ЧЯД. Глава 2. 1

                ГЛАВА II. ГАЙКИ И БОЛТЫ.


                ТУЗЕМЦЫ, НЕ ЗНАЮЩИЕ ОТДЫХА.


Линн Маргулис – заслуженный профессор биологии Массачусетского университета в Амхерсте. Линн Маргулис пользуется большим уважением за ее широко распространенную теорию о том, что митохондрии, источник энергии клеток растений и животных, когда-то были независимыми бактериальными клетками. И Линн Маргулис говорит, что история в конечном итоге будет судить о неодарвинизме как о «малочисленной религиозной секте двадцатого века в рамках обширного религиозного убеждения англосаксонской биологии».

На одном из своих многочисленных публичных выступлений она просит молекулярных биологов в аудитории назвать простой, наглядный пример образования нового вида путем накопления мутаций. Ее вызов остается без ответа. Сторонники стандартной теории, говорит она, «барахтаясь в своем зоологическом, капиталистическом, конкурентном и экономически-выгодном толковании Дарвина – ошиблись…. Неодарвинизм, который настаивает на (медленном накоплении мутаций), находится в полном упадке».

Сочные цитаты. И она не одинока в своем несчастье. За последние 130 лет в лоне дарвинизма, хотя и прочно укоренившегося, существует постоянный поток инакомыслия как внутри научного сообщества, так и вне его. В 1940 генетик Ричард Гольдшмидт настолько разочаровался в объяснении происхождения новых структур с точки зрения дарвинизма, что вынужден был предложить теорию «обнадеживающего монстра» (hopeful monsters theory). Гольдшмидт считал, что иногда крупные изменения могут произойти просто случайно – возможно, однажды рептилия отложила яйцо, и из него вылупился, скажем, птенец.

Теория «обнадеживающих монстров» не завоевала популярности, а неудовлетворенность дарвиновской интерпретацией окаменелостей всплыла несколько десятилетий спустя. Палеонтолог Найлз Элдридж описал проблему:

«Неудивительно, что палеонтологи так долго шарахались от эволюции. И казалось, они никогда ее не примут. Прилежное собирание окаменелостей пасует перед зигзагами, незначительными колебаниями и очень редкими небольшими накоплениями изменений – в течение миллионов лет со скоростью, слишком медленной, чтобы учесть все поразительные изменения, произошедшие в истории эволюции. Когда мы видим внедрение эволюционных новшеств, демонстрируемых обычно на ура и часто без каких-либо твердых доказательств, что окаменелости не образовались где-нибудь в другом месте! Эволюция не может продолжаться вечно где-то еще. Тем не менее, именно так окаменелая пластинка поразила многих несчастных палеонтологов, которые стремились что-то узнать об эволюции».

Чтобы попытаться смягчить эту дилемму, в начале 1970-х годов Найлз Элдридж и Стивен Джей Гулд предложили теорию, которую они назвали «прерывистым равновесием» (punctuated equilibrium). Теория постулирует две вещи: в течение длительных периодов большинство видов претерпевает мало заметных изменений; но когда это происходит, изменения происходят быстро и концентрируются в небольших изолированных популяциях. Если бы это так и происходило, то трудно было бы найти ископаемые промежуточные звенья, приноравливая их к пятнистой летописи ископаемых окаменелостей. Как и Гольдшмидт, Элдридж и Гулд верят в общее происхождение, но считают, что для объяснения быстрых, крупномасштабных изменений необходим механизм, отличный от естественного отбора.

Гулд был в авангарде обсуждения еще одного захватывающего явления: «кембрийский взрыв». Тщательные поиски обнаруживают только незначительное количество окаменелостей многоклеточных существ в скалах старше 600 миллионов лет. Тем не менее, в скалах, немного моложе, видно множество окаменелых животных с множеством разнообразных строений тел. Недавно оценочное время, в течение которого произошел взрыв, было пересмотрено с 50 миллионов до 10 миллионов лет – в мгновение ока с геологической точки зрения. Более короткая оценка времени вынудила авторов названия искать новую превосходную степень, фаворитом которой стал «биологический Большой взрыв». Гулд утверждал, что для объяснения быстрого появления новых форм жизни необходим механизм, отличный от естественного отбора.

По иронии судьбы, мы прошли полный круг со времени Дарвина. Когда Дарвин впервые предложил свою теорию, большой трудностью был предполагаемый возраст Земли. Физики девятнадцатого века думали, что Земле всего около ста миллионов лет, но Дарвин считал, что естественный отбор потребует гораздо больше времени для производства жизни. В начале казалось, что он был прав – Земля, как теперь известно, намного старше. Однако с открытием биологического Большого взрыва время для перехода жизни от простого к сложному сократилось намного больше, чем в девятнадцатом веке оценивался возраст Земли.

Однако недовольны не только палеонтологи, ищущие кости. Множество эволюционных биологов, исследующих целые организмы, задаются вопросом, как дарвинизм может объяснить их наблюдения. Английские биологи Мэй-Ван Хо и Питер Сондерс жалуются:

«Прошло около полувека с того момента, как был сформулирована синтетическая теория эволюции (СТЭ). Большое количество исследований было проведено в рамках этой парадигмы. Однако успехи этой теории ограничиваются разными мелочами, такими как адаптивное изменение окраски моли; в то время как она поразительно мало говорит о том, что интересует нас больше всего, например о том, как впервые появились бабочки».

