Чужая игра Глава 22

  Андрей выгреб руками набившийся в салон песок и сел в водительское кресло. Захлопнув дверь, он устало прикрыл глаза, предоставив ненадолго телу долгожданный отдых. В кабине вездехода было жарко, кондиционер не работал, на приборной панели не светились индикаторы, да и весь вид машины изнутри вызывал сомнение, что ее можно оживить.
Долго сидеть из-за жары было невозможно, а потому Никонову пришлось взяться за дело. Спрыгнув на горячий песок, он обошел вездеход. Осмотр особой радости не принес: казалось, техника умерла навсегда и воскресить ее нет ника-кой возможности. Единственное, на что оставалось уповать Андрею, что в питьевых баках осталась вода, правда для ее извлечения потребуется энергия, а аккумулятор разряжен. Это была плохая новость, но была и хорошая: стойки фото-элементов были выломаны у самого основания, сохранив при этом в целости и сохранности сами панели, которые валялись тут-же, уже почти занесенные пес-ком. Обрывки проводов печально свисали из останков крепления.
Приладив кое-как на крыше панели фотоэлементов, он соединил напрямую провода, изолировав их скотчем. Оглядев дело рук своих, он слез с крыши и уселся в тени, скрываясь от беспощадного солнца. Шею нещадно жгло, крутить головой вызывало нестерпимую боль от прикосновения воротника куртки, руки, неестественно красные, обожжённые на солнце руки уже плохо слушались, каждое движение пальцев вызывало острое жжение и боль. Тень приносила мало пользы, разве что было чуть легче, да и ветерок, хоть и горячий, слегка остужал разгоряченное лицо. Казалось бы, не хитрая задача, поднять и соединить панели, тем не менее, Андрею пришлось выложиться по полной, и те полчаса, что он пробыл на крыше вездехода, под прямыми палящими лучами светила, потребовало трудов и сил, наверное, не меньше, чем у космонавта на орбите, при работе с мелким инструментом.
Андрей боялся сесть в машину – если индикаторы, показывающие уровень заряда, не оживут, значит умрет и он. Как никогда сейчас его судьба была неразрывно связана с судьбой машины – человек и его творение либо будут жить дальше, либо навсегда обретут здесь могилу. Третьего не дано.
Сколько бы он ни прислушивался, пытаясь уловить хоть какой-то звук из недр машины, ничего кроме легкого шуршания песка под порывами ветра не доносилось до его слуха. Вездеход, погруженный по самые крылья в песок, стоял монументально и ни каких внешних факторов, что транспортное средство пробуждается от долгой спячки не наблюдалось. Разве что… Андрей, из любопытства заглянул в кабину. Всего на секунду, превозмогая жжение и боль, посмотрел на приборную панель. В первое мгновение ему показалось, что ничего не изменилось. Машина умерла и умерла окончательно. Он хотел уже было вновь спрятаться в спасательной тени, как краем глаза увидел, что едва видимый, светящийся пунктир ожил, и циферка над ним изменилась на двойку. Прямо на его глазах.
Это была победа. Неизвестно, удастся ли вообще оживить технику, но воду он извлечет точно. Надо немного потерпеть. А для этого придется высиживать в тени вездехода, если он не хочет сгореть окончательно. Один день. Надо продер-жаться один день. Только один. А там должен заработать кондиционер и самое главное – вода. Вода и еда. Лишь сейчас он почувствовал, как хочет есть. Но в первую очередь, пить, пить, пить… Губы пересохли и кровоточили. Даже глотать было больно, но боль эта была не внутри, а снаружи, выпирающий кадык ходил туда-сюда, тревожа сгоревшую на солнце воспаленную кожу…
- Андрей Витальевич, - вдруг раздался до боли знакомый голос. – Ну что вы тут сидите, мы вас заждались. Поднимайтесь к нам.
Андрей открыл глаза. Перед ним, в какой-то сотне метров стоял небольшой двухэтажный особняк, такой одинокий среди бескрайних просторов пустыни. Казалось, здание стоит здесь уже сотни лет, настолько оно выглядело монументально и незыблемо, а не появилось только что. Судя по богатой и безвкусной лепнине, хаотично разбросанной на стенах, дом принадлежал нуворишу, не имеющего образования и вкуса, но имеющего много денег. Возле позолоченных, огромных двухстворчатых дверей, которые, словно в насмешку жутко скрипели, раскачиваемые порывами ветра, стоял мужчина лет сорока в белой рубашке с коротким рукавом и синих джинсах. Короткий ежик стриженых волос обрамлял сосредоточенное лицо в мелких морщинах. Он нетерпеливо помахивал рукой, приглашая Андрея идти за ним.
