Шарада

                Здесь шарада* не игра,
                Жизнь одной семьи сибирской
                Всем загадку задала,
                Дав осадок Минусинский.
                Анна Скворцова.

Полуденное солнце накалило асфальт и всех «гуляющих» толкало под кроны деревьев, где листва закрывали их от прямых солнечных лучей. Романовна, заплатив за услуги ЖСК медленно брела по аллее, держа в душе монолог: «Хорошо устроились перекупщики, ответственных не найти, а народ  50% платит из своего дохода за их услуги, которые числятся в договорах, но не существуют наяву».
Её мысли прервала Михайловна.
- Здравствуй, дорогая, давно тебя не видела. Чё не выходишь гулять? Если ничем не занята, то пошли в парк, отдохнём в прохладе, поедим мороженое. Я угощаю, у моего сегодня день рождения. Дай, Господи, ему Царствие Небесное.
Романовна, обрадовавшись встречи, сразу согласилась. Парк – это её любимое место отдыха: ухоженные аллеи, украшенные стойками с исторической информацией про героев военных лет, уроженцев города. Сказочные статуи местных кузнечных мастеров создавали волшебный мир среди молодых с развесистой кроной деревьев. Удобные скамеечки, где спинка позволяет расслабить немного позвоночник, дарили покой и умиротворённость.
- Здравствуй, милая, очень рада нашей встречи, пойдём на скамеечку рядом с фонтаном, там вообще какое-то райское место для отдыха. Или ближе к Волге?
- Наверно у фонтана лучше, там киоск, где мороженое - вкуснее, молвила Михайловна.
 Им повезло, нашлась свободная скамеечка, шум от журчащего фонтана не мешал приятной поминальной трапезе и их беседе, в которой затронули все события, происшедшие и дома, и в стране. И, собравшись уходить, Романовна бросила одну фразу: «Слышала в Красноярске тайга горит». Эта фраза надолго задержала их уход и подтолкнула Романовну продолжить поминальную трапезу. Теперь уже она поминала своих усопших родственников, купив эскимо. А Михайловна продолжала свои воспоминания:
- Ой, не тревожь больную рану. Я же ведь там немножечко жила, знаю не понаслышке, что это такое. Горит тайга, дышать нечем, звери бегут от пожаров. Там же медведей полно, а медведь – хозяин тайги… Голодный нападает на людей, задирает не только туристов, грибников, но и профессиональных охотников. За сутки может сто километров пробежать… На своём пути рушит всё, сносит заборы. Сама видела, как он постройки в Идринске повалил.
  И загадочно улыбнувшись, промолвила: «Один из таких медведей задрал моего свёкра, сильный был старик, опытный охотник, видно возраст подвёл, Дай, Господи, ему Царствие Небесное».
Романовна, доедая мороженое, отметила про себя: «Надо же, какая улыбка, как у Моны Лизы», а вслух тепло подшутила над Михайловной: «Не твою ли улыбку Леонардо да Винчи подарил Моне Лизе»?
И на этой шутливой ноте они расстались.
   Но придя домой, Романовна, не могла успокоиться. Здесь было всё: и любопытство, и жалость к мужу, и борьба с чувством не отвлекать Михайловну от домашних дел. Правда, какие могут быть дела у пенсионерок, оставшихся без мужей, ушедших из этой жизни. Но любопытство было сильнее прошедшей жалости к мужу, потому что время лечит душу. В Улан-Удэ, как «западская», так её называли местные и родня мужа, чувство страха не испытывала, отправляя Павла в тайгу за грибами, черемшой, брусникой и кедровыми орешками, потому что понятия не имела о смертельной опасности в тайге, а муж, жалея её, никогда об этом не говорил. И только сейчас у неё немного заныло сердце: «Надо же какое хладнокровие, по три дня ведь пропадал в тайге с мужиками. За это время и заблудиться можно, и нарваться на голодных медведей. Вот то, что спал на земле, он мне рассказывал, да и как колотом по стволу кедра били, чтобы шишки стряхнуть с него, тоже говорил, а про опасность молчал, говорил, как бруснику собирали, как черемшу срезали, что маслят за грибы не считали, а их там было так много, груздья ценили. Прости меня, Павел, за мою недалёкость, молодость не дружила с озабоченностью». Но любопытство торопило её, поэтому справится со своим желанием продолжения разговора с Михайловной, Романовна в тот вечер не нашла сил.
