Чужая игра Глава 23

Красные, предупреждающие огни сменились зелеными. Проход был открыт. Андрей с любопытством смотрел, как Рушанские, подхватив носилки засеменили к проходу. Впереди шел Кирилл. Он уже вплотную подошел к ограждению, как произошло то, что никто не ожидал: конструкция подъемника вдруг была от-брошена в сторону, пассажиры с изумлением смотрели, как стальные части, рассыпаясь в воздухе, с грохотом рушатся вниз.
Кирилл быстро сообразил, чем это может для них закончится, бросил но-силки, и призывая брата поспешить за ним, рванул вперед, успев в последний момент пересечь линию силового забора. Едва он оказался вне базы, проход запылал красным тревожным цветом. Путь назад был отрезан. Замешкавшись, Борис не успел проскочить, включенное поле отбросило его назад. По ту сторону он дубасил кулаками по невидимой защите, во весь голос причитая, чтобы Рон выпустил его. Выпав из носилок, Лисенок лежал в пыли, не в силах подняться и лишь смотрел на попутчиков и в его глазах застыла какая-то безысходная обреченность.
Корабль, как исполинская туша приподнялся на опорах, словно отряхиваясь и вылезая из берлоги. Вниз продолжали лететь металлические крепления, какие-то болты и части временных конструкций. Минутой спустя, блестя металлически-ми гладкими боками, звездный крейсер вновь застыл. В следующее мгновение из его дюз ударило ослепительное пламя, земля дрогнула и раздался ужасающий рев и гул.
Кирилл, не отрываясь смотрел, как пламя, яркостью в миллион солнц, вырывается из кормы корабля, и вот уже все пространство, ограниченное эмиттерами силового поля, заполнено раскалённой до невообразимых температур плазмой. В последний раз он увидел искаженное болью лицо Бориса, и тут-же огненная река поглотила его вместе с Неманом. Все живое в таком маленьком пространстве мгновенно должно испариться, даже пепла не останется.
За стеной силового поля было спокойно и безмятежно, лишь слепящий свет резал глаза, не позволяя смотреть на него без риска лишится зрения, да невыносимый гул доносился до слуха людей. Он давил на барабанные перепонки, но звук этот воспринимался, словно в кино: там, на экране беснующее пламя и грохот, а здесь любопытные зрители, которым ничего не угрожает.
Космический крейсер приподнялся на огненном хвосте, завис на минуту, втягивая в свое исполинское тело лапы стояночных амортизаторов, чтобы больше ничего не мешало полету. Резко увеличив тягу, звездолет, набирая скорость, рванул вверх, оставляя после себя длинный огненный хвост. Прежде чем окончательно скрыться из глаз, корабль подобрал хвост и перейдя на фотонные двигатели, быстро превратился в точку, которая вскоре исчезла.
Все было кончено. На месте старта корабля еще что-то догорало, серый дым поднимался над зеркалом превращенного песка в стекло. Силовые эмиттеры еще держали поле, но энергии для нормального функционирования требовалось много, и аккумуляторы не могли долго поддерживать работоспособность. Про-шло, наверное, минут двадцать после старта, как раздался предупреждающий вой и шары эмиттеров поблекли. Защитное поле перестало существовать.
Андрей лежал за вездеходом, лицом вниз, закрыв глаза, чтобы не ослепнуть от яркого света беснующего пламени. Когда отключилась защита, невыносимый жар, гонимый ветром, накрыл его, словно одеялом. Он чувствовал, как лопается кожа на открытых участках, как она скукоживается, становясь жесткой и любое движение причиняет страшную боль. На его счастье, это длилось всего несколько секунд, показавшиеся ему вечностью. 
Больше всего пострадал затылок и шея, руки он успел убрать под себя. Когда Андрей нутром понял, что все закончилось, и хуже уже не будет, он уперевшись и без того больными руками в песок, медленно, стараясь лишний раз не двигать головой, встал.
Главное – он жив. Все болячки, какие бы они ни приносили страдания, это временно, это пройдет само собой, сейчас надо думать не об этом, сейчас надо думать, что делать дальше, как жить, где найти все необходимое для существования. Корабль улетел, да, плохо, но и черт с ним, главное на нем был большой запас воды и продовольствия, вот что самое поганое. Здесь, на чужой планете, на бескрайних просторах пустыни нет даже воды, а без нее смерть придет слишком быстро и мучительно. Правда с водой все может быть проще, раз есть зыбучие пески, значит вода все же присутствует. К сожалению, это все теория, а как на практике? Запасов на вездеходе хватит от силы на неделю, и то при очень серьёз-ной экономии. А дальше?
