Хара, и заметил огромный контраст между ними. О’Хара барахтается на поверхности явлений, Сэлинджер же стремится нырнуть на глубину; он чужд простой констатации происходящих событий, хотя бы они и приоткрывали явление (как у О’Хара); его привлекает глубинный анализ психологии «странных», необычных людей. Сопоставление этих двух авторов позволяет уяснить, чем «классик» отличается от «просто писателя».

12 марта 2020 г.
Закончил чтение дневников Кафки
Дневники раскрывают многие личностные черты  Кафки: его подверженность депрессии; общую болезненность его состояния, его одержимость сексом, огромные трудности в установлении и подержании межличностных контактов наряду со стремлением постоянно находиться в обществе, и мучительным желанием основать семью, наряду со страхом, что он окажется на это не способен. Здесь же раскрыты сложности отношения Кафки к еврейству. Кафка может служить примером «несчастного сознания».
Одной из основных тем Кафки являются мучения, испытывавшиеся им при жизни в семье, но из дневника видно, что и сам он для своей семьи был не подарочек.
Дневники раскрывают черты Кафки – писателя: его жадный интерес к литературе и театру: желание всего себя отдать сочинительству; высочайшая требовательность к себе.
Хотя из дневниковых записей родились многие новеллы Кафки, бросается в глаза огромная разница в качестве между необработанным потоком сознания и законченными произведениями. Таким образом, значительная часть мастерской писателя дневниками не раскрывается.
Поэтому дневник Кафки, в первую очередь – человеческий, а не писательский документ: дневник писал Кафка – человек; произведения – Кафка – писатель.
Путевые дневники показывают, что туристом Кафка был неважным; его внимание привлекали исключительно люди: интерес к архитектуре или к природным ландшафтам отсутствует полностью. Вместе с тем, путевые заметки несут многие признаки Кафки – писателя, поэтому их так интересно читать.

29 марта 2023 г.
Закончил чтение книги: Samuel Beckett. “Molloy” 
Хотя это перевод с французского, роман – превосходный образчик литературного английского языка. Он просто поражает читателя эффектом «явленности» – прямого присутствия действительности; она даже кажется осязаемой.

5 апреля 2021 г.
Прочитал  главную  книгу Петера Слотердайка – «Критику цинического разума».
Автор констатирует крах эпохи Просвещения, претендовавшей на внедрение в практику «жизни по разуму». Этой концепции противостоит цинический подход: «Если по разуму получается, что мне будет плохо, то долой такой разум, то есть приматом является действие в собственных интересах.
Слотердайк различает плебейский демонстративный кинизм (Диоген), и господский цинизм, который маскируется под благообразной маской. Он не скрывает своего сочувствия к кинизму, что указывает на его склонность к левым взглядам.
Автор показывает, что цинизм пронизывает все стороны жизни, но особенно  проявляется в политике. Он это демонстрирует на примере истории Веймарской республики. Здесь же проанализирован феномен фашизма; показана его связь со взглядами Юнгера и философией Хайдеггера.
Обобщая, можно сказать: Слотердайк построил всеобъемлющую социологию, опирающуюся на понятие цинизма, о чем и говорит название трактата. Это, бесспорно, главное произведение Слотердайка, которым он войдет в историю мировой философии, хотя оно включает много нефилософского материала, делающего его рыхлым и недостаточно строгим.

19 апреля 2021 г.
Закончил чтение романа Александра Соболева «Грифоны охраняют лиру».
Я пока для себя не определил жанр этого романа. Что это:
- Попытка проанализировать сущностные черты России, вообразив вариант ее истории, в котором  Октябрьская революция не свершилась?
- Создание постмодернистского романа, использующего все приемы изысканно орнаментальной прозы?
Во всяком случае, чтение его доставляет огромное удовольствие.

17 мая 2021 г.
Прочитал книгу: «Я/Сновидения Набокова». (Составление и комментарии Геннадия Барабтарло).
В этой книге Набоков представлен, как сновидец и ясновидящий. Попытки приписать ему некие экстрасенсорные свойства и провидческий дар вполне не убедительны.
Книга представляет интерес тем, что в ней под одной обложкой собраны сновидческие фрагменты из всех произведений Набокова, демонстрирующие особенности его литературного метода. Вместе с тем, становится ясно, что он, в отличие от некоторых других романистов, например, Рейнольдса Прайса, не злоупотреблял сновидческими вставками в своих романах.
В книге излагается гипотеза Джона В. Данна о том, что в сновидениях время может идти в попятном направлении, которой однажды  увлекся Набоков, проведя эксперимент с записью снов в течение года. Похоже, что Набоков не нашел подтверждения этой теории..

7 июня 2021 г.
Закончил чтение книги Евгения Водолазкина «Оправдание острова».
Роман, по свидетельству автора, был им надиктован жене во время карантина, что, возможно, и объясняет его импровизационный характер.
В моем понимании его тема – возможность спасения целого народа, если в нем найдутся хотя бы два праведника,-  была придумана, как обрамляющая история, чтобы написать роман об историографии, – о том, как нужно, и как нельзя писать летописи. Главный вывод: из истории нельзя исключать ни один из ее периодов, как бы он ни был ненавистен для «патриотов».
Роман исполнен в постмодернистской технике; история описывается двумя параллельными повествованиями: одно написано профессиональными историками, другое -   «как было на самом деле» - в изложении праведников. В конце романа  добавлен рассказ о детстве самих праведников, выполненный, как произведение современного киноискусства. Таким образом, по мысли автора, в романе исчерпаны все способы говорения об истории. В этой экспозиции и заключается цель и смысл романа; автор воздержался от какого-либо «глобального» итогового суждения, подобного тому, например, которое имеется в конце «Войны и мира».
Стилистика романа выдает автора, как крупного специалиста по древнерусской литературе. Роман написан увлекательно; от него трудно оторваться, но по силе производимого впечатления он уступает «Авиатору», и, пожалуй, и «Лавру», хотя, может быть, это связано с эффектом новизны: мое знакомство с Водолазкиным началось с «Авиатора».

21 июня 2021 г.
Закончил чтение книги Ольги Седаковой. «Вещество человечности. Интервью 1990 – 2018 годов».
В советское время Ольга Седакова входила в круг Сергея Аверинцева, Юрия Лотмана, Вячеслава Вс. Иванова, Мераба Мамардашвили и др., отстаивая общечеловеческие ценности в противостоянии «советской цивилизации». Поэтому в советское время ее стихи и эссе издавались только за границей. После краха коммунизма наступила краткая эйфория, сменившаяся разочарованием. Российская постперестроечная культура пошла не за Аверинцевым, а сориентировалась на Запад, который отказался от многих общечеловеческих ценностей, в том числе от христианской религии, что неприемлемо для Седаковой, - воцерковленной христианки.
Правление Путина Седакова считает мягкой формой сталинизма, и  относится к нему критически, но секулярная глобализированная западная культура ей тоже враждебна. Она, например, в упор не видит Современного Искусства. Единственный человек, с которым у нее было полное взаимопонимание – папа Иоанн Павел II (Войтыла).
Таким образом, в современном мире Ольга Седакова совершенно одинока; она преподает, является переводчиком Данте, Элиота, Эзры Паунда, Клоделя и Целана, но Иосиф Бродский для нее «слишком либерал», Владимир Сорокин – «известен тем, что пишет пакости», Дмитрий Пригов – «во всем ортогонален».
По мнению Седаковой, коммунистическая «культура» претендовала на то, чтобы описать весь мир – вплоть до Пиндара – в собственных понятиях – с точки зрения классовой борьбы. «Мы научились отличать советское даже, например, в игре пианиста или скрипача…это было мистическое чутье, и оно было одно и то же у нас и у цензуры».
Седакова считает, что время застоя наносило гораздо больший ущерб человеческой нравственности, чем сталинское время, так как несло в себе элемент коррупции, добровольного соглашательства со злом, что гораздо хуже подчинения жестокому насилию.
Ольга Седакова – выдающийся мастер слова; ее убеждения всесторонне обоснованы, изложены образно и лаконично, представляя цельное и всеобъемлющее мировоззрение; ее читать – подлинное интеллектуальное наслаждение, но она либо отстала от своего времени  либо его намного опередила.

28 июня 2021 г.
Еще только приступая к чтению нового романа Владимира Сорокина «Доктор Гарин», сразу замечаешь, что он отличается от других его романов о Грядущем. И, по мере того, как ты «с концами» погружаешься в его мир, эти отличия усугубляются.
Верные читатели Сорокина, этого признанного классика серьезной литературы, давно привыкли к стилю его футурологической прозы: четким телеграфным слогом автор знакомит нас со своими прозрениями ожидающего нас будущего в общих контурах, так сказать, в «конструктивистском стиле». Это относится к «Голубому салу», «Теллурии», «Манараге», «Белому квадрату». Исключение составляет повесть «Метель» (2010), написанная упругой прозой «Повестей Белкина», но в ней речь идет не о будущем, а о Вечности, сплавленной из прошлого, настоящего и будущего.
Новый же роман написан в традиционной повествовательной манере, сугубо реалистической, - в ней пишут несколько современных писателей, ну хоть Алексей Иванов. Да и сюжет движется не скачками, а непрерывно – в реальном масштабе времени.
На первый взгляд  «Доктор Гарин» кажется продолжением «Метели» - из нее вышел главный герой, которому взамен отмороженных ног сделали протезы из титана. Правда, вместо уездного врача, развозившего в «Метели» по селам вакцину-2 (оцените способности Сорокина к предвиденью), в данном романе Гарин – мировое светило в самой востребованной медицинской специальности – психиатрии. В противоположность «метельной» Вечности время действия указано довольно точно – это пятидесятые годы XXI века. Место действия, - как и в «Теллурии» - мир, ставший предельно многополярным, в частности же, - это Сибирь и Дальний Восток. Политико-экономическая формация – Новое Средневековье, с его вечно враждующими удельными княжествами (они то и дело вступают в войны с использованием тактического ядерного оружия), с восстановленными помещичьим землевладением и крепостным правом. Мир этот характеризуется не только многополярностью, но предельным мультикультурализмом: наряду с высокоразвитой урбанистической цивилизацией имеются популяции мутантов, живущих в «культуре» неандертальцев.
Технический уровень повсеместно высок: солнечные батареи стоят на крестьянских домах, построенных из живородящих материалов; голографические видеоизображения встречаются на каждом шагу; уровень протезирования утраченных органов так и вообще зашкаливает.
Все это известно и по другим произведениям Сорокина, но нигде еще будущее не было проработано с такой  тщательностью во всех его взаимосвязанных аспектах; более того, акцент здесь сделан на связи будущего с нашим настоящим. Например, в нем присутствуют, правда, в измененной антропологии,  мировые лидеры нашего времени, пациенты доктора Гарина: Дональд, Борис, Ангела, Эммануэль, Сильвио, Джастин, Синдзю и Владимир. Хотя они и приняли форму колобков с тоненькими ручками, их политические позиции, характеры и поведение – совершенно узнаваемы. Они достойно представляют  2010 – 2020 годы.
Наши отечественные плакальщики по совку тоже не остались в накладе: след советского периода истории продлен автором еще на 30-40 лет вперед посредством литературных и иных текстов, выделенных курсивом. Так, Гарин читает роман некоего Евсея Воскова о бериевских временах СССР, завершающийся отрывком, безупречно передающим атмосферу фильмов Довженко. Имеются, также, советские сказки, кое-какие документы, и фрагмент поэмы про Красную Гэбуху.
Литературные аллюзии в романе многочисленны: врач, как единственный положительный герой, который в любых обстоятельствах остается человеком; санаторий «Алтайские кедры», в роли «Волшебной горы» Томаса Манна, странствия Гарина по просторам Будущего, как «Одиссея», закончившаяся воссоединением со своей Пенелопой в Хабаровске.
Подведем итоги: что нового принес роман «Доктор Гарин»?
В истории можно выделить «ближнее прошлое» и «ближнее будущее» Это - то прошлое, в котором довелось жить, и то будущее, до которого суждено дожить заметным частям нынешнего населения. Именно это будущее Сорокин описал в таких подробностях и так живо, как будто сам только что оттуда вернулся; он показал, как много там  - из настоящего, хотя имеются и существенные отличия; однако за последний год мы поняли, как сильно все может поменяться в одночасье, и эти отличия могут вдруг исчезнуть.
Короче:  прочтя предыдущий футурологический роман Сорокина, мы могли с удовлетворением сказать: «Слава Богу, это будет не скоро!»
Захлопнув же «Доктора Гарина», боишься выглянуть в окно: «А вдруг Сорокинское Будущее, пока я тут почитывал, уж наступило въяве?»

