Мандарин на снегу

В стенах офиса витало предновогодне настроение, как и запах недопитого кофе и аромат кожуры мандаринов в мусорном ведре. О работе не думал никто, все решали свои личные проблемы.
Тихон отодвинул себя вместе со стулом от стола, прихватив с него телефон.
Зайдя на один сайт, на другой, не найдя ничего интересного там, он закрыл страницы и набрал её номер.
Длинные гудки, невозможность быстрого ответа, дали Тихону время на размышление о предстоящем разговоре, а главное, с чего начать.
- Слушаю! – неожиданно разорвал нить его мыслей высокий мужской голос.
Тихон растерялся. В голове звякнуло «кассовым аппаратом», и стоимость проблемы выросла в два раза.
- Ингу можно? – спросил он, уже подсчитывая свои потери.
- А кто это? – спросил голос, с железобетонным спокойствием.
- Друг… - незамысловато проронил Тихон.
- Я понимаю. – выдохнул голос. – Кто такая Инга, спрашиваю?
У Тихона снова звякнул «кассовый аппарат», и удвоенная проблема утроилась.
- Хозяйка телефона. – пояснил, ничего не понимающий, Тихон.
- Аааа… - потянул время голос. - …а я думаю, чей это телефон? – продолжил он после паузы.
- Так, позвонить же можно по телефонной книжке и узнать чей и где хозяйка. – нашёлся догадливый Тихон.
- Я не догадался. – лениво отреагировал голос и повесил трубку.
У Тихона в голове опять звякнуло – и стоимость проблемы выросла в пять раз. Минут десять он сидел молча, пялясь в огромное окно кабинета.
Мысли медленно устаканивались, глядя на медленно падающий снег, и начинали приобретать еле видимые очертания, чего не скажешь о виде за окном, за завесой белой, снежной стены.
- Чушь какая-то! – вырвалось у него вслух.
Он обернулся и посмотрел на Светку, сидящую за столом напротив и красящую итак уже длинные и толстые, как брёвна, ресницы.
Тихон резко встал и в два шага оказался у её стола.
- Напугал же, Тихоня! – взметнула она на него огромного размера веера. – Стучаться надо. А если бы в глаз попала…
- Дело есть. – заговорческим тоном прервал он недовольство Светки. – Можешь позвонить на этот номер, со своего?
И сунул ей «под нос» клочок бумажки с номером.
Странное ощущение, что что-то не так, захватило его желание разобраться и поставить все точки над «и».
- Могу. – сказала Светка, и стала набирать номер. – А что сказать то?...
- Ничего. – быстро ответил Тихон. – Просто узнать женский, или мужской голос ответит.
Светка с томным взглядом ждала ответа, потом положила на стол телефон и отраппортовалась:
- Женский.
У Тихона в голове снова звякнуло, и добавилось, к уже набежавшему.
- Тихоня, с тебя кофе! – выкрикнула настоятельно, возвратившемуся на своё место, Светка.
И выставила на край стола «свой счёт» - бокал, с большим, пушистым, зайчиком - подарком от начальника.
Утром, придя на работу, каждый  получил по зайчику, но своего цвета. Светке, как единственной «девочке» в этом коллективе, разрешили выбрать по своему вкусу.
Что было очень благородно, и трогательно.
- Шухер, начальник! – влетел в офис здоровенный Амадей, как школьник, нарвавшийся в коридоре на учителя, после звонка с переменки.
Светка прыснула своей жемчужной улыбкой и шустренько свернула «кабинет красоты».
Тихон, со скрипом, пододвинул стул к столу и сделал работоустремлённое, ответственное лицо.
Но начальство, в дверях, не появилось. Может, что-то перехватило, может что-то вспомнило и вернулось, может вообще мимо шло.
- Вот так и живём – кто-то не покладая рук, а кто-то не покладая ног. – фыркнул Амадей, предпочитающий ходячую работу, а не сидячую.
- Светик, ты хоть бы гирлянду, что ли, повесила. Тоска серая. Бабы ведь любят наряжаться. – взмолился Амадей.
- Любят, Амадянов. А я что делаю? Я вам и гирлянда, я вам и светик в конце туннеля, и билетик в мир прекрасного… - поцокала ногтями Светка по калькулятору.
- Да ты уже своя, как вон этот шкаф, пока не скрипнет, никто внимания не обратит. – съязвил  Амадей, и конфисковав, из рук мимо проходившего Тихона Светкино кофе, перелил его в свой новенький бокал.
Обескураженный Тихон вернулся к аппарату, за новой порцией кофе.
- Ну это уже слишком! – возмутилась раздосадованная Светка. – Твоё счастье, Амадянов, что у нас с тобой только рабочие отношения. Развелась бы с тобой сразу, нет, через сутки.
- А почему через сутки? – спросил Тихон, дожидаясь её кофе.
- Ну должна же я узнать о всех достоинствах Амадянова. – расчёсывая волосы, пояснила Светка, похлопав невинными глазками.
- А ты чё, до свадьбы ни-ни… -  съязвил он, еле сдерживая смех.
Амадей, молча, смотрел на этот пинг-понг, округлив глаза и попивая горячий кофе маленькими глотками, обхватив бокал огромными ручищами.
- Почему «ни-ни»? Просто из каждой «рутины» ведь можно сделать эксклюзив… - повела в демагогию, всех присутствующих, Светка.
На слове «эксклюзив» Амадей, почему-то, поперхнулся, забрав внимание на себя, но успокоив присутствующих – что это пустяк, внимание снова переключил на лектора.
- Чё вы так на меня уставились? – встретила вернувшееся внимание, на себе, Светка. - Как на убитого комара в микроскоп. Да, именно так. Ну я же не спала с ещё с женатым Амадяновым. А это новые чувства у обоих. – вполне утвердительно отметила она.
- А с неженатым уже спала? – поставив перед ней наполненный бокал и с еле сдерживаемым, от смеха, видом, спросил Тихон.
Амадей снова поперхнулся, и вылил оставшееся в раковину:
- Всё, закончили эту байду. А то в праздники придётся доделывать.
Тихон вернулся на своё место и подумал о звонке Инге.
Может, оставила телефон, кто-то подошёл, снял трубку, хорошее настроение, захотелось пошутить…
За стенкой слышались оживлённые голоса, что-то передвигали, то и дело хлопали дверью.
Амадей потуже воткнул наушники, со своей любимой «классикой» и попытался абстрагироваться от посторонних звуков.
Тихон, пялился в окно, не обращая на оживление за стенкой никакого внимания. В его голове решалась совсем другая задача, уже с двумя неизвестными.
Об Инге, он мало что знал – хорошенькая, весёлая, внимательная, возможно спортивная, по её словам - не замужем, работает продавцом в магазине «Сувениры».
Он, вчера, туда зашёл присмотреть какие-нибудь подарки, к новому году, а присмотрел Ингу. Номер своего телефона она дала быстро и не смущаясь, словно это был рекламный буклет на выходе, от улыбчивого распространителя.
На что Тихон подумал, что сама судьба благоволит его желаниям и порывам – не быть мямлей, и брать, сходу, быка за рога.