Никонов встал и медленно обошел машину. Он смотрел на выжженное плато. Нерушимо стояли столбы эмиттеров, а за ними начинался гладкий каток с бугорками то там, то здесь расплавленного металла, некогда представляющие из себе роботов и части подъемника. Следов останков человека, как ни всматривайся, обнаружить невозможно. Их просто нет. Настолько просто, что мурашки по коже бегут от одной этой мысли.
Андрей неловко повернулся и вскрикнул от боли.
- Кто здесь? – неожиданно раздался голос где-то сбоку.
Никонов повернул голову. В десятке метров от него стоял Кирилл. Одежда его была потрепана и местами оплавилась, щетина обгорела, запекшись черными точками на подбородке. Он беспомощно крутил головой, пытаясь понять, откуда шел звук. Судя по блуждающему взгляду, братец Кирилл ослеп.
- Кто здесь? – повторил он. – Голос как будто знаком, но я не узнаю тебя.
— Это я, Андрей.
- Ты жив? Мы с братом думали, что это мираж. Рон не давал о тебе никакой информации. Подойди поближе, я ничего не вижу. Ты то сам видишь?
— Это пройдет. Через час-два зрение вернется.
- Не надо меня успокаивать. Я ловил зайчиков от яркого света, а здесь это другое. Мне просто выжгло глаза. Сам виноват, надо было сразу же отвернуться, а я все пытался высмотреть брата, как будто это вернуло бы его к жизни.
- Слепота пройдет. Должна пройти, еще не все потеряно.
- Да и черт с этим зрением. Мы на этой планете долго не протянем. Они убивают всех, одним за другим. Одним за другим, - Кирилл смотрел в сторону Андрея, и повторял как заклинание: - Одним за другим. Ты знаешь, - внезапно он изменил тему разговора, - Походу нас обманули, как последних лопухов.
- Догадываюсь.
- Скажи, - Кирилл протянул руку вперед. Никонов догадался, что он имел в виду выжженное плато, - Что ни будь осталось от брата, есть что похоронить?
- Температура сотни тысяч градусов если не больше, подумай сам, что это значит.
- Жаль. Но мы такие идиоты… Еще час назад мы даже не догадывались, что нас ждет. Как последние… - Рушанский грязно выругался. – Мы мечтали о скором возвращении. В гибернаторе время исчезнет, позволяя через миг ощутить радость встречи с домом. Ан нет, нас провели, втемяшили нам, что все будет шито-крыто, а оно вот как, даже злости на самого себя нет. Об нас вытерлись и выкинули как использованную тряпку.
- Давай лучше думать, что делать дальше. А пока мы сядем в вездеход, там прохладно, а то на солнце окончательно зажаримся. Ставь вот сюда ногу, хватайся за поручень, - Андрей помог Кириллу взобраться в машину, а сам, захлопнув дверцу с пассажирской стороны, обошел машину и сел на водительское место и включил на полную кондиционер: - Так-то лучше, ожоги не так будут мучать нас…
- Расскажи, что здесь произошло, пока меня не было. Вас с Лисенком я видел, а где находились в этот момент девушки? Они улетели?
- Да, - злорадно ухмыльнулся Кирилл. – На тот свет. Марту я собственноручно закопал. А вот где Лола пропадает, я не знаю.
- Кажется я знаю…
- Поди тоже сдохла? Ну туда ей и дорога.
- Тебе и вправду не жаль их? А впрочем, я не удивлен.
- Что ты хочешь сказать этим? На что намекаешь?
- Ни на что. Лола умерла страшной смертью. Врагу не пожелаешь. Если бы ты мог видеть, я бы показал. А так… Не будем больше об этом. Подведем наших баранов: получается, в живых остались только мы с тобой, - подытожил Андрей.