19 июля 2021
На этой неделе закончил чтение романа Virginia Woolf “To the Lighthouse”   (Вирджиния Вулф «На маяк»).
Данный роман является самым модернистским произведением выдающейся романистки. В нем дается описание жизни на широком временном интервале, но не хронологически, а путем ретроспекций героев, и порывов авторского воображения. Жизнь в сельском поместье опирается на двух людей с характерами большой силы: мистера и миссис Рэмси; они показаны, как патриархальные фигуры, остальные герои призваны представить человеческие типы в их многообразии; художница Лили, видимо представляет самого автора.
Несмотря на подчеркнуто условный характер повествования, автор  не стремится навязать читателю какие то глобальные идеи; скорее, он призван показать сложность жизни и ее повседневную опасность.
Единственный авторский рефрен: все, что есть – когда-нибудь закончится, оставив мало следов.

25 июля 2020 г.
Новая книга Ирины Паперно  ( Ирина Паперно. Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения. М.: НЛО 2021) посвящена советскому времени, - каким оно предстает в свидетельствах его современников – мемуарах, дневниках, документированных снах. Книга информативна и необыкновенно интересна; в ней мемуары, - не вообще, - а именно мемуары о советской жизни проанализированы, как жанр; выявлена фундаментальная роль государственного террора.
В книге, также, собран богатый материал по сновидениям советской эпохи и проведен их социально-психологический анализ.
Но для меня наиболее интересными оказались главы, посвященные двум мемуарам: «Запискам об Анне Ахматовой» Лидии Чуковской и «Запискам Евгении Киселевой-Кишмаревой-Тюричевой».
В мемуарах Лидии Чуковской  Ирина Паперно подчеркнула те моменты, в которых Анна Ахматова предстает поистине грандиозной, фигурой, - символом русской интеллигенции, не склонившей голову перед советской властью, личностью огромной силы, противопоставленной Сталину по содержанию,  но близкой ему по масштабу. Показано, что, по существу, вся жизнь Анны Ахматовой была вызовом советской власти. Из мемуаров, также, очевидно, что, не взирая на унижение бедностью и бытовой неустроенностью, самым большим кошмаром для интеллигенции – испытанием на разрыв – являлся террор.
Записки Евгении Киселевой-Кишмаревой-Тюричевой тоже посвящены описаниям жизненных невзгод, но все они связаны с войной и ее последствиями – гибелью родных, распадом семьи, разрухой, поголовным пьянством, но здесь нет ни слова о терроре. Поэтому автор мемуаров – простая женщина из народа, весь свой пафос обращает против главного  бедствия - войны. В мемуарах же Чуковской военное время, когда террор отступил, предстает, как период относительного спокойствия, когда от души отлегло.
Под конец Ирина Паперно делает потрясший ее вывод, что у представительницы простого народа отношение к советской власти совершенно иное, чем у творческой интеллигенции; если последняя чувствует себя преследуемой и угнетенной, то простой народ с советской властью - заодно. Сделав эту констатацию, Паперно останавливается; правила интеллигентской политкорректности гласят: о простом народе можно говорить только хорошее, или ничего.

16 августа 2021 г.
Роман Жоржа Перека «Жизнь способ употребления»  представляет собой  один из самых радикальных экспериментов мировой литературы XX века. Его композиции, интерпретации, методу сочинения и способам чтения посвящена обширная литература. Тем не менее, в силу грандиозности масштаба этого произведения, тема его восприятия вряд ли будет когда-нибудь исчерпана полностью. Поделюсь и я собственным опытом прочтения этого шедевра.
Роман построен, как подробное описание некоего парижского дома, по ста помещениям которого автор проводит экскурсию, подробным образом описывая обстановку каждой квартиры, и рассказывая об их многочисленных обитателях. Это повествование не является линейным; описывая сюжет какой-нибудь картины, висящей на стене, автор может удалиться на огромные расстояния от Парижа, а, рассказывая биографию персонажа, погрузиться в глубины исторического времени. Вскоре читатель замечает, что боковые ветви повествования, заполняя мировое пространство-время, где–то между собой переплетаются, а кое-где и пересекаются, в результате чего там возникают сквозные магистрали, лабиринты и тупики. Замысел автора, по его собственному признанию, состоял в том, чтобы, втянув читателя вглубь романа, побудить его затеять собственные игры, а именно: поиски неожиданных связей, исследование структур, наложенных друг на друга, складывание пазлов, разгадка головоломок, и другие.
В силу неприязни к такого рода играм, я не захотел воспользоваться  предложенным способом чтения романа, и  мне пришлось выработать свой собственный.
Начав его читать, как обычную прозу, я сразу понял, что это едва ли возможно. Дело в том, что обычно перед читателем в процессе чтения развернуты два плана: план повествования, и план смысла, - на него некую тень отбрасывает то, что происходит на первом,. Поскольку повествование «Жизни» состоит сплошь из нагромождения  конкретики – описаний вещей, лиц, одежды, книг, документов, перечислении названий фирм, театров, постановок, даже цитат из технических описаний бытовых устройств, детективных историй, семейных родословных, и прочего в таком же роде, а план смыслов не заполнен,  чтение кажется пустым времяпровождением.  Когда я поначалу с этим столкнулся, моей первой реакцией было – в гневе отбросить книгу. Но, подавив ее, я, имитируя близорукость, полностью сконцентрировал внимание на веренице образов, бесстрастно и в тончайших деталях представляемых автором, и в этой отрешенности процесс чтения меня загипнотизировал - я  ушел в текст целиком, и очнулся лишь тогда, когда роман, наконец, оборвался.
Только теперь, по окончании чтения, раскрылся его смысл: передо мной предстала объемная картина Европейской цивилизации Нового времени, но не в общих планах и абстрактных понятиях, а россыпью – в мириадах деталей и мелких событий.
Согласно Анкерсмиту , изучение  документов не позволяет погрузиться в какую-либо выбранную историческую эпоху, но это может быть с успехом осуществлено и глубоко прочувствовано, если себя окружить относящимися к ней вещами. Роман Жоржа Перека «Жизнь способ употребления», в котором такое погружение достигнуто, блестяще подтверждает точку зрения Анкерсмита.
Такая она и есть, наша цивилизация: обильная и разнообразная, противоречивая и парадоксальная, одновременно разумная и иррациональная, жестокая и милосердная, изысканная и пошлая, безумно утомительная, и все же очаровательная, и к ней принадлежать – трудное, мучительное  счастье!

29 августа 2021 г.
Закончил чтение книги Валерия Подороги. «Апология политического».
Это – сборник работ, посвященных теме, указанной в заглавии; перечислю их.
1. После ГУЛАГа. Политика философии. Новые вызовы.
Может ли быть философия после ГУЛАГА? Отмечается противоречие между диким Восточным марксизмом и марксизмом Западным, приспособившимся к капитализму. Введено понятие тоталитарной паузы в отечественной истории, когда было отключено Мировое время. Великая русская литература, выполнявшая роль философии во время тоталитарной паузы. Солженицын и Шаламов. Разница между Освенцимом и ГУЛАГОМ; последний, в отличие от первого, не был лагерем смерти, но лагерем выживания.
2. Число массы: С. Эйзенштейн: насилие и кинематограф.
Масса, как политическая машина; она действует, пока расширяется.
3. Мишель Фуко и политическая история тела.
Власть, осуществляемая воздействием на тело (суверен, преступник, палач).
Диспозитив – схема пространств, в которых действуют внешне невидимые властные отношения (то, что я называю «силовыми линиями».
4. Закон и суд. Архитектура вины у Франца Кафки.
Притча «Перед законом», «Процесс», «Замок», «Приговор»,  «В исправительной колонии» проанализированы в их взаимосвязи. «Древняя мнемотехника наказания обеспечивает воспроизводство особой социальной памяти, телесной памяти Закона»
5. По ту сторону священного.
О фигуре юродивого, как типе личности, идеальном для отношений между священным и мирским; это способ противостоять власти с позиций святости.
 6. Культура и реальность.
Настоящая эпоха характеризуется нарастанием образов реального, все более усиливающих блокаду Реальности.
Реальность – это шок, неожиданное и страшное, а реальное – попытка его объяснить.
Реальность подменяется обманкой - симулякром. Культура никогда не была реальностью; - это то, что сделано, - вторая Природа.
Высокая и низкая культура. Высокая культура оказывается в ведении узкого слоя знатоков. Она все время сжимается, подобно шагреневой коже; низкая культура удовольствий правит бал. Массовая культура – это не культура, а среда.
Туризм. Вся индустрия культуры путешествий опирается на ненасытную динамику туристского взгляда.
7. Проект и опыт. Г. Щедровицкий и М. Мамардашвили. Сравнительный анализ стилей мышления.
Щедровицкий мыслит авангардными проектами, он агрессивно их навязывает, отказываясь от анализа, как и Маркс.
Мамардашвили исследует опыт, отыскивая точку начала мысли, как Кант и Хайдеггер, взыскующий истока самоопределения человека. По Мамардашвили этот поиск никогда не закончится. Эпиграфика – перевод в регистр вечности. «Мир заново рождается с каждым актом мысли».
8. До и после мая 68-го. «Левый интеллектуал» и его революция.
Автор дает исчерпывающую характеристику современности. Пролетариат потерял свое значение. На первое место в Европе вышел средний класс, которому «освобождаться» не нужно. Поэтому события 1968 года в Париже были последней попыткой революции типа XIX века. Левый интеллектуал к новым социальным условиям вполне приспособился.
Данная книга Подороги характеризуется глубиной анализа, и может быть полезной для понимания текущих  политических процессов; она показывает, что философия сейчас, как никогда, актуальна.

13 сентября 2021 г.
Закончил чтение книги: Josef Conrad. Typhoon. Stories.  ( Джозеф Конрад. «Тайфун» Рассказы.) .
До настоящего времени я читал Конрада только в юности, недавно прочел на языке оригинала рассказ “The Secret Sharer” («Тайный попутчик»), который мне понравился, и вот теперь решил обновить свои представления об этом авторе, прочтя еще четыре рассказа в оригинале.
Конрад писал «сильную» прозу; кажется, она достигает «тактильного» эффекта на читателя; его герои – сильные и «упертые» люди, замечательные своею односторонностью, но его произведения современному читателю кажутся устарелыми лет на сто, - вышедшими из эпохи романтизма, так как в конце XIX – начале XX веков в ходу был герой амбивалентный, с душою, изъеденной рефлексией и сомнением.
В наше циничное время я не способен восхищаться героями Конрада: они мне кажутся грубыми и примитивными – «одноклеточными». Они меня раздражают.
 
27 сентября 2021 г.
Расширяя свое знакомство с современной российской прозой, я прочитал роман Бориса Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» .
Данное произведение примечательно в нескольких отношениях.
Во-первых, оно радикально ново по своей художественной форме, маскируясь под записки, осуществляемые без отрыва от процесса жизни героя, в которых окружающая действительность отражается в реальном масштабе времени, - так, как она первоначально воспринимается, - без оценки, без обдумывания; это – не «поток сознания» в стиле Алена Роб-Грийе, полностью интериоризированный глубинами мозга, а непосредственные впечатления, еще находящиеся на поверхности сознания в необработанном виде.
Сюда входят картины природы, потрясающие своей поэтической жизненностью; - от них веет или теплом, или холодом; они источают запахи; кажется, от них у читателя остаются  тактильные ощущения.
Читателю, как и автору, крайне неуютно от тесноты, от постоянного присутствия массы посторонних человеческих тел, окружающих героя в казарме. К счастью, как  для героя, так  и для читателя, первый находит время для чтения художественной литературы, и его недодуманные мысли контрастируют с чеканными формулировками классиков. Я не помню произведений, в которых «майя» - не проясненный хаос жизни был бы представлен столь же убедительно, как в этом романе. Особенно интересны целые кластеры прозы, сплошь составленные  из бессвязных обрывков мыслей.
Во-вторых, большой интерес представляет личность самого героя – Никиты Алексеевича Ильина – талантливого самобытного поэта, чьи стихотворения тут и там вплетены в прозаическое повествование.
И, наконец, данный роман - это документальное изображение существования в СССР в 1980 – 1981 годах, со всеми  его прелестями: - малокультурным человеческим материалом,  государственным насильственным коллективизмом,  серостью и скукой, повсеместной матерщиной, тотальным беспробудным пьянством, - при  двух отдушинах – Природе и Художественной литературе, которыми мы тогда и спасались!
Мне это было читать и интересно, и больно, поскольку и я жил в эти годы, причем не молодым человеком, как герой романа, а зрелым сорокалетним мужчиной.

