Пробег из века в век. Часть 1

Моя внука Маша, в те часы, когда её родители предоставляют мне приятную и почетную возможность заняться «дедовщиной», очень любит расспрашивать меня о моём детстве. Причём её интересуют мельчайшие подробности жизни её тогдашних ровесников. Когда мы с ней проезжаем по городу, мимо каких - то памятных для меня мест, то эти рассказы превращаются в реальные истории, которые происходили в этих местах. Дочь любит расспросить меня про тех моих еврейских родственников, которых она никогда не видела, мой дед и отец ушли из жизни до её рождения, а мои двоюродные братья, тётя и бабушка репатриировались, когда она была совсем маленькой. Однажды, после таких рассказов я решил все это записать. Это занятие меня увлекло - так и родились эти заметки. С начала о детстве и еврейских корнях – дальше больше. Набирая текст, я заново переживал те чувства, события и вспоминал людей, о которых вы прочтёте.

                Вместо предисловия

                «Куда подевался мальчик? Которым я был, когда то?
               
                Скажите, долгая старость - награда или расплата?»

                ( Звезда и смерть Хаокина Мурьетты.)

 Жизнь любого человека состоит из множества событий: больших и малых, грустных и веселых. От момента рождения постоянно меняется его статус в обществе: детсадовец-школьник-студент-трудящийся. И вот наступает момент, когда человек получает свой последний статус – пенсионер, который остаётся с ним до конца жизни. Именно в этом статусе приходят воспоминания о прожитых днях, интересных событиях и людях. Осознание собственного возраста приходит с годами, когда вдруг замечаешь, что прав был М. Жванецкий в своём монологе: «Раньше всё время чего-то хотелось, а теперь всё время чего-то не хочется». Вот ведь недавно незнакомые люди обращались ко мне «мальчик», затем « молодой человек» и вот уже «мужчина». По счастью, пока не дошло до «дед» и обязательно на «ты». Несколько лет назад, на подходе к алкомаркету ко мне с мольбой в глазах обратились два мужичка с хорошо помятыми лицами и одеяниями: «Батя, выручи – подкинь мелочи». Такое, впервые услышанное, обращение ко мне несколько умилило и удивило. «Сыны» явно нуждались в срочном приёме «пивомицина» для поправки здоровья, и я проявил отеческую заботу, несмотря на то, что точно знаю, что внебрачных сыновей у меня нет. «Видимо я уже возрастной» догадался я в тот момент, но грустно не стало.

 Буду не далек от истины, если предположу, что многим из нас история собственной жизни кажется уникальной и интересной, достойной пера писателя и внимания кинодраматурга. Считаю, что это вполне нормально и не является, каким - то отклонением. Я и сам себя отношу к этим многим. Безусловно, каждое поколение по-своему уникально, так как ему приходится вместе со страной и народом проходить через важные вехи истории, а то и переживать смену или изменения общественно-политического строя. Это было особенно ярко выражено после ухода очередного «видного политического деятеля современности», когда оказывалось, что мы шли неправильным путем, неправильно трактовали прошлое, а вот сейчас заживем как надо. А начинали жить так, как нравилось очередному «Борцу за светлое будущее», по его понятиям и взглядам на мироустройство, с очередными «одобрям-с» очередных невыполнимых «исторических» решений и не менее «исторических» речей, снимая френч и надевая вышиванку. Все поколения проходят и изменения уклада жизни, меняется быт, былые устои и обычаи. Ушедшая из жизни в 2014 г. в возрасте 92 года, моя бабушка Валя (на тот у меня было уже трое внуков, и я был и внуком и дедом) как то заметила:
- А интересную жизнь я прожила – начинала при керосиновой лампе, а заканчиваю при интернете. Это произошло и с моим поколением оттелевизора с двумя каналами и радиотрансляционной точки с «Пионерской зорькой» до полной цифрализации жизни. Как же в этой связи не вспомнить: «Вы знаете, со временем телевидение перевернёт жизнь всего человечества. Ничего не будет: ни кино, ни театра, ни книг, ни газет - одно сплошное телевидение». В настоящие время следует заменить слово «телевидение» на «интернет».
Увы! Профессиональным писателям и сценаристам жизнь простого человека неинтересна. Проще написать о людях известных, или как сейчас их называют, медийных. О всевозможных «звездах», «поп королях» с шутовскими коронами на голове и прочей публики – завсегдатаев оболванивающих ток - шоу. Их имя в заголовке – залог читательского интереса.
Итак, многие пытаются заняться собственным жизнеописанием, но потом бросают через несколько дней. Я тоже такой же простой обыватель, решивший попробовать себя на писательской стезе. Не знаю, что из этого получится, но, как говорил «Корифей науки» и « Верный продолжатель дела Ленина»: «Попытка - не пытка. Верно же, товарищ Берия?».
У меня нет абсолютно ни каких писательских навыков. Я при всем желании не смогу описать рассвет, прибой и осенний лес. Я вообще не могу понять, как пишут стихи, музыку, описывают детали быта далекого прошлого или биографию императора из Средних веков. Одним словом, «Пишу, как могу». Многие мои близкие и друзья считают меня неплохим рассказчиком. Вот на основе этих моих рассказиков и размышлений будет базироваться повествование. Кроме того, у меня неплохая память на события, людей, даты и есть еще в голове несколько свободных гигабайт «оперативки».
А что такого особенного и выдающегося было в моей жизни? Да, ничего. Все было как у всех моих ровесников - одни и те же пути-дороги. Вот только за эти годы произошла переоценка значений многих событий в истории страны и процессов, происходивших в обществе.
В чем особенность поколения тех, кто перекочевал из шестидесятых годов двадцатого века в двадцатые года века двадцать первого? Видимо в том, что мы начинали жизнь, учились и вступали в её самостоятельный этап по определенным законам и правилам, по канонам коммунистической идеологии, которая хоть и шла в полный разрез с тем, что мы видели в реальной жизни, но всё же внушала! Никто, конечно, не верил в «светлое коммунистическое утро всего человечества» но знал: что вот он окончит школу, поступит в ВУЗ или, отслужив в Армии, пойдет на производство, женится, получит квартиру, будет ездить с семьёй в Сочи или в Крым, выйдет на пенсию, на которую можно было в те годы вполне нормально жить. Всё было ясно и прогнозируемо на годы вперед. Но уклад той жизни круто изменился, когда нам было по тридцать, и пришлось начинать жить и работать по другим, непонятным законам. Не все смогли найти себя в новых реалиях и допускаю, что всё еще ностальгируют по тем временам мнимой «стабильности». Я себя к таким никак не отношу. Не буду убеждать вас, что с ранних лет я разделял мысли диссидентов, но когнитивный диссонанс испытал еще до перестройки, очень уж реальность не соответствовал тому, о чем сообщали тогдашние СМИ и внушали политработники, и как не странно, но в моём случае этому способствовала именно служба в Советской Армии.

