Утром Максим поехал за Джамилей

 

Главы из романа "Совесть человечества"
 
      Утром  Максим  поехал  за  Джамилей. Девочка покорно ждала своей участи  в коридоре   приемного отделения. Она тихо сидела на краю скамейки, утопая в  пуховике богатырского размера, который  ей  выделил  из своего гардероба Максим. В этой куртке, приятно пахнущей мужским одеколоном, ей было уютно и тепло  и, конечно же,   тревожно. Перед выпиской она снова заплела свои черные густые волосы в тугие косички, и они бахромой свисали из-под новой тюбетейки. Эту тюбетейку,  купленную на барахолке, накануне подарил ей  М+ахоч.  Выглядела Джамиля, конечно, забавно. И как ни старалась казаться незаметной, проходивший  мимо медперсонал и больные оглядывались  на нее, и она, смущаясь,  глубже  погружала нежный подбородочек в воротник куртки.
       Возможно, некоторые  принимали ее за  беженку.      
       Максим  появился неожиданно,  большой сильный, сразу же  привлекая к себе внимание. Глаза  девочки  загорелись, но встретившись с  суровым  взглядом   Максима,  она  смущенно  опустила ресницы.
     Максим  ничего  не стал  объяснять,  просто сказал:
     - Поживешь пока у меня.
Джамиля  покорно  опустила  голову и  пошла за  ним.
          Он   усадил  её   на  заднее  сиденье, заботливо, как ребенка. Дружески кивнул и плавно  стронул машину, зашуршавшую промерзшими  покрышками  по  скользкой дороге.    Всю ночь над  Москвой  сеял  дождь, а  утром ударил мороз, отчего дороги словно покрылись тонким слоем стекла.
     -  Поезжай  потихоньку  за  ним, - сказала  задумчиво своему водителю  жена  Зарецкого.
         Девятка Максима медленно двигалась в потоке машин,  уплывая  в бесконечную  перспективу улицы к новой жизни, навстречу непредсказуемым событиям. Вдали, сквозь свинцовую завесу  хмурого небо,  уже пробивались первые лучики  солнца.
 Проплывающие за окном автомобиля улицы, бурлящие толпами  людей, витрины роскошных магазинов, здания разнообразной архитектуры, от заоблачных многоэтажек  до высотных государственных учреждений и жилых домов сталинской эпохи, рекламные щиты,  с которых глядели словно живые веселые приветливые  лица,  – все   вызывало у Джамили  любопытство и тревогу, восхищение и  трепет. И что  это за мир? Что за люди здесь живут!  Какая сказка  сказочнее  этой?
      
    На третьем  перекрестке,  пережидая, пока загорится зеленый глазок  светофора, Максим обратил внимание на серебристый  джип, ставший по левую сторону его «девятки». Тонированные стекла иномарки не позволяли заглянуть внутрь, но Максим насторожился: этот джип он  уже  видел,  подъезжая к больнице. Максим  привык все замечать и  выделять из общей картины  подозрительные детали. Однако он не предал этому факту  большого  значения. В конце концов, совпадения  возможны любые.
    Миновав перекресток, Максим, остановил машину напротив  газетного киоска.
 – Я на минутку, - кивнул он  Джамиле.
    Как только дверца захлопнулась за ним,  Джамиля  прилипла  к окну.   
   С заинтересованным видом Максим перебирал  лежавшие на прилавке газеты  и журналы. Наконец купил несколько изданий. Возвращаясь к машине, вдруг изменил маршрут, вспомнив, что дома  в  холодильнике – хоть шар+ом покати. Джамиля видела в окошко, как он исчез  в  подземном переходе, сердце ее вздрогнуло. Максим перешел на другую сторону улицы и остановился перед витриной супермаркета.  В огромном  бронезащитном  стекле  роскошной витрины,  как в  мутноватом зеркале, отражалась его “девятка” -    и,  словно  призрак  в  тумане,  к ней  подкатил  тот  самый   джип.
    Из  машины    выскочили двое громил.  Один, рванув  дверцу «девятки»,  полез в салон, другой прикрывал его,  сжимая  под плащом  рукоятку  Макарова.
      Похититель надеялся, что обезумевшая  от страха девчонка сама бросится к нему в объятья, но  Джамиля, забившись в  угол, стала  отбиваться ногами   и первым же ударом разбила нападавшему нос.