18 октября 2021 г.
Закончил чтение книги: Samuel Beckett.” Malone Dies”  ( Сэмюэл Беккет. «Малоне умирает».).
Продолжилось наслаждение английским языком. Укрепилось понимание, что такое настоящая литература, и стало ясно, почему сейчас в литературе царит постмодернизм; - Беккет завершил мировую литературу модернизма – лучше написать уже невозможно.

1 ноября 2021 г.
Прочитал роман Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него» (Издательство АСТ, редакция Елены Шубиной. 2021).
Конечно же, в процессе чтения я сравнивал впечатления: от романа и от фильма Серебренникова «Петровы в гриппе».
Роман представляет собой описание провинциальной жизни в России середины 2000-х; он написан живою выразительной прозой, и все описанные в нем перипетии истолкованы сугубо реалистически.
Другое дело в фильме: хотя сценарий следует канве романа, в происходящих событиях Серебренников находит метафизические, даже мистические смыслы; в нем речь идет не о Екатеринбурге 2000-х, а о Вечности. По этой причине он глубже романа. Но и чтение романа доставляет свои удовольствия, - в нем жизнь изображена такой, как она есть.

8 ноября 2021 г.
Закончил чтение книги Ольги Седаковой. «Перевести Данте».
От прочтения этой небольшой книги я получил очень многое.
Во-первых, я значительно продвинулся в знании, и даже понимании «Чистилища» и «Рая», которых до сих пор не смог себя заставить прочитать  в  переводе М. Лозинского.
Во-вторых, меня поразило обсуждение богословского вопроса о воскрешении праведников во плоти в день Страшного Суда. Оказывается, еще в средневековье некоторые, как и я, сомневались в необходимости такого преобразования – ведь жизнь в виде духа гораздо приятнее и совершеннее. Данте же считал, что это необходимо не для нас, а для тех, кто нас любит.
И вообще, Седакова показала, какими огромными возможностями располагает христианская  модель Мира, в том числе, с эстетической точки зрения.
В-третьих, Седакова показала красоту стихотворений Данте, чего сам я, осиливший «Ад» по-итальянски, не усмотрел.
В-четвертых, хотя я изучаю итальянский лет десять, после чтения Седаковой он мне сразу стал ближе.
В-пятых, прочтя книгу, я прошел мастер-класс, как надо думать и писать.
К сожалению, между Седаковой и мною существует непреодолимая преграда, так как она верит в Бога, а я – нет.

25 ноября 2020 г.
Закончил чтение книги: Julian Barnes. “Nothing to Be Frightened of” (  Джулиан Барнз. «Нечего бояться»).
Это было первое знакомство с Барнсом, и сразу в оригинале, и сразу – эссе, и эссе о смерти. Жизнь и смерть здесь рассмотрены вне всякого идеализма, предельно рационалистически. По существу, это - очерк психологии смерти. Есть здесь и сторона прагматическая; в конце книги автор дает читателю советы, как надо умирать, если принять просвещенческую стоическую позицию.
Для меня были очень интересны мысли Барнса о писательстве.
Внимательное чтение книги обнаруживает разницу в культурах: англо-саксонской и нашей, в которой присутствует сильный греческий элемент.
Ясно, что Джулиан Барнс – крупный, серьезный, сложный  и интересный писатель, но он стоит на другой линии, нежели Джойс и Беккет.
Данную книгу надо держать поближе, так как она для меня актуальна.

6 декабря 2021 г.
Закончил чтение книги Кирилла Кобрина. «Европа. Конец нулевых» .
Это – сборник коротких эссе, написанных выдающимся отечественным культурологом по самому широкому кругу вопросов. Данная книга интересна в двух отношениях.
Во-первых, своим методом, совмещающим широту охваченной проблематики и философскую глубину анализа с занимательностью, остротой и неожиданностью суждений, кажущихся парадоксальными, и в силу этого, подчас, выходящими на подлинные прозрения.
Во-вторых, взятые в совокупности, эти эссе дают исчерпывающую характеристику времени своего написания. Автор к нему безжалостен, он его клеймит почем зря, но из нашего  коронавирусного времени мы оглядываемся с ностальгией на описанную им эпоху зрелой глобализации.
В-третьих, Кобрин показал себя великолепным ценителем и знатоком литературы Новейшего времени; я выбрал его для себя в качестве авторитета по современной литературе.
Мировоззрение Кобрина не лишено недостатков; например, он имеет склонность к утопическим устремлениям.

13 декабря 2021 г.
Закончил чтение романа: Gabriele d’Annunzio “Il Piacere”  ( Габриэле д’Аннунцио. «Наслаждение».).
Судя по всем признакам, это – роман, имеющий автобиографическую  основу. Его герой  без всякого намека на скромность изображает автора – аристократа и выдающегося художника. Кроме того, он – первый любовник и демоническая личность. Он страстно влюбляется в двух женщин - красавиц, и они в разное время становятся его любовницами, но первая из них  его покидает, а во второй он любит первую; в конечном итоге ее он теряет тоже. Роман заканчивается глубокой депрессией главного героя.
Роман «Наслаждение» - неважная проза; он перегружен культурными реалиями, и грешит натужным эстетизмом; он бы выиграл, если бы был более лаконичным и менее претенциозным. Под конец его читал через силу.

20 декабря 2021 г.
Прочел книгу Мишеля Шиона. «Звук. Слушать, слышать, наблюдать».
Книга содержит материал, исчерпывающий тему использования звука в медиакультуре, но этим ее значение не исчерпывается. Это – философский трактат, продолжающий, развивающий и углубляющий «Критику чистого разума» Канта в части подхода к восприятию  явления вообще.
Тезис «Слушать – значит действовать» может быть обобщен: «Непредвзято воспринимать – значит действовать». По Канту «непредвзято воспринимать» означает: воспринимая, развивать свое мышление.

17 января 2022 г.
Закончил чтение книги: Джонатан Литтелл. «Благоволительницы». (Издательство  Ад Маргинем Пресс).
Роман описывает жизнь главного героя, от лица которого ведется повествование, охватившее период от середины двадцатых до начала семидесятых. Однако основное тело роман относится к 1941 – 1945 годам, когда повествователь был офицером СС, занимавшимся решением еврейского вопроса.
Данное произведение – весьма многостороннее. С одной стороны  это - почти документальное повествование о событиях Второй мировой войны; с другой стороны – это клинически точное воспроизведение перемежающегося бреда психопата; с третьей – это философское исследование самосознания современного высокообразованного европейца.
Меня весьма впечатлила художественная форма романа, в котором органически переплетены сухие документальные отчеты, безумный бред, исповеди преступника, философская мысль, психоанализ, политические заметки,  пейзажные зарисовки, и аллюзии на мировую литературную классику, включая античную трагедию с ее темой инцеста. В этом отношении роман является шедевром постмодернизма.
Но у него есть еще одна особенность. Наряду с вымышленными постоянными  героями – архетипами: врачом Хоэнэггом, шофером Пионтеком, другом главного  героя Томасом Хаузером, и другими, в него введены ряд исторических личностей – Гиммлер, Шелленберг, Шпеер, Кальтенбруннер.
Среди персонажей романа особняком стоит фигура повествователя – Макса Ауэ – откровенно нереальный, синтетический образ архетипического Европейца. На мой взгляд, он является реинкарнацией Фауста Гёте в исторических условиях ХХ века (тогда Томас Хаузер оказывается в роли Мефистофеля).
 Во всяком случае, роману Джонатана Литтелла суждено значительное место в  мировой литературе Новейшего времени, сопоставимое с тем, какое занимает, к примеру,  «Доктор Фаустус» Томаса Манна.

25 января 2022 г.
Закончил чтение книги: Samuel Beckett. “The Unnamable”  ( Сэмюэл Беккет. «Безымянный».).
Это – завершающая часть трилогии Molloy – Malone Dies – The Unnamable, в которой методами литературы исследована сущность феномена «Человек». В ней автор вплотную подошел к истоку человеческой особи, тем самым основам, о чем все время писал Хайдеггер; очевидно, что глубже проникнуть – невозможно.
На этом можно закончить чтение прозы Беккета.
Как-нибудь прокомментировать роман «Безымянный» тоже не получается.

31 января 2022 г.
Закончил чтение книги Славоя Жижека «Киногид извращенца».
Книга представляет собой сборник работ, написанных о кино в разные годы, и единым планом не связанных, поэтому она воспринимается, как мешанина.
Какие общие замечания можно по ней сделать?
Фильмы рассматриваются только с точки зрения рассказанных в них историй; вопросы художественной формы автора не интересуют. Поэтому от фильмов Жижек нередко переходит к изложению романов, что соответствует с методам фрейдомарксизма, основанным на анализе казусов.
Жижека, в первую очередь, интересует масс-культура; он даже откровенно признается, что  предпочитает вульгарные произведения. Поэтому данные эссе мне было читать особенно трудно: цитированные здесь  фильмы я не смотрел.
Повествовательные жанры культуры Жижек рассматривает, как способ решения проблем индивида, удовлетворения его желаний, компенсации травм. Именно поэтому он использует фильмы, как способ популяризации своей философии, которая выглядит довольно поверхностной, направленной на решение сиюминутных проблем.
Лишь когда он берется за крупных художников: Тарковского, Кесьлевского, Линча – его анализ обретает экзистенциальную глубину, и становится интересным, как таковой.
Большая часть эссе трактуют философию Лакана с намеками на Гегеля, что не удивительно: философия Жижека базируется на учениях Маркса, Фрейда, и Гегеля.
В эссе «Три казуса идеологии в сегодняшнем кинематографе» Жижек с прямотою Лимонова констатирует, что является сторонником «эксплуатируемых классов» и пролетарской революции, признавая, однако, что в настоящее время капитализм непобедим, и левым остается ждать лишь счастливого случая.
В Жижеке подкупает, что он, по крайней мере, не врет, как Зюганов.
В книге приводится сборник афоризмов, которым не откажешь в меткости.
«В ХХ веке было три главных автора: Беккет, Платонов и Кафка» (раскрывших подноготную либерализма, коммунизма и национал-социализма).
«Сейчас происходит не борьба идеологий, а борьба различных «капитализмов»».
 «Даже мертвецы не будут в безопасности, если враг победит».
«То, что невозможно описать, можно запечатлеть в художественной форме как его необъяснимое искажение».

7 февраля 2022 г.
Прочитал  книгу Ф.Т. Маринетти «Очарование Египта». ( Издательство магазина «Циоковский»).
Это поэма в прозе, передающая образ Египта, являющий сплавом впечатлений от путешествия, предпринятого автором в начале тридцатых и впечатлений детства, которое прошло в Египте. Книга интересна в двух отношениях:
- как описание экзотической британской колонии (здесь произведение перекликается с «Александрийским квартетом» Лоренса Даррела);
- как образец итальянского литературного футуризма.