Светка, ёрзая на стуле, гремя предметами на столе, не выдержала:
- Люди, вон, празднуют уже, а мы как негры на плантации пашем, пашем…
В дверь неожиданно постучали, прервав её нытьё. На пороге, сначала, появился торт, а потом, держащая его Зойка, из «отдела кадров».
- Мальчики, торт будете? – нарушила она тишину рабочей обстановки.
- Будем, будем! – выскочил, из-за стола, навстречу ей, любитель сладкого, Тихон. Взял из её рук кондитерское изделие и понёс его к своему столу.
- А я что, невидимкой тут у вас числюсь? Почему только «мальчики»? – возмутилась Светка.
– Ну у тебя ж диета, фигура, калории, может ещё какие заболевания… - попыталась оправдаться Зойка. – Я и не стала тебе предлагать. Вон Тихоня, по нему сразу видно – чего он хочет. А по тебе, не видно. Хотела бы, с Тихоней на пару, наперегонки…
- Я своё ещё в детстве отбегала, встречая отца из командировок. – огрызнулась Светка.
- Это что, упрёк? – выдернул из уха один наушник Амадей.
- Нет, констатация фактов. – щедро улыбнулась его «появлению» Светка.
Тихон с Зойкой подтрунивая между собой остальных и друг друга, оживленно искали в шкафу хоть что-то, на что можно порезать на всех торт и устроить предпраздничное «прощальное» чаепитие, уходящему году.
До выходных, правда ещё, куча дней, но кто знает, получится ли снова так собраться. А получится, чего бы ещё раз не отметить.