- Звучит не очень оптимистично. Слушай Андрей, убей меня, не хочу я больше мучаться. Я тебе и нож дам, хороший такой ножичек… - младший Рушанский извлек из-за пазухи огромный охотничий нож в чехле. На темной коже чехла проступали бурые пятна крови. – Возьми и убей меня. Не хочу я больше жить. На этой планете здоровому то не выжить, а уж что говорить о слепом…
- Откуда он?
- Спроси у Воршанской, им она порезала Сашку, а тот успокоил ее навсегда.
- А сам?
- Что сам?
- Зарезать себя не пробовал?
- Не пробовал. Нет во мне того безумия, чтобы наложить руки. Других убивать легко, а вот себя… Себя, надо мужество, а у меня его нет. Прискорбно, но это так. Подсоби, убей меня, не дай понапрасну мучаться… Ты же видишь, мне так и этак не жить… Уж лучше сразу…
Андрей крутил в руках нож и думал, думал, думал. Хороший, охотничий нож. Он хорош для свежевания медвежьей туши. Но откуда он мог взяться здесь, как он мог попасть на корабль. Самое главное, кто и когда подбросил оружие и зачем.  Неуловимая мысль по касательной проходила по сознанию, но так и оставалась непойманной. Тем больше Никонов напрягал мозги, тем больше понимал, что сейчас ответа не будет. Машинально ощупывая пальцами мягкую кожу чехла, Андрей понимал, что перед ним еще одна загадка, разгадав которую он возможно узнает истину. Или еще больше запутается. В любом случае, в руках у него не просто холодное оружие, но и шифр к пониманию происходящего. Вот только суметь применить его правильно…
- Слушай, Кирилл, ты не когда не задумывался откуда мог взяться нож? Насколько давно он был у Марты? Ведь она могла всех вас перерезать поодиночке. У меня крутиться мысль, но я никак не могу поймать ее за хвост. Подсоби. Рано тебе еще умирать, надо как следует разобраться, что к чему. Вот возьми, к примеру это оружие, здесь скрыта большая тайна, чем мы можем подумать. Черт побери, голова болит не по-детски, а от того и нужная мысль все время убегает. У меня были пистолеты, две здоровенные пушки и на поверку оказались не меньшим обманом, чем мираж в пустыне. А нож не исчезает, он реален, как реальны мы с тобой, как реален этот самый вездеход. Сплошной ребус.
- Что может быть в нем таинственного? – не понял Кирилл. – Нож, как нож, кто-то случайно забыл его…
- Или подкинул специально, чтобы мы перерезали глотки друг другу. Это не ключи от квартиры, которые можно случайно забыть.
- Не слишком ли ты все усложняешь? Если подумать, всему можно найти объяснение.
- Найди. У меня что-то плохо получается.
- Я вижу! – вдруг закричал Кирилл, вглядываясь и тыча рукой в окно. Андрей отметил про себя, что взгляд его осмысленный, наверное, и вправду, к нему стало возвращаться зрение. Следующая фраза вмиг рассеяла надежду: - Там, на линии горизонта виднеются высотные дома. Разве ты их не видишь, Андрей? Не пугай меня, раз я вижу, значит они есть, иначе как я, по-твоему, должен видеть?
Это был конец. Если слепой видит, то, чего нет, значит спасения от всевидящего инопланетного ока нет. С помощью боли можно уменьшить воздействие, он уже проверял это, но окончательно избавиться невозможно, как невозможно постоянно чувствовать раздирающею тело боль. Рано или поздно, даже самый сильный человек сдастся, и чужой разум сразу же воспользуется моментом. Да и другая опасность есть: сам мозг, спасая тело, временами отключает болевые рецепторы. И вместо облегчения придет неотличимый от реальности мираж, заставляя совершать поступки, от которых он семимильными шагами буквально скачет к собственной гибели.
