По окрошечке?

— Гроза будет. — Озабоченно сказала баба-яга. Слушать ягу было некому: разомлевшие от жары русалки все ускакали с дуба в прибрежные волны и, смеясь, предавались делу, для которого подходили больше всего, — заигрывали со смущающимися, но довольными богатырями. Кот Баюн, обливаясь потом, шествовал по почти раскаленной цепи и, поминутно чертыхаясь, рассказывал былину про идолище поганое. Бабка его совершенно не интересовала.

— Гроза будет. — Повторила зачем-то яга и добавила: — Грибы пойдут.

— А из грибов славную паужну можно заделать. — Раздался приятный окатистый голос. Кот и бабка оглянулись: на тропинке, ведущей к кощееву дворцу, стояла дородная стряпуха с заманчивой корзиной в руках.

— Можно кулебяку сотворить на четыре угла, — продолжала стряпуха, не обращая внимания на раздувающиеся ноздри лукоморского сказителя и любопытные взгляды яги. — Один угол курий, один луковый с яйцом, третий — каша гречневая с капусткой квашеной, а уж в четвертый грибов со сметаною.

Баюн облизнулся, баба-яга сдержалась.

— Похлебку можно из белых, али из подосиновиков с сарацинским пшеном затеять, да погуще, а к ней лепёшек спечь ячменных али аржаных.

Баюн сглотнул слюну, баба-яга сдержалась.

— А ежели, к примеру лисички, то их обжаришь на масличке сливочном, да отдельно запечь картофелю дольками в розмариновой соли, да перед подачей всё перемешать и поставить напитаться минут на десять. И запивать молоком неснятым, холодненьким, только с погреба.

Баюн взвыл. Баба-яга тихонько всхлипнула.

— Ой, что ж это я! — Всполошилась стряпуха. — Меня ж к вам сам послал. Вот. — и принялась доставать из корзины жбанчик с белым монастырским квасом (монастырей в тридесятом не было, но квас был), здоровый кусок отварной телятины, яйца вкрутую, зелёный лук, упругий, душистый, вышибающий слезу, немного тёртого горчичного семени, свежие небольшие огурчики, покрытые капельками воды, редисочку розовую, остренькую... В общем, всё, что надобно для хорошей окрошки. Появилась и плотная дубовая доска, и две разукрашенные поливой миски, острый нож замелькал в умелых руках женщины...

Баюн хлебал окрошку споро, так что ни одна капелька не падала на сухой песок Лукоморья. Баба-яга жеманно подносила ложку ко рту и быстренько сглатывала суп, так что совершенно невозможно было разглядеть, сколько у нее зубов и какого они качества (поговаривали, что зуб у ней один, длинный, вострый и железный). Стряпуха глядела на них добрыми глазами и умилялась.

Потом прибрала посуду в корзинку, поклонилась и удалилась, плавно покачивая бёдрами.

— Хороший у нас народ, — удовлетворенно заметила баба-яга. — Мастер на все руки.

Кот не очень понял причём тут народ, поскольку хорошо знал, что и стряпуха, и корзинка появились тут не сами собой, а исключительно по воле Кощея.