21 февраля 2022 г.
Закончил чтение книги: Ганса Ульриха Гумбрехта. «1945. Латентность, как источник настоящего».
Основная идея книги заключается в том, что просвещенческая модель осевого времени  в ХХ веке уже не работала. Прошлое не оставалось позади, а все время накапливалось, создавая заторы. С использованием такой историографии автор исследует период после 1945 года, и находит многочисленные подтверждения своей теоретической модели.
В проведении философского анализа автор широко использует художественную литературу. Особое место отведено пьесе Беккета «В ожидании Годо», пьесе Борхерта «За дверью», а также роману Фолкнера «Реквием по монахине». Из поэтов ХХ века автор цитирует преимущественно Пауля Целана
Из современных философов Гумбрехт цитирует «Бытие и ничто» Ж.-П. Сартра, и поздние произведения Хайдеггера.
Автором широко используется понятие Stimmung, понимаемое, как атмосфера в обществе в целом, а также настроение его отдельных членов
Новым для произведений на данную тему является использование своей биографии и историй жизни своих родственников для иллюстрации своих тезисов.
Автор констатирует, что, и социализм, и капитализм зависели от понятия осевого времени, и от хронотопа прогресса, а теперь, ни у того, ни у другого не предвидится будущего, ибо время закупорилось.
Так что же будет?

27 февраля 2022 г.
Прочитал книгу Кирилла Кобрина. «Разговор в комнатах. Карамзин, Чаадаев, Герцен и начало современной России».
Книга посвящена трем русским мыслителям, своими трудами инициировавшим общественно-политическую дискуссию о пути развития России.
«В письмах русского путешественника» Карамзин изобразил современный ему Запад, как пример для подражания. Кроме того, он создал самый язык, которым можно пользоваться при разговоре на общественно-политические темы.
В «Философических письмах» Чаадаев подверг критике современное ему буржуазное общество за бездуховность, и высказался за католицизм против официозного православия. Этим он положил начало русской религиозной философии. Кроме того, он стал родоначальником острой полемики по всем мировоззренческим проблемам, в том числе, о положении России в мире. Так он стал первым мыслителем – диссидентом – объектом карательной психиатрии.
Наконец, Герцен был первым, кто во главу угла поставил «социальный вопрос», то есть стал первым русским социалистом. Со своим современником Марксом Герцен враждовал. Он считал, что положение рабочих надо улучшить для того, чтобы они не перерезали правящий класс. В то, что рабочий класс может построить социализм, Герцен не верил, считая, что рабочий – это тот же буржуа, - только без денег. Только русское крестьянство, сохранившее общинное мышление, способно жить при социализме. Таким образом, от Герцена пошли народники.
Характерно, что все три основателя российской общественно-политической мысли были представители высшего слоя дворянства, причем Герцен был весьма богатым человеком, поддерживавшим западных революционеров, например, Прудона.
Книга очень хорошо написана, и читается, как художественная литература.

4 апреля 2022 г.
Закончил чтение книги: Александра Эткинда «Хлыст. Секты, литература и революция»
Весь ее  материал  стал для меня полной неожиданностью. Краем уха я что-то слышал о роли сект в русской революции, и даже написал об этом, сравнивая коммунизм с национал-социализмом. («От сих двоих избавь нас, боже»). Но о влиянии сект на русскую литературу, особенно на символистов, и в высшей степени на Андрея Белого и Александра Блока, я даже не догадывался. Теперь их хоть перечитывай снова, особенно – почитаемый мной «Петербург» Андрея Белого. Также, становится понятен финал  романа Александра Соболева  «Грифоны охраняют лиру».
Эссе Эткинда – великолепный пример того, как можно переписать историю.

10 апреля 2022 г.
Закончил чтение книги: Thomas Wolfe “You Can’t Go Home Again”   ( Томас Вулф «Домой возврата нет»).
Я считал, что этот роман был мною прочитан в русском переводе в 70-х, но, даже если это так, то в моей памяти не осталось никаких этого следов.
Это – роман о становлении писателя, заканчивающийся неожиданно: став писателем, герой отказывается от выстраданной профессии, предпочтя путь какого-то неясно сформулированного общественного служения, предполагающего жертву своею жизнью. Неужели его герой выбрал судьбу революционера? Тогда он просто мудак!
Роман привлекателен своею техникой, в которой, наряду с модернизмом, прослеживаются элементы постмодернизма. Чтение доставляет эстетическое удовольствие.

2 мая 2022 г.
Закончил чтение книги Леонида Цыпкина. «Лето в Бадене и другие сочинения».
Мой интерес к Леониду Цыпкину (1926 – 1982), отчасти, объяснялся тем, что выдающимся писателем он был признан через много лет после смерти, - уже в новом столетии, притом, что при жизни он вообще не печатался, - даже в самиздате; – патологоанатом по специальности, Цыпкин писал исключительно «в стол».
Прочитав небольшой сборник написанных им повестей и рассказов, я познакомился с интересным прозаиком, наделенным даром тонкой наблюдательности; остро подмеченные бытовые подробности мгновенно переносят читателя в описываемое время. Тем не менее, эти произведения, на мой взгляд, не оправдывают неумеренно высокую оценку, которой наделила Цыпкина  выдающийся культуролог ХХ века Сьюзен Сонтаг. Правда, делая свой вывод, она  ссылалась исключительно на главное и последнее произведение Цыпкина – роман «Лето в Бадене», с которым я познакомился десять лет назад. И я его решил перечитать. Напоминаю, что это – эмоциональное повествование  о роли произведений и образа Достоевского в жизни рассказчика. Получив немалое удовольствие даже при повторном чтении «Лета в Бадене», я все же не разделил мнения Сьюзен Сонтаг, высказанного ею в статье «Любить Достоевского», - что роман  входит в число «самых выдающихся, возвышенных и оригинальных достижений века, полного литературности – в самом широком смысле этого определения».
Я задумался: неужели Сьюзен Сонтаг ошиблась? По зрелом размышлении я понял: нет, Сьюзен Сонтаг никогда не ошибалась! Просто очень уж время изменилось!

30 мая 2022 г.
Прочел книгу Андрея Бильжо. «Комариный бог».
Автор  пишет рассказы на самые разные темы – о настоящем и о прошлом в самые разные времена. Имеются и обобщения, например, «В часы бессонницы». Проза сопровождается рисунками автора, выполненными в той же стилистике. Это такой стеб. Кроме того, на темы рассказов и на их стилистику бросает отблеск профессия Бильжо: он психиатр. Читать забавно, но прочитанное легко вылетает из головы.

7 июня 2022 г.
Прочел роман: Дмитрия Данилова. «Саша, привет!»
Это – притча в виде антиутопии. В России восстановлена смертная казнь за преступления морального характера, например, за педофилию, причем возраст достижения совершеннолетия увеличен до 21 года. Одновременно проведена гуманизация в вопросах исполнения наказания: время казни определяется генератором случайных чисел, так что приговоренный не знает, когда его убьют; теоретически он даже может дожить  до глубокой старости, а пока для него доступна комфортабельная жизнь в Комбинате, где он имеет все, кроме свободы передвижения.
Так автор построил модель обычной человеческой жизни, в которой человек тоже приговорен к неминуемой смерти. Вывод, сделанный автором, такой: никакой комфорт существования не может избавить от страха смерти, от которого человек и умирает, и лишь вслед за тем умирает его организм.
Как и у всех, кто читает много художественной литературы, у меня есть список «моих» писателей. Я подивился: как я мог пропустить появление столь крупного автора? Однако оказалось, что уже заметил: - в свое время на меня большое впечатление произвел фильм Серзина «Человек из Подольска», трактующий проблему отношений маленького человека и Власти; оказалось, что он снят по одноименной пьесе Данилова.

27 июня 2022 г.
Наконец-то закончил чтение романа, продолжавшееся последние 3 – 4 года:Thomas Mann. “Joseph und seine Br;der”   (Томас Манн «Иосиф и его братья»).
Для написания этого произведения Томас Манн создал особый язык – библеизированный немецкий, насыщенный архаической лексикой. Поэтому 1800 страниц романного текста я смог осилить за отведенное время только благодаря параллельному использованию русского перевода, мастерски выполненного С. Аптом. Однако, поскольку перевод фактически является талантливо исполненным пересказом, я им пользовался лишь, как словарем.
Конечно, перечитать некоторые главы Ветхого Завета – интересно. Конечно, интересно побывать в библейских местах (особенно в Древнем Египте). Любопытен, также, экскурс в религиоведение, занимающее значительное место в романе. Но всего этого мало: важны смыслы, вписанные автором в роман. Казалось, выявить их -  проще простого: об этом он написал известный доклад, в котором напомнил о  времени написания романа (он был закончен в 1942 году). Томас Манн сделал упор на антифашистский характер этого произведения, и это понятно. Сейчас, 80 лет спустя, ему можно приписать более широкие смыслы. Томас Манн строго следует библейскому тексту, снабжая поступки его героев психологическим обоснованием. То есть он предположил, что человеческая психология с тех пор не изменилась, что, скорее всего, неправильно (и Томас Манн, конечно же, это понимал). Но это ему позволило написать увлекательный роман о психологии современного человека – как индивидуальной, так и коллективной. И в этом, по-моему, главное достоинство романа.

11 июля 2022 г.
Закончил чтение книги Сергея Соловьева «Улыбка Шакти».
Данный роман – это восторженный панегирик Индии, написанный русскоязычным поэтом и интеллектуалом – гражданином Украины и жителем Мюнхена.
Индия предстает, как фантастическая страна, значительная часть полуторамиллиардного население которой ведет почти такой же образ жизни, как и их предки сотни лет назад; отличие лишь в том, что они пользуются мобильной связью и мотоциклами. Огромную роль играют массовые религиозные праздники, которые могут длиться неделями. На территории Индии находятся тысячи древних храмов, многие из которых до сих пор не описаны. Во множестве свирепо охраняемых заповедников сохраняются джунгли, нетронутые цивилизацией, кишащие тропической фауной. Тем не менее, несмотря на частые посещения, автор смотрит на Индию глазами европейца, которому она представляется едва ли, как не рай земной, где человек живет одной жизнью с Природой.
Временами автор медитирует, пытаясь мыслить, как буддист, или индуист, но это – лишь кратковременные путешествия, из которых его дух возвращается в привычное европейство. «Запад есть Запад, а Восток есть Восток, и они никогда не поймут друг друга, но это не мешает им друг друга любить» - таков мой вывод из прочитанного романа. Весьма актуально для нынешнего времени.

16 июля 2022 г.
Закончил чтение книги: “Marcel Proust. Sodom et Gomorrhe”    (Марсель Пруст. «Содом и Гоморра»).
При чтении 4-й части «В поисках утраченного времени» у меня стало меняться мнение об этом произведении, сложившееся после чтения русского перевода.
Дело в возрастающей сложности произведения по мере перехода от тома к тому, что при чтении  перевода не замечаешь. Если первый том («В сторону Свана») допускает беглое чтение, то «Под сенью девушек в цвету» уже вызывает затруднения, а «К Германтам» требует максимального напряжения. «Содом и Гоморра» же местами уже едва понятен, причем это относится не только к оригиналу, но и переводу, несмотря на добросовестность и мастерство переводчиков.
Я склонен полагать, что «В поисках утраченного времени» – не столько мемуары, сколько исследование  возможностей письменного языка, включая возможность получать удовольствие от самого процесса писания.
И по этой причине «В поисках…»  нужно читать по-французски.

18 июля 2022 г.
Прочел книгу: Иван Курилла «Заклятые друзья. История мнений, фантазий, контактов, взаимо(не)понимания России и США».
Книга представляет собой собрание очерков, призванных проиллюстрировать следующие тезисы. Являясь двумя крайними вариантами Европейской культуры, Россия и США всегда нуждались друг в друге – либо, как в стороннике, либо как в противнике, обмениваясь людьми, идеями и технологиями.