Такое ощущение, что чужой разум, вторгшийся в твой мозг, играет с тобой, наблюдая со стороны, когда ты сдохнешь в нечистотах собственной памяти: сразу или немного посопротивляешься… Эта игра имеет правила, но как в любой чужой игре ты не знаешь их, а действуешь наобум, стараясь скорее догадаться, как поступить в той или иной ситуации, нежели имея конкретный план действий…
- Может быть я в раю? Такого парка я еще не встречал. Как на подбор, ровные, прямые стволы деревьев, кроны одной высоты, прямые дорожки, нигде ни мусоринки, даже опавшего листика не найти. Андрей, ты разве не видишь этой красоты? Вот идет мне навстречу девушка и ее платьице развивается на ветру. Кого-то она мне напоминает, вот только кого, вспомнить не могу. Девица, что надо. Как приятно ножичком… да, кстати отдай нож, я придумал для него применение… Как она будет кричать от боли. Борису это понравилось бы… Да вот куда он делся, я только что его видел… Неужели Андрей, тебя не возбуждают эти ровненькие ножки, милое личико, пятнышки едва выступающих грудей… Если тебе этого не понять, ты не мужик…
Рушанский находился в параллельной вселенной. Его можно было вывести оттуда лишь треснув как следует по голове. Поразмыслив, Андрей решил, что делать этого не стоит. Пусть он последние часы жизни проведет в грезах, нежели со сломанной челюстью и во тьме будет мучаться и страдать в ожидании смерти.
«- Я один проживу дольше, - цинично думал Андрей, глядя как собрат по несчастью вылезает из вездехода и бредет вперед, яростно жестикулируя руками и что-то негромко бормоча. – Мне достанется вся еда и вода, и при разумном расходе, протяну как можно дольше. Кириллу осталось совсем немного, скорее всего до захода солнца он навсегда покинет этот негостеприимный мир. А я еще поживу. Спешить в этом вопросе некуда. Да, конечно, смерть все равно соберет жатву в полную силу, но случиться это не завтра и даже не послезавтра… В любом случае, надо думать лишь о себе и ни о ком другом. И тогда, быть может мне повезет, и я выживу. Отчаиваться не следует, следует бояться паники…»
Не смотря на принятое решение, на душе у Андрея скребли кошки. Оставить беззащитного слепого человека посреди пустыни без воды и еды, даже такому закоренелому убийце, каким был Никонов, стоило многих душевных сил. Еще никто из его жертв не мучался перед смертью, все происходило неожиданно и быстро, так что объект порой даже не успевал сообразить, что произошло, как отправлялся в один конец далёкого путешествия без права возврата. А сейчас он посылает младшего Рушанского медленно и мучительно умирать среди знойных песков.
Не решившись бросить на произвол судьбы Кирилла, Андрей медленно ехал за ним. Тот, пребывая в своей реальности, ничего не замечал. Он все так же целенаправленно шел к одной ему видимой цели, порой театрально размахивая руками, а иногда зажав рот ладонью правой руки, при этом укоризненно пока-чивая головой из стороны в сторону, словно кого-то всем своим видом осуждая, при этом не позволяя себе высказаться  – во всяком случае, глядя в след Кириллу, Андрей именно так оценивал жестикуляцию. Неизвестно, сколько так могло длится, час, два, сутки, а может быть и больше, как что-то неуловимое произошло с Рушанским. Он вдруг резко остановился, и Андрей от неожиданности чуть не наехал на него.  Кирилл повернулся лицом к ветровому стеклу вездехода и глядя на Никонова, четко произнес:
- Похорони меня здесь, не позволь падальщикам порвать меня на кусочки.
Андрей готов был поклясться, что младший Рушанский в этот момент разговаривал именно с ним, он видел его, как, не важно, главное он реально видел картинку без каких либо искажений и обмана, при этом, по застывшим глазам заметно было, что он не может видеть, как не может видеть слепой. Как это все понять, как соединить несоединимое, как вообще возможно иметь зрение без глаз. И, однако же это было именно так: Кирилл, с неподвижными зрачками, которые уже не реагировали на свет, смотрел прямо на попутчика. При этом Рушанский не крутил беспомощно головой, и не хватался за воздух руками, как это обычно делает человек внезапно оказавшись во тьме, а спокойно стоял, лицом к Андрею, словно разглядывая его.
  Андрею стало нехорошо, взгляд мертвых глаз притягивал, и одновременно отталкивал, он хоть и не был трусом, но сейчас ему хотелось бежать без оглядки. Безумные хозяева планеты не могли подчинить себе волю Никонова, а потому решили действовать через Рушанского. Так это или нет, гадать времени не было. Надо куда ни будь сваливать, иначе с ума сойдешь раньше, чем закончится вода.