10 ноября 1982 года советский народ в очередной, третий раз по счету, осиротел. Я тогда был на войсковой стажировке в г. Термезе Узбекской ССР, в полевой части на самой границе с Афганистаном. Мы в палатке смотрели по телевизору официальное обращение ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета министров СССР. Игорь Кирилов каменным голосом говорил о том, что все прогрессивное человечество бьется в конвульсиях от горя, а в нескольких метрах от нас по фарватеру реки Амударьи проходила граница другого государства, на территории которого шла никому не нужная война, в которой гибли советские военнослужащие. В обращении содержался, призыв еще теснее сплотить свои ряды вокруг ЦК КПСС, и его боевого штаба – ленинского Политбюро ЦК. Интересно: а как это можно, тесно сплотится вокруг ЦК? По-моему в те годы тесно сплоченные ряды встречались только в общественном транспорте, особенно в часы пик, но вряд ли члены этого боевого штаба ЦК КПСС, всем составом ездили на заседания в Кремль поездами Метрополитена. Да и в чем смысл этого сплочения? Что оно изменяло в жизни в лучшую сторону? Я как всегда отвлекся. Но тогда я на подсознательном уровне понял, что эпоха развитого социализма заканчивается. Как и закончится образ жизни новой исторической общности людей - советского народа. Именно так мы тогда назывались и уже два года должны были жить при коммунизме, чего к счастью не случилось.

Март 2023 г. Челябинск.

                Начало.

Как же трудно иногда что-то нАчать, а затем ещё и углУбить, как говорил неоднозначный последний лидер СССР, особенно не обладая навыками эпистолярного жанра и четко не представляя конечный результат. Тем не менее, начну. Я недолго думал над тем, в каком виде вести повествование, и как то сама собой родилась такая вот простая жизненная ситуация. Волею случая мы с вами оказались в купе поезда вдвоём, без попутчиков. Нам предстоит проехать двое суток. Мы примерно одного возраста, чуть за шестьдесят, проходим в чем - то похожий жизненный путь, а значит, есть о чем побеседовать. Мы познакомились, представившись по именам, уложили вещи, поезд тронулся.
Окончена суета, связанная с обустройством. Мы переоделись в удобную домашнюю одежду, застелили постели и молча смотрим в окно. В вагоне все успокоилось. Пригашен свет, наступает вечер. Я очень давно не пользовался поездом, поэтому уклад вагонной жизни представляю несколько старомодным. Проводник разносит по купе чай в стаканах с никелированными подстаканниками. Из соседних купе доносятся запахи еды. Особенно ароматно пахнут свежие огурцы, возбуждающие аппетит. Я предложил вам перекусить, и на столе появляется символ дорожного питания железной дороги-запеченная курица (обязательно в фольге) непременные яйца вкрутую, кралька краковской колбасы, баночка шпрот, картофель, отваренный в мундире и соль в спичечном коробкЕ. У нас обоих, как у Штирлица и того безымянного немецкого генерала блестяще сыгранным Николаем Гриценко, есть по 0,25 коньяка, но нет салями. Мы понемногу налили в захваченные из дома кружки и начали неспешную трапезу. Беседа напрашивается сама собой. О чем говорить двум мужчинам с хорошим пробегом по жизни? Конечно же, о своём жизненном пути и о каких-то особо ярких моментах, людях и событиях. Мы познакомились пару часов назад. Через два дня мы попрощаемся на перроне, возможно, обменяемся номерами телефонов, по которым, скорее всего, никогда не позвоним, пожелаем, друг другу удачи и, видимо больше никогда не увидимся. Мы оба это понимаем, поэтому в беседе не затрагиваем тему отношения со своими близкими, особенно с женами, бывшими и настоящими или женщинами когда - то их замещавшими. Личная жизнь на то она и личная, и если в ней были какие-то проблемы и неудачи, то любой рассказчик будет необъективен. Поезд идет быстро, практически без остановок. Мы по очереди рассказываем друг другу о своем пути по дорогам жизни, иногда уходя в сторону подробностей событий, которые происходили в стране и в наших жизнях в тот или иной период. Рассказываем друг другу забавные случаи и анекдоты, связанные с темой беседы. Периодически выходим покурить в тамбур, прерывая беседу. Насколько мне известно, сейчас курение в тамбуре категорически запрещено, и это нарушение приравнено к злостному хулиганству, разве что на полустанке не высаживают.
Спать совершенно не хочется, беседа увлекает: как много у нас общего, как и у многих людей одного возраста.

Ниже я привожу часть своих рассказов, отвлекаясь, как водится в непринуждённой беседе, на какие - то подробности, события и людей, оставившие у меня яркие впечатления и воспоминания.

                Корни еврейские.



                « И ты опять сменил причал,

                Но как бы, ни качало,

                Ты должен помнить тех, кто дал

                Тебе твое начало»
                (А. Макаревич» Начало»)



                Корни еврейские.
       
Большинство людей знают свою родословную от поколения прадедушек и прабабушек по материнской и отцовской линии. Я начну свой рассказ с линии отцовской.

Мой дед Илья Давидович Лекус и бабушка Изабелла Леонидовна Гинберг родились в небольших украинских городках, входивших в «черту оседлости», в которых до Октябрьской революции компактно проживали евреи. Дед родился в 1911 году в Екатеринославской губернии, бабушка - в Херсонской в 1916. Прадед Давид Моисеевич был приказчиком, в какой - то лавке. Он серьезно заболел, видимо, сахарным диабетом, ему ампутировали обе ноги и в 1915 г. он скончался. Прабабушка Любовь Григорьевна была «подёнщицей» нанималась на несколько дней к людям для сезонных работ или помощи по хозяйству. Во время войны она с семьей деда эвакуировалась в Челябинск, где и ушла из жизни в 1956 году.

Отец моей бабушки, Леонид Александрович, был провизором в аптеке. Была ли это его аптека или он работал в ней по найму, я не знаю. У меня есть копии анкет деда и бабушки, написанные ими в тридцатых и пятидесятых годах. Так вот, в этих анкетах указано, что прадеда убили белые сразу после Революции. Но думаю, что это сделали комиссары. Зачем белым убивать еврейского аптекаря? А вот красные со своим террором могли без колебания поставить к стенке за нелояльность, но в советских анкетах это указывать было нежелательно. А вот прабабушку Эсфирь Иудовну, которую все называли Туней, я застал. Хочется посвятить ей несколько строк.

Когда я читаю книгу, где нет иллюстраций или по её мотивам не снят фильм, то по описанию представляю внешность героев. Так происходило и при прочтении «Тяжелого песка» А. Рыбакова. Тоже время, те же еврейские семьи и судьбы. Берту Соломоновну , маму Рахили, я представлял как бабушку Туню. А саму Рахиль и Якова представлял как молодых моих бабушку и деда.