1 августа 2022 г.
Прочитал книгу Пола Коллиера «Будущее капитализма»
Современное капиталистическое общество Коллиер, делит на два класса:
- хорошо образованные люди;
- малообразованные люди.
 Люди, которые по моим представлениям, составляют элиту, в работе Коллиера названы «способные люди». В конкурентном капиталистическом обществе они занимают подавляющие позиции в «управляющей элите», и управляют страной в соответствии со своими представлениями; это считается само собой разумеющимся; нужно только заботится о том, чтобы все способные люди получили образование.
Совсем другое дело при «социализме», при котором приоритетны интересы, взгляды и вкусы самых глупых, ленивых и малообразованных людей, и власть поощряла ненависть бездарей к «способным людям», и всячески последних третировала. Вот здесь-то и уместно выделить социальную группу талантливых людей, назвав их элитой;  причем не все из них относились к образованному классу.
Скажу еще о книге Коллиера. Намечая будущее для современного капитализма, он отвергает идеологии:
- марксизм, которого придерживаются левые (Берни Сандерс в США, Корбин в Великобритании, Меланшон во Франции), поскольку он стравливает людей между собой;
- национализм, которого придерживаются правые (Трамп в США, Марин Ле Пен во Франции), который грозит чудовищными катастрофами;
- утилитаризм и роллзианство (особый упор на права человека), которых придерживается западный центристский мейнстрим (Демпартия США, Меркель в Германии, Драги в Италии, Еврокомиссия), которые завели Запад в нынешний тупик.
Коллиер проповедует патриотизм – любовь к тому месту, к той стране, где ты живешь, и призывает людей к солидарности - признанию своих обязанностей по отношению к менее удачливым согражданам.
Руководителям стран он рекомендует практиковать прагматизм: не преследовать популистские цели, а совершать как можно больше хорошо продуманных частных дел, полезных для всего общества в целом.
Эти предложения звучат довольно привлекательно, но есть один настораживающий момент: Коллиер предлагает власти установить контроль за талантливыми людьми, и тех из них, кто проявляет излишний (Sic!) эгоизм, - ограничивать. А кто будет эгоизм измерять? Не нравится мне эта идея: опять подан голос против талантливых людей; очень уж это на совок похоже!

22 августа 2022 г.
Закончил чтение книги Ольги Седаковой. «Мудрость надежды и другие разговоры о Данте».
Это сборник работ, большая часть которых, – комментарии Седаковой к ее переводам «Божественной комедии» Данте. Особый интерес у меня вызвали «Чистилище» и «Рай», так как до этого я их не осилил; - только пробежал «Рай» в переводе Лозинского. Меня привлекла возможность параллельного чтения оригинала и перевода. Интересным было, также, раскрытие богословской глубины «Божественной трагедии»; - это не только литературный, но религиозный текст.
Увлекательна гипотеза о роли Равенны в создании «Божественной комедии» - она проникнута духом первых веков христианства (VI в.н.э.).
В работе «Беатриче, Лаура, Лара» Седакова связывает Данте, Петрарку и Пастернака.
В русской поэзии след Данте Седакова обнаруживает в поэзии Пушкина и Блока, но самым «дантовским» она считает Мандельштама.
Еще раз убеждаюсь: Седакова – мыслитель и литератор большого масштаба

5 сентября 2022 г.
Прочел  книгу Флориана Иллиеса «Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства. 1929 – 1939».
Данное эссе великолепно передает атмосферу 30-х годов ХХ века во всем мире. Она повествует о выдающихся деятелях культуры  предвоенной Европы,  акцентируя внимание на их интимной жизни. Для меня особый  интерес представило описание жизни в Веймарской Германии, которая напоминает атмосферу современного Запада.
После чтения книги образы Брехта, Фейхтвангера, Томаса Манна, Луи Фердинанда Селина, Марлен Дитрих, Ремарка, Сартра, Ле Корбюзье, Дали, Пикассо, Альмы Малер, Фитцджеральда в моем сознании заметно изменились. Я и не предполагал, какое влияние на мнение о деятеле культуры могут оказывать особенности его сексуальной и семейной жизни; казалось бы: какое мне дело? – Ан нет! Эротоман и гомосексуалист вызывают негативное отношение, как носители дефекта.
Книги этого автора (я уже прочитал третью) очень увлекательны; тексты захватывающи и информативны!

26 сентября 2024 г.
Закончил чтение книги Александра Соболева. «Тень за правым плечом».
Если первый роман Соболева - «Грифоны охраняют лиру» (2021) - описывал русскую историю 1917 – 1940-х в сослагательном наклонении (Октябрьская революция не произошла), то во втором романе российские 1914 – 1920-е годы изображены такими, как были.
Роман представляет собой мемуары ангела-хранителя (существа женского рода), что позволяет вести описание с объективной, беспристрастной позиции. Автор не идеализирует дореволюционную жизнь, которая, однако, по сравнению с тем, что воцарилось в 1917 году, выглядит абсолютно нормальной. Группа российских граждан, чьи судьбы описаны в романе, относятся к категории счастливчиков; они либо смогли эмигрировать, либо погибли сразу.
Повествователь романа, конечно же, символизирует ангела – хранителя России; в финале, в конце 1920-х она навсегда покинула Мир земной. Хотел ли автор сказать, что  с 1917 по 1991 была утрачена связь времен, то есть сегодняшняя Россия лишена древних корней, что историческая Россия погибла безвозвратно, что Новая Россия стоит на пустом месте?
Это не так! Правда, действие романа «Тень за правым плечом» заканчивается в конце 1920-х; так, что А. Соболев может написать третий роман – о рождении Новой России, - завершив Российскую трилогию.
Будем ждать нового романа Александра Соболева!

10 октября 2024 г.
Закончил чтение книги: Vladimir Nabokov. “Lolita”
На русском я читал «Лолиту» во время Перестройки, и совсем роман забыл. Читал его на английском, как новый, и был поражен изысканностью  стиля. Обращаясь к русскому переводу, обнаруживал, что он еще затейливее. Набоков и сам сетовал, что вместо первостепенного русского, вынужден писать на второразрядном английском; ведь в процессе написания этого произведения он переживал роман с языком, что и являлось главной целью «Лолиты»: наслаждение языком. Но Набоков, конечно, лукавит, высмеивая литературу «идей». Сверхидея «Лолиты» - показать мучительную тщету человеческого существования – жалкого, смешного, мучительного, страшного, и, вместе с тем – прекрасного! «Лолита» - одна из главных книг о Человеке.

24 октября 2024 г.
Закончил чтение двухтомника Исаака Бабеля, включившего в себя всю его прозу; для меня это было первое знакомство с Бабелем.
Он, безусловно, является мастером короткого рассказа, - своего рода русским Мопассаном. Мне больше всего понравились рассказы «Ги де Мопассан» и «Вера».
Бабель является описателем жизни еврейской диаспоры России (конкретно – Одессы). Рассказывая о своем детстве, Бабель показал, что он не мог не стать сторонником Октябрьской революции: черта оседлости, бесправие на официальном уровне, погромы, жуткая бедность – при всей амбициозности евреев.
Исповедуя крайне левые взгляды, в Гражданскую он становится комиссаром Красной армии.
Вместе с тем, в нем живет выдающийся художник, который оказался сильнее гражданина. В результате в произведениях Бабеля гражданская война была  показана в виде, неприемлемом для придержащих властей. В конечном итоге, в 1939 году он бы ликвидирован.
Помимо содержания произведений Бабеля, для литературного начальства была неприемлема яркая экспрессионистская форма его рассказов, пьес и киносценариев. Приверженность Бабеля к сильным, необузданным, амбициозным героям (Мендель Крик и «король» Беня Крик) тоже выталкивала его из советской литературы.
Моя оценка места Бабеля в российской литературе  - высокая.

7 ноября 2022 г.
Закончил чтение книги:
Андрей Белый. «Серебряный голубь. Рассказы».
В этом томе собраны первые прозаические произведения Андрея Белого. «Серебряного голубя» я прочел впервые. Мое внимание к этому произведению было привлечено книгой Александра Эткинда «Хлыст» (см выше), в которой вся история революционного движения в России сведено к деятельности религиозных сект. Роман  как будто подтверждает такую трактовку. Социал-демократия какую-то роль играла в городах, но протестное движение в деревне и в глухой провинции было окрашено мистически, а ведь именно там находилось большинство населения. Как показало знакомство с творчеством Бабеля, гражданская война в России имела характер Жакерии, чистой Пугачевщины, так, что сектанты могли сыграть большую подготовительную роль: мистический фанатизм сектантов мог переходить в фанатизм революционный.
Интересен и сюжет «Серебряного голубя»: господский роман с сектантами продлился недолго, и плохо кончился для его героя: Андрей Белый оказался провидцем. Пророческий дар писателя проявился в создании образа Сухорукова – стопроцентного атеиста; это – прототип агента ГПУ, способного на любое хладнокровное преступление. Андрей Белый не испытывает никакой эйфории по поводу народа, и этим он мне близок. Господа  изображены с иронией, но писатель им симпатизирует.
В «Серебряном голубе» в полную силу проявился характерный «поэтический» стиль прозы Андрея Белого, который здесь «гуще», чем в его шедевре – поэме в прозе «Петербурге». Из-за этого его даже нелегко читать.
Ранние рассказы, опубликованные в этом же сборнике вообще едва ли поддаются чтению: литературный прием зашкаливает, и изотерика настолько концентрирована, что даже выпадает в осадок. Нет, так писать прозу не положено! Правда, сам Андрей Белый считал эти рассказы палитрой, на которой он приготавливал краски для «Петербурга».
Лучшим из этих рассказов, безусловно, является «Йог» - об отце.

28 ноября 2022 г.
Закончил чтение книги: Андрей Белый. «Старый Арбат. Повести».
В книге представлены  первые прозаические произведения Андрея Белого, написанные в жанре  «Симфоний». Они подобны некой бурлящей поверхности, на которой, теснясь, всплывают, а затем вновь погружаются бесчисленные яркие поэтические образы, которые толком не успеваешь воспринимать. Читать такую прозу внимательно очень трудно, поэтому после чтения в голове ничего не остается, кроме усталости. Тем не менее, в «Симфониях» отрабатывался стиль, примененный Андреем Белым в его выдающемся шедевре – поэме «Петербург».
По технике он отличается от «Симфоний» тем, что количество образов сильно ограничено, и они тщательно проработаны.

19 декабря 2022 г.
Закончил чтение книги: Андрей Белый. «Москва»
Обобщенный портрет дореволюционной Москвы и ее обитателей используется автором для разработки новой романной формы. Если первые две части: «Московский чудак» и «Москва под ударом» еще по стилистике близки к «Петербургу», то «Маски» являются радикальным экспериментом, еще не виданным ни в русской, ни в мировой литературе. Это – абсурдистская поэма в прозе, обильно интонированная языковым экспериментом.
Использование этого приема позволило автору показать предреволюционную эпоху, характерную растущей деструкцией общества – нарастанием кризисных явлений, которое с неизбежностью влекло к катастрофе. Андрей Белый пытается согласовать эту картину с официальной доктриной, но эти редкие вставки чужды роману, и из него беспомощно вываливаются.
Что же касается облика Москвы, то я могу найти элементы сходства с Москвой моего детства, но нынешняя Москва на Москву Андрея Белого – не похожа.
Вместе с тем, невозможно не признать, что роман «Москва» - выдающееся событие в истории русской литературы, и, как таковой, должен быть оценен и признан.

26 декабря 2022 г.
Прочел  книгу Владимира Сорокина “De feminis”.
Новая  книга рассказов Владимира Сорокина обращает на себя внимание меньшей степенью радикальности, чем та, к которой мы привыкли в его прозе; некоторые из рассказов написаны традиционно, и не запоминаются.
Наибольшее впечатление производит рассказ «Золотое ХХХ», посвященный теме «Женщины в литературе». Он о том, что попытки женщин – писательниц написать великий роман кончались для них плохо: - самоубийством.
Рассказ интересен включением в него литературных произведений других авторов.
Один известный поэт влюблен в выдающуюся поэтессу, и решает пойти на прорыв; поэтесса предлагает ему выиграть соревнование на знание поэзии Серебряного века: он зачитывает строку, а она должна продолжить. Далее следуют два десятка  стихотворных отрывков, подобранных Сорокиным с большим вкусом. Поэтесса соревнование выигрывает, поэт продолжает свои домогательства. Тогда поэтесса сообщает, что она решила написать великий роман в прозе, и для успеха этого замысла решила подавить свое женское начало: показывает, что ее вагина зашита золотой нитью тремя стежками крест-накрест.
Через три года в Москве все изменилось: Мосгвардия может защитить только Кремль, сильно пострадавший от артобстрелов. По остальной территории Москвы рыщут голодные банды, ищущие, кого бы убить и съесть. Совершенно безопасна только Рублевка, окруженная хорошо охраняемой стеной. Живущая там поэтесса, закончив роман, велит своей подруге удалить золотую нить и сообщает поэту , что готова уступить его страсти при условии, что он выслушает ее роман. Поэт соглашается, и поэтесса высылает за ним броневик.
Дальше в отрывках воспроизводится роман поэтессы, который называется: «Чудовищная война и чудовищный мир». Его текст соответствует роману Льва Толстого, в который в каждой фразе по нескольку раз вставлено слово «чудовищный». По окончании чтения, продлившегося не одни сутки, потрясенный поэт на верную гибель выходит за ворота Рублевки, а поэтесса кончает жизнь самоубийством путем утопления в ванной.
Узнаю вас, добрый старый Сорокин!