Почти на автомате, Андрей вдавил педаль акселератора, двигатель взревел, колеса бешено провернулись на одном месте, разбрасывая во все стороны песок, в следующий момент вездеход, получив сцепление с поверхностью, рывком, почти выпрыгнул вперед, сбивая Кирилла. От удара, Рушанский отлетел метров на пять и со всего маху врезался головой в небольшой камень, торчащий из песка. Умер он не сразу. Из разбитой головы текла кровь, окропляя песок, он лежал, схватившись руками за изувеченный бок. В последний момент, он собрался с силами и приподняв голову, обращаясь в пустоту, потому как вновь стал слепым, спокойным, ясным голосом произнес:
 - Я же просил зарезать, зачем такие мучения…
Голова его откинулась назад, в последний раз судорога свела тело, из уголка плотно сжатых губ потекла тоненькой струйкой кровь, тут же иссякнув, и он навеки замер.
Андрей рвал на себе волосы, он не хотел убивать, все вышло случайно. Остановив машину, он вылез на пекло. Впервые, за долгую практику ему было жаль убитого, его охватило какое-то доселе не знакомое чувство безысходности и одновременно брезгливости к самому себе за содеянное. То, что он не хотел, ни в коем случае не оправдывает его, нервы надо держать в кулаке, иначе натворишь ошибок, фатальных ошибок, а если хочешь выжить, это недопустимо. Каждый поступок, даже каждое движение должно быть заранее обдумано и взвешено, нельзя пренебрегать любыми мелочами, везде, прежде чем что-либо совершить, надо все как следует обмозговать, сто раз измерить и лишь один раз отрезать. И тогда не будет осечек, и не будет запоздалого сожаления об упущенных возможностях. «- Сейчас, для меня, - думал Андрей, - главный враг не планета даже, с ее безграничными возможностями проникновения в мозг, а расшатавшиеся собственные нервы, потеря контроля над которыми означает верную гибель».
Обгоревшая кожа на шее причиняла нестерпимую боль. В прохладе салона вездехода это можно еще как-то терпеть, а тут, под палящими лучами безжалостного солнца, это превратилось в пытку, от которой можно сойти с ума. Андрей, окинув взглядом труп, полез в машину. Похоронить сейчас он не имел ни сил, ни желания. Отметив на карте навигатора место упокоения - может быть позже, если к тому времени сам будет жив, он вернется сюда и предаст земле тела – на плане-те нет ни вирусов, ни микробов, да и вообще никакой живности нет, а потому переживать не стоит, что мертвецами может кто-то перекусить. Зря Кирилл боялся падальщиков, их здесь нет и не может быть. Во всяком случае об этом в свое время не раз доводил до сведения пассажиров электронный всезнайка по имени Рон. И они во очно, не раз, могли убедиться в правдивости слов надзирателя.
Развернув вездеход, Никонов врубил двигатель на полную и поехал куда глаза глядят. Навигатор он выключил, чтобы не видеть карты – цели у него не было, и не имело значения куда принесет его нелегкая.
Остановился он, когда диск солнца наполовину спрятался за горизонтом, и косые лучи, стали бить прямо в глаза, невзирая на светофильтры. Никонов остановился возле небольшой горной гряды. Его не заботило, где он находился, и сколько километров оставил позади. Андрею было все равно, треволнения про-шедших суток вымотали его на столько, что сейчас ему хотелось одного: забыть-ся, и пусть ненадолго, отгородиться от мира.
Его как будто услышали. Правда не этого он хотел, ему нужен был отдых, а не смена действительности. Головная боль отпустила, Андрей, расслабленно растянулся в кресле, надеясь отвлечься от реальности, но вместо этого перед его взором горная гряда вдруг начала таять, и вместо камня, на этом месте появилось огромное, многоэтажное здание и светились его бесчисленные окна, похожие на иллюминаторы океанского лайнера в сумрачном свете начинающейся ночи. Опустив взгляд, он с ужасом увидел, что машина стоит уже не на песке, а на ровненьком асфальте. Последним исчез и сам вездеход – теперь он сидел не в машине, а на лавочке, возле подъезда этого самого исполинского здания.