- Валька, беги! – кричали мальчишки, разбегаясь в разные стороны.
Шестилетний Валька, не понимал, куда ему бежать, и как.
Бросив взгляд на огромные, снежные сугробы вокруг, он не успел, даже, опомнится, когда его схватили большие мужские руки, подбросили себе под мышку и понесли.
Валенки, которые были велики на два размера, грузно съехали и шлёпнулись в снег. Хорошо хоть толстые, вязанные бабушкой носки не потянулись за ними следом, удержались на маленьких ножках.
Мороз тут же притронулся, к ним, холодным дыханием ветерка. Валька стал шевелить пальцами ног, и потирать их друг о друга.
Шапка-ушанка съехала на глаза, он не сопротивлялся, терпеливо висел под мышкой своего захватчика, даже когда тот нагнулся, другой рукой собрал разбросанные валенки и продолжил путь.

О том, что они дошли до дома, Валька понял по громкому стуку кулаком в дверь. Снова попытался приподнять шапку с глаз, но она, опять, сползла вниз.
- Ваш? – услышал Валька голос своего захватчика, когда отперлась дверь.
- Наш! – услышал он голос тётки, родной сестры отца.
- Вот, катаются бесята, спасу нет. – спустил захватчик босого Вальку на крыльцо и передал тётке валенки.
Пока Валька висел под мышкой, он ясно понимал, что за катание, ухватившись сзади машины, на которое его уговорили мальчишки, обещая взять в свою «взрослую» компанию, он получит от взрослых сполна, но пообещал себе - что не сдаст никого, будет молчать, как рыба.
- Получит, по полной! – строго пообещала тётка и запихнула Вальку с валенками в дом.
В съехавших носках он прошлёпал до лавки, что стояла под вешалкой, скинул пальтишко и со всей силы тряхнул им, пытаясь избавиться от снежных сосулек, налипших на рукавах и воротнике.
Капельным душем, они окатили его всего, за такой дерзкий порыв.
Валька влез на лавку, повесил пальтишко на крючок и замер, заметив краем  глаза, висевший рядом дедовский, армейский ремень.
На миг задумавшись, он быстро сорвал пальтишко с крючка, спрыгнул с лавки и помчался, как мышонок, прятаться на печку.
Своим ремнём, дед порол его однажды, и Вальке этого больше никак не хотелось, даже зная, что сам дед зарёкся от такого наказания. Но, то и дело, время от времени, напоминал о нём; строгим взглядом, указательным пальцем, нахмуренными бровями.
И кто знает, что за наказание ждёт его за этот проступок.
Вдруг, дед передумает? Валька ведь растёт, растут его проступки. Хоть и маленький, но он уже понимал степень содеянного, тяжесть наказуемого, уровень ответственного.
Сам не зная, откуда он это понимает, но понимал.
И всё равно делал - идя на поводу других мальчишек, обстоятельств, а иногда, просто, наперекор. Вальке казалось, что таким образом он учится быть самостоятельным и добиваться своих целей. 