2 января 2023 г.
Закончил чтение романа  Евгения Водолазкина «Чагин».
Евгению Водолазкину, как автору, типичный герой не интересен. Героями своих произведений он выбирает людей с какими-либо выдающимися способностями или с необычной судьбой. А живут они в типичных обстоятельствах Российской истории, которые подсвечивают яркими лучиками своей индивидуальности. При этом автор тяготеет к панорамам, охватывающим большие периоды времени, обширные территории, и самые разные виды человеческой деятельности.
Автор тяготеет к Постмодернизму, варьируя романные формы не только от произведения к произведению, но и внутри романов. В этом отношении «Чагин» особенно показателен; его действие разыгрывается на нескольких площадках; на каждой – со своей особой режиссурой.
Это нашло отражение и в его композиции: это – тетраптих.
У меня закралось подозрение, что главная цель Водолазкина, как писателя – поиск и исследование романных форм.
Завершая, скажу: мне будет интересен следующий роман Водолазкина. 

15 января 2023 г.
Ззакончил чтение книги: Борис Парамонов. Иван Толстой. «Пушкин и компания. Новые беседы любителей русского слова».
Это – продолжение книги «Бедлам как Вифлеем», но не об эксклюзиве, а о главных именах русской литературы.
Хорошо известные писатели показаны  необычно, да и вся русская литература переосмыслена с современной точки зрения, когда стала известна Новейшая история нашей страны.
Особо отмечена связь между русской литературой и катастрофой 1917 года, которая свидетельствует о том, что скольжение по наклонной плоскости, приведшее к ней, началось еще с Пушкинской эпохи. Мне приятно сознавать, что в том, что касается 1917 года, авторы – мои единомышленники. Жаль только, что книга была закончена до февраля 2022 года, так что произошедший тогда перелом в ее содержании не отразился: никто ведь такого не ожидал!
Из книги я узнал много нового и интересного, например, о степени влияния на Пушкина европейской литературы – Мериме, Байрона, Скотта, Шекспира.
Подробно и исчерпывающе проанализировано творчество Толстого; Чехов теперь мне представляется несколько по-иному, чем раньше; захотелось перечитать Салтыкова – Щедрина; если успею, обязательно почитаю прозу Федора Сологуба, ранние произведения Леонова, «Дневник» Юрия Нагибина, мемуары Ирины Одоевцевой.
Наконец, мне очень близок тезис, что настоящая литература, как и настоящее искусство, ничему не служит, и не имеет никакого отношения к действительности; - это совершенно особая сфера человеческой деятельности, работающая  на саму себя. Человеческая жизнь там переходит в другой регистр: в сферу эстетического.

23 января 2023 г.
Закончил чтение книги Кирилла Кобрина «Modernite в избранных сюжетах». Это сборник коротких эссе.
- В работе «Вечная современность» автор, обсудив труд Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», приходит к выводу о том, что современный средний класс является мелкой буржуазией, и поэтому буржуазное мировоззрение  главенствует в мире.
- В «Казусе Кафки» обсуждается проблема национальной идентичности в многонациональных империях.
- В эссе «Настоящий август Франца Кафки» автор, используя «Дневник» Кафки, исследует его восприятие Мировой войны. Помнится, меня это тоже интересовало. Внимание центрировано на возникновении нового типа войны. Текст оказался донельзя актуальным  в  современных условиях.
- В «Нитке от штандарта империи: археология музейного проекта» автор говорит об изменении понятия истории в современности.
- «Дробящиеся тела власти» посвящены вопросу нерефлектируемости, сакральности власти.
- В «Прорыве блокадного круга» анализируется психология выживания.
Данная книга, имея богатое содержание, лаконична, убедительна и интересна.
 
13 февраля 2023 г .
Закончил чтение книги Михаила Давыдова «Цена утопии».
Автор показывает, что народническая концепция о бедственном положении крестьянства после реформы 1861 года противоречила действительности.
Далее он излагает историю аграрной политики России 19 века, как историю борьбы сторонников общинного землепользования («аграрного коммунизма») и сторонников внедрения капитализма (самый яркий пример - Столыпин). Реформы Столыпина – образчик самой глубокой и самой успешной аграрной реформы из когда-либо проводившихся в мире. Закончить ее помешала Мировая война; русско-японская война вызвала революцию 1905 года; Первая мировая война – революцию 1917 года. СВО тоже может привести к антикапиталистической революции.
В книге содержится очень много материала по коллективной психологии. Например, о том, что  в обществе, ориентированном на общину, процветают иждивенчество, безответственность и пьянство, но население – растет. Это объясняет неминуемое падение рождаемости при росте индивидуализма, сопровождающем капитализм.
Книга Давыдова позволяет совсем по-другому взглянуть на Новейшую отечественную историю.

15 февраля 2023 г.
Закончил чтение книги: Hermann Hesse. “Der Steppenwolf”  ( Герман Гессе. «Степной волк».).
Этот роман я читал в переводе лет сорок пять тому, и с тех пор основательно забыл.
Личность его героя – «Степного волка» - составлена из двух отчетливых натур – из человека, устремленного к вершинам духа, и из зверя. Они находятся в конфликте, который герой никак не может примирить, и потому склонен к самоубийству. Когда герой на него уже решился, в его судьбу вмешиваются потусторонние силы: девушка, которая берется научить героя обывательской жизни, и прохожий, вручивший ему трактат о «Степном волке». В конце романа герой попадает в театр, в котором он может на себе испытать всякие человеческие роли, чтобы научиться главному, что помогает выносить человеческую жизнь: - простым удовольствиям (вино, игра и женщины), а главное -  ироническому отношению ко всему происходящему; недопустимо ко всему относиться слишком серьезно.
В известной мере роман написан на ту же тему, что и «Фауст» Гете: вмешательство потусторонних сил, чтобы принести благо, а затем – театр, играющий ту же роль, что и вторая часть «Фауста». В роли Мефистофеля выступает музыкант Пабло, у которого есть помощница – Эрмина.
Роман написан великолепно: несмотря на  глубокое и сложное содержание, он читается легко; чтение доставляет огромное удовольствие.

20 февраля 2023 г .
Закончил чтение книги Олега Будницкого «Красные и белые».
История Гражданской войны 1918 – 1920 годов, искаженная советской историографией до неузнаваемости, в книге восстановлена в ее истинном виде.
Мне стала окончательно ясной причина поражения белых: низкий уровень российских элит в целом.
Главный недостаток: предательство; в Красной армии служили 75 тысяч офицеров царской армии, без которых красные потерпели бы военное поражение. Белое движение возглавляли военные, а не политики; действовали они разрозненно. Не годились для своей роли ни Колчак, ни Деникин, а Врангель был назначен, когда белые были уже разбиты. Белые армии, расположенные в разных регионах России, действовали несогласованно, вразброд, и красные их били поодиночке. На всей территории России царила анархия, - люди привыкли к неповиновению. Красные изначально захватили центр России, имевший большой мобилизационный потенциал; в нем была сосредоточена военная промышленность и склады вооружений. На стороне красных воевали этнические части. Самые крупные из них: китайские и латышские – 230 тысяч латышских стрелков! Большую роль, также, сыграли свойства русского крестьянства, приверженного к общинным традициям, и ненавидевших господ. Народ отрицательно относился даже к появлению орденов Суворова и Кутузова, увидев в этом намерение вернуть в обиход прежних господ.
Таким образом, Гражданская война была войной простого народа против его элиты, и предательство значительной ее части сыграло в ее исходе решающую роль. Так и получилось, что Белое движение было обречено на поражение, несмотря на героизм его бойцов.

27 февраля 2023 г.
Закончил чтение книги: Michael Cunnigham “Flesh and Blood”   ( Майкл Каннингэм «Плоть и кровь»).
В романе рассказывается о ста годах жизни буржуазной американской семьи. Акцент сделан на межличностном аспекте семейной жизни с фокусом на любви и сексе. Особое внимание обращено на проблемы ЛГБТ, так что местами даже читать противно. Но высокий уровень психологического анализа, и чувственная сила повествования привели меня к мнению, что Каннингэм – один из крупнейших современных американских прозаиков. Кроме этого романа, ранее я прочел сборник его повестей и рассказов и роман «Часы» - о Вирджинии Вулф.
Каннингэм пишет изощренным, изысканным языком литературного эстета, чем выгодно отличается от Елены Ферранти, работающей в той же нише.

20 марта 2023 г.
Закончил чтение книги: Alessandro Baricco. “Questa storia”   (Алессандро Барикко «Такая история».).
Это – постмодернистский роман, действие которого захватывает период от 1903 до  1969 годы; место действия – Европа. Ее героем является автомеханик по имени Ultimo («Последний») – полуфантастический персонаж, то вдруг появляющийся, то неожиданно исчезающий, умирающий и вновь оживающий в войнах – кто-то вроде «Последнего человека» Мэри Шелли. С детства он одержим идеей проекта идеальной гоночной трассы для спортивных автомобилей. Это – утопия, которую воплощает его поклонница, и после ее опробования тотчас бесследно уничтожает.
Данное произведение можно считать символическим изображением ХХ века с очень односторонней точки зрения.
Из прочитанных мной произведений Барикко этот роман – наиболее интересный.

2 апреля 2023 г.
Закончил чтение книги: Е. Добренко и Н. Джонссон-Скрадоль «Госсмех. Сталинизм и комическое».
Основной тезис данной книги гласит: создавая советскую культуру, Сталин гибридизировал классическую и народную культуры, а последняя содержит неотделимое от нее смеховое начало. В результате советские литература, театр и кинематограф обязательно содержат смех: либо в виде сатиры, либо в виде «юмора»; точнее, - добродушной насмешки.
Для меня чтение этой работы представляло интерес по следующим причинам:
1. Здесь показано, что «культура» сталинского периода была ориентирована не на элиту, а на народную массу, состоявшую из крестьян, и из бывших крестьян, переселившихся в города. Этим и определяется ее чрезвычайно низкий художественный уровень. Пьесы, через пять минут отвергаемые человеком, обладающим художественным вкусом,  под аншлаг выдерживали по 500 спектаклей; пипл их хавал.
Горько это сознавать, но приходится признать, что советская власть даже в эпоху сталинизма была народовластием в том смысле, что выполняла «социальный заказ» простого народа. Значит, ностальгия по советской власти может привести к ее частичному восстановлению. Элитарная же культура в России всегда будет находиться под опасностью преследования со стороны государства; этим оно в качестве подачки расплатится с народом в первую очередь.
2. Результатом является то, что из-за понижения критического потенциала вакансии в творческих профессиях заполняют бездари, а способные люди вынуждены проституировать свой талант. Следовательно, нужно сделать все, чтобы не допустить власти простого народа. Уместно бросить клич: таланты России, объединяйтесь!
3. Поскольку эпоха сталинизма оставила пробел в культуре, «культурная продукция» этой эпохи прочно забыта, и данная книга позволяет составить о ней полное впечатление, и оно – ужасно!
4. Прививать вкус простому народу – обязанность творческой интеллигенции, какой бы безнадежной эта задача ни представлялась! Это необходимо для спасения элитарной культуры, если это возможно.