- Виталич, ты идешь, нет? – Глаза у незнакомца сияли, как будто он принял лишку на грудь. – Народ ждет вас!
Никонов уже ничего не понимал. Слишком много чудес. Только что он был один в пустыне рядом с вездеходом, то вдруг непонятно откуда взялся дом и незнакомая публика в придачу. Он видел одного, но судя по шуму из открытых окон, народу там было порядочно. Если присмотреться… если как следует поду-мать, он знает этого джентльмена, но никак не может вспомнить, где и при каких обстоятельствах было данное знакомство. Андрей посмотрел на свое транспортное средство, завязшее в песке, и решительно двинул к дому.
Внутри дом состоял из одной, но огромной комнаты, с высоким потолком. Здесь, как и снаружи, везде дешёвая лепнина, вычурные гобелены на стенах, изображающие сцены охоты и отдыха охотников. С потолка свисали огромные хрустальные позолоченные люстры, нестерпимо сверкающие белым, режущим глаз светом. Из мебели здесь присутствовал огромный овальный стол, размером почти с комнату за которым восседали мужчины и женщины на стульях с высокой спинкой из красного дерева и кожи. Людей здесь было много, очень много, и не смотря на космические размеры стола, они сидели в притык друг к другу и лишь одно место оставалось свободным. Андрей, не дожидаясь приглашения сел во главе стола и стал жадно есть и пить из серебряной и золотой посуды. Золото здесь вообще было везде: на потолке, на полу, на стенах, на мебели, даже на одежде гостей ярко блестели нити благородного металла. Это был пир чванливо-сти и показушного богатства.
Не поднимая головы, Андрей поглощал одно блюдо за другим, пил все, что попадалось под руку. Его челюсти не знали ни отдыха, ни покоя, тем не менее, к его величайшему огорчению, чувство сытости не наступало, как и не исчезла жажда. По-прежнему хотелось алчно предаться чревоугодию, тем не менее количество исчезающих блюд и напитков в его утробе ни коем разе не уменьшало жажду и голод.
Вечер переставал быть томным. Андрей положил ложку, несмотря на то что был голоден как волк и воззрился на гостей. Он успел заметить, что все посетите-ли без зазрения совести, отложив приборы, разглядывали его. Стоило тому поднять глаза, как они, словно по команде, занялись исключительно своей тарелкой.
Никонов медленно обвел взором публику. Под пристальным взглядом Андрея, люди замолкали и настороженно, исподлобья, поглядывали на него. При этом в их взоре почему-то появлялся нездоровый блеск страха и ужаса, как будто они боялись, и одновременно ждали чего-то неотвратимого, как сама смерть.
- Братишка, - протяжно произнес Андрей, в упор разглядывая того самого мужичка, что позвал его в дом. Среди остальных он почему-то выделялся, словно был в цвете среди черно-белых соседей. – А я кажется знаю, кто ты. Ты вот мне скажи, - проникновенно продолжал Андрей. – Что это за дурная планета, на которой приходится убирать цель несколько раз? Однажды я тебя уже пристрелил, но ты, неведомым мне способом вылез из могилы. Разве это хорошо, спрошу я тебя? Буквально, только вчера один такой, из воскресших, пытался меня убить. Да вот и он, сидит ни жив, ни мертв, среди вас.
На другом конце стола восседал давнишний киллер. Он, как и в ресторане сидел рядышком с женой. Правда, сейчас взгляд у него был не охотника, а жертвы, запуганной до нервного тика жертвой. В отличии от муженька, женщина выглядела лучше, во всяком случае серый цвет лица сменился слегка розоватым. Эта парочка сидела тихо, опустив взор до полу, по всей вероятности желая быть незаметными серыми мышатами.
- Я продолжаю, братишка. Погоняло у тебя красивое, слов нет, но, человек ты гнилой и беспринципный. Знаешь, почему я согласился на работу? Заплатили мне за тебя не так уж и много, просто заказ совпал с личной неприязнью. Я терпеть не могу людей, которые нутром чуют, где стоит прогнуться ради тридцати серебряников. Бесспорно, ты стал богат, ты свесил ноги на тех, кто ниже тебя и активно слюнявил щеки тем, кто выше.