Раздевшись на печке, и разложив аккуратно, по отдельности  вещи, для просушки, Валька почувствовал, как что-то урчит в его животе и хочется есть.
Он тихо, на цыпочках спустился вниз и увидел кастрюлю, стоявшую в печи. Время подходило к ужину, ждали только возвращение деда.
Всё было ещё горячим.
Взяв ложку и тарелку, забравшись на табурет, Валька стал накладывать себе гречневую кашу с мясом, облизывая каждый раз ложку, чтобы ей не насорить, невзначай.
Закончив накладывать, он, как и было, накрыл кастрюлю крышкой и вернулся с полной тарелкой в своё укромное место.
Доев кашу, ему захотелось пить. Ведра с колодезной водой, в кухне, он не нашёл, а чайник был полный и горячий. Валька побоялся из него налить в чашечку.
И тут, он вспомнил о дедовом молоке с ледышками, которое каждый вечер наливалось в его большую чашку, и доходило до комнатной температуры, перед ужином.
Он заглянул в комнату, на столе, как всегда, как одинокий солдатик на посту, стояло молоко.
На цыпочках, по шпионски, Валька подбежал к нему и обхватил бокал обеими ручонками. Молоко было холодным, даже ледяным. Но он, не передумал, решил, что будет пить его маленькими - маленькими глоточками, чтоб не заболеть.
Бабушкин «красный угол», глазами Господа, смотрел на него, под светом зажженной лампадки, с предостережением.
Часто она рассказывала Вальке о нём перед сном, вместо сказки, что Бог присматривает и за ним тоже, и как он (Валька) себя ведёт (хорошо ли? – плохо ли?), когда её нет рядом. А потом, всё - всё ей рассказывает.
А ещё, бабушка говорила, что с Господом можно поговорить как с другом, или как с ней, или как с дедом, и он, обязательно даст совет, а если надо, то и простит.
Валька отпустил бокал с молоком, сложил ручки ладошками вместе, как при молитве, закрыл глаза (как делала бабушка перед образом), представляя его в своём воображении и своими словами, стал объяснять Господу почему он так делает, зачем он берёт дедушкино молоко и зачем он согласился с большими мальчишками цепляться за проезжающие машины...
А в конце своего обращения к нему, он попросил Господа, чтобы его не сильно наказывали, а за взятое молоко, он пообещал отдать деду своё, тёплое.
Когда он открыл глаза, ему показалось, а может и на самом деле, он увидел, что Господь улыбался и смотрел на него, с одобрением и прощением.
С чувством, что он сделал всё правильно, Валька схватил бокал и стал пить маленькими глоточками ледяное молоко.

– Вот, завтра, и поедет! – услышал за дверью, громовой голос деда, Валька. Хотел было, по быстрому, убежать на печку, но дверь распахнулась и дед с ёлкой втиснулись в комнату.
– Сбегай-ка, там на крыльце, топор и ведро, принеси. – скомандовал он растерявшемуся Вальке. Тот помчался, сверкая пятками в носках, сначала на печку за шапкой, а потом под лавку, за валенками.
Громыхая топором в пустом ведре, Валька уже не думал о содеянном, о наказании, о дедовом молоке, о Господе (который наверняка всё расскажет бабушке, а та будет дуться, боясь рассказать деду, с его то резким нравом) и о мальчишках, подбивавших его на хулиганства…
Он думал о предстоящей, чьей-то, поездки завтра.