17 апреля 2023 г.
Закончил чтение книги: Франсуа Досс, Жиль Делез, Феликс Гваттари. «Перекрестная биография».
В книге изложены биографии двух выдающихся современных философов. Они поданы в широком контексте истории Европейской культуры второй половины ХХ века с особым упором на студенческую революцию 1968 года.
Из материалов книги удается постигнуть .организацию и способ функционирования на Западе гуманитарных наук, а также сведения о функционировании  французской школы психоанализа.
Хотя книга не содержит краткого изложения теорий Делеза и Гваттари, внимательное чтение дает о них общее представление. Философия Делеза завершает разрушение классической философии, в которой сознание являлось «зеркалом природы»; она отрицает гегелевскую диалектику. Делез сокрушает и структурализм, перенеся акцент с означающего на означаемое; это подлинная философия множественности, неустойчивости, - даже хаоса. Основные концепты – «потоки» и «машины». Вечное возвращение у него оборачивается вечным различением. Возможно, что именно философские системы Делеза и Деррида адекватно отражают характер текущего эона Всемирной истории.
Социальная философия Гваттари – крайне левая (маоистская). В ее основу положено не производство, а желание (каждому – по потребностям).
Книга содержит данные обо всех мало-мальски известных деятелях Западной культуры и об их связях; перечислены журналы, газеты и имеются ссылки на огромное количество литературы по философии и гуманитарным наукам. Бесспорно, она может быть использована, как справочник, но это создает трудности для ее чтения неспециалистами. Однако, дилетант может получить представление о масштабах мыслительной деятельности в современном западном  обществе.

22 мая 2023 г.
На этой неделе закончил чтение книги: Александр Тимофеевский, Татьяна Толстая. «Истребление персиян».
Книга посвящена яркому представителю «эпохи 90-х – Александру Тимофеевскому, гуманитарию широкого профиля, журналисту, одному из создателей газеты «Коммерсантъ». Одновременно это книга о довольно узком круге питерской и московской интеллигенции, куда входят Татьяна Толстая, Авдотья Смирнова, Аркадий Ипполитов, определивших облик постсоветской России, и об  этом уходящем времени.
Заглавное эссе входит в «Диалоги», являющиеся беседами о русской литературе.
В книгу включены эссе Татьяны Толстой и «Мою жизнь снесли» Александра Тимофеевского.

29 мая 2023 г.
Закончил чтение книги: Robertson Davis “What’s Bred in the Bone”  (  Робертсон Дэйвис «То, что впитано с молоком матери»).
Оказалось, что я плохо знаком с литературой Канады, ибо до покупки данной книги об Робертсоне Дэйвисе ничего не слышал. А книга оказалась настоящим шедевром мирового уровня, - настолько своеобразным, что ему трудно подобрать аналог.
Это – жизнеописание человека необычной судьбы, данное на фоне истории первой половины ХХ века, обнаруживающая канадскую специфику (провинциальность национальной культуры, смесь английских и французских традиций. Последнее обстоятельство, также, сказывается на языке романа, отличающегося как от английского, так и от американского английского, что местами затрудняет чтение.
Поскольку герой романа – художник и интеллектуал, произведение насыщено культурой; кроме того, оно содержит элементы «фэнтези». Ближайший аналог – «Доктор Фаустус» Томаса Манна, но несколько пожиже последнего, особенно по части выводов.
Главная идея романа – призрачность существования человека, прием не только в наше время, но и вообще.

5 июня 2023 г.
Прочел книгу Владислава Аксенова. «Война патриотизмов. Пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи».
Автор различает следующие виды патриотизма:
1. Любовь к малой Родине. (Совпадает с патриотизмом маленьких стран с этнически однородным населением).
2. Дурной патриотизм. «Раз я в этой стране живу, значит, я ее должен любить».
3. Любить страну и быть заодно с действующей властью.
4. Любить страну,  желать ей лучшего будущего, и бороться с существующей  властью.
История России с начала XIX века и до 1917 года прослежена, как борьба двух последних видов патриотизма В конечном итоге борьба монархистов со сторонниками демократии закончилась приходом к власти антипатриотов – коммунистов, - сторонников Мировой революции.
Книга весьма актуальна ля нашего времени, когда «патриотами» называют себя те, кто жаждет развязать гражданскую войну с целью сокрушения классового противника. А в мировом масштабе глобализм занял место коммунизма, борясь с национальными патриотизмами.
Книга содержит множество интересных сведений о российской истории начала ХХ века.
Очень интересно сравнить нынешнее время с кануном и началом Первой мировой войны. Обращает на себя внимание недолговечность патриотического угара; затягивать войну недопустимо.

7 июня 2023 г.
Прочел книгу Петера Надаша «Путешествие вокруг дикой груши. Собрание малой прозы».
В 2014 году я прочитал его большой роман «Книга воспоминаний», но здорово его подзабыл, и вот теперь передо мной его малая проза. Главным произведением сборника является рассказ «Собственная смерть», пространно описывающий клиническую смерть. Это – произведение мирового уровня, как «Превращение» Кафки. В других произведениях, вошедших в сборник, трактуются общие вопросы: история, национальная и классовая вражда и другие («Путешествие вокруг дикой груши», «Соль земли»). В рассказе «Человек, как чудовище» содержится прямая аллюзия на Кафку
Решительно включаю Надаша в круг «своих» писателей.

12 июня 2023 г.
Закончил чтение романа: Aldous Huxley “Eyeless in Gaza”   ( Олдос Хаксли «Безглазая с косой из Газы»).
В данном романе, на протяжении периода европейской истории от 1902 до 1935 года, прослежена жизнь группы англичан, связанных между собой узами любви и дружбы,. Особенностью повествования является то, что автор ведет его не последовательно, а  скачками вдоль временной оси, включая скачки ретроспективные. Возможно, это - способ подчеркнуть постоянство характеров героев романа: время меняется, а типы инвариантны.
Роман завершается размышлением Энтони – alter ego автора - о главной человеческой проблеме: соотношении эгоизма и заботы о ближнем. Стремление индивида к справедливости представляется моделью в виде конуса. Жизнь только для себя – аналогична большому сечению этого конуса. Альтруистические устремления – движение к вершине конуса; чем больше заботы о ближнем – тем меньше эгоизма; в вершине конуса реализуется полностью коммунальная жизнь, при которой личность исчезает, и это было бы плохо, но по другую сторону фокальной точки раскрывается конус в метафизической области, где существует персональная жизнь, не противоречащая заботе о ближнем. Другими словами, искомая справедливость невозможна вне религиозной картины мира. Очень серьезный и глубоко продуманный вывод! Готов с ним согласиться! А весь остальной роман – иллюстрация этого тезиса.

3 июля 2023 г.
Закончил чтение повести: Leonardo Sciasca. “Il consiglio d’Egitto”  ( Леонардо Шаша «Совет по Египетским делам».).
Действие происходит в Палермо в XVIII веке. Изображаемая среда повести – правящая верхушка и клерикальные круги вице-королевства. Главные герои – адвокат-якобинец и аббат, фальсифицировавший средневековую рукопись. Когда заговор первого и обман второго были раскрыты, то первого пытали и казнили, а второго – пожурили, и отпустили.
Это небольшое произведение классика современной итальянской литературы раскрывает менталитет правящей верхушки, который, по-видимому, мало изменился с описанного в повести времени, а иначе - зачем писать на такую тему?
Повесть интересна, но ее трудно читать из-за специфичного языка: много слов, не употребляемых в современности.

10 июля 2023 г.
Закончил чтение книги Анджея Бобковского «Наброски пером (Франция 1940 – 1944)»
Это – дневники польского эмигранта, жившего во время войны в петэновской Франции. Возможно, оно является лучшим описанием данного периода французской истории. Автор, также, дает оценку многих событий Второй Мировой войны с позиций польского интеллектуала леволиберального толка. Обращает на себя внимание резко русофобская позиция; не антикоммунистическая, а именно антирусская. Хотя Бобковский мечтал о поражении Германии, ему крайне не нравилось продвижение советской армии на Запад. Бобковский просто неистовствовал по поводу хорошего отношения Франции к коммунизму и СССР. По прочтении книги отношение Европы к современной России становится совершенно понятным.
Бобковский весьма непоследователен: с одной стороны, он критикует поляков за идеализм и жертвенность, противоположных оппортунизму французов, с другой стороны, упрекает французов за то, что они сдали страну без боя немцам, чтобы, не пострадав, жить обычной жизнью, которая  тогда и не снилась другим народам Европы.
Бобковский – внимательный наблюдатель и тонкий стилист; читать его – большое удовольствие.

17 июля 2023 г.
Закончил чтение книги: Джон Грэй «Кошачья философия. Кошки и смысл жизни».
Собран и обобщен весь имеющийся литературный материал по теме: люди и кошки.
Показано: люди ищут смысл жизни, и озабочены будущим, и поэтому страдают от завиральных идей, превращая свою жизнь в сплошной кошмар.
Кошки же живут в соответствии со своею природой, и поэтому сохраняют достоинство, и, если им удается найти себе хороших хозяев, то живут счастливо.
Автор предлагает людям брать пример с кошек, сформулировав десять заповедей кошачьей жизни для людей.
В принципе, это  не ново: «Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное».
Автору можно возразить: думать о смысле жизни соответствует природе человека. Действовать же против человеческой природы значит: оскотиниваться.

14 августа 2023 г.
Прочел книгу Светланы Бойм. «Будущее ностальгии».
Автор провела доскональное исследование всех видов ностальгии:
- печаль по утраченной молодости;
- тоска эмигранта по покинутой стране;
- ностальгия по дореформенному укладу
- ностальгия по будущему, которое обещали в прошлом;
- ностальгия по стране, которой на самом деле никогда не было.
К последней относится моя ностальгия по Серебряному веку, в котором я не жил, и ностальгия по СССР молодых людей, родившихся в Новой России.
Ностальгия – порождение эпохи быстрой модернизации, когда за время одной жизни происходят значительные изменения в обществе. Ее открыл еще Пруст (см. «Имена городов» в первом томе эпопеи «В поисках утраченного времени».
Но подлинный расцвет всех видов ностальгии обеспечила история нашей страны ХХ века, о чем и написана данная книга.
Ее выход, - как нельзя, кстати, ибо все человечество ожидает вспышка ностальгии по временам до 2020 – 2022 годов.

4 сентября 2023 г.
Пятая часть прустовских «Поисков утраченного времени» - роман «Пленница»  - оказался еще тяжелее для чтения, чем часть 4-я. И расхождение с любимовским переводом достигли максимума. Трудность заключается в усложнении фразы, стремящейся уследить за витиеватой мыслью, разбегающейся на множество аллюзий. Текст перевода энергичнее и много ясней, чем у оригинала, но характер повествователя представлен значительно искаженным. И это притом, что у Любимова временами текст «забористее» и красочнее, чем в оригинале.
У меня укрепилось впечатление, что «В поисках утраченного времени» явился экспериментом по исследованию предельных возможностей французского языка для передачи мыслительных процессов. Этим и определяется последовательное усложнение языка романов цикла.

18 сентября 2023 г.
Закончил чтение книги Роберто Боланьо «2666»
Этот огромный роман посвящен художественному описанию современности, с отсылками в прошлое, которое формировало людей, существующих ныне. Автор, живший  в нескольких странах, использовал свой богатый жизненный опыт, преобразованный в художественный постмодернистский текст.
Из огромного романа можно извлечь следующую мысль:  центр мировой истории перемещается в «третий мир», в котором травмы, занесенные из «первого» и «второго» миров,  приобретают свою специфическую форму, - возможно, более страшную и разрушительную.
Повествовательная манера романа темпераментна, порождая у читателя состояние лихорадочного бреда; большой объем его, как помеха для чтения, не ощущается.

2 октября 2023 г.
Закончил чтение книги: Сергей Никитин «Страна имен. Как мы называем улицы, деревни и города России».
В книге последовательно проанализированы принципы, лежавшие в основе топонимики России.
Исследованы периоды: Петровский (немецкие и голландские имена), Екатерининский (заимствования из греческого), советский, имеющий много общего с французским периода Революции (только там все эксцессы были отменены во время Реставрации).
Наша пестрая топонимика отражает незаконченность социального преобразования общества в капитализм. Любопытно, что и в советский период каким-то образом учитывалось по вопросам топонимики мнение населения.

23 октября 2023 г.
Закончил чтение  книги: Манфред Кюн «Кант. Биография».
Это – книга об эпохе Просвещения, и о мыслителе, давшем ее обобщенное выражение – три Критики. Это – повествование о Канте, как человеке. Особое впечатление произвело описание его упадка: я представил, как то же самое будет происходить и со мною. Очень своевременное чтение на темы: закат Просвещения; закат  жизни.