Прабабушка была врачом. В войну она руководила госпиталем, а после работала в медсанчасти ЧТЗ. За свой труд она была награждена Орденом Ленина. После выхода на пенсию жила в семье деда и с удовольствием готовила на всех. Пожалуй она была последним носителем того еврейского уклада жизни украинских местечек. Прекрасно знала идиш, как и бабушка с дедом. Не знаю почему, но в их анкетах было написано, что они свободно владеют немецким, видимо из-за того что идиш, является каким то производным от немецкого языка. Очень хорошо готовила традиционные блюда еврейской кухни: форшмак, фаршированную рыбу, котлеты с чесноком, жаркое из говядины. Помню её по-еврейски немного шумной, сгорбленной и с непременными атрибутами: в фартуке и папиросой Беломор, которую, как и дед, она выпускала изо рта, видимо только ночью, во время сна.

Она могла промалывать в мясорубке фарш для котлет или селедку для форшмака, держа во рту дымящуюся «беломорину» пепел от которой падал прямо в готовый фарш. Думаю, что она этого просто не замечала. Правила кашрута это, видимо, не нарушало, и никто из домашних за все время не отравился.

Хорошо запомнился её голос и еврейско – украинский акцент, но не тот одесский, который звучит в еврейских анекдотах и которого в реальности не существует. Они о чем-то спорят с дедом на кухне:

- Мамаша, о, то работа! Оно Вам надо?

- Илюша, и шо ты меня учишь? Ты кто? Кавалер кого-то там, несчастного ордена «Знак Почета»? А я ковалерша «Ордена Ленина»!

Все это говорилось как-то по-доброму, в шутливо-ироничном тоне, примерно как в том анекдоте:

«Сема, шоб ты сдох! Ты своей болезнью меня в гроб загонишь!».

Очень внезапно и трагично бабушка Туня ушла из жизни в 1967 году. Решила купить к ужину свежую горбулку и пошла в булочную у кинотеатра «Спартак» на другой стороне проспекта Ленина. Я не знаю деталей того, как она попала под троллейбус и почти мгновенно скончалась. Ей было 74 года.

Жизненный путь моих деда и бабушки был типичен для людей той эпохи. И хотя они мне не рассказывали о нем, но прочитав их личные дела и зная события того времени, попробую реконструировать этапы этого пути.

После Октябрьской революции (Вы заметили, что как то в наши дни внезапно из её названия исчезли прилагательные «Великая» и «Социалистическая» по-моему, ни той, ни другой она по факту не являлась), были отменены черта оседлости и запрет евреям заниматься определенными видами деятельности. Вот за это спасибо Партии родной! Это хоть как то немного её извиняет за устроенный ей же голодомор и красный террор в тех местах. Еврейская и другая молодежь устремилась в промышленные города от нищеты провинциальной жизни. Так они оказались в Харькове, где и произошло их знакомство на заводе «Серп и молот» где они оба работали.

Судя по фото тех лет, бабушка Бэлла была красивой статной девушкой - блондинкой, что было большой редкостью для еврейских девушек, чем, возможно, и привлекла внимание деда. Они поженились. Дед окончил вечернее отделение института и по существующему в СССР порядку был распределен для дальнейшей работы в г. Пензу, где впоследствии родился мой отец Леонид Ильич. Перед войной они возвратились в Харьков и стали работать на тракторном заводе, что в итоге и определило их дальнейшую судьбу. Каким - то образом им удалось избежать ужасы людоедских репрессий периода культа личности, когда как в стихотворении Чуковского: « Звери от испуга скушали друг друга». Просто могу представить то время и ту обстановку всеобщего страха и подозрительности.

Началась война. Старшего брата деда, работавшего на складе промкооперации мобилизовали, в первые же дни, он погиб в боях под Одессой. Дед мобилизации не подлежал, так как работал фактически на оборонном предприятии. Началась эвакуация и семья деда с прабабушкой Любой эшелоном с производственным оборудованием были отправлены в Челябинск, где в кротчайшие сроки необходимо было наладить производство бронетехники. Представляю, как они ехали с четырехлетним сыном в эшелоне под угрозой авиа бомбардировок, как прибыли в совершенно незнакомый город с суровым климатом, как разместились в бараках, как дед сутками был на заводе. Это пережили многие и многие семьи и люди.

В областном архиве я видел списки эвакуированных это - тысячи людей с Украины, Белоруссии, Ленинграда и других западных регионов страны. Видимо из-за эвакуации город впоследствии стал многонациональным и в нем массово остались жить украинцы, белорусы, евреи. Образовалась небольшая диаспора бывших харьковчан.

Окончилась война, деду предложили остаться в Челябинске переводить завод « на мирные рельсы». Так он остался на ЧТЗ где проработал практически до последнего дня своей жизни.

Заканчивалось время бараков, и деду дали огромную, по тем меркам трёхкомнатную квартиру в доме 12 ИНОРСа, где жили сотрудники заводоуправление (любили у нас тогда начальство, в прочем, как и сейчас). Сейчас это проспект Ленина, 24. Наверное, уже мало кто из челябинцев помнит, что это за ИНОРС такой? Любили в СССР сокращать названия или переводить их в аббревиатуры. Это - дом для иностранной рабочей силы. Вот так в те годы называли и зашифровывали иностранных специалистов высокой квалификации, (для рытья котлованов хватало другой, практически бесплатной рабочей силы из системы ГУЛАГа) под руководством которых проектировали, строили и запускали заводы первых пятилеток.

По понятным причинам в истории нет об этом упоминаний, так как они шли в разрез с лозунгами тех лет про враждебность мирового империализма, готового уничтожить СССР, и про «Догнать и перегнать Америку». Да не было у нас в те годы ни оборудования, ни технологий передового машиностроения и металлургии. Слишком мало прошло времени после смены строя, и мы старый мир разрушили до основания. Ну и заодно «вшивых интеллигентов», пособников буржуев выжали из страны. Не верите? А вот завод ГАЗ строился по соглашению с кровопийцей – буржуем Фордом, и первые автомобили «ГАЗ-А», отличались от «Форда - А» только эмблемой, а посмотрите на трактор «Сталинец» и.т.п. Я вовсе не занимаюсь критикой, просто констатирую факт. Позже от этих идеологических клише отказались, и ВАЗ стал уже понятным детищем итальянцев. Я, как всегда увлекся, и ушел в сторону от темы.

Новая квартира, после всех неудобства казалась «царскими хоромами». Конечно, по современным меркам им было тесновато, так как помимо деда, бабушки имоего будущего отца, в ней проживали мои прабабушки Туня и Люба. А 1947 году родилась моя тетя Жанна Ильинична. Но кто тогда обращал внимание на это, учитывая послевоенный дефицит жилья?