- Ну, зачем же так, Виталич. При всем честном народе. Я к тебе со всей душой, а ты…
- А что я? Ты мне лучше скажи, зачем позвал меня, зачем весь этот цирк с воскрешением. Ведь я-то понимаю, что все эти люди мои клиенты. Кого-то я знал, но с большинством я имел шапочное знакомство, и то, в том небольшом объеме, чтобы незаметно подкрасться к объекту, а потому они не отложились в памяти. Сколько их было, сто, двести, я не считал.
- Так сосчитай, будешь знать.
- Зачем? – рассмеялся Никонов. – Неужели, ты думаешь, что я, увидев столь-ко народу, испугаюсь и буду просить прощение? Не надейся. Я убивал лишь тех, кто заслужил. Моя маленькая слабость. Ничего не могу с ней поделать.
- Неправда! – один из гостей встал. Это был длинный, тощий молодой блондин, лет двадцати пяти. Вытянутое, с тонкими четами лицо, выражало ничем не приукрашенную надменность. Одетый в темно серый костюм, он стоял неестественно прямо, задрав голову к потолку, как будто перед кем-то красовался. – Я вообще не понимаю, за что меня убили. Я сама кроткость и человеколюбие, спроси у кого хочешь.
- Слушай, ты, человеколюб, - приглядевшись, Андрей вспомнил всю подноготную блондина. – не ты ли занимался обманом и похищением молодых деву-шек для поставок в публичные дома? Нет? Никак не припомнишь? Сколько успел загубить душ, прежде чем я остановил тебя?
- Все это наветы недоброжелателей…
- Сядь, мальчик сутенер. Я не адвокат, чтобы выслушивать твои слезливые истории. Вот, например, ты, - Андрей ткнул пальцем в первого попавшего гостя. – расскажи нам почему я тебя ухлопал? Не надо вздохов, ты среди своих, можешь поведать, как на духу. Итак…
- Вы же не хуже меня знаете, как вышибают показания в полиции, - плаксивым голосом произнес невысокий и очень плотный мужичок в вылинявшей, некогда красной футболке и старых трениках с пузырями на коленях. Сморщив лицо, как будто он вот-вот расплачется, с надрывом в голосе, продолжал: – Я гол, как сокол. Посмотрите на меня. Мог ли я ворочать миллионами? Это все продажные полицейские, они пытками вынудили оговорить себя, но честный суд встал на мою защиту.
- Хватит! – оборвал его Андрей. – Я ведь просил не рассказывать сказок. - он достал пистолет и выстрелил в потолок. Грохот выстрела заставил гостей невольно втянуть головы в плечи. Сверху, на людей посыпался битый хрусталь и позолота – Если надо, я готов убивать любого из вас и второй, и третий раз. Сейчас я желаю слышать только одно: правду и ничего кроме правды. Я ясно выразился?
- Ладно, твоя взяла. – мужичок преобразился. Куда исчезла плаксивость, он неожиданно превратился в холодного и расчетливого субъекта, которого никогда не волновала чужая боль. – Я сделал миллиарды долларов на продаже наркоты. Жалею ли я об этом? Ну конечно же нет. Задумывался ли я когда ни будь о судьбе наркоманов? Ответ отрицательный. Они не люди, это биологический мусор, вся жизнь которых заключалась, чтобы принести мне как можно больше денег, а затем помереть. Ты знаешь, Андрей Витальевич, это очень удобно: как только они перестают обогащать меня, они подыхают, как собаки под забором, но на их место тут же приходят другие такие же дурачки. И так до бесконечности. Я мог бы наслаждаться положением и связями, но ты лишил меня жизни. Зачем тебе это понадобилось? Хочешь стать героем? Меня оправдал самый неподкупный суд в мире – мне до сих пор смешно, хватило жалких пару миллионов, что, согласись, для меня вообще не деньги, и вердикт невиновности у меня в кармане! Я, можно так сказать, только жизнь начинал, а тут ты…
После того, как замолк наркоторговец, остальные, словно с цепи сорвались. Каждый, стараясь перекричать всех, с упоением, с миллионами подробностей рассказывал свои криминальные подвиги. За все, что каждый из них сотворил, за самую маленькую провинность он должен быть приговорён к высшей мере наказание. А учитывая, что все они прошли через суды и тем не менее остались на свободе, косвенным образом показывает, насколько обогатилась фемида, разбирая их дела. Эти нелюди в человеческом облике, с упоением бахвалились совершенными ими преступлениями. Про Андрея они уже давно забыли, зачем их здесь сегодня собрали они и сами не знали, да и знать не хотели. Им вдруг захотелось похвастаться своими похождениями. Каждый, с налитыми кровью глаза-ми, брызжа слюной и визжа фальцетом, одновременно загибая пальцы, чтобы с их помощью показать соседу сколько лично загубил он душ.
