глава 9

В Малорецк Рен попал только весной. Несколько месяцев его мотало по все Приморской Равнине. Начальству очень не понравилось, что Руан отказался руководить отрядом. Рену сулили отстранение от службы, лишение всех привилегий. Упрямый гед оставался непреклонен. Рен писал ребятам из Дубового отряда письма. Но письма или не доходили, или ребята не хотели отвечать.

Ближе к концу весны Рен Руан наконец добрался до места своего назначения. Его погрузили в громыхающий поезд с единственным пассажирским вагоном, и он отправился в двухдневный путь.

В вагоне было душно и тесно, людей набивалось больше, чем было предусмотрено мест. Рен почти всё время спал, несмотря на шум и толкотню.


Рен шагнул из вагона на пыльный дощатый перрон. Механический голос пробубнил что-то невнятное. На соседнем пути заревел паровоз, раздалось шипение. Мимо,медленно стуча колёсами, мелькая окнами, протащились фанерные вагоны. Рен втянул носом воздух вместе с запахом дороги: рельс, полыни, дыма. От этого запаха всегда сладко щемило сердце, в душе возникало волнение.

Рен поправил сумку геда (в ней полагалось храниться документам, но сумка уже давно стала декоративным элементом одежды), вытащил из кармана форменной куртки краешек ленты с нашивками, подтянул лямки рюкзака и пошёл к выходу.

Прямо после небольшой шаткой лестницы Рен уткнулся в бетонный забор серого цвета, с обрывками пожелтевших бумажек. За забором росли деревья, серели кубы зданий, тявкали галки. С небольшого холма было видно, что земля за забором, застроенная двух- трёхэтажными зданиями, тянется далеко-далеко и обрывается, вероятно, только у реки. Над всем этим торжеством низкорослого камня возвышались букеты труб. Рен присвистнул. «Завод, что ли, какой? - подумал он, - надо спросить у кого-нибудь»

- Это что? – спросил он у пробегавшего мимо человека.

- Завод авиационный, - ответил тот, покосившись на сумку геда, - только это тайна. Никому говорить нельзя.

. . .

Город был большой. Располагался на равнине, плоской как стол. Через центр плавной лентой разлеглась река Малая. Дома, с высотой от двух до пяти этажей, стояли, примыкая друг к другу и образовывая дворы. Там, где между домами были проходы, располагались толстые каменные стены – излюбленное место детей и кошек. В стены были врезаны калитки и ворота из толстых металлических прутьев или листов. Все калитки были оснащены электромагнитными замками, ключи-карты от которых имелись у каждого жильца двора.

Рен должен был жить у одного из работников информационного центра и работать вместе с ним. Раньше Руан бы возмутился таким отношением к заслуженному и проверенному бойцу, но сейчас ему было всё равно, лишь бы война скорее кончилась.

Рен шел, полагаясь на инструкцию, полученную вместе с сухпайком на трое суток. Город был настоящим лабиринтом. Улицы, где-то прямые, где-то виляющие как змеи, сплетались друг с другом. Переулки, проходящие между высоких (и не очень) стен кружили голову. «Просто рай для Большой Охоты в ночь Фонарной Луны. Если ещё все дворы открыть…»

Проходя через переулок, зажатый между оградами дворов, Рен заметил небольшую щель. Она вела во внутренний двор одного из домов. Его глухие стены с маленькими окошками образовывали колодец, на дне которого росли толстенные тополя. В центре располагался старый заросший фонтан с тихо журчащей прозрачной водицей. В центре, на постаменте стояли двое. Мальчик и девочка. Зелёно-голубые от мха и лишайников они стояли рядом. Мальчишка, повыше и постарше, спереди, девочка выглядывала из-за его плеча.

Рен вгляделся. Мальчик как мальчик, самый обычный. Таких много. Но почему в руках арбалет с вложенной стрелой? Почему глаза такие тревожные? Это не могли скрыть слои грязи. Эти дети стояли вместе против неведомой опасности. Он с арбалетом, она подаёт ему стрелы.

Да, самые обычные дети. Как в Дубовом отряде. Рен круто обернулся и скорым шагом вышел обратно в переулок.


На условленном перекрёстке его встретил гед из информационного центра - Зильмак.
Они поздоровались, обменялись новостями и отправились домой.

- Ну и город у вас. Не дворы, а крепости, - улыбнулся Руан.

- Ага.


Электромагнитный замок приветствовал их сигнальным писком. Рен с Зильмаком оказались в прохладном дворе. В центре цвели клумбы, были разбросаны фанерные кубы, гора песка, качели. На этой импровизированной площадке играли дети дошкольники. Зильмак проводил Рена в подъезд, они поднялись на третий этаж в шумном старом лифте.

Квартира была небольшая, тоже прохладная из-за маленьких окон и толстых стен. На кухне гудел массивный холодильник. Раковина была покрыта рыжими кругами. «Потому что вода с высоким содержанием железа, - пояснил Зиль, - даже накипь в чайнике ржавая»

Во всей квартире Зиль жил один. Рену была отведена целая комната со скрипучей раскладушкой, по ночам звучащей как струнный оркестр, небольшим столом, шкафом для разных вещей и окошком во дворик.