Квартиру я отлично помню: постоянный запах Беломора, котлет с чесноком, и тонкий аромат нафталина из шкафа. Помню огромные входные двери с механическим звонком, который издавал чудесные трели, когда вращали его ручку. Помню блестящие никелированные ручки на межкомнатных дверях, тяжелые бархатные тёмно-красного цвета шторы с забавными кисточкам по краям - предметом интереса кота Дымки, которого я очень боялся- он шипел на меня при попытке приблизится. Чем уж я ему не угодил? Помню светлую и большую ванную комнату , именно комнату с отдельным большим окном, выходящим во двор, и огромную кухню со старинным столом

По выходным дням в зале было принято обедать, в обычные дни хватало просторной кухни. Накрывался стол по старым классическим обычаям, с супницей, подтарельниками и серебренными столовыми приборами, прямо как в доме профессора Преображенского из «Собачьего сердца». Приходили друзья семьи соответствующей национальности - Рохлины, Шевелёвы. Все обедали, выпивали совсем немного коньяка из красивых старинных мельхиоровых стопок, которые сейчас живут у меня и в данный момент находятся в моём поле зрения. Многое из той посуды находится в Иерусалиме, в квартире тёти Жанны, мне довелось в гостях у неё отобедать за столом, сервированным этими реликвиями. Во время обеда за столом царил юмор. Рекой лились анекдоты, как правило, еврейской тематики. Я многие помню, но воспроизводить их в письменном виде не стоит. Анекдот живет, когда его рассказывают.

Часто на такие обеды приходила интересная семья Маргулис. Бронислава Яковлевна очень любила наряды и их демонстрацию:

- Красивая шубка? Это Вася мне на Новый год подарил!

- А ты что – то ему подарила?

Бронислава Яковлевна с удивленным взглядом тут же отвечает с характерным грассирующим акцентом:

- Конечно, у нас в семье все поровну - я ему подарила шикарный галстук и носки, скажи, Вася, тебе же понравился мой подарок? … И Вася добродушно кивает головой.

Заканчивался обед. Бабушка Туня убирала посуду. Дядя Вася Шевелёв закуривал трубку, аромат дыма которой мне нравился, и мужчины садились за стол играть в преферанс. В ходе игры произносили какие то непонятные слова, которые меня не интересовали. Меня интересовал огромный старинный красивый сундук бабушки Туни. Я запросто мог уснуть на нем, а вот открыть тяжелую крышку я никак не мог, видимо там и хранился Орден Ленина, а может Свитки Торы и Талмуд. Кто сейчас живет в этой квартире, я не знаю. Хотелось бы в ней побывать, но изменились люди и время и вряд ли сегодняшние жильцы поверят в нормальность старого потца, желающего зайти в квартиру детства и не впустят. Да и что я там увижу? Нет там тех вещей и запахов.

               
Между дедом и бабушкой с молодости сложились очень теплые отношения, характерные для еврейских пар. Они своеобразно общались: с юмором и легким подтруниванием ( сейчас бы это назвали "троллингом") иногда вставляя в разговор слова на идише, например: "Азохен вэй - это примерный синоним французского " Се ля ви". Бабушка часто ласково обращалась к деду "Старый" он же зачастую обращался к ней "Бэллочка".

Вспоминаю их диалог, случившийся после того, как бабушка пришла домой с кровью на ноге:

- Бэллочка, а шо случилось? У тебя кровь на ноге?

- Та на меня велосипедист наехал.

- И ты упала?

- Ещё чего! Это он упал! С чего это я перед ним буду падать.

В те годы было принято мужчинам иметь заначку. До времен карт Viza было еще далеко, и заначка состояла из наличных денег. Дед, отдавая дань моде, не являлся исключением. Для чего она ему она было нужна, я затрудняюсь ответить, но точно не на казино, которых тогда просто не было и в помине. Скорее всего, он тратил её в Москве, в которую часто ездил в Госплан выбивать ресурсы для производства. Из Москвы он привозил всевозможные дефициты и деликатесы. Ну и следует вспомнить фразу Рубика Хачикяна из "Мимино": " Слушай, какой нормальный человек в Москву без денег приедет? Он пошёл в ресторан, туда-сюда, закусили. И кончились".

В день зарплаты дед какую то часть откладывал в секретное место в квартире. И вот однажды, в такой день, когда он пополнял заначку, в комнату вошла бабушка. Дед засуетился, боясь, как Штирлиц провала, и отдал ей зарплатные деньги:

- Старый. А чего так много? Ты не говорил, что тебе подняли зарплату.

Дед понял, что в суете отдал вместо зарплаты заначку, сумма которой была больше зарплатной:

- Бэллочка, та шо ты так разволновалась? Мне выдали внеплановую премию за хороший труд.

Этому обстоятельству бабушка была очень обрадована. Не думаю, что в тот момент дед разделял её радость. Азохен вэй!

В 1979 году у деда обнаружился рак легкого в очень запущенной стадии. Я видел его в канун наступающего 1980 года. Он весь высох и мучился от страшного кашля. Дали о себе знать 2 пачки Беломора в день, которые он выкуривал. У меня наворачивались слезы на глазах. Я осознал, что вижу его в последний раз, и оказался прав. Деда через день транспортировали в больницу, где он скончался в январе. Бабушка пережила деда на 17 лет. С семьёй моей тёти она репатриировалась в Израиль в последний год существования СССР. По рассказам Жанны, она легко адаптировалась, вела активный образ жизни, общалась со своими ровесниками и часто вспоминала деда. Похоронена она в Иерусалиме.

В 2007 году я собрался в первый раз побывать в Израиле и перед самым вылетом посетил Успенское кладбище, где в еврейском квартале в одном месте захоронены: прабабушка Туня, отец и дед. С могилы деда я зачерпнул земли в желании высыпать её на могилу бабушки. Я тогда не знал, как обустроены израильские могилы, но, тем не менее, я высыпал эту землю в нишу бабушкиной могилы, куда вкладывают поминальные свечи. На могилы иудеев принято вместо цветов укладывать небольшие камни. Мне, к сожалению, неизвестны истоки этого обычая. Я взял такой поминальный камень с собой и по приезду положил его у памятника на могиле деда.

В 2022 году в Иерусалиме ушла из жизни тетя Жанна, а за два месяца до этого скончался её супруг Ефим, дядя Фима. У них остались трое сыновей, моих двоюродных братьев. Старший из них, Илья, живет в США, как и один из близнецов - Женя. Второй близнец Саша - в Израиле. Мы с ним на связи и скоро должны увидится.

Вот такие мои еврейские корни. На сегодня я – старший Лекус, так говорила мне по телефону Жанна в последнем нашем разговоре, когда она уже видимо, понимала что скоро уйдет из жизни.

                Леонид Ильич.


                Если был бы отец живой

                Я б ему позвонил домой

                И, наверно, спросил: "Ты все прыгаешь, Хил?"