«Была у меня, значит, мадам. Ничего такая, все при ней. Только вот деньги она любила пуще всего. И, представь себе, пыталась меня шантажировать. При-шлось ее, того. Вместе с дитем». – бахвалился невзрачный мужчина во всем черном, с черной, огромной бородой-лопатой, и маленькими, круглыми свинячь-ими глазками. Сосед, сорокалетний дядька, с опухшим, водянистым лицом, не слушая его, пытался донести собственную историю: «Я не стал сразу убивать, для начала на его глазах вырезал семейку, и как заключительный мазок отправил к праотцам мамашу. И сделал это виртуозно, она долго визжала от боли, прежде чем испустила дух». «Один просит, мол дай еще отсрочку, все верну, до послед-него цента. Зачем я тебе мертвый, а я ему отвечаю: у тебя есть то, что вернет долг. Дочери. И не говори спасибо за идею.  А на сдачу и женушку твою при-строю моим боевикам. В чем проблема? – щебетал худой до болезненности старикашка, растирая на руках подагрические пальцы». «Он мне говорит, они хотят на вас навесить двадцать семь трупов, а я отвечаю, так дело не пойдет, куда дели еще пару тел? – говорил флегматичный молодой человек, лет тридцати. Плотный, мускулистый, сияющая лысина в каких-то бугорках. Его хищный, оценивающий взгляд больших глаз из-под тонких бровей так и буравит собесед-ника, толстые лоснящееся губы постоянно находятся в движении, как будто он что-то жует, огромный мясистый нос свернут набок, как у боксёра: - эти дурни перекопали целую лесополосу, пока до них не дошло, что я так шучу. Юмор у меня такой».
Никонову стал противен этот балаган. Если до этого, пусть внешне, они походили на человеческое общество, то сейчас показали свою истинную натуру. Глядя на одуревшее от денег и власти стадо, Андрей вышел из-за стола и присел на кресло, стоящее возле окна. Невыносимый ор, от которого, кажется, звенели стекла в окнах, вызвал острый приступ мигрени. Сжав руками голову, он не-вольно застонал и закрыл глаза, чтобы хоть на секундочку не видеть весь этот зоопарк из человекоподобных обезьян.
Наступила тишина. Андрей открыл глаза. Странный дом исчез вместе с гостями, он по-прежнему находился один в пустыне. Диск солнца навис над линией горизонта, предупреждая о скором наступлении ночи. Вокруг ничего не измени-лось, вездеход, как и днем, неподвижно стоял, погрузившись по самые колеса в песок. Никонов поднялся и еле передвигая ногами зашагал к машине. От голов-ной боли и усталости он ощущал себя словно выпотрошенным. Кожа на руках вздулась и кровоточила, любое движение вызывало нестерпимое жжение. Шаг за шагом он приближался к вездеходу. На какое-то время он даже забыл, что, возможно он сумел оживить машину. Устроившись в водительском кресле, он с каким-то равнодушием констатировал, что аккумуляторы заряжены наполовину и с таким запасом энергии уже можно ехать, а главное, возможно извлечь воду из недр транспортного средства.
Не доживаясь, пока она охладится, Андрей пил еще теплую воду, пил он маленькими глотками, стараясь не пролить ни одной капли драгоценной жидкости. Утолив жажду, он облизал языком пересохшие и кровоточащие губы, почувствовав солоноватый привкус.