     Тем временем Максим бросился к белой «Волге»,  подъехавшей  к супермаркету. Вытащил из салона водителя. Вырвал  у него ключи и, пообещав вернуть  машину в целости и сохранности, рванул с места. Хозяин «Волги», долговязый  очкарик, обалдел от неожиданного нападения. Особенно его поразил грозный вид  «грабителя». Он  закрыл глаза, чтобы не видеть,  как  Максим   пересекает на его кормилице осевую линию поперек проезжей части дороги. Но Максим благополучно проскочил,   перед потоком  машин, которые  рванули  с  перекрестка  на  зеленый сигнал светофора и,  притормозив  рядом со своей «девяткой», выскочил  из салона через противоположную дверь. Прикрывавший похищение  громила  не успел выставить пистолет, как оказался на асфальте в безнадежном состоянии.
   Другой похититель продолжал  бороться с Джамилей -  из машины торчали только его ноги и зад. Навалившись  на девчонку, он   пытался  стащить ее с сиденья,  но  она,  упираясь  ногами в потолок, царапалась и кусалась с яростью снежного барса. Страх  потерять своего спасителя и снова оказаться в плену  ввел ее в неистовство.
    Пинком под  зад Максим заставил негодяя  обернуться. Бросив  девчонку, неудачливый похититель попробовал ответить неожиданным ударом, но угодив на молниеносно проделанный прием, оказался  прижатым щекой к асфальту рядом со своим подельником. Обрушив сверху кулак ему на голову, Максим успокоил его окончательно.

   Драка привлекла внимание прохожих, собралась небольшая толпа. Оставаясь на  безопасном расстоянии, люди  возмущенно качали головами и  вздыхали: «Не Москва – прямо Чикаго тридцатых годов», «Что творится,  - средь бела дня людей избивают», «Куда только смотрит милиция!»
       Из джипа вышла стройная, высокая женщина в кожаном плаще и темных очках. Ее горделивая осанка, ухоженное  лицо, уверенность, сквозившая во всем  облике,  выдавали в ней   госпожу,  распоясавшихся  молодчиков.
  - Я жена Зарецкого,  -  бросила  она небрежно, рассчитывая   смутить  журналиста.
  - В милиции  разберутся, чья вы жена,  - спокойно ответил  Максим.
  Она снисходительно улыбнулась.
- Боюсь,  милиция  вам не поможет. Лучше  отпустите моих ребят,  и  я  даю  слово, что   мы  скоро  встретимся,  и  тогда,  возможно,   я  отвечу на все ваши вопросы.
    «Хватайте его! Держите бандита!» -  хозяин машины, которую журналист позаимствовал для стремительной разборки, выбежал с криком из  толпы, а за  ним -   милицейский    наряд.
     – Вот он – грабитель!
- Руки за голову, -  скомандовал   старший   наряда.
- Я сейчас все объясню: я - журналист… - Максим попробовал достать удостоверение, но один из стражей порядка  направил на него автомат.
- Сказано  –  руки за голову!
- Какой он журналист? Отморозок, вы же видите,  у  него на физиономии это написано, - встрял  хозяин волжанки.
- Будь по-вашему, - согласился  Максим,  -  едем  в отдел.
- Неудачливые похитители Джамили  попробовали  подняться с  земли, но им не позволили шелохнуться .
- Лежать! Я сказал  лежать! Руки за голову! Вызывай по рации машину, приказал старший наряда напарнику.
- Не ори,  лейтенант, – произнесла  властным голосом  госпожа Зарецкая и  сунула ему под нос свое удостоверения помощника  следователя по особо важным делам при генеральном прокуроре Российской Федерации,  которым  ее  снабдил заботливый  отец. Спектакль закончился – все  свободны! Расходитесь! - обратилась она к собравшимся вокруг людям.
- А  вы кто такая?! - возмутился  было лейтенант, но взглянув на удостоверение,  выкатил глаза и,  вытянувшись, отдал  честь.
- Может, помощь нужна?- спросил он заискивающе.
- Мы уже разобрались. Он - действительно журналист, а  это – мои  люди. Автомобиль понадобился мне.
- Расходитесь, граждане. Расходитесь…
- Я требую вернуть машину, запаниковал  хозяин «Волги», глядя в спины уходящим милиционерам. – Теперь  лицо его  было исполнено не столько  решимости, сколько  страха.