                Как делишки? Где был?

                (Песня про отца)

Речь пойдет, конечно же, не о "Пламенном борце за мир во всём Мире", а о моём отце. Увы, он прожил очень короткую жизнь, и я практически его не помню. Память сохранила голос чуть хрипловатый из-за того же Беломора. Первые походы на хоккей в Дворец спорта "Юность" и то, как он меня учил кататься на коньках на катке "Снежинка" в парке им. Пушкина. Именно благодаря отцу я с раннего возраста стал любителем хоккея и болельщиком нашей команды Трактор, чему стоит посвятить отдельный рассказ. Он и сам играл в хоккей на первенство района за заводскую команду. Помню его форму и коньки, которые мне после "снегурок" казались каким-то огромным чудом.

Отец родился 4 августа 1937 года. Сам этот год - символ ужаса и бесправия. Сколько же жизней и судеб было перемолото в тот и в последующие годы. Думаю, что его детство, как и детство его ровесников, было далеко не самым счастливым, хоть и уверяли в обратном лозунги и плакаты, благодарящие будущего Генералиссимуса. Война лишила всех их нормального детства: эвакуация, недоедание, а для многих и сиротство. Легко представить, как жили такие "пацаны". Достаточно послушать песню Высоцкого "Баллада о детстве":

« Все — от нас до почти годовалых —

Толковища вели до кровянки,

А в подвалах и полуподвалах

Ребятишкам хотелось под танки.

Не досталось им даже по пуле,

В «ремеслухе» — живи да тужи:

Ни дерзнуть, ни рискнуть.… но рискнули

Из напильников сделать ножи»

Была и романтика послевоенных дворов: игры в "войнушку" в "пристенок с крохоборами" финки и ножички, сомнительные компании шпаны, первые папироски и не писанный кодекс дворовой чести. Думаю, что отец не отсиживался дома у репродуктора с томиком Пушкина, а был непременным участником, как сейчас говорят, дворовой "движухи". В 1952 году он окончил семилетку и поступил в Машиностроительный техникум. Почему он не окончил 10 классов и не продолжил учебу в институте, Я не знаю. Скорее всего от части это обстоятельство того времени. Юноши стремились быстрее войти в самостоятельную жизнь и помогать семье. После войны люди ещё долго жили скудновато. Отец был человеком компании. Любил и ценил дружбу. Возможно, пошел в техникум "за компанию". В те годы двор ценил больше ребят рабочих профессий, чем студентов и учащихся музыкальных школ. За тем была служба матросом на Тихоокеанском флоте.

Я хорошо знаю, что он очень полюбил воду, лодки и катера, что в впоследствии и явилось одной из причин его трагической смерти.

После службы отец работал на ЧТЗ. С начала мастером, замом начальника цеха топливной аппаратуры, затем начальником цеха на Заводе тракторных агрегатов - спутнике головного завода. Работал очень хорошо, но вот получать высшее образование по примеру деда не стал.

В 1960 году, гуляя в компании друзей на Площади Революции, он обратил внимание на молоденькую хрупкую девушку, которая оказалась Галей Чирковой, моей будущей мамой. Молодые люди познакомились и вскоре поженились. Увы! Этот брак оказался недолгим. Не хочу анализировать причину их развода, думаю, что она известна только им двоим. Позже отец женился повторно. У него родилась дочь Анжела, очень похожая на него. Сейчас ей за пятьдесят. Живет она в Челябинске. Особых отношений мы не поддерживаем, ограничиваясь телефонными разговорами по праздникам.

               

 Была суббота 22 июня 1974 года, самый длинный световой день года. На озеро Сугояк, что вблизи Челябинска, выехала, как тогда говорили: на вылазку, большая компания семей сотрудников завода, где работал отец. На берегу работали передвижные буфеты, играла музыка. Компания, как тогда было принято, выпивала и закусывала. Отец, как всегда, верховодил. Не знаю подробностей того, как под вечер родилась идея организовать прогулку по озеру на моторной лодке. Возможно, инициатором был отец, любитель воды и плав. средств.

 В лодку погрузилась компания с явным превышением возможного количества пассажиров и началась последняя в жизни отца водная прогулка. Что произошло на середине озера, я точно не знаю. Лодка перевернулась, и все пассажиры оказались в воде. Отец отлично плавал и со своим другом, тоже начальником цеха. Они смогли быстро перевернуть лодку в исходное положение и помогли всем подняться на борт. И вдруг наступила трагическая развязка: у друга отца, как позже выяснилось, случился сердечный приступ. Он обхватил отца, силы у которого были на исходе, и они оба пошли ко дну.

На озере Сугояк илистое двойное дно и вероятность всплытия равна нулю. Сосед деда, аквалангист с большим опытом, сразу же отозвался на просьбу попытаться обнаружить тела. Два дня он погружался в озере и в конце второго дня обнаружил два сцепившиеся друг с другом тела. Дед в эти дни выезжал с соседом на озеро и все время стоял на берегу в ожидании результата поиска. Я лишь могу предполагать, как он переживал, как. Возможно, корил себя, судьбу, что, наверное, делают все, когда трагически обрывается жизнь близких. Такое же, я думаю, испытывала и бабушка Бэлла в дни прощания со своей погибшей мамой Туней.

Вот так закончилась короткая жизнь моего отца Леонида Ильича. На похоронах я не был и узнал о его смерти позже. По отбытию срока в пионерском лагере. Возможно, и правильно, что меня не забрали и не привезли на прощание. Не знаю. Я не любитель различных оккультных и прочих явлений. Но 22 июня 1998 года я был на этом озере. Мне в тот день было ровно столько же лет, дней и месяцев, как отцу 24 года тому назад. Я вошел в воду, окунулся и, выйдя на берег, подумал, что вот со мной ничего не произошло. Глупость, конечно. Я совершенно не могу предположить, как бы сложились наши отношения в дальнейшем. Кем бы он стал в новой России, уехал бы он в Израиль? Думаю, что нет.

Минимум два раза в год я бываю на кладбище. Недавно поменял фото на памятнике, которое выцвело со временем. И в эти минуты посещения становится грустно.

Еще заметил такую вот необъяснимую вещь: после посещения могил моих еврейских родных как то легко решаются проблемы, которые не хватало сил решать и повышается общий тонус моего уже немолодого организма с хорошим пробегом.

                Август 1961 года.

1961 год был наполнен важными историческими событиями: десятикратная деноминация рубля, первый полет человека в космос приведен к присяге Джон Кеннеди, строительство Берлинской стены. Очередной исторический Съезд КПСС принял мало кому понятную утопическую Третью программу партии, апофеозом которой была очередная несбыточная идея: "Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме! ". По-моему, даже видный специалист по селекцию кукурузы и будущий волюнтарист не понимал: как это возможно и что это за зверь. Интересно, что эту идею породили два немецких теоретика, а воплотить в жизнь решились в СССР. Немцам эта идейка показалась сомнительной. И, конечно же, не стоит обойти вниманием символическое окончательное прощание со страшной эпохой сталинизма - перезахоронением тела Вождя народов. Жаль вот только, что от принципов его системы власть не отказалась навсегда и бесповоротно.