Валька лежал в своей кровати, натянув одеяло до подбородка, и с закрытыми глазами представлял – завтрашнюю встречу с мамой. Как она будет встречать поезд, на котором он приедет (один, как большой), как она будет махать ему радостно с перрона.
Думал он и о том, как ему будет, конечно же, страшно ехать одному, хоть и с дядей (братом деда), который обязательно пообещает деду за ним присматривать и передать его (Вальку) из рук в руки матери, до самого их приезда в город.
А ещё, он думал о том, как наконец, увидит, где и как живёт его мама. Где за обедом, она расскажет ему о себе, а он обязательно и подробно расскажет ей о себе - о своей жизни, о своих успехах, о своих друзьях, и может быть, о своих тайнах.
Тайны, конечно же, не стоит рассказывать, на то они и тайны, но когда очень хочется, то можно – так для себя решил Валька. Ведь это же «мама», а маме можно.
Она никому не расскажет тайны сына.
Письма маме, Валька писал, иногда, старательно выводя буквы под присмотром бабушки, которая заставляла рассказывать, в них, чем он болел, как и чем его лечили,… что очень не нравилось ему.
Да и вообще, разве обо всем в письмах напишешь, расскажешь, о чём чувствуешь, что обрадовало, что расстроило…
Это же всю тетрадь придется исписать!
Потому, на предложенное бабушкой – написать что-то о себе – Валька мотал головой, в отказе, и говорил, что ему нечего рассказывать.

- А вдруг, это мне всё сниться? – коснулось, Вальки, сомнение своей прохладной рукой.
Поёжившись, он тихонько вылез из-под одеяла и на цыпочках, подтянув штаны от пижамы, пробрался к стоявшей и уже наряженной ёлке в зале.
Подарков, под ней, конечно же, ещё не было.
Это даже успокоило Вальку.
Во сне, они бы точно приснились и именно те, о каких он так сильно мечтал. А мечтал он и о маме.
Но раз рядом с ёлкой её нет, то значит, это не сон.
Уколовшись, большим пальцем на ноге, свежей ёлочной хвоей, он ойкнул, стряхнул рукой прилипшую иголку и быстро вернулся в кровать.
Не приснилось.

- Валька, просыпайся, пора! – услышал Валька сквозь сон, и почувствовал на своей голове тёплую, жилистую руку деда, гладящую по волосам.
Ночь пролетела как одно мгновение, на которое он просто ненадолго закрыл глаза и даже не запомнил, что ему снилось.
Протерев глаза, кулачками, и потянувшись, он откинул в сторону одеяло и сел, забрав из рук деда тёплые, только что с печки, колготки и свитер.
- Позавтракаешь, и пойдём! – проинструктировал, не совсем ещё проснувшегося и не всё ещё понимающего, внука дед. - Не забудь умыться!
Валька кивнул головой и стал натягивать на себя колготки.
Но настроение на предстоящую дорогу, встречу, почему-то не было. Больше того, оно почему-то с каждой минутой угасало.
- А ты чего такой весь смурной и красный? – спросила Вальку севшая рядом с ним, на кровать, бабушка. И приложила руку ко лбу.
- Горячий! – расстроено спохватилась она. – А горло как, болит?
Валька сглотнув слюну, кивнул, подтверждая догадливость бабушки.
- Раздевайся тогда и ложись! – скомандовала она внуку. – Сейчас, носки с горчицей принесу и чай с малиной!
Глядя в потолок воспалёнными, полусонными глазами, Валька даже не мог понять - расстраиваться ему, или не стоит. Хотя, очень жалко, что вся его радость, от такого события, оборвалась на самом интересном месте. 
Но для этого нужны силы, а их не было.
- Молока вчера холодного нахватался, вот и простыл! – ворчала бабушка на кухне, громыхая посудой.
- Ну, значит, в другой раз поедет к матери. – отмахнулся рукой дед и вышел в сени.
Валька как не держался, по-мужски, но слёзы, от обиды, а может и от  поднявшейся температуры, предательски начали медленно скатываться по щекам, доползая до самого уха.
- Не расстраивайся! – приободрила его, подошедшая с носками, бабушка.
Откинув одеяло, она заботливо натянула их Вальке на ноги и обернула одеялом. – После Нового года, тада и поедешь, или на Рождество! Мороз, вон, какой на улице, аж за ушами трещит! Чего мотаться по такому холоду?
Дотянув одеяло до самой шеи, Валька повернулся к стенке, и ковыряя пальцем ворс на коврике, висящем во всю длину его кровати, думал:
«Как же всё-таки скучно, болеть.»