   - Сейчас люди пропадают - бесследно, не только автомобили. - мрачно пошутила жена Зарецкого и  вдруг  рассмеялась.
- Вы уж простите, что так вышло, - пожал плечами  Максим . - Ключи от машины в замке зажигания,  забирайте свой  автомобиль. И  огромное спасибо.
      Максим помог телохранителям госпожи Зарецкой подняться,  выпотрошил из   “макарова”  себе в карман патроны,  вернул пистолет. Это были ребята из ее личной охраны. Один из них, с разбитым в кровь носом, посетовал, что девочке никто не собирался причинить зла, «просто хотели  поговорить по  душам, она же – как пантера».
     -Я не думаю, что должен вас благодарить, - сказал Максим  госпоже Зарецкой.
   Она подчеркнуто пропустила мимо ушей его реплику и, усаживаясь в машину с видом победительницы, насмешливо произнесла:
 -  Свое обещание я выполню!
-  Что ж, хотя  я давно не доверяю красивым женщинам, все же надеюсь на скорую встречу, - ответил  Максим   и  захлопнул  за ней  дверцу  джипа.
 - Вы просто  имели дело не с теми женщинами, - усмехнулась она в ответ и  сделала пальчиками  до свидания.
            Несмотря на ужас, который испытала Джамиля во время нападения на нее бандита,  она все же заметила, как  высокая женщина в темных очках  улыбалась ее спасителю. И это ей не понравилось.

      -    Вот мы   и   дома,  -  сказал Максим, быстро, по-спортивному, скинул  куртку  и  башмаки,  влез в тапки.
   Как бродячая  собачонка,  которую   привели  с  улицы в домашний  уют и тепло, Джамиля замерла в прихожей в  ожидании распоряжений  нового  хозяина.
       –  Ты чего стоишь, раздевайся.
    Девочка встрепенулась,  дернула за язычок  бегунка на молнии куртки, но  язычок  как назло заело, и он выскальзывал из пальцев. Видя, как она мучается, Максим одним резким движением расстегнул  молнию, от  пронзительного звука, похожего на треск рвущийся материи, у Джамили защекотало между лопатками. Почувствовав,  как она вздрогнула, он ласково погладил ее по волосам. Помог  снять  куртку,  накинул  на крючок вешалки. Нагнулся,  достал из  обувницы   тапочки с помпончиками.
 - Их  когда-то  носила моя мама.
Ма-ма, -  повторила  она по слогам,  как  ребенок, который  учится говорить и с ощущением  пушистости  в ступнях   прошла  за  Максимом  на  кухню.
Максим  быстро  выкладывал из холодильника продукты. Отправил в микроволновку жареную курицу, следом бутерброды   с  сыром.  Включил электрочайник.
     - Сейчас мы устроим ланч. Второй завтрак, значит. Ты что  предпочитаешь - кофе или чай?
      -  Чай, -  тряхнула  косичками  Джамиля, внимательно присматриваясь к тому, что  он  делает, стараясь  запомнить каждую деталь
      -     А   я  по утрам пью  кофе. -   Максим  с  утра  толком и не ел, жадно накинулся на курицу,  Джамиля  взяла  с  тарелки  бутерброд  с  сыром,   взяла  -  как  украла, надкусила  краюшек   и  стала долго  и  нудно  жевать.
       Если  ты  будешь так плохо есть, я  поставлю тебя в угол. -  На всякий случай он широко улыбнулся, чтобы Джамиля не приняла его слова за грубость. Во  время нападения  девочка  пережила сильный стресс, чертовски перепугалась и, конечно, с ней не мешало бы обращаться повежливее. Но вспомнив,  физиономия бугая,  которому Джамиля  расквасила  нос, он еще  раз улыбнулся,  подумав, что она все-таки не так беззащитна, как кажется.
       Дождавшись, когда Джамиля  допила  чай  с  пирожным, Максим сгреб посуду в кучу, перенес  в  раковину,  засучил рукава.  Догадавшись, что он собирается  делать,  девочка  вскочила  со стула  и попросила его позволить  ей   самой  помыть  посуду.
       Еще  успеешь, - сказал Максим, отправив ее на место.
       Она снова  забилась  в  угол   и  с  легкой  грустью  в  темных  глазах смотрела в  окно.