Генетик из Университета Джорджии Джон Макдональд обратил внимание на загадку:

«Результаты последних 20 лет исследований генетических основ адаптации привели нас к великому дарвиновскому парадоксу. Те [гены], которые, очевидно, являются вариабельными в естественных популяциях, по-видимому, не лежат в основе многих основных адаптивных изменений, в то время как те [гены], которые, по-видимому, составляют основу многих, если не большинства, основных адаптивных изменений, по-видимому, не являются переменными в естественных популяциях».

Австралийский эволюционный генетик Джордж Миклош ломает голову над полезностью дарвинизма:

«Что же тогда предсказывает эта всеобъемлющая теория эволюции? Пригоршню постулатов, таких как случайные мутации и факторы отбора, или предсказывает частоту изменений гена с течением времени? Об этом должна быть великая теория эволюции?»

Джерри Койн с факультета экологии и эволюции Чикагского университета вынес неожиданный приговор:

«Мы делаем вывод, что существует мало доказательств неодарвинистской точки зрения: ее теоретические основы и экспериментальные доказательства, подтверждающие ее, слабы».

А генетик из Калифорнийского университета Джон Эндлер размышляет над тем, как возникают полезные мутации:

«Хотя уже много известно о мутации, она все еще в значительной степени «черный ящик» по отношению к эволюции. Новые биохимические функции, по-видимому, редки в эволюции, а основа их происхождения практически неизвестна».

Математики годами жаловались, что дарвинизм в цифрах просто не складывается. Специалист по теории информации Хьюберт Йоки утверждает, что информация, необходимая для начала жизни, не могла появиться случайно; он предлагает рассматривать жизнь как данность, как материю или энергию. В 1966 году ведущие математики и эволюционные биологи провели симпозиум в Институте Вистара в Филадельфии. Организатор, Мартин Каплан, как-то подслушал «довольно странную дискуссию между четырьмя математиками ... ... о математических сомнениях относительно дарвиновской теории эволюции».  На симпозиуме одна сторона выступила недовольной, а другая – непонимающей. Математики утверждали, что не было необходимого времени для того количества мутаций, чтобы их можно было заметить, биологи сказали, что их цифры просто неверны. Математики, однако, не были убеждены, что они в чем-то виноваты. Как сказал один:

«В неодарвинистской теории эволюции существует значительный пробел, и мы считаем, что этот пробел имеет такую природу, что его нельзя устранить с помощью современной концепции биологии».

Стюарт Кауффман из Института Санта-Фе является ведущим сторонником «теории сложности» (complexity theory). Проще говоря, он предполагает, что многие свойства живых систем являются результатом самоорганизации – склонности сложных систем упорядочиваться по образцу – а не в результате естественного отбора:

«Дарвин и эволюция стоят над нами, как бы там не ворчали ученые-креационисты. Но верно ли это мнение? А еще лучше, адекватно ли оно? Я считаю, что это не так. Дело не в том, что Дарвин ошибался, а в том, что он владел лишь только частью правды».

До сих пор у теории сложности было мало последователей, но много критиков. Джон Мейнард Смит, под руководством которого Кауфман работал в аспирантуре, жаловался, что теория слишком математична и не согласуется с реальной химией жизни. И, хотя жалоба в некотором смысле обоснована, Смит не предлагает решения той проблемы, которую Кауфман определил в своей теории сложных систем.

В целом теория Дарвина вызывала инакомыслие со времени ее публикации не только по теологическим причинам. В 1871 году один из критиков Дарвина, Сент-Джордж Джексон Майварт, перечислил свои возражения против теории, многие из которых удивительно похожи на те, которые высказывают современные критики.

«То, что следует  выдвинуть (против дарвинизма), можно подытожить следующим образом: «Естественный отбор» неспособен объяснить начальные стадии полезных структур. Он не соответствует сосуществованию близко похожих структур различного происхождения. Есть основания полагать, что конкретные различия могут возникать внезапно, а не постепенно. Мнение о том, что виды имеют определенные, хотя и очень разные пределы их изменчивости, все еще остается общепризнанным. Несомненные и ожидаемые ископаемые переходные формы отсутствуют. ... Есть много удивительных явлений в органическом мире, на которые «естественный отбор» не проливает свет вообще».

Таким образом, оказывается, что один и тот же аргумент остается без разрешения уже более века. От Майварта до Маргулиса всегда были хорошо информированные и уважаемые ученые, которые считали дарвинизм неадекватным. По-видимому, либо вопросы, впервые заданные Майвартом остались без ответа, либо полученные ответы не удовлетворили некоторых исследователей.

Прежде чем идти дальше, мы должны отметить очевидное: если бы был проведен опрос всех ученых в мире, подавляющее большинство заявило бы, что они доверяют дарвинизму. Но ученые, как и обычные люди, основывают большинство своих мнений на словах других. Подавляющее большинство (хотя и не все), кто принимает дарвинизм, делают это, основываясь на авторитете. К сожалению, слишком часто критика игнорируется научным сообществом из-за боязни дать оружие креационистам. Ирония в том, что во имя защиты науки острая научная критика естественного отбора была отброшена.

Настало время открыто обсудить разногласия, не обращая внимания на мнение общественности. Именно сейчас, потому что, наконец, мы достигли самых глубин биологической науки. На самых микроскопических уровнях биологии – химической жизни клетки – мы обнаружили сложный мир, который радикально меняет основы, на которых должны быть оспорены постулаты дарвинизма. Для примера бросим биохимический взгляд на спор креационистов и дарвинистов о жуке-бомбардире.

Продолжение http://proza.ru/2024/07/11/362