- Валька, ты чего, уже от матери вернулся! – крикнул, почти подошедший к Вальке Шкет, и плюхнулся рядом с другом на заснеженную лавочку. У Вальки тоже была кличка, данная старшими мальчишками, но он всегда боролся за своё настоящее имя. А Шкету, она нравилась, он даже ей представлялся. Хотя, по возрасту был старше и крупнее Вальки. И говорил, что это, как выданная доверенность, и что Валька ничего не понимает в идеологии братства.
А кличка явно, в Илюхе, уже потерялось.

- Вернулся. – тихо, по взрослому, ответил ему Валька, отковыривая ногтём маленькими кусочками оранжевую, яркую, мягкую кожуру с мандарина, и бросая её в сугроб. – У неё работа. Ей некогда… со мной.
- Ну да, работа. – согласился Шкет, принимая всю сложность ситуации Валькиной мамы, но не видя себя, и своей мамы, в такой же.

А он, действительно повзрослел, после этой поездки к матери.
Может, жизненные обстоятельства отучивают  слепо верить в свои сверхожидания, а может, что он впервые ездил к ней один.
Дядя, конечно, был всегда рядом, и не оставил, обещая деду.
Приведя Вальку в купе с чаем и бутербродом, с брошенным одеялом на полке, он ушёл на вахту, а Валька долго смотрел сначала в окно, на пробегающие мимо заснеженные дома, деревья, пустыри…
Это он уже видел, и не один раз, но всё равно смотрел с интересом – чтобы разглядеть что-то ещё, новое, не запомнившееся.
А ещё, так быстрее пробегает время, а может и поезд.
Валька представил, как поезд набирает скорость, чтобы ему было труднее рассмотреть пробегающее за окном, а он хватался взглядом за дом, за дерево, за мостик через речку и не отпускал их, пока те не исчезали совсем. Жалко, что он был один и не мог поиграть с кем-то в это, описывая друг другу – кто больше заметит деталей на своём «остановленном» предмете.