          Покончив с посудой, Максим  подсел  к  ней,  так близко, что она почувствовала  его  дыхание и  мощную  энергетику сильного мужского  тела.
      Видишь, там, вдали, -  зазвучал у самого уха голос спасителя. - Максим  показывал пальцем  туда, где за окном из туманной мороси  проступали  зубчатые стены  с  островерхими  башнями,  увенчанными  звездами, -    это  Кремль -   сердце  России. Когда-то  мы все жили в одной  большой  стране. Самой сильной и могучей. Называлась она - Советский  Союз.  Но злой  волшебник  позавидовал  дружбе наших  народов.  Он перессорил нас,  рассказывая  нам страшные  сказки со счастливым концом. Но конец оказался не таким счастливым, хотя …это еще не конец.
     Джамиля,  раскрыв рот, слушала Максима, не совсем понимая, что он хочет этим  сказать, но чувствуя сердцем, что  рассказывает  он  о  чем-то очень важном.   
  -   Поняла?
   Она тряхнула косичками, выражая  взглядом преданных  глаз и всем своим видом готовность соглашаться с ним во всем и беспрекословно выполнять каждое его  распоряжение.
   -  Ничего, скоро ты у меня будешь  разбираться и в политике, и в  мировой экономике, и в  высокой моде, и в шоу-бизнесе. Станешь настоящей   москвичкой.
    А затем  он  водил ее по комнатам, показывал квартиру.   
    -    Это  спальня. Здесь  ты   будешь спать, - сказал  Максим, кивая на широкую двуспальную кровать погибших родителей. Девочка не могла  скрыть  удивления. Такая  большая  кровать  -  ей   одной,  зачем?
 «А  где  же   будет спать,  мой спаситель?»
      -  Я   буду спать в  своем    кабинете,  на  диване, -  улыбнулся   Максим,  угадав  ее  мысли.
    Два портрета в траурных  рамках, висевшие над кроватью, привлекли  внимание  девочки.
        – Это  мои родители.
      Джамиля знала о трагедии, которая постигла их, и сочувственно покачала головкой.
  Они зашли в другую комнату.
     -   Это  тренажерный зал.   Тут   я  пыхчу, парюсь, поддерживая спортивную форму. Для наглядности он сел на тренажер, поработал   бицепсами.  Потом поднял стоявшую у окна двухпудовку, легко подбросил  ее  одной рукой, другой поймал, и так несколько раз.  Вдруг двухпудовка  сорвалась  с   руки,  полетела вверх.  Максим резко наклонился, казалось,  гиря неминуемо упадет  ему   на голову.  Джамиля не успела ахнуть,  но Максим выгнулся  и  двухпудовка оказалась  у него на шее. Джамиля была в восторге от такого трюка.
       «Он очень сильный, он самый сильный на свете   и  самый добрый»
       В рабочем кабинете Максима стены были завешаны фотографиями и завоеванными им и его  отцом медалями; это была целая экспозиция, посвященная  победам отца и сына на борцовском ковре в разные периоды их жизни. В стеклянном  шкафу,   в  углу,  на  полках  стояли  кубки, статуэтки,   Джамиля сразу узнала на фотографиях  Максима  - он нисколько не изменился, узнала черноглазая  горянка  и  его  отца, портрет, которого только что  видела в спальне.
  - Да,  было  время, -  потряс  головой  Максим… не то что нынешнее племя…   
      - Это  мой  компьютер, последнего поколения, к нему подключена спутниковая тарелка.  Здесь я могу общаться со всем миром. Впрочем,  об этом  потом.
   Библиотека спасителя  поразила  Джамилю обилием книг, которые собирало не одно поколение его предков,
 «Неужели он  прочел все эти книги! Он не только самый сильный,  он еще и  самый умный»
     Гостиная  поразила воображение девочки  дорогой мебелью, коврами, посудой. Максим подсел к стоявшему в углу  старинному черному  роялю, поднял  крышку.
  - Моя мать играла на нем, а как она пела!
  Толстые, грубоватые пальцы Максима,   совершенно непохожие  на пальцы пианиста, побежали по клавишам. Зазвучал  фрагмент из «Луной сонаты», потом  он сыграл  «К  Элизе» Бетховена.  Сочные, звонкие звуки старинного инструмента заметались по комнате – как разноцветные бабочки.  Глаза девочки загорелись: «Нет, он еще и волшебник!».