«- Теперь-то я точно выберусь из передряги, - подумал Андрей, откидываясь на спинку кресла. – Вот, прямо сейчас и поеду…»
Но он никуда не поехал. Утолив жажду и перекусив, теперь то он чувствовал насыщение, а вместе с насыщением пришла и новая волна усталости. Опустив спинку кресла, так, чтобы получилась спальное место, Никонов включил кондиционер на половину мощности и растянулся на мягком ложе. Голова со страшной силой болела по-прежнему, и не смотря на утомление и треволнения прошедших суток, он долго ворочался, пытаясь уснуть. Один раз, не в силах выдержать эту пытку, он встал и долго рылся в аптечке, пытаясь найти обезболивающее. Как назло, там были лишь перевязочные материалы. Отшвырнув аптечку, Андрей вновь лег, ладонями сдавливая виски. Поза была не очень удобной, но несмотря на это, он вскоре забылся, провалившись в полубредовое состояние между сном и кошмаром наяву.
Утро для него оказалось тяжелым и безрадостным. Голова по-прежнему болела, ныли уставшие мышцы, не получившие за ночь полноценного отдыха, усилилась боль от сгоревшей на солнце кожи. Там, за окном давно уже наступил ад, но здесь, в кабине вездехода, защищённый светофильтрами от прямых солнечных лучей, в прохладе принудительно охлажденного воздуха, Андрей чувствовал себя ненамного лучше, чем вчера.
Схватив обожженными руками руль, он невольно вскрикнул от боли, но, сжав зубы, еще крепче уцепился в баранку. Андрей пытался выбраться из песчаного плена, он рывками раскачивал вездеход, попеременно включая то передний ход, то задний, песок фонтаном бил из-под колес, но машина не могла вырваться из цепких лап пустыни. В какой-то момент Андреем овладела апатия, он не верил в успех, крамольная мысль засела в мозгу, что все это напрасно, просто ему дан шанс прожить на несколько дней дольше, чтобы отчетливее прочувствовать собственный жизненный финал…
Он уже почти смирился со злодейкой судьбой, как неожиданно для него самого, вездеход, в очередной раз выбив из-под колес лишний песок, буквально выпрыгнул из песчаного плена и понесся по пустыне, вздымая позади себя тучи пыли.
Когда первое чувство восторга поутихло, он остановил машину и огляделся. Надо было решить, куда ехать дальше. Обозревая окрестности, Никонов пони-мал, что местность для него неизвестная, пустыня она и есть пустыня, неровная от дюн и барханов. Разбросанные то здесь, то там отдельные пики и целые горные гряды, вносили разнообразие в однообразную картину царства песков.
Навигатор был выключен, он тупо какое-то время смотрел на черный экран, прежде чем рука потянулась к кнопке включения. Секунды, пока девайс загружался, показался Андрею целой вечностью. В работоспособности прибора он не сомневался, тем не менее какое-то тревожное чувство заставляло нервничать. Наконец-то на экран была выведена карта и внизу появилась успокоительная надпись: спутники обнаружены…
Вот теперь можно было думать о возвращении домой. Заряд аккумуляторов достаточен, чтобы доехать без приключений, навигатор проложил путь, осталось дело за малым. Андрей уже разворачивал вездеход, чтобы, следуя указаниям прибора без промедления двинутся домой, как в дали, какое-то блестящее пятно на фоне песка привлекло его внимание. Подъехав поближе и заглушив двигатель, он покинул прохладную кабину, чтобы еще раз окунуться в смертельное пекло.
Перед ним лежал человек в серебристом костюме. Лежал он лицом вниз, а потому сразу было не определить, кто это. Осторожно перевернув труп, Андрей зажал нос от зловонья. Обезображенное, почерневшее лицо настолько потеряло облик, что по нему невозможно было установить личность. Не вызывало сомнений, что это один из пассажиров «Созвездие Льва», вот только кто именно, муж-чина или женщина не понять. У всех были короткие стрижки, за тот короткий период, что они находились на планете волосы сильно отрасти не могли. Оставался единственный способ узнать кто этот несчастный: снять с шеи жетон.
Преодолевая рвотные спазмы от трупного запаха, Андрей расстегнул ворот куртки покойнику и нащупал под рубашкой твердый кружочек. Сняв через голову цепочку с жетоном, он, прежде чем вернуться на борт машины, глянул на находку. На простом алюминиевом диске не было ни фамилии, ни имени, а выбиты лишь цифры – личный номер владельца.  Никонов хорошо знал все номера, тем паче их было не так и уж много. Этот номер принадлежал Жабину Натану Валерьевичу, чье тело и гнило в пустыне.