6 ноября 2023 г.
Закончил чтение книги: Роджер Скрутон «Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители Новых левых».
Автор с позиции профессионального философа анализирует философские и социологические теории левых философов: Эрика Хобсбаума, Эдварда Палмера Томпсона, Дона Кеннета Гэлбрейта, Рональда Дворкина, Жана-Поля Сартра, Мишеля Фуко, Дъёрдя Лукача, Юргена Хабермаса, Луи Альтссера, Жака Лакана, Жиля Делёза, Антонио Грамши, Перри Андерсона, Эдварда Саида, Алена Бадью и Славоя Жижека. К вышеперечисленным мыслителям примыкали Ричард Рорти и Жак Деррида.
Содержанием теорий левых является критика буржуазии и капитализма, не терпящая никаких возражений, и сопровождающаяся навешиванием всевозможных ярлыков, с целью обоснования утопии всеобщего равенства, долженствующей осуществиться посредством диктатуры пролетариата, предсказанной.
. И если такая возможность противоречит реальности, то тем хуже для реальности. По мнению левых, достижение утопии оправдывает любые жертвы. Автор показывает, что теории левых не относятся к философии, а являются завуалированной формой религии. И эта религия всегда найдет приверженцев среди проигравших. Все левые теории опираются на зависть: если чего-то нет у меня, то отберите это и  у Абрамовича.
Человечество должно выработать способы, как справиться с левыми, грезящими о разрушении существующей реальности, ставшей результатом стотысячелетнего поиска методом проб и ошибок. Их способ играть в шахматы – сбрасывать фигуры с доски. Левых нужно держать на расстоянии пушечного выстрела от власти и неустанно выводить на чистую воду, чему и посвящена данная книга.

20 ноября 2023 г.
Закончил чтение книги:  Arthur Schopenhauer. “Die Welt als Wille und Vorstellung. Zweiter Band”  ( Артур Шопенгауэр «Мир, как воля и представление»).
Этот трактат в русском переводе я прочитал лет тридцать тому назад, и с тех пор здорово забыл. Сейчас меня поразило, что философское сочинение написано, как художественная литература, и читается легко даже на немецком. Кроме того, философия Шопенгауэра на этот раз показалась мне на редкость убедительной; не удивительно, что в свое время она была очень популярна.

4 декабря 2023 г.
Закончил чтение книги Йорана Терборна. «Город власти. Город, нация, народ, глобальность».(Издательство ВШЭ, 2021).
Данная книга является эссе о столичном урбанизме, и данная тема потребовала от автора написания своего варианта Новейшей Всемирной истории. Это было проделано очень добросовестно; жаль только, что с левых позиций.
Интересна концепция столицы, как высшего выражения национального государства, которое, по Терборну, возникает с появлением парламента. Получилось, что Россия стала национальным государством  лишь. в 1994 году. Первым же национальным государством стали США, а затем революционная Франция. В Англии парламент появился раньше, но Великобритания долго была монархической империей, т. е. вотчиной короля. 
В книге содержится много информации по градостроительству и архитектуре столичных городов мира.

11 декабря 2023 г.
Роман Владимира Сорокина «Наследие» завершает трилогию о докторе Гарине: «Метель» (2010) - «Доктор Гарин» (2021) – «Наследие» (2024).
В повести «Метель», действие которой происходит вне исторического времени, сельский врач Гарин борется со страшной эпидемией, обрушившейся на человечество.
Действие романа «Доктор Гарин» развертывается в восточных регионах России во время Третьей мировой войны. Отвечая изменившейся потребности, Гарин переквалифицировался в психиатры, и врачует человеческие души, в том числе, души мировых лидеров 2010-х годов.
В романе «Нашествие» мы обнаруживаем доктора Гарина в  безногом инвалиде, путешествующем в Транссибирском экспрессе во времена, наступившие после окончания войны.   Он выступает в роли странствующего мудреца (говорит исключительно сентенциями), причастного оккультных наук.
А времена, как всегда у Сорокина, довольно-таки страшные; к поезду прицеплен вагон с командой сотрудников госбезопасности: на каждом полустанке в него загружают группу местных жителей, подозреваемых в антигосударственной деятельности. Специалисты ГБ снабжены аппаратурой, вызывающей около головы подозреваемого голограмму, из которой о нем можно узнать решительно все. Тела тех, кто  безусловно виновны, разрубают на куски, и используют в паровозе в качестве топлива. Тех, у кого находятся смягчающие обстоятельства, через специальный люк вышвыривают в тайгу, где у них имеется скудный шанс выжить. Невиновным отрубают один палец, – культя является своего рода «знаком качества» - и отправляют в пассажирский вагон для продолжения поездки, как это произошло с девушкой Алей, одной из главных героинь романа.
Но на этом злоключения Али не кончаются. Дело в том, что в тайге обитают большевистские партизанские отряды, нападающие на проходящие поезда. Так и Транссибирский экспресс  №4 стал объектом нападения Уссурийского партизанского отряда, который его разграбил, извращенным способом умертвив охрану и всех пассажиров, кроме Али и доктора Гарина. Однако вскоре Уссурийский партизанский отряд пал жертвой еще более жестокого Забайкальского партизанского отряда, чудом оставившего наших героев живыми, и здесь начинаются чудеса.
Двое мутантов, о которых Аля прочитала в романе современного автора, въяве вырезают весь Забайкальский партизанский отряд, (как будто вышедший из романа А. Фадеева «Разгром»), и наши герои обретают свободу. Доктор Гарин компактную группу, состоящую из Али, ее брата, двух мутантов, и себя, средствами магии выводит  в утопическое пространство, где протекает нормальная человеческая жизнь, и где в поместье образца XIX века работает современный писатель, написавший роман о мутантах.
Так роман в завершении сам на себя замыкается, и становится очевидным, что темой трилогии  является литература, и ее главный герой – автор: Владимир Сорокин.

25 декабря 2023 г.
Закончил чтение книги Ксении Голубович. «Постмодерн в раю. О творчестве Ольги Седаковой».
В сборнике представлены несколько литературоведческих работ.
Один из основных тезисов автора: русская поэзия до Седаковой была полем противостояния; поэзия Седаковой направлена на примирение, и поэтому для нее характерна новая поэтика, которая делает ее поэзию трудной для восприятия.
Особенности поэтики Седаковой проиллюстрированы на примере поэмы «Тристан и Изольда». Любовь – не овладение, а отдача, жертва. Тристан и Изольда – это другое имя, идеограмма Божественного единства. Поэзия Седаковой – указание на Божественное; по сути – литургия, служба, которую шаг за шагом творит поэзия (вот почему я ее не понимаю, хотя восхищаюсь ее формой, неповторимым языком).
После катастроф ХХ века набирает силу установка на милость, покаяние, солидарность. Полюса конфликта не трагичны; они печальны. Традиция высокой поэзии покинула вершину, уйдя в глубину (гора вывернута наизнанку). Вглядываясь в эту глубину, ты вглядываешься в себя.
Ситуации Седаковой – это базовые, предельные и самые страшные для человека конфигурации опыта, но в силу этого обостряется вопрос милости, суда, добра и зла, - нового добра и нового зла, первое правило которых, как и у Витгенштейна, - не называть их прямо. Прямым называнием до них не доберешься. Задача поэзии – смысловой подвиг со стороны читателя.
Творчество Седаковой Ксения Голубович квалифицирует, как  явление Постмодерна. Модернизм стремится к яркости контраста; Седакова пишет по-другому; вместо поиска цветистой метафоры она идет путем тождества: А;А… Это осуществляется путем подключением периферии события: и это, и это, и еще это, и, и, и. Наши герои уходят далеко, ставши чем-то другим.
По Жаку Дерриде, 90-е в России деконструкцией не были, пройдя путем перемены знака через ноль, у нас принялись выстраивать старое. Исключение составляет творчество Ольги Седаковой. Это и доказывает эссе Ксении Голубович – Седакова пересоздала поэтический язык.

28 декабря 2023 г.
Прочитал последний роман Дмитрия Данилова «Пустые поезда 2022 года»,
Его герой – чудак, чье хобби – бесцельные поездки в пустых поездах по «малодеятельным железнодорожным линиям». По форме это - документальное описание нескольких поездок, но вскоре до читателя доходит, что перед ним – литературно-философское эссе о человеческой жизни вообще, - жанр, в котором творили  Камю и Сартр (только вместо «Бытие и ничто» - «Бытие и ничего»). И читатель наслаждается новизной литературной формы, в которую Даниловым облачена философия экзистенциализма. Однако, по мере хода действия романа  автор, ни на йоту не отступая от жанра железнодорожного путешествия, повествование утяжеляет, нагружая его конкретикой личной жизни героя, а также российскими реалиями, включая историю.
Согласно концепции Вечного возвращения Ницше, в конце  романа его герой возвращается к  началу, причем по ходу повествования, он из абстрактного Некто постепенно превращается в писателя Дмитрия Данилова, чей список упоминаемых авторов включает Андрея Платонова, Юрия Мамлеева, Владимира Сорокина и Евгения Водолазкина (отменный вкус, однако!).
Роман заканчивается кратким жизнеописанием матери, что необходимо для полноты автобиографии, ибо каждый из нас является продуктом эпохи, состоящей из продолжительности жизни плюс возраст воспитателя на момент нашего рождения (как правило, это – мать).
Остается удивляться, сколь много удалось вместить Данилову в роман столь малого объема (я настаиваю, что данное произведение относится именно к этому жанру).

3 января 2024 г.
Героиня романа Оксаны Васякиной «Степь» – выпускница литературного института, пишущая поэзию;  роман «Степь» посвящен ее отцу – простому русскому человеку со сложной судьбой: преступление, ссылка, развод с женой – татаркой (отсюда – азиатские черты лица его дочери), работа дальнобойщиком, смерть от СПИД.
Роман показался мне интересным, поскольку он задает этнический тип русского человека «от земли» - работящего, умелого, много пьющего, упрямого, всегда уверенного в своей правоте, жестокого, своевольного, способного уважать только таких же, как он сам, сорящего тяжелым трудом заработанными деньгами, ненавидящего Москву и ее жителей.  Короче, такой человек – тяжелое испытание для родни и окружающих, - кто бы они ни были. И, вместе с тем, именно на тяжелом труде таких людей держится вся страна.
Роман интересен по своей художественной форме: в нем  чувственная сторона восприятия жизни превалирует над рациональной, причем ощущения, как правило, неприятны: зрение видит бесконечное однообразие и бедность степного ландшафта, уродство промзон, безвкусицу и убожество быта; в звуках превалирует оглушительные звуки кассетника, постоянно проигрывающего блатную музыку; обоняние забито духом солярки, и другими производственными запахами, перемежаемыми бытовым зловонием; автором особенно сильно прописана область тактильных ощущений: роман насыщен грубой телесностью; после чтения хочется принять душ, чтобы смыть следы невольных контактов с потной плотью, под которой пульсирует густая горячая кровь, готовая пролиться в любой момент.
Неуютное, однако, место эта Васякинская степь. И с героями ее я тоже предпочел бы не встречаться.

15 января 2024 г.
Принялся перечитывать  «Феноменологию духа» Гегеля, поскольку  мне был интересен Гегель по-немецки.  Авторский стиль  оказался затейливым и красочным, но, поскольку трактат  иллюстрирует  гегелевскую диалектику, траектория мысли в нем  изобилует крутыми поворотами и попятными движениями, вызывающими головокружения и потерю ориентации. Локально он, как правило,  был  мне понятен, но целое, подчас, не схватывалось (возможно, моим старым мозгам уже не хватает оперативной памяти).
Дойдя до конца  Введения, я прикинул время, необходимое на то, чтобы перечитать всю «Феноменологию духа», и оно оказалось больше, чем мне жить осталось, поэтому я решил «Феноменологию»  дальше не читать, тем более, что для чтения на немецком меня давно уже ждал роман: G;nter Grass Die Brechtrommel  ( Гюнтер Грасс «Жестяной барабан»).
Итак, резюмируя, - чтение, как жизнь параллельная, будет и впредь сопровождать мою обыденную человеческую жизнь; - так они и будут идти рядом, сближаясь по мере движения к Вечности, но,  никогда не сливаясь, - разве, что в Бесконечности.
                Декабрь 2023 – февраль 2024 .