   Затем   они вернулись в спальню. Максим открыл дверцу платяного шкафа,  выдвинул ящики, набитые одеждой,  стал отбирать, что могло подойти Джамиле,  бросал  на кровать. От  матери, которая до последних дней жизни  была  хрупкой изящной  женщиной,  осталось много дорогих новых  вещей. Джамиля  уже мысленно примеряла  их перед зеркалом.  Выбирай  все, что тебе подойдет. А потом мы сходим в  магазин  и  купим, что тебе понравится. Максим знал о традиции раздавать вещи умерших бедным людям,  и  это было весьма кстати, хотя и с большим опозданием. Странно, но ему хотелось, чтобы девочка надела одежду и даже  нижнее белье, принадлежавшее его матери.
          Джамиля уже перестала чувствовать себя несчастной собачонкой, подобранной на улице  и почти была счастлива, когда  лицо  Максима  вдруг посуровело,   и  он  превратился из приветливого экскурсовода в  занудного коменданта студенческой общаги.
   -  Ты должна  запомнить правила безопасности, невыполнение которых может привести к печальным и даже трагическим последствиям. Например, к затоплению соседей  или пожару. Ты понимаешь, о чем я?
- Понимаешь, - кивнула девочка.
-  Правило первое. Никому не открывай входную дверь! Даже если милиция приедет. Даже  если  на лестничной площадке будут убивать кого-то, слышишь? Обо мне не беспокойся – у меня свой ключ. Я сам себе открою.
Правило второе. Не оставляй включенным утюг.
        И правило третье,  - (Он завел ее в  ванную комнату, от блеска кафеля и сантехники у нее зарябило в глазах),  - когда кран над ванной открыт, следи, чтобы  вода не перелилась через край.   В общем, белье у тебя есть, вот тебе мочалка, зубная щетка  - можешь принять ванну  или душ.  Сидеть  в  ванне, наполненной горячей водой, и  плескаться, не рекомендую. Это вредно для здоровья. Ты все поняла?
   Она снова тряхнула косичками, выражая  преданным взглядом  и всем своим видом готовность соглашаться с ним всегда  и во всем  и   выполнять каждое его указание.
      Вечером, умытая, причесанная, в  роскошном велюровом  халате, как юная пери из сказки, девочка сидела на кожаном диване перед телевизором. Максим научил ее  переключать каналы, и она перескакивала с одного на другой, выкатывая глаза разнообразию сюжетов.
        Вдруг за дверью раздался рев пылесоса. Она выглянула  в коридор.
    - Это мой  мастодонт, жадный, ненасытный,  со звериным аппетитом поглощающий пыль.  По крайней  мере,  раз в неделю приходится  наводить порядок и чистоту.
   Она набралась смелости, подошла, и жестом показала, что сама хочет попробовать, но Максим  отправил ее дальше смотреть телевизор и  снова сказал:
       - Еще успеешь, отдыхай.
        Приближалась полночь, Максим работал на компьютере, выплескивая на страницы  электронного дневника  еще  горячие впечатления  прожитого дня, когда  в  коридоре прихожей   послышались  шаги. Отворилась дверь  и  Джамиля вошла в  комнату  с    тазиком,  наполненным  водой. Опустившись осторожно на корточки, чтобы не выплеснулась вода, она   поставила   тазик  к ногам своего спасителя. Первым  побуждением  Максима было  отчитать ее хорошенько.  Но взглянув на ее изогнутую худенькую спину,  хрупкие плечи, низко опущенную голову, тонкую, нежную шею,   полотенце, перекинутое через плечо, решил ей  подыграть – сунул ноги в тазик. Не поднимая головы, она тщательно вымыла их и вытерла насухо.
 -  Спасибо  тебе, конечно. Может быть, у  вас это процедура в порядке вещей, но я буду ноги мыть себе сам. Только не обижайся. Хорошо?
       -  Хо-ро-шо, - произнесла она, смущенная, вздрагивая ресничками,   как будто хотела  сморгнуть с  них  назойливую  бабочку.   
       Максим собирался прилечь, когда послышались  тихие всхлипывания Джамили. Девочки вспомнила, как убивали ее отца, как мать  провожала ее в дорогу.