- Вот и свиделись, - с каким-то злорадством в голосе произнес Андрей, обращаясь к покойнику, как к живому. – Я кажется начинаю догадываться. Плане-та, словно издеваясь, предоставляет нам все блага цивилизации, но лишь за тем, чтобы мы как следует прочувствовали собственную никчемность и неотвратимость гибели… И никому нет спасения, иной разум проник во все наши клетки и знает нас лучше, чем мы сами себя. Нагорный, Жабин, кто следующий? Мы тут пыжимся, пытаясь из себя непонятно кого строить, а вот хозяева планеты реши-ли, что хватит коптить небо, будь любезен сдохнуть. Наверное плохо, что нельзя даже приблизительно вычислить поступки иного разума – сейчас ты жив, наслаждаешься данным моментом существования и раз – тебя нет и никто не вспомнит, что жил такой человечек, он о чем-то думал, мечтал, пытался чего-то добиться, ради этого шел на какие-то жертвы. С другой стороны и слава богу, подобные знания лишь превратят в нескончаемый кошмар остаток жизни, если постоянно думать, что тебе отпущено уже совсем немного…
С этими невеселыми мыслями, Андрей вернулся в прохладу кабины вездехода и на карте навигатора отметил место гибели Жабина. Он сюда еще вернется, надо будет похоронить Натана, сейчас сделать это невозможно, обгоревшие на солнце руки едва удерживают руль, а уж орудовать черенком лопаты просто нет сил.
Вздымая за собой пыль, вездеход, подпрыгивая на неровностях мчался вперед, по проложенному навигатором маршруту. Андрей всем телом чувствовал каждое резкое движение машины на ухабах, но педаль акселератора не отпускал. Ныли руки и пылало лицо, голова раскалывалась от боли до тошноты, он пони-мал, что надо отдохнуть, ведь впереди еще сотни и сотни километров, тем не менее он не хотел терять драгоценное время, и собрав всю волю в кулак давил и давил педаль газа, как будто от этого зависела сейчас вся его жизнь.
Андрей настолько был поглощён дорогой, что не заметил, как подкрался вечер. Край солнца еще висел над горизонтом, и последние косые лучи освещали притихшую в этот час пустыню. Дальше ехать не имело смысла, надо передохнуть и набраться сил. Только сейчас он понял, насколько устал, и как болит все тело, каждая клеточка которого взывает о пощаде и отдыхе.
Ночь прошла спокойно, Андрей даже умудрился нормально выспаться не смотря на неутихающую головную боль. Проснулся он рано, еще хозяйничали предрассветные серые сумерки, а на черноте неба не начали гаснуть звезды. Позевывая и потягиваясь, Никонов вылез из машины чтобы размяться. Путь впереди предстоял еще не близкий, а такой возможности размять ноги, без опасения сгореть на солнце, врят ли предоставиться. Ночной, холодный ветерок заставлял поежиться, но Андрей не спешил вернуться в тепло. То ли от холода, то ли еще от чего-то, голова его прояснилась и боль немного утихла, больше не доводя до исступления. Обожжённые руки и лицо меньше тревожили его в это прохладное утро. Казалось, так будет вечно, он с шумом наполнял ледяным воздухом легкие и никак не мог надышаться. После черт знает сколько времени проведённые в пекле, он впервые ощутил себя если уж не совсем здоровым, то, по крайней мере на пути к выздоровлению.
Утреннее блаженство стремительно уходило без возврата. Горизонт запылал алым огнем и вот край солнца, нестерпимо блестящий край появился на небо-склоне, быстро изгоняя остатки тьмы и ночную прохладу, ввергая все вокруг в невыносимый, смертельно опасный зной. К тому времени Никонов уже вовсю рулил, с каждым мгновением приближаясь к цели. Все шло хорошо, машина чутко реагировала на каждую команду водителя, навигатор отмерял оставшееся расстояние и ничего не предвещало неожиданностей. Когда солнце повисло над головой, Андрей остановился на короткий отдых, перекусить и собраться с мыслями. До звездолета оставалось немного, каких-то двести километров, и чем ближе была цель, тем нетерпеливее он становился. Это расстояние он покроет за три - четыре часа, таким образом, к вечеру окажется на месте.