Какое отношение все эти события к моему появлению? Никакого. Просто так двигалась история. И даже запуск второго пилотируемого космического корабля, состоявшийся через несколько часов после моего первого кормления, так же не приурочен к этому событию.

В первые мои легкие наполнились воздухом в 0 часов 15 минут 5 августа 1961 года в родильном доме, располагавшимся по ул. Российской. В самый канун этого важного для меня события происходило следующее. 4 августа отмечался 24-й День рождения моего будущего отца.

Празднование проходило на берегу тогда еще полноводной реки Миасс. Теплоходы и баржи её акваторию, правду сказать, не бороздили, но лодочных станций было много. Мой будущий отец решил, что лучшим завершением торжеств будет водная прогулка на вёсельной лодке. Плавание началось, но в какой-то момент гребец подустал, и мама решила, что пора его подменить и передать ему функции рулевого на корме. Прогулка продолжилась, но с меньшей скоростью. Спустя несколько минут мама почувствовала, что мне стало скучно в её утробе, и я настоятельно стал проситься наружу, явно желая очно принять участие в круизе по водной глади.

   
Отец вновь занял места гребца и взял курс на тот самый родильный дом, который как раз располагался в прибрежной зоне реки справа по борту. Высадка роженицы на сушу прошла без происшествий. Видимо, я был не очень рад таким окончанием водного праздника и несколько снизил интенсивность просьб о выходе в свет. Молодая инициативная мама решила ускорить процесс и решила нагрузить себя физической активностью. Бегать вокруг роддома она не стала. Наличие штанги в приёмном покое не предусмотрено . Оставался только один способ - мытье полов, что и было сделано. Эти телодвижения вызвали у меня протест и через несколько минут я явился миру.

В это же время на другой стороне земного шара, в городе Гонолулу, миссис Энн Данхэм родила темнокожего младенца, названного при рождении именем Барак Хуссейн, позже ставший известный миру как 44-й Президент США. Как не пыталась мама, но акушерка на отрез отказалась изменить запись о времени моего рождения на 16 минут, что бы это было 4 августа, но не из-за Обамы, (на момент моего рождения в Гонолулу было 09 ч. 15 м. 4-го августа) Ей хотелось, что бы было совпадение с отцом. Через несколько дней я впервые оказался в своём доме на проспекте Ленина, о чем я, к сожалению, не помню.

                Имя.

Рождаясь, человек уже имеет фамилию и отчество. Осталось дать ему имя, которое, как правило, ему выбирают родители. Эта почетная обязанность не обошла стороной и моих родителей. Я не знаю: были ли предварительные дебаты на эту тему, вносились ли поправки в первое и второе чтение, учитывая то, что в те годы пол новорожденного оставался загадкой до его появления на свет.

Позднее я узнал, что родители приняли такое решение: по приезду мамы и меня из родильного дома они включат радио и, как вариант, назовут меня именем, которое прозвучит в эфире. И первое, что они услышали - "Арию из такой-то оперы исполняет Артур Эйзен". Видимо, это имя и исполнительское искусство Эйзена, популярного в те годы баса, их вполне устроило. Иногда, когда я называю своё имя кому-то, то проскакивает мысль: " Как хорошо, что в тот момент в радиовещании не зачитывали поучительную " Сказку о попе и его работнике Балде", написанную Пушкиным. Все же имя как то должно сочетаться с фамилией. На Руси имя Балда было, хотя не очень распространённым, а вот в современности Балда Лекус вызывало бы только смех и нехорошие ассоциации.

Видимо в детстве не всем нравится, если они в чем то отличаются от других, в том числе именем. Надо признаться, что редкое в те годы в Челябинске имя не нравилось мне, а сейчас ничего, попривык, но невольно могу откликнуться, если слышу, если кто то в близи окликает совсем не меня. А вообще то имя мое очень своеобразное. Оно практически не поддаётся изменениям и производным, как, например: Александр-Саша-Саня-Шура. Кроме того, как я позже узнал, оно прямо какое-то интернациональное. Его носят жители Великобритании, Германии, Швеции, Прибалтики, Армении. В европейских странах оно произносится с ударением на первый слог. Я был удивлен, когда встречал многих жителей Татарии и Башкирии с таким же именем. У них оно тоже довольно распространено на ряду с такими как: Марс, Венера, Урал.

В связи с моим именем и фамилией вспоминаются пара историй. В нашей роте был этнический армянин Артур Арутюнян, весёлый и компанейский парень. На первом курсе, во время одного из первых танцевальных вечеров, который проводились в клубе училища, мы с ним вместе оказались возле двух симпатичных девчушек и решили с ними познакомится. Как истинные гусары, мы чуть ли не строевым шагом подошли к дамам и, щелкнув каблуками, отрекомендовались по нашим одинаковым именам. Девчушки, видимо, приняв нас за шутников, как-то усмехнулись, иронично назвались Алисами и поспешили сменить свою дислокацию. Жаль, возможно, из нас сложились бы достойные танцевальные дуэты.

И еще одна история. После окончания службы в Польше в сентябре 1988 года я прибыл для прохождения дальнейшей службы в Управление кадров Прибалтийского военного округа, который дислоцировался на территории трех прибалтийских республик и в Калининградской области. В Управлении меня должны были направить уже в конкретную часть.

Пожилой майор, который, видимо, всю службу провел в кадрах, долго смотрел мои документы и вдруг радостно сказал:

- Ну, наконец, то Москва стала направлять нам национальные кадры. Ваше полное имя Артурас? Мы Вас направим для службы в Литву.

Я опроверг полноту моего имени, но о гибридности своей национальности рассказывать не стал. Да и не интересно ему это было. В Литве подходящей должности для меня не нашлось, и я был направлен в маленький латвийский город Цесис в 80 км от Риги, на должность начальника автомобильной службы топогеодезического отряда. Лучше бы тот майор направил меня в Калининградскую область. Но об этом позже.

                Я – гибрид и шатен.



После смерти "Вождя народов" и по совместительству "Лучшего друга советских парашютистов" в СССР прекратилась борьба с "безродными космополитами" Врачи-евреи лишились ярлыка "вредители" и все эти категории граждан начали приходить в себя, избавившись от страха репрессий. Но, как в том старом еврейском анекдоте про пропавшие ложки: "ложки нашлись, но осадок остался". До определенного возраста этот "осадок" я никак не чувствовал, но слово "еврей" слышал, совершенно не обращая на него внимания и уж никак не примеряя его на себя.