- Нет, нет, - забубнил Андрей. Сил кричать не было. Он с силой мотнул головой, и волна боли пронзила все тело. Как бы он не хотел покоя, такой обман устраивал его еще меньше. Единственное средство борьбы с вторжением чужой воли – истязать себя и в этом самобичевании обрести свободу. Он помнил, что на самом деле сидит на водительском месте, перед ним руль, а под ногами должны быть педали. Андрей крутил головой, начинающая заживать обгоревшая кожа на шее вновь рвалась и кровоточила, заставляя его выть от боли. Истязание помогало, но еще не до конца. Картинка дома и лавочки перед ним сменялась изображением гор в пустыне, словно грани калейдоскопа. Из-за этой свистопляски трудно было понять какой мир реальный, а какой воображаемый. И тот, и другой, становились невероятно четкими, приобретали глубину и обрастали многочисленными мелкими деталями, имели структуру, цвет и запах, благодаря которым мы отличаем трехмерный предмет от самого искусного изображения. И эти два мира, наперегонки врывались в мозг Никонова, расцветая до немыслимой правдоподобности, чтобы затем, через минуту поблекнуть и уступить место другом окружению… И так, до бесконечности, один мир сменял другой, чтобы тут же вернуться к предыдущему.
Андрей чувствовал, что еще немного и он навсегда расстанется с рассудком. Свистопляску двух миров пора заканчивать. Сделать это можно лишь одним радикальным способом – еще больше боли, настолько, насколько вообще можно выдержать. И он, как сумасшедший, бился головой о руль, о дверцу машины и головная боль, лишь недавно утихнувшая, рвала его тело изнутри так, что было трудно дышать. А он все равно продолжал издеваться над собственной плотью и уже был близок к потере сознания, когда почувствовал, что мир перед глазами упрочнился и, он вновь сидит в машине, а вокруг, подсвеченная миллиардами звезд на ночном небе, пустыня.
Дышал Андрей часто и неглубоко, каждая клеточка тела молила об отдыхе, а он не мог дать самому себе передышку. Он уже не так активно продолжил испытывать себя на прочность, боясь возврата миража. На его счастье ничего не менялось, и он постепенно успокоился. Машинально вытерев ладонью мокрое лицо – руки испачкались в поту и крови – он смотрел на них, словно не понимал, что это означает. Мгновение спустя, Андрей встрепенулся и полез в аптечку. Вскрыв упаковку, он сделал огромный тампон из бинтов и тщательно вытер лицо. После этого он рискнул глянуть в зеркало. На него смотрел мужик лет сорока, а то и больше, бронзовый от загара, безумно усталый, с недельной щетиной и коротким ежиком, уже начинающих отрастать волос, с глубокими складка-ми на лбу, и многочисленными небольшими порезами на щеках. В серых, живых, блестящих глазах застыла какая-то покорность и равнодушие. Андрей не узнавал себя, ему почему-то казалось, что это совсем чужой человек, и к нему никакого отношения не имеющий.
Сейчас он старался не думать об опасности быть вновь захваченным чужим разумом – пока все шло гладко, и никакие миражи не проникали в его мозг. Андрей прекрасно понимал, что бойся он или не бойся, думай об этом, не думай, в любой момент все может измениться, а отдых необходим, без него и до утра дожить будет проблематично. Хоть несколько часов вздремнуть и передохнуть от сводящей с ума боли. Выбора нет, как нет никакой гарантии, что удастся привести намеченное в исполнение. Будь, что будет. Хватит сил бороться, будем драться, не хватит… ну, что-ж, значит такова судьба, и здесь, как ни крути, ничего не изменить. Никакая сила воли и опыт не помогут спастись от невидимо-го, но всесильного врага. Так или иначе, все пассажиры корабля «Созвездия Льва» погибли, только он, словно в насмешку судьбы, остался в живых, но это сосуществование таково, что в пору завидовать мертвым…
Никонов осторожно, чтобы не причинить себе лишнее страдание, откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза. Уснуть он толком не смог, он находился в каком-то забытьи, в бреду, перемешанного с явью, но даже это, не совсем нормальное состояние помогло приобрести временный покой. Сейчас он не думал ни о чем, ни о плохом, ни о хорошем, он погрузился в прострацию, отрешенный ото всего, и лишь ощущал собственное «я» через притупляющую боль. Андрей не чувствовал ни времени, никакого либо дискомфорта. Он настолько ушел в себя, в свои грезы, что не заметил, как пролетела ночь и наступило утро, не сразу понял, что вокруг него вновь пекло, а он, защищенный стенками везде-хода не ощущает губительного жара вокруг.