  Звонок настиг Михайловну за чашкой чая. Обменявшись фразами, не интересовавшими Романовну, но подведшими к продолжению рассказа о сибирской жизни:
- А как ты оказалась в Сибири, да ещё в Идринском селе. Ты же местная, - спросила Романовна.
- О… Завод – то у нас строили, стройка комсомольская была. Вот она – то и открыла мне дорогу в Сибирь. Познакомила меня с сибиряком Сашкой, который приехал к нам на стройку… Ты опять меня вывела на воспоминания, но это длинный туманный рассказ с переплетёнными судьбами.
- А чё там может быть длинного: колхозники или артельники: мама, папа и я, - подстрекала к дальнейшему рассказу Романовна.
- Нет, всё не так, намного запутаннее,- ответила Михайловна.
- И, так, сейчас восемь вечера, я внимательно слушаю, начинай, - просила Романовна.
 Её разъедало любопытство: «Почему при поминальном упоминании о свёкре, на губах Михайловны блуждала улыбка»?
- Хорошо, без предисловий, слушай и внимательно вникай, мути здесь нет. Иван, мой свёкор, - начала свой рассказ Михайловна, - женился на Марье. У них родился сын Егор, который потом женился на украинке Оксане, жили они одной семьёй. У молодожёнов родился сын Колька, внук Ивана и Марьи. Началась война. Егора забирают на фронт, там он гибнет. Оксана собирается уезжать с внуком Колькой домой на Украину. Остаться в семье её уговаривает свёкор: «Куда ты поедешь с малым дитём, в такое опасное время, оставайся, ты нам - не чужая, кто нам заменит Егора, вся надежда на Кольку». И, Оксана остаётся жить в этой семье. Как ладили они со свекровью, я не знаю. Только погибший Егор забирает мать к себе в мир иной, чем она болела, я тоже не знаю. Моя свекровь Оксана об этом мне не говорила. А дед Иван после смерти жены Марьи делает предложение своей невестке Оксане жить с ним. Видно был сильный мужик, что Оксана родила ему сына, а мне мужа Сашку. А вот теперь разберись в родстве, если слушала внимательно. Подскажу немного. Рассматривай родство и по деду Ивану и по его невестке Оксане, моей свекрови. Вот такая шарада, но я их не сужу, они мне мужа вырастили. Ну, вот всё, спокойной ночи, дорогая.
- Спокойной ночи, милая. Рассказ твой меня немного взбодрил, шарада  заинтриговала.
«И действительно», - рассуждала Романовна. «Видно Оксанка с ним жила, после ухода мужа на фронт. Не зря же мать Егор забрал к себе… Ну, не мог выдержать такой подлой измены от своих самых близких: от отца и от жены».
От этих фантазий у Романовны ни в одном глазу не было сна. Мысли лезли без спроса:
 «Да, видно Марья страдала… Такие отношения в одной семье скрыть трудно, они, как шило, из мешка лезут… И Марья, видя шуры-муры своего благоверного Ивана с невесткой Оксаной, молодой, дебелой красавицей не справилась со своей нервной системой… «Иммунку» посадила и, чтобы не грешить, ушла обиженной за обиженным сыном… Они скорей всего старообрядцы, семейские… Да, мой муж из Тарбагатая, при жизни мне про них что-то говорил. Он же сибиряк, Забайкальский… А семейские – это переселенцы, причём их переселяли семьями, поэтому местные жители Забайкалья их называли семейскими.  У них свои законы, своя культура, свои традиции, своя одежда, свой религиозный уклад…Они всё это сохранили с 18 века до наших дней… Видно их религия позволяла им делать так, как у евреев, по Старому Завету: брат умер, оставив жену, другой брат обязан на ней жениться, поэтому свёкор – то невестку и не отпускал из своей семьи. Да, правильно говорят, чужая семья – потёмки… Ой, уже два часа ночи. Надо ложиться спать… До четырёх часов, ещё можно уснуть, сон позволит выспаться… Завтра спрошу у Михайловны, как ей спалось и была ли она счастлива со своим Сашей? По моим понятиям - нет, потому что над Сашей довлела обида брата Егора по отцу Ивану, а по матери Оксане довлело возбуждение, которое не утихало между соперниками Иваном и Егором… Неважно, что они умерли… Это их тела умерли, а души - живы… Да, всё туманно и путано. По Новому Завету такого нет. Правда, кровосмешения не было».
И выключив свет, погрузилась во флёр сновидений.
   P.S.  * Шарада (франц) – беседа, болтовня, загадка.
                21.11.2019г.