На перроне мама их не встречала. Не махала радостно руками. Не рвалась, в открывающуюся проводницей дверь вагона, чтобы быстрей обнять, после такой долгой разлуки.
Её там не было. Она не пришла.
Простояв, какое-то время на морозе, потоптавшись от холода, дядя предложил пойти переночевать в «домике железнодорожника».
- А мама нас найдёт там? – грустно, не желая уходить, спросил Валька. Он всё ещё надеялся, хоть на улице было темно, холодно, и уже поздно по времени.
- Найдёт. – успокоил внучатого племянника дядя, и сильнее зажав его маленькую ручонку в своей, повёл в незнакомое место.
Утром пришла мама. О чём-то поговорила с дядей. Потом они оба сели за стол, чтобы составить компанию Вальке за завтраком.
Только после этого он, с мамой, наконец-то, пошёл на остановку, ждать троллейбуса.
Дождавшись его, они нашли себе два свободных, уединённых места, и  долго ехали. Смотрели на разные здания, парки, памятники… Она показала ему даже огромное здание, в котором работала. От такого, его вида, у Вальки, значимость маминой работы сильно повысилась. Не очень понимая, кем она работала, он сделал вывод – что там-то, её работа, была точно чем-то большим и важным.
Ещё, Вальке понравилось смотреть на машины, едущие навстречу, или обгоняющие их, и думать, что он тоже когда-то вырастет, и тоже будет кататься на таких.
А мама всё рассказывала ему, как экскурсовод, мимо чего они проезжали, а иногда, это было молча, просто смотря в окошко.
В этот момент, эму очень хотелось узнать, о чём она думает, а он бы поделился своими мыслями и своим желанием, которое росло как снежный ком – желание, остаться тут, в этом городе, в этом необычном, для него, месте, чтобы познакомиться с ним ещё больше и полюбить.
Но всё, когда-нибудь заканчивается.
Закончилось и у него.
Троллейбус остановился, мама велела Вальке идти, с ней, к выходу.
К выходу на остановку «Вокзальная».
Оставив его на лавочке, она ненадолго куда-то ушла, а вернулась уже вместе с дядей. Они снова о чём-то оживлённо разговаривали.
Маленький Валька догадывался, что у взрослых есть своя взрослая жизнь, в которой он ничего не понимает, и объяснять ему, что и как, никто не собирается. Но он не обижался, он знал, что обязательно вырастет и всё – всё, непременно, поймёт.
Поэтому, он тихо сидел на лавочке, и просто ждал.
- Ну, пойдём! – услышал Валька голос дяди. Нехотя, он соскочил с лавочки и медленно направился в его сторону.
Как же ему хотелось продлить этот день, это мгновение… хотя бы эти минуты.
На прощание, мама подошла к Вальке, завязала ему потуже шапку, подтянула под меховым воротником пальтишки шарфик, и сунув, в его руки, три мандарина, помахала, им с дядей, рукой.
- Помочь? – поинтересовался, заботливо, дядя.
Прижимая одной рукой мандарины, а другую руку отдав дяде, Валька шёл, не смотря под ноги. Он смотрел в след той, которую хотелось догнать, взять за руку и никогда больше не отпускать.
Не отпускать ту, которая словно боялась, его и своей, любви.
Выпавший мандарин, упал на заснеженную тропинку и покатился под горку оранжевым шариком. Отвлёкшийся, на него, Валька промолчал, так и оставил там лежать.
И ему, тоже, захотелось кого-то оставить, или, не принять в свою компанию.   

- Будешь? – протянул Валка Шкету очищенный, разделённый пополам мандарин. Шкет одобрительно кивнул, и засунул, всю сразу свою половину, в рот, не сняв даже варежки с руки.
Мандарин был сладкий. Вот только чувства, смотря на него, на душе у Вальки, были другими.

- Валечка, а это тебе! – сквозь музыку в наушниках услышал Амадей голос Зойки. После чего, пред его взором, на столе, сначала появилось блюдце с кусочком торта, а потом, и её голые коленки.
- Слезь, пожалуйста! – стащил он её одним движением со стола, обхватив большими ручищами тоненькую талию. – У меня там гос.план, гос.сдача и гос. премия! И твоя задница, уж извини, в это, ну ни как, не вписывается…
Девушка недовольно фыркнула, но свою долю, от полученных мужских прикосновений, не упустила, и для всеобщего внимания.
- Извини, зайка, больше не буду! Честное пионерское! – громко прошептала Зойка Амадею, выткнув, из его уха, наушник. -  Может, новый год вместе проведём? Вернее, встретим?...
- Ну всё, с меня хватит, господа! – как ужаленная, вдруг, вскочила с места Светка.
Быстрым, цокающим шагом она подошла к остаткам торта, на соседнем столе, накрыла его упаковкой, туго-туго перевязала, валявшейся рядом верёвочкой, сунула в руку Зойки ополовиненный торт, и взяв коллегу, из соседнего помещения, под руку, вывела из офиса со словами:
- Хватит, уже, переманивать тут кадры, у нас куча работы!
Ошарашенные увиденным, Тихон с Амадеем, даже не знали что сказать, на происходящее.
- Светка! – немного отойдя, проговорил Тихон. – Ты уверенна, что правильно выбрала работу?    
- Защищать будешь? Следом последуешь! – обиженно прокричала она.
- А я что? Я просто, ещё кусочек торта хотел отрезать. – ткнул своим пустым блюдечком, в сторону ушедшей Зойки, с невинным видом, Тихон.
- Тихоня, я тебе завтра целый куплю. И мишуру принесу, повешу. – убирая всё лишнее, со своего стола, с деловым видом, пообещала Светка.
- А ёлку можешь? – хихикнул, и потёр руками Амадей.
- Я всё могу! – услышали мужчины, искавший, что-то в ящиках, женский голос. – Амадянов, поточи даме карандашик, я точилку никак не найду!
Амадей, ничего не говоря, встал, забрал надломленный пишущий предмет, поточил его над мусорным ведром перочинным ножичком, и вернул хозяйке.
- Вот нашла! – радостно вылезла из-под стола, с точилкой в руке, Светка.
- Мальчики, я вас обожаю! – восхищённо отреагировала она на подточенный карандаш. – Волшебники, мои!
- Завтра, от тебя, ждём такого же волшебства. – с гордым видом – ничего не сделавшего,  заявил Тихон, возвращаясь на своё рабочее место, облизывая чайную ложечку. – И крему побольше!
- Договорились! – утвердительно мотнула головой Светка. – Хотя, нафеячить я и сегодня могу. Тихоня, не звони больше по тому номеру. Ну, Инге! Это номер её мужа, я их обоих знаю. У неё таких клиентов (пардон, покупателей) до фига, она и суёт всем его номер.
- А сразу трудно было объяснить? – обиделся ошарашенный Тихон.
- Не дуйся, Тихоня! Ну, не все же такие понятливые и договороспособные, порядочные мужчины. На проверку то нет времени. Конфетку вот хочешь? – достала Светка из сумочки утешительную пилюлю для сладкоежки.