Солнце вновь пылало в выцветшем, серо-голубом, без единого облачка, небе. И снова впереди была неизвестность, и не было какой-либо цели. Андрей вел машину неспеша, экономя энергию, стараясь объезжать крупные неровности, чтобы вездеход меньше трясло и меньше его мучало. Пейзаж перед его взором не менялся, он взбирался на самые большие дюны, в надежде узреть хоть какие-то признаки иной жизни. Он хотел разобраться, что, собственно говоря, здесь происходит, почему столь не любезны хозяева планеты, и есть ли способ остаться в живых. Андрей не забывал, что помимо воды, которую, к слову сказать он еще не нашел, требуется пища, а где ее взять посреди мертвой пустыни? «- Пойти сдаться иному разуму, чтобы он покормил? Так пойди еще его найди! Черт побери, - думал Никонов, поглядывая на охотничий нож, валяющийся на пассажирском сиденье. – Задачка со всеми неизвестными, и ее надо решить, если нет желания гнить под местным солнцем. Желания-то такого нет, но нет и надежды на благополучный исход. Прав был Кирилл, лишить себя жизни и не мучатся. Нож есть. Нету уверенности в правильности решения. А вдруг? А вдруг случится чудо и выход будет найден? Как говорится, надежда умирает последней. Интересно знать, какую силу воли надо иметь, чтобы самого себя выпотрошить... Самураи делали это на протяжении веков, и весьма успешно. Вот был мне их волю… Правда, к этому их готовили с рождения… Себя не обмануть, можно сколько угодно искать  оправдания, но, как ни крути, все это лишь трусливая попытка уйти от единственно правильного решения. Ради чего спрашивается мучатся несколько дней, если конец один? И умереть от голода и жажды куда мучитель-нее, чем всадить в себя нож. И к бабке не ходи…»
Тяжелые, безрадостные мысли давили на него, не позволяя хоть немножко отвлечься. Он смотрел на пустыню, а перед его взором проплывали мертвецы. Вот Медведь, с укоризной во взгляде, спрашивает, почему не оказался рядом, когда так была нужна его помощь. Вечно недовольный Жабин с ненавистью смотрит прямо в глаза. А за ним стоит Лисенок, весь его облик выражает недо-умение, он явно хочет что-то спросить, но не решается. Тут же братья Рушанские, они с вожделением глядят на Марту с Лолой, перемигиваясь меж собой. А женщины, завершая парад, презрительно смотрят на Андрея, одним свои видом говоря, насколько они разочаровались в нем. Он, как главный, можно сказать капитан корабля, должен был защищать их, прикрывая от опасности.  А вышло, наоборот, и они, с высоты загробной жизни теперь осуждающе смотрели на потуги того, кто должен был первым принять на себя удар…
Проведя ладонью по лбу, чтобы избавиться от наваждения и вытереть пот, Андрей, взобравшись на очередной холм, остановил вездеход и долго вглядывался вдаль. Была середина дня, за тонким корпусом машины стояло смертельное пекло, беспощадное солнце, висевшее над головой, готово было испепелить заживо каждого, неосторожно оказавшего без защиты в этом месте и в этот час.
Пока удача была на его стороне. Воздействие чужого разума не ощущалось. Про него словно забыли. Андрей вглядывался в даль, не имея представления, что он хочет увидеть. При этом, что-то неуловимое будоражило его мозг. Он до рези в глазах напрягал зрение, пытаясь разглядеть. Его настойчивость была вознаграждена.
Там, далеко впереди, почти на линии горизонта он узрел что-то небольшое и серое, то ли здание, то ли нечто похожее, вырастающее прямо из песков. Он не знал почему, но был уверен, что это не параллельная действительность, а реальное строение, которое можно потрогать и ощутить шероховатость и неровность поверхности, и никакая боль не изменит картину.
- Что за черт! – воскликнул Андрей, забыв о боли, забыв о мрачных мыслях. Он врубил на всю мощность двигатель и по прямой понесся к таинственному объекту. Почему-то он был уверен, что это не мираж, и не порождение воли хозяина планеты. Он и сам не мог дать себе ответ на этот вопрос, он просто был уверен, что это именно так, а ни как иначе. Ему хотелось зафиксировать точку на карте и для этого он включил навигатор. Никонов несся к цели, искоса поглядывая на экран прибора, прикидывая, где этот объект может находится.