Когда и как ребенок начинает понимать, к какой национальности он принадлежит, определить крайне затруднительно. Пожалуй, находясь в среде, где его национальность находится в меньшинстве. Это понимание приходит раньше, чем у национального большинства, проживающего в данном городе, районе, дворе. Моё познание началось именно со двора дома на проспекте Ленина, где жили мои дед и бабушка.

Надо заметить, что в детстве я был очень, мягко говоря, говорливым и спокойно мог вступить в разговор с любым человеком. В прочем и сейчас я от замкнутости и немоты не страдаю. Я гулял во дворе один, что в те годы было нормой, и вступил в разговоры с компанией более старших ребят. Один из них назвал меня "еврейчиком" и видимо, это буквозвучание, произнесённое без должного почтения к древней нации, расстроило меня. Я побежал домой выяснять истину и критерии, определяющие мою национальную принадлежность. Все были чем-то заняты, и постижение истины пришлось отложить до ужина, когда все домашние соберутся за столом.

В доме деда перед ужином было принято для возбуждения аппетита съедать по кусочку селедки, что характерно для еврейских семей. Мне положили в тарелку небольшой кусочек и дали кусок белой "горбулки". Я решил, что наступил момент выяснения моей "пятой графы" и рассказал обо всем, что произошло во дворе. Дед в свойственной ему шутливой манере успокоил меня:

-Не волнуйся, ты – гибрид!

Слово "гибрид" мне очень понравилось. Я тут же стал его повторять и запоминать, начисто позабыв про селедку. Дед продолжил:

- Вот видишь, евреи обожают селедку и горбулку. А ты её не ешь.

Я вообще - то любил и селедку и горбулку, но на всякий случай решил нигде это не афишировать. Видимо на подсознании, помня об оставшемся в обществе "осадке". Взрослея, я часто слышал вопрос о своей национальности, и если в вопросе звучали нотки иронии, то отвечал: Я - гибрид!

Однажды мама объяснила мне, что люди по цвету волос делятся на: блондинов, брюнетов, шатенов и рыжеволосых. В то время я как раз был шатеном, позднее перейдя к брюнетам, но не к таким жгучим, как мой отец.

 1966 год. Гибрид и шатен.
                1966 год. Гибрид и шатен.
Мы с мамой куда-то спешили, и пришлось воспользоваться услугами такси, что всегда приводило меня в неописуемый восторг. Я с удовольствием сел на переднее сидение Волги ГАЗ - 21 тогда не было таких ограничений на перевозку детей. Бедный водитель! Если бы он знал, какой я любопытный и разговорчивый мальчик, то выключил бы зеленый огонёк за километр до голосующей моей мамы и проехал бы мимо. Я буквально замучил его вопросами о назначении различных контрольно-измерительных приборов и органов управления. Водителю, видимо, это не понравилось, и он решил прекратить ток-шоу вопросом:

- Мальчик, Ты еврей, что ли?

Ни секунды не задумываясь, я с гордостью выпалил:

- Нет, дяденька, я - шатен!

Водитель засмеялся и, видимо, "потеплел", поездка закончилась, а фраза так и осталась в моей памяти.

В любом гибриде есть преобладание одного из видов генетической принадлежности. Во мне, конечно же, больше еврейского. Наверное, так и должно быть, но согласно Галахе, я лишь сын еврея, что совершенно мне не мешает. А кем я себя ощущаю больше я не задумывался.

Так что я - гибрид. И еще местами брюнет, особенно при плохой освещенности.

Понравился в этой связи рассказ Игоря Губермана. На одном из своих творческих вечеров он получил записку примерного такого содержания: "Игорь. Миронович, мама моя - еврейка, а папа - русский. С утра я хочу в Израиль, а вечером водки. Мне тяжело от этого. Как мне быть? ". (с)

К моей великой радости, у меня просто нет таких проблем. Я - гибрид и бывший шатен.

                Слива и кака.

Думаю, что в каждой семье бережно хранятся афоризмы, произнесённые детьми в очень раннем возрасте и ставшие, как сейчас принято говорить. "мемами".

В раннем детстве, когда я попадал в с мамой в Детский мир для покупки какой-нибудь обуви и одежды, что я переносил как пытку, сравнимую с визитом к в парикмахерскую или к врачу - стоматологу, то начинал канючить и придумывать причину, по которой надо срочно покинуть эти ненавистные отделы и перемещается в отдел игрушек. Необходимо заметить, что игрушки тогда были замечательные: ГДРовские железные дороги и конструкторы, чешские машинки на батарейках и много всего того, без чего жизнь казалась бесполезной и безрадостной. Но часто на все эти уловки я получал ответ: "Ты хочешь и сливу и каку". Это означало, что в расходной части семейного бюджета этого месяца затраты на эти радости не предусматривались и надо ждать Дня рождения или наступления Нового Года.

И вот однажды, чуть повзрослев, я заинтересовался происхождением этого замечательного и поучительного выражения. Увы, все оказалось до смешного просто. Когда я только начал пополнять свой словарный запас словами из названий окружающих вещей, то естественным образом этот запас формировался из того, что я видел и запоминал.

Однажды мы были в гостях, и я был усажен за стол с взрослыми. И, как положено по гастрономическому этикету, мне были предложено выбрать холодные закуски, которыми был щедро заставлен стол. Мама, видимо, ничего конкретного не предложила, а "Книгу о вкусной и здоровой пище" я в силу возраста еще не осилил, то пришлось положиться на свой жизненный опыт, зрительную память и небольшой словарный запас. Свой выбор я остановил на черных маслинах, которые, видимо, принял за сливы, которыми угощался накануне, и на кабачковой икре. За что я её принял, учитывая цвет, пояснять не стоит. Вот тогда я и произнес эту фразу, означающую, что желал бы перед подачей горячего блюда отведать именно сливы и каку, чем видимо вызвал добродушный смех угощавшихся. Естественно, мне не отказали, но попробовав маслины, я в первый раз получил урок, что внешность бывает обманчива. Маслины еще долго у меня вызывали неприязнь, а вот кабачковая икра зашла сразу, и я все еще к ней уважительно отношусь.

Когда я узнал авторство этой фразы, то видимо сильно возгордился. Иногда сейчас употребляю эту фраза в отношении самого себя, когда пытаюсь хотеть чего то невозможного. По счастью это случается все реже и реже.

                Музыкальные страсти.

В квартире моих деда и бабушки была много интересных предметов, которые привлекали моё детское внимание. Особое место в тогдашней сфере моих интересов занимало пианино. Этот инструмент, видимо, пережил не одно десятилетие, но это никак не сказалось на его благородном виде. На его фасадной поверхности был нанесен какой-то герб и прикручены два массивных, покрытых позолотой подсвечника.