На следующий день Светка и вправду удивила мужскую половину своего рабочего коллектива. С утра пораньше, придя в офис, она разбросала по разным местам разноцветной, блестящей мишуры, на стёкла окон, и даже шкафа, понаклеила бумажных снежинок. На столе Тихона появился торт.  А на всех рабочих местах, появилось по маленькой сувенирной ёлочке.
– Это «комплемент от Инги». – как, потом, объяснила Светка.
- Ну, значит не зря, всё было! Хоть «комплемент» получил. – радостно потёр руки Тихон, пожирая глазами торт.
- Бедная Золушка, всю ночь, небось, снежинки вырезала! – посочувствовал Амадей, ожидающей, от него, комплементов затейницы.
- Не Золушка, а Герда. Снежная королева пообещала расколдовать Кая, если в её замке появятся бумажные снежинки… - продемонстрировала свои познания в сказочной литературе, удовлетворённая собой, Светка.
Амадей поднял обе руки, что сдаётся, и пошёл за свой стол, вытягивая из кармана провода с наушниками.

Валька шёл по заснеженной, парковой зоне, сокращая свой путь, от работы к дому дочери, пообещав ей кино, и предновогоднюю встречу с бабушкой.
А в голове, крутился, вспоминался разговор с дедом.
В том возрасте, Вальке, и не очень то был понятен смысл сказанных им слов, но он чувствовал в них какую-то важность и ответственность. Хотя, кто знает, с ним ли дед тогда говорил, может и с собой, пытаясь разобраться в этой жизни.
- Ты не обижайся на мать, сынок. Так-то, она не плохая… просто, другая. Знаешь, это вот как, к примеру, люди-то они все разные. Вроде, всё у всех по правилам, как надо – две руки, две ноги, голова, уши, нос… А всё равно разные. Кто-то выше, кто-то ниже, кто-то толще, кто-то худее… Вот так же и чувства внутри нас. Нам так хочется, чтобы они и у других были похожи на наши, а они другие. Чувства, они ведь тоже имеют свою правильную форму, но жизнь меняет их, вот и делает не похожими. А семьёй, из-за этого, разбрасываться нельзя. Раз бог послал тебе такое испытание, значит, ты должен быть достойным его воли, как бы ни было тяжело. Ты разумнее, ты добрее, ты благороднее, ты мудрее… на тебе и ответственность. Хотя бы, удержать родную душу за рукав…



                Конец.