Быстро проглотив обед, он был готов ехать дальше. Голова перестала болеть, руки уверено, без напряга держали руль, и в этот момент контуры машины стали зыбкими, словно проступая в тумане. Он уже видел себя сидящим в кресле, в какой-то комнате возле окна с видом на город, и эта картина, накладывалась на салон вездехода, и новый вид с каждой секундой проступал все более рельефно и четче, а машина и пустыня уходили в небытие.
- Нет, нет, я не хочу туда, - Андрей резко мотнул головой, как бы прогоняя наваждение и волна боли охватила все его тело. Словно нехотя, призрачное помещение отступало, возвращая на место вездеход и вид из окна.
«- Так-то оно лучше, - подумал Андрей, еще не до конца понимая, что про-изошло и каким образом удалось избежать новой реальности. На автомате, он дернул головой так, что его вновь накрыла нестерпимая боль. Вместе с ней окончательно рассеялась обманчивая картинка. – Кажется я начинаю догадываться, как с вами бороться…»
Андрей вдавил в пол педаль газа, двигатель натужено заревел и вездеход рванул вперед, лишь мелкие камушки застучали по днищу. Машина на пределе мощности неслась вперед, но Андрею казалось, что он еле тащится, он мысленно умолял технику еще чуть-чуть прибавить скорость, как будто это могло помочь. Боясь вновь оказаться в плену обманчивой действительности, он то и дело тряс головой, боль волна за волной накрывала его так, что трудно было дышать, а в глазах двоилось, но к его счастью реальность не менялась, даже попытки вмешаться  в его сознание не предпринималось. Он продолжал остервенело давить на газ, пытаясь выиграть у судьбы лишние секунды.
Напряжение всех сил, физических и моральных не может длиться вечно, да-же сильная воля образует брешь, если нет ни минуты покоя. Вслед за бешенной деятельностью, Никонова охватила апатия, он уже не понимал, что происходит с ним, куда он вообще стремиться. Ошалевший от боли, от страха оказаться игрушкой в чужих руках, какое-то еще время он машинально сверял маршрут и гнал машину на пределе возможностей. Такая спешка могла закончится плачевно, но на его счастье, до него начало доходить, что надо успокоиться, надо взять себя в руки. Андрей убрал ногу с педали. Руки повисли как плети, стоило пере-стать ими держаться за руль. Пальцы еле шевелились.
Вездеход, плавно замедляясь, остановился. Андрей буквально выковырял себя из салона машины, и собрав остатки сил, пытался пройти, чтобы размять затекшие члены. Бредя вокруг вездехода и глядя себе под ноги, ибо глаз он не мог поднять из-за слепящего солнца, он вдруг с ужасом увидел, всего в нескольких метрах от капота, распластанное на земле странным образом тело: широко расставленные ноги по самые щиколотки погрузились в песок, а сам покойник, словно поджав колени, лежит на спине, лицом, точнее то, что осталось от него, к солнцу. Жара и время сделала свое грязное дело и определить личность, как и в случае с Жабиным, не имелось никакой возможности.
«- Кто на этот раз?» – подумал Андрей и хотел уже было уже подойти к мертвецу, чтобы снять жетон, как в последний момент его что-то остановило. Взгляд его уперся на темное, словно волнистое пятно песка, на одном краю которого навсегда успокоилась неосторожная жертва. Так крепко за ноги дер-жать несчастного могли лишь зыбучие пески. Он никогда с этим не сталкивался, но где-то слышал об этом.
Невольно отпрянув, и убедившись в надежной почве под ногами, Андрей приложил ко лбу обожжённые руки козырьком, чтобы осмотреться. Вначале он ничего не увидел, светило, несмотря ни на что, било почти в самые глаза, но постепенно он привык к яркому свету и смог оглядеть местность перед собой. Увиденное заставило чаще биться сердце.
Совсем рядом, буквально рукой подать, невыносимо блестя на солнце, сверкала туша звездного крейсера. Он был близко, металлические стойки с шарами на концах силовой защиты, окружающие корабль, находились в каких-то пятистах метрах от него, быть может чуть дальше. От увиденного у него мгновенно улетучились остатки апатии. Он даже забыл о покойнике.  Ему хотелось прямо сейчас броситься вперед, преодолевая последние метры под палящим солнцем, но в последний момент его взгляд упал на потемневший песок. Подозрительное пятно начиналось недалеко от него, и дальше уходило на десятки метров вперед, растекаясь направо и налево. Было неясно, хватит ли у него сил обойти мало-приметную, но смертельную ловушку, и при этом не вляпаться самому.
