Выпей отвары трав, глава 28 Сепарация

    Ей было дико плохо. Маша сидела в кресле напротив большого старого трюмо. В мутноватом зеркале отражалось нечто отвратительное: женщина неопределённого возраста с огромным безобразным животом и отёкшим, покрасневшим от слёз лицом.
    Эрих вернулся за вещами, собирал их молча. Ходил по комнате как получивший команду робот.
  – Эрих, was machst du? (что ты делаешь)?  – запинаясь, спросила Маша.
  Она уже не стеснялась плакать, не сдерживалась, но Эрих старательно смотрел прямо перед собой, делал вид, что не замечает состояния жены.
    — Куда ты уходишь? Что мне здесь делать?
— Просто оставайся здесь. Продукты я буду привозить на неделю.  Когда нужно будет ехать в больницу — позвони. Я на связи.
   — Почему ты уходишь, Эрих? Что я не так сделала?
   — Извини, Мария, я не хочу об этом разговаривать. Мне нужно пожить одному. 
   – А наш ребёнок?
Эрих сделал вид, что не услышал вопроса.
 Он поднял набитые вещами спортивные сумки и понёс их к своему чёрному "вольво". Маша осталась стоять на крыльце. Из пекарни вышла Хенни, вытирая салфеткой облепленные тестом руки. Проводила взглядом машину сына, потом без слов подошла к Маше и обняла её.

   ...Хенни приезжала каждое утро, осторожно и деликатно спрашивала, как дела. Привозила всё новые и новые прелестные вещички для будущего внука – подгузники, бутылочки, одежду, какие-то качельки и карусельки; с робкой улыбкой совала всё это добро Маше – и сразу же бежала в работать, месить тесто. "Как я могла подумать, что она меня не любит и хочет отравить?" – удивлялась Маша.

    Хенни расцвела и похорошела, выглядела очень довольной жизнью. Бродить по здешним горным склонам она совершенно перестала – вечером сразу после закрытия пекарни спешила уехать; казалось, она больше не чувствует себя здесь хозяйкой.

     Но теперь в лес потянуло Машу – и она начала, невзирая на одышку и неустойчивую весеннюю погоду,  исследовать окрестности, потихоньку – шаг за шагом– забираясь всё дальше от дома.

    "Видимо, духи этого места обязательно должны кого-то держать в плену,  – думала Маша, – теперь я должна стать хранительницей здешних мест."
 Ей вдруг стало мерещиться, что она уже много веков и сотни жизней – в разных обличьях –  обитает в этих краях. Всегда была у неё эта зеленоватая извилистая река, эта древняя мельница, чахлый кустик розы возле крыльца...

      Кира завела привычку приходить к Маше на ужин, брала с собой дочку. Девочка с воодушевлением носилась по комнатам, играла в прятки с выдуманными персонажами. Иногда вихрем подлетала  к Маше, тыкала пальцем ей в живот и звонко требовала:

 – Давай уже поскорее роди своего ребёночка, я хочу с ним spielen – играть! – и, схватив со стола что-нибудь вкусное,  снова уносилась по лестнице на второй этаж, где в одной из дальних комнат хранились  старые игрушки Эриха.

   Подруги ужинали в немецком стиле, не заморачиваясь: просто пили сок с бутербродами и булочками из пекарни.

     – Кир, ну что ему было не так, а? – Маша никак не могла перестать мусолить больную тему.

  – Не пытайся понять, Маш.  И – главное! – не вздумай у себя какие-то недостатки искать. Эрих, я уверена, и сам ничего не понимает. Может, он в подростковом возрасте сепарацию не прошёл, а сейчас накрыло... Я на эту тему много чего читала, но всё благополучно забыла.

   – А чего ему сейчас-то вздумалось сепарироваться? Подождал бы хоть, когда ребёнок родится...

  – Кто его знает... Может, гороскоп сработал: парад планет, ретроградный меркурий – или что там ещё бывает?

   – Да, но что мне дальше делать-то? Я не понимаю...

   – А попробуй просто наслаждаться свободой и покоем. Когда ты ещё так хорошо поживёшь? Ребёнок родится – и всё, будешь вокруг него плясать всю оставшуюся жизнь.

 – Да! Да! Плясать, плясать, tanzen! – выкрикнула вновь  прискакавшая на кухню неугомонная Штефани.

И тут у Маши начались схватки.