Чем ближе он приближался к таинственному объекту, тем страннее вел себя навигатор. Он показывал, что машина несется назад, при этом отчаянно петляя. Казалось, навигационный прибор сошел с ума – мало ему показалось произвольно рисовать на экране движение вездехода, так он еще на карте стал в беспорядке отмечать горы, которых здесь и в помине не было. Андрей не мог взять в толк, с чего техника вышла из строя – она могла зависнуть, она могла ошибочно загрузить другой участок местности, в конце концов банально не включиться, но преднамеренно вводить в заблуждение водителя никак не могла. Нет таких поло-мок.
В этом Андрей был уверен. Он сбросил скорость, и уже более внимательно наблюдал за показаниями прибора. Ошибки не было. Навигатор, всеми силами старался увести машину от странного объекта. Слишком настойчивые, но бессмысленные попытки иного разума влезть в работу техники. Никонов видел объект и уверено двигался к нему. Он уже видел в общих чертах цель – это был высокий забор из какого-то светло-серого материала. С расстояния более ста метров еще окончательно не определить на глаз, что это и из чего состоит. Забор и забор. Высоченный, да, несколько метров высотой, но что скрывается за ним можно лишь догадываться.
Никонов уже предвкушал первый контакт с инопланетянами. От переполнявших его чувств от ожидания встречи, он забыл о головной боли, даже шея как будто перестала саднить. Все шло, как нельзя лучше, но в последний момент произошло то, что он не мог ожидать. К его великому ужасу, не дотянув до цели и пятидесяти метров, вездеход вдруг сам, вопреки воле водителя, развернулся и направился в обратную сторону. Андрей, ошеломленный таким разворотом событий, не сразу сообразил, что делать. Он отчаянно крутил руль, но машина не собиралась слушаться человека.
На принятие решения было несколько секунд. Была не была. Андрей, зажав в руке нож, распахнул дверцу и выпрыгнул из вездехода, едва сам не попав под колеса. Ему повезло: он упал на мягкое ложе невысокого песчаного холмика, чудом избежав столкновения с глинистыми проплешинами и камнями.
Падение было болезненным. Кряхтя и охая, он кое как встал. Таинственный объект находился прямо перед ним. Серый, тускло поблескивающий под беспощадными лучами солнца забор тянулся, наверное, с километр. На безликой поверхности не видно даже захудалой калитки. Неизвестно, как хозяева попадали внутрь, разве что по воздуху, аки птицы, или, что более правдоподобно, вход находился с другой стороны периметра.
Повернув голову, Андрей взглядом проводил вездеход, который, нещадно пыля, быстро удалялся, подчиняясь воле невидимого водителя, который, судя по всему, должен находится за этим вот забором. Так это или не так, покажет время.
«- Если я ошибусь, и там никого не будет, я труп.  - рассуждал Никонов, медленно переставляя ноги. Идти быстрее не было сил. Мое положение будет хуже, чем у Кирилла. Тот хотя бы жил в своем выдуманном мире. У меня, конечно, есть надежда, что встречу там…а кого я могу там встретить? Вполне возможно, никого не встречу, там оказаться могут одни лишь машины…»
Так, подбадривая себя и тут же опровергая собственные доводы, Андрей дошел до цели. Забор как забор, миллионы таких он повидал на своем веку. Судя по виду из железобетонных плит. Не совсем ровная, шероховатая на ощупь поверхность, с отколотыми кое-где кусочками бетона и виднеющимися в этих местах ржавые бока арматуры. Андрей, обеими руками ощупывал таинственное ограждение, и страшная догадка пронзила его мозг. Он не сразу в это поверил, он пытался найти правдоподобное объяснение, но факты взывали к разуму. Все что он пережил было иллюзией, тщательно спланированным обманом, в которой погибли его попутчики, и он сам едва остался жив. Это было невероятно, но другого объяснения на ум не приходило. Вся его прежняя жизнь летела кувырком, тем не менее, против фактов не попрешь.
Земля! Он был на Земле, которую, как он думал потерял навсегда. Встреча состоялась, лишь горький осадок обмана остался в душе…