Чтобы зазря не рисковать, он возвратился на вездеход и направил машину вдоль зыбучих песков. Андрей проехал не меньше километра, прежде чем решил, что опасное место позади и можно поворачивать к дому. К тому времени серебристый бок звездолета уже плохо различался на фоне выжженного солнцем бледно-голубого неба. Повернув вездеход в сторону звездолета, Никонов нажал педаль газа.
Машина, подпрыгивая на ухабах, устремилась к дому, быстро вырастающему на пути. Вскоре огромный корпус космического крейсера заслонил собой пол неба и ряды столбов силового забора, при приближении, словно разбегались в стороны. Андрей, не торопясь гнал вездеход вдоль ограждения, взглядом ища световые индикаторы прохода. Ему уже начало казаться, что он никогда не найдет входа, когда наконец-то перед его взором запылали рубином две светодиодные вертикальные полоски, обозначающие запрет прохода. Остановив везде-ход напротив, он спрыгнул на горячий песок, и в нетерпеливо заорал:
- Рон, открой проход. Я вернулся!
Ответной реакции не последовало. Мертвая тишина, нарушаемая лишь шорохом песка, гулко отдавалась в голове. Было ощущение, что корабль и все вокруг давно вымерли.
Андрей кричал, топал ногами, размахивал руками, грозился кулаками в сторону корабля, но все было тщетно. Никого из пассажиров видно не было, электронный надсмотрщик не подавал признаков жизни. Радость от того, что вновь нашел дом как-то быстро сошла на нет, Никонов сник, не в силах понять, что здесь произошло и почему никого нет.
От ярости, от бессилия он лупил руками по невидимому ограждению и при этом не чувствовал боли. Если бы он мог, он, наверное, заплакал бы, насколько опустошенным и раздавленным он чувствовал себя. Пройти через столько пре-пятствий, чтобы в конце пути оказаться у разбитого корыта и сдохнуть рядом с кораблем, который уже давно ассоциировался у него с родным домом, таким хрупким мосточком между этой планетой и такой далекой, недостижимо далекой Землей… Было от чего опустить руки, нехорошие мысли покончить с этим раз и навсегда малодушно лезли в голову.
Он опустился на землю, спиной прислонившись к прозрачному забору. Не смотря на палящее солнце, он сидел неподвижно, даже не пытаясь скрыться в тень. Через несколько минут он встрепенулся и стал нервно рыться по карманам. Андрей точно помнил, что у него было два пистолета. Он их не вынимал, но, однако же оружия больше не было. Здраво рассуждая, этому было только одно объяснение: стволы были не настоящие, а порождением ненавистного хозяина планеты.
Хотелось выть, выть в голос. Покончить жизнь самоубийством и то невозможно. Никонов встал и окинув взглядом звездолет, собрался уже вернуться к вездеходу, как заметил, что на верхней площадке подъемника распахнулся люк и оттуда вышли двое с носилками. Отсюда ему плохо было видно, кто именно те двое, но судя по походке это были братья Рушанские. Лежащего на носилках разглядеть на таком расстоянии не было никакой возможности.
«- Кричать сейчас не имело смысла, все равно не услышат, а вот когда спустятся, тогда и поговорим.»– подумал Андрей, наблюдая, как те загружаются в подъемную клеть, как закрывают ворота, как клеть неспеша скользит вниз, как братья, а это были именно они, теперь он видел это, выносят носилки и бредут к проходу. Они еще не видели Никонова, но узрели вездеход. Братья остановились и положили носилки на песок. Теперь Андрей разглядел рыжий затылок Лисенка.
- Куда это вы его тащите? – спросил Андрей.
Братья резко обернулись и увидели Никонова. Вместо радости на их лицах явно была написана ничем не прикрытая досада. Бросив на солнцепеке Александра, они отошли в сторону и стали шептаться, то и дело поглядывая на старшего.
- Я ничего не понимаю! – почти кричал Андрей, обращаясь к братьям. – Что с Неманом? Почему меня не пускают на базу? Куда его несете?
В ответ братья лишь молча переглянулись.