    - Ты чего плачешь? – зашел в спальню Максим. -   Дядюшка Ахмед  хоть и  был негодяем, каких  свет не видывал, но  правильно тебе сказал – все будет хорошо.
       Он  вытер  ей слезы платочком  и  вышел из спальни.      
       Странное спокойствие почувствовал  Максим  с  того   дня,  как   Джамиля поселилась у него,  Словно призраки родителей,  блуждавшие по комнатам  квартиры, вдруг покинули ее стены.  Как будто они теперь были спокойны за него. Он  крепко спал в ту ночь, но под утро прозвучал все тот же знакомый голос:
 - Вы все у нас на мониторах. Космический Совет продлевает твое пребывание на голубой планете. Но запомни: приютив бездомную девчонку, ты подвергаешь себе смертельной опасности. Как  только ты осквернишь ее девичью  честь, ты  погибнешь. И тогда на столицу обрушатся неисчислимые беды. А  это  обязательно случится, потому что ты  стал  одним из них…
      Максим вскочил в холодном поту, так и не поняв, чего  от него хочет знакомый противный голос. Бросил взгляд   на  табло электронных часов, стоящих на   столе.  Времени оставалось  в обрез: утром приезжала тетя  Поля, отцова сестра, и он должен был ее встретить.
   Умывшись и побрившись на одном дыхании,    Максим вышел из ванной и  потихоньку заглянул в спальню. Постель -  прибрана,  девочки в комнате нет.   Беспокойство вмиг охватило его, но зайдя на кухню, он облегченно вздохнул. Джамиля сидела   у  окна,  в  халате его матери, от которого  веяло родным теплом,  а  на столе -  бутерброды с сыром из микроволновки  и чашка кофе. Сыр был передержан, растекся по хлебным ломтикам. Но Максима   поразило, что она запомнила в точности, как он  пользовался микроволновкой  и  готовил   кофе. Увидев Максима,  она метнулась  к  двери,   но  он  остановил ее. От близости могучей  мужской  фигуры возвышавшейся над нею скалой,  у нее  задрожали коленки.
      -    Ты   меня так  не балуй,  а то я совсем от рук отобьюсь. Но все  равно, - спасибо, - он поцеловал ее нежно в щечку. Она засмущалась, но вдруг, неожиданно для самой себя, подняла голову и смело посмотрела Максиму в глаза. Такой смелости Максим от нее не ожидал.
 
-  Давай договоримся  так, юная пери: я   перед уходом из дома буду  целовать тебя   в  твой  смуглый нежный лоб,  а  ты  будешь целовать меня в  мою жесткую щетинистую щеку, когда я буду возвращаться.  Как   брат и сестра,  ладно?
-Ладно! – обрадовалась девочка
            
 
         Утром должна была приехать  тетя  Поля, отцова сестра, и Максим  поехал на вокзал.   Она  и  раньше  наведывалась  к племяннику,  на  месяц   на  два, прибирала, помогала по хозяйству, а тут Максим сам позвонил  и  попросил  срочно приехать, подсобить:  какая-то  квартирантка, видите ли,  объявилась у плем+яши.  Не розыгрыш ли, не повод   заманить ее очередной  раз погостить,  все сомневалась Полина Викторовна. Он  ведь такой затейник,  у него не разберешь, когда шутит, когда говорит, всерьез.
    Уже в поезде, подъезжая к  Москве, она вдруг всполошилась: « А не женится  ли, часом,  плем+яша-то мой?  Пора бы, пора.  Жаль только,  Витюша с Лидочкой  не дождались,  и она прослезилась и утерла слезы платком. С просветлевшим взором взяла сумки набитые варениями, компотами и разносолом и стала продвигаться к выходу.
    Пока  Максим  вез  ее  домой, она все пытала его, кто,  да что, он же в ответ лишь приговаривал: «Подожди,  увидишь сама».
     Увидев  Джамилю,   узнав ее  историю,  сердобольная  русская женщина всплеснула руками:
-Да как же это можно  -  совсем  озверели люди!  При Советах за такое - не снести  бы головы.  А   худ+ющая  какая!
    А потом и вовсе прослезилась.  Однако,  оправившись от шока,  предостерегла  племянника  от  опрометчивого  шага.
