Как Митьков уклонялся от армии монолог

Как Митьков уклонялся от армии (монолог)


Не надо бояться поселений для недопреступников, то есть, они не совсем преступники, но как бы ими были. Туда попадают уникальные люди и за редкостные прегрешения. Старожилов тронула история новичка военнообязанного уклониста Митькова. Когда он появился в бригаде лесозаготовителей, он сразу сказал:
– А я бы предостерёг каждого новобранца от любой подобной шальной мысли избегать армию.
Сказать такое для Митькова было неожиданностью против его душевного и кроткого толка и не всегда корректного соглашательства. Митьков худой и изможденный от работы в линялом комбинезоне механика чаще шуткой поддерживал психологический климат, но за напускной веселостью стояло одиночество. Его сиплый голос походил на евнуховский, и когда кто-то подтрунивал над этим недостатком, Митькова выручал знаменитый намек на танцовщицу:
– Господа отщепенцы, сегодня для развлечения кино!
Этим возгласом он рассеивал мрачные раздумья всей бригады.
Вот и на этот раз никто не удивился, зная про какое кино идёт речь, поэтому никто не отказался посмотреть зрелище снова. Митьков с удовольствием закатал рукав на левой руке и с напряжением согнул ее пополам. На крутом бицепсе была вытатуирована голая танцовщица. Секрет был в другом. Неожиданно мускул дернулся, танцовщица оживилась и соблазнительно вильнула бедрами. Сократился иначе, и она уже шевельнула ягодицами. И так раз за разом. Затем темп вибрирования постепенно возрос, и танцовщица задёргалась в танце с чередованием то бёдер, то ягодиц.
– Представление что надо! Если бы не танцовщица, мы бы давно уже окончательно свихнулись с ума от работы! – выразил восторг бригадир Фалин.
Шеболкин непроизвольно вздрогнул, взглянув на голую женщину.
– Интересно, в этом сезоне девушки какие купальники носят? – спросил он.
– А тебе-то что?
– Мне – ничего, просто девушки сами по себе завлекательны и без них.
– Хорошо бы, чтобы девушки вообще не занимались купальниками! – рассмеялся Никитенко. – И вовсе отказались от них. К общему любопытству и для вящей убедительности…
Только Силантьев предупредил:
– Поразительно! Но страшное для Митькова впереди. Наступит ссудный день, когда с атрофией мышцы танцовщица утратит свою способность двигаться. Пока индикатор живучести Митькова реагирует. Прогноз неутешительный. С каждым днем, усыхая вместе с хозяином, с дряблостью кожи на выпирающей кости, безупречные формы танцовщицы сольются в одну линию.
– Вот про это лучше не надо. Спать! Утро вечера мудренее! – приказал Красавин. И все окунулись в долгожданную прохладу ночи.
Митьков, доброта которого так и сквозила через простоватое лицо, был низенький толстоватенький крепыш, накопивший солидные запасы жира и в одночасье растерявший их. Все помнили, что еще недавно он обладал неисчерпаемыми источниками влаги, отчего никто и никогда не видел его с сухим лицом, по которому бы не стекали обильные струи пота, от которых брезгливо морщились, но которым сейчас по-хорошему завидовали. Ещё бы больше удивились, если бы узнали, что при родах его тащили щипцами, при этом оторвали часть мочки уха. Одно ухо было короче другого, но, чтобы увидеть, надо было откинуть волосы с этой стороны и тщательно присмотреться.
История появления на поселении Митькова была удивительной по-своему. Конституция тела Митькова с тягой к избыточному весу была помехой для службы в армии, и ему, ох как, не хотелось попасть туда. Он подтягивался на перекладине два раза, когда норма была шесть. И он сделал ставку на свою, якобы, распространенную и тотальную форму гнездной плешивости и витилиго , для чего самому себе пришлось искусственно привить на голове колонию грибков. В этом он преуспел, и уже предвкушал, что не годен к военной службе с исключением с воинского учета. Но его ждал удар – не годен то не годен в боевых условиях, это правда, но годен к нестроевой службе в мирное время. Армия без шагистики – всё равно армия. От психологического удара и болезнь сразу куда-то пропала.
Но Митьков всегда удивлял всех способностью к смекалке и изобретательности. На этот раз он стал доказывать, что у него нарушение функции вестибулярного аппарата. И он так смог ввести в заблуждение медицинскую комиссию, когда в раскачку преодолевал прямую линию, что ему поставили диагноз: стойкое, резко выраженное вестибулярно-вегетативное расстройство, сопровождающееся симптомами меньеровского заболевания. Когда ему объявили, что пограничные войска ему противопоказаны, и ВДВ, и артиллерия, и плавсостав, и морская пехота, он воспарил над землёй. Но не тут-то было. После ряда перерешений, о которых он не знал, его записали в космический десант, на то время созданные космические войска, объяснив, что в космосе в условиях невесомости с его вестибулярно-вегетативным расстройством, эта болезнь не играет той существенной роли на боеспособность страны, и что клин клином выбивают.
Тогда он стал депрессивным неврастеником. В какой-то момент он сам себе поверил, что у него психопатия с нестойкой компенсацией. Поскольку армейский автомат стал ему противопоказан, призывная комиссия, посмеиваясь, что “Даже в штрафные батальоны не годишься”, тут же дала рекомендацию в свинарник нацгвардии, определяя уход за спокойными и незлобивыми хрюшками, заодно чтобы избавиться от болезней, уповая на то, что время и животные лечат.
И это решение Митькова не удовлетворило, и он потерялся. Потерялся в буквальном смысле. То есть ударился в бега. Он просто дезертировал от армии. Впереди довольно определенно замаячила тюремная решетка. В это время он решил залечь на дно, чтобы при удобном случае обмануть таможню и вырваться на Мальдивы, а там – ищи свищи ветра в поле, чужая страна, постоянное место жительства и на длительное время. А это еще более усугубило дело. Короче говоря, розыск уклониста от армии привел к успеху, и иммиграционные службы на финской границе еще раз доказали, что не зря едят хлеб, в последний момент надев на военнообязанного Митькова наручники. А уж государственная машина, решив, что в тюрьме, то есть, на поселении с его “болезнями” толку от него будет больше, чем в армии, исключила из числа счастливчиков любвеобильных “папмам” и зачислила в штат тружеников в далекие края.
Как повелось, после работ Митьков часто прибегал к своей шутке по снятию стрессов у себя и товарищей: “Хотите, я продемонстрирую вам кино?” В свете то ли луны или, неважно, заходящего солнца его всегда готовая к шоу полуночная танцовщица снова веселила шевелящимися бедрами и ягодицами.