Допускаю, что когда - то за клавиши этого инструмента садился мужчина аристократического вида с непременно седой кудрявой шевелюрой, ставил на верхнюю крышку бокал красного вина, зажигал свечи и очень красиво исполнял «Лунную сонату» под уютный треск горящих в камине дров. Пианино мне нравилось, но его музыкальная часть меня совершенно не интересовала. Главное, что в нем было - это две педали в нижней части. Кроме того, рядом с инструментом всегда стоял винтовой табурет с вращающимся круглым сидением. Я тогда живенько сообразил, что если табурет максимально придвинуть к педалям и поставить перед ним мой детский стульчик, то я стану счастливым обладателем некоего подобия автомобиля. Я вращал руль, с силой давил на педали, воображая себя водителем автобуса, делая остановки и объявляя их названия. Видимо, тогда и зарождалась моя увлеченность автомобилями. Но пора перейти к музыке.

Я сам не помню, но мама мне рассказывала, что мой отец обладал определенным музыкальным талантом. Иногда, услышав по радио мелодию, он мог сесть за клавиши и через какое то время подобрать и исполнить её. Резонно решив, что музыкальный дар может передаться по наследству, мама с присущей ей энергией решила, что хватит уже доминировать на сцене Ойстраху и Ван Калайберну пора готовить им достойную замену в моем лице, вернее, в руках. К тому же, как известно, среди евреев и гибридов очень много достойных музыкантов, а значит, у меня есть огромный шанс пополнить их ряды.

Начали именно с пианино. Как это проходило, я не помню, но что - то пошло не так. Вполне возможно, что я не хотел воспринимать его никак иначе, чем автотренажер. Так что Клайберн мог и дальше покорять мир, не опасаясь приобрести конкурента в моем лице.

               

А вот историю со скрипкой я отчетливо помню. После фиаско с клавишным инструментом, мама решила направить мой талант на инструмент смычковый. В один прекрасный день мама пришла домой с красивым футляром, в котором лежала скрипка – «восьмушка». Этот изящный инструмент мне сразу понравился. Из футляра доносился приятный запах лака и сосновой канифоли, которой натирали поверхность смычка. Блестели струны, привлекала завитушка в конце грифа, а смычок казался каким то чудом. За один вечер мама сшила специальную подушечку из красного бархата, которая подкладывалась между декой и плечом.

И вот пришел час первого занятия, на котором вместо извлечения волшебных звуков я минут двадцать держал скрипку в рабочем положении, с силой придавливая её подбородком к плечу. Правая рука неподвижно держала смычок на струнах, а преподаватель постоянно следила за правильность положения рук и подбородка. В конце занятия мне казалось, что я не чувствовал ни рук, ни подбородка. Последующих занятий я не помню, но думаю, что мой интерес к ним резко упал. Позже выяснилось, что никаких музыкальных талантов я не унаследовал и не гожусь в конкуренты Ойстраху, а с меньшим мамин максимализм согласиться не мог. Вот сколько же ребят моего поколения прошли через этот отбор в популярные тогда музыкальные школы? Только единицы их окончили, не понимая для чего. Мама как - то смирилась с отсутствием у меня музыкального дарования и искать во мне другие таланты не стала. Во всяком случае, я не помню ни художественную школу, ни кружок хорового пения.

Скрипка ещё какое то время пылилась в шкафу, но потом куда-то исчезла, как исчезают старые вещи и игрушки. Вряд ли она стала лотом престижного аукциона и все еще хранится в коллекции раритетов зарубежного миллионера.

В школьные годы я, как и многие мои ровесники, на фоне любви к Битлз пробовал освоить игру на гитаре. Но и щипковый инструмент я так же не смог осилить, не запоминал аккорды. Так что Фрэнсис Гойя, Джордж Харрисон и Риччи Блэкмор тоже могли быть спокойны за своё первенство. После фиаско с гитарой я более никогда не пытался петь (разве что в строю курсантов) и играть на музыкальных инструментах. То, что я никогда не услышу бурные и продолжительные аплодисменты, адресованные мне за виртуозное исполнительское искусство, меня совершенно не расстраивало.

                Пионерский лагерь.

Заканчивался очередной учебный год, и впереди ждало неописуемое счастье - три месяца летних каникул. Но одно обстоятельство несколько омрачало это счастье - пионерский лагерь. Первый раз я был туда отправлен летом 1969 г. после окончания первого класса. Это был огромный лагерь им. Ю. Гагарина, организованный Челябинским тракторным заводом. Я невзлюбил его с первого момента подготовки к отправке.

Удивительно, но почти вся организация в этих заведениях была скопирована с других лагерей, целью которых никак не являлось оздоровление и отдых. Не думаю, что кто - то умышленно ставил целью приучать пионеров и школьников к мысли, что от тюрьмы не стоит зарекаться, но тем не менее.

Само название "лагерь" деление на отряды, наличие воспитателей, утренних и вечерних линеек, хождение строем в столовую. Кстати, многие старшие ребята во дворе так и называли поездки в лагерь "ходками" и хвалились их количеством. Разве что не было принудительных работ. В лагере не нравилось буквально все: и страшные домики-бараки со ставнями на окнах, и удобства на улице, которые были всегда и обильно засыпаны хлоркой, и бесконечное разучивание унылых пионерских песен и маршей. На ночь в избушках-бараках закрывались ставни на окнах, внутри спален зажигалось тусклое дежурное освещение. Выходные двери запирались, видимо, что бы исключить возможность побегов несознательных октябрят и пионеров. Для тех, кому ночью приспичит, оставлялось огромное оцинкованное ведро (не буду напоминать, как оно называлось).

Воспитатели и пионервожатые жили в помещении за стенкой, но с отдельным входом, и почти каждую ночь устраивали шумные посиделки, на которых, как я понимаю, тема проблем педагогики не была главной.

Особенно тоскливо было в дождливые дни. Нас рассаживали в бараке на стульях, и вожатые поочередно и с явной неохотой читали нам рассказы о пионерах-героях, о тимуровцах, одним словом, "идеологически правильные" произведения. Хорошо хоть не труды Карла Маркса в подлиннике. Самым страшным местом был изолятор, в который могли поместить при малейшем подозрении на заболевание. Там был более жесткий режим, чем в отряде, полностью исключающий контакты с внешним миром. Многие тайно или открыто плакали первые дни смены.


     Радовало одно - в выходные могут приехать родители на краткосрочную "свиданку" с всякими фруктами и сладостями. Родители приезжали и мы, лагерники, бегом бежали к воротам и испытывали, наверное, самые нежные чувства к визитерам. После таких "свиданок" численность отряда уменьшалось, так как многие, надавив на родителей, получали условно - досрочное освобождение.

По-моему в первую «ходку» я тоже был помилован и выпущен на свободу. Повзрослев, я еще бывал в лагере, но все тяготы переносил легче и об условно - досрочном освобождении прошений не подавал, но считал дни до окончания срока «ходки», прощального пионерского костра и возвращения к обычной жизни советского школьника.