   -  Ой, не знаю,  плем+яша, не знаю,  нужна ли она тебе.  Пригреешь, как котеночка,  а  дальше - то  что?  Отправь-ка  ты ее домой от греха подальше. Не приживется она, да и зачем тебе эта обуза? Намучаешься ты с нею.  А  нынешняя Москва  кого  хошь   испортит. Да и  нехорошо  это:  разве ж  кто поверит, что ты от  чистого сердца!  Что   люди-то скажут?  Сколько  на земле несчастных,  бездомных,  разве  ж  всем поможешь.  Полстраны скитальцев. Даже до нас добрались беженцы.
-Ты мне все-таки скажи Максимушка, ради чего ты ее приютил?
- Ради  дружбы народов. Да и некуда ей пока идти. Вот так вот…
- Я серьезно, а ты все шутишь
     Но не прошло  и недели, как  женщина   изменила  свое  мнение, а вскоре  просто  влюбилась в несчастную девочку. Глазастую, молчаливую,   уважительную  и  работящую.
   «Умница, никакой работы  не боится, а по-русски-то как стала балакать!».
      Джамиля  умела  слушать печальные  истории тети Поли. О том,  как не вернулся из армии ее жених,  о ее  родителях и братьях.  Девочка,   устраивалась  на полу, застеленным ковром,  поджимала под себя худенькие  икристые ножки и внимала ее длинным рассказам. Иногда заслушавшись, клала головку на колени сердобольной несчастной женщины, прижималась  к ней как  к родной.  И не востребованный  материнский инстинкт Полины Викторовны сработал – она решила хотя бы временно заменить ей мать.
      «Чем  не дочь, -  вздыхала  Полина Викторовна. - Бог - он ведь один. Это только люди его считают  своим. Русские - русским, евреи - евреем, арабы арабом. А ведь он не имеет национальности. И там,  на небесах, многим сделается  стыдно за свои поступки.
       Максим понимал природу внезапного  потепления тетушки к несчастной девочке. Тетя  Поля  так и осталась  старой  девой. Братья разъехались, одна она жила в отцовском доме.  На  ее руках  умерли родители. Сначала отец: вернулся с огорода уставший, прилег на диване и не проснулся.  Спустя десять лет - мать. Она умирала долго и мучительно. Вначале ее  парализовала,  и  Полина Сергеевна стала при ней сиделкой. Не отдавать же  родную мать в дом для  престарелых! Потом сахарная болезнь развилась у  старушки. Пожилая женщина - кожа да кости - стала есть за троих -  и  не наедалась.  Вся еда  как в прорву  уходила.  Полина Сергеевна билась за мать до последнего ее вздоха.  Держала  в чистоте, обстирывала,  обмывала, не позволяла   ей, справлявшей под себя нужду, опустится до животного состояния. Уж соседи ей говорили: Да сдай ты ее в приют, устраивай свою жизнь. – Видела я эти приюты, как там к старикам относятся…
       Перед смертью - в здравом уме  - мать  сказала дочери: « Всё - конец.  Спешу к Хозяину Небесному  слово за тебя молвить, Полечка! Разве ты у меня не святая!   Почему же он счастья тебе не пошлет! Скоро увижу всех – и отца твоего, и  брата, Витеньку…”
   А после стали наезжать племянники,  потом  их дети, и всем она была рада, за всеми  присматривала и для всех старалась. Дом родительский хоть и большой, но держала в порядке, огород с садом  не запускала.  Они приезжали и вскорости  уезжали от провинциальной тоски и безделья.
   Не удалось ей устроить личную жизнь. Хотя, казалось, и собой была ничего и хозяйка отменная.
   Максим  что- то слышал об  истории ее  любви к  молодому лейтенанту, погибшему на  Даманском.  Возможно, эту историю  она выдумала сама, чтобы меньше приставали с вопросами,  жалели  и  трепали душу.
     Он помнил,  как отец  однажды сказал о ней: «Лучше бы ты, Полечка,  родилась мужчиной - у  тебя мужской  характер, но очень доброе сердце». Прибавилось у нее седых волос после гибели  Виктора, отца Максима. Полина  Викторовна любила его больше остальных братьев за внимание, за заботу, благородство. Никогда  не испытывала она  нужду в деньгах, даже когда  оставила работу, чтобы присматривать за матерью, Виктор исправно присылал переводы, часто звонил,  приезжал редко, но всегда с  дорогими подарками.