Первый рабочий день прошёл быстро. Рен с Зилем работали в отделе снабжения. Ежедневно приходили отчёты из разных отрядов о состоянии обмундирования и оборудования, постоянно трезвонили телефоны, сообщая о задержках на железнодорожных линиях, то и дело нужно было спускаться к контрольно- пропускному пункту и проверять комплектность привезённых ящиков, тюков и мешков.

В конце дня Рену показалось, что он превращается в морскую креветку: так же сгибается крючком и выпучивает глаза.

- Вот так каждый день и живёшь, - говорил Зиль по пути домой, - подожди чуть-чуть, я почту проверю.

Зиль направился к длинному и неглубокому металлическому шкафу, привинченному к стене их дома. Рен в первый день никак не мок понять: что это такое. Оказалось, почтовые ящики. Зильмак отпер ключом свой ящик, достал стопку конвертов и стал рыться в них.

- Гляди-ка, тут тебе письмо, - Зиль протянул голубоватый конверт Рену. Тот прочитал глазами: «геду Рену Руану, от членов Дубового отряда». Рядом был нарисован дубовый листик. Адрес был много раз переписан разными руками. Письмо долго искало Рена, пока не попало в ящик к Зильмаку.

Рен шёл до дома не отрывая взгляда от письма, будто оно могло испариться. «Это от моих «дубков», - думал Рен, - они всё же мне написали»

Рен едва дошёл до комнаты, сел за стол, вскрыл конверт.

Там был лист, исписанный аккуратным косым подчерком Дудня, помеченный прошлым месяцем. «Дорогой господин Рен, мы долго ждали, пока ты нам напишешь. Но писем от тебя всё не было. Поэтому мы пишем тебе сами на тот адрес, куда ты уезжал. Мы знаем, что долго по тому адресу ты не задержишься, поэтому надеемся, что письмо дойдёт.
 Жизнь идёт как надо, новых потерь нет, если не считать твой отъезд. Пихта совсем поправился, говорит, что больше ничего не болит.
Новый гед приехал, орёт всё время. Белка его боится и часто убегает с учений, а он ещё хуже кричит. Мы соскучились по тебе.» и дальше шла череда подписей всего отряда. Кто не умел писать – нарисовал. Вот они:  Белка, Дятел, Росток, Вереск, Пихта – все вместе. Внизу шла ещё одна приписная строка: «Теперь это лично от меня. Ребята не знают про эти слова. Они ещё маленькие, не понимают, но без твоей защиты мы стали пушечным мясом. Эх, кайн, зачем ты уехал…»
Рен, смотря в точку на стене, сложил письмо.

- Эй, Рен, ты в порядке? – спросил Зиль из коридора, - ужинать будешь?

- Ага, - сказал Рен, поспешно вытирая глаза, - сейчас приду.

Ужинали варёной крупой с пожаренными  консервированными грибами. И то и другое выдавалось служащим в качестве питания.

- Ты посмотри… - ахнул Зильмак, читавший газету, - это же просто зверство какое-то!

- Что там? – без особого интереса спросил Рен.

- Сам читай, - Зиль сунул газетный лист. Рен углубился в чтение мелких букв, которые сообщили ему, что после многочисленных визитов, нанесённых позициям Красной армии несовершеннолетней разведывательной группой, Красные бойцы держат под подозрением всех несовершеннолетних  людей. Не редки случаи убийства детей по подозрению в шпионаже.

Рен отбросил газету.

- Жуть, да? – спросил Зиль, забрасывая в себя последнюю ложку крупы.

«А знаешь, кто в этом виноват?» - хотел спросить Рен, но удержался. Пусть тайна останется при убийце.


Дни тянулись долго. Выматывающее долго. Так долго что хотелось стать серой стеной, такой которую никто не замечает, от которой никому ничего не нужно. А от Рена было нужно много. И всем.

- Я так не могу, - сказал Рен, придя в очередной раз домой и рухнув на кровать, - завтра я остаюсь дома.

- Почему? – поинтересовался Зиль, заглядывая в открытую дверь.

- Я заболел, - сообщил Рен, вскочив с кровати, чтобы освободиться от душной формы.

Зиль с подозрением осмотрел его:

- Но ты здоров, - заметил он.

- Да какая разница! Душа заболела, разум. Если тебя не устраивает, что я здоровый физически останусь дома, то давай башкой обо что-нибудь стукнусь. Будет причина, - Рен посмотрел на край стола. Биться об него будет больно.

- «Самострел», выходит… - задумчиво протянул Зиль, - учти, под трибунал пойдёшь.

Рен вздохнул и снова рухнул на застонавшую раскладушку.

- Да ладно тебе, - Зильмак присел рядом, - привыкнуть надо. Работа хорошая, спокойная, паёк приличный. И к дому близко.

- Где дом-то, а где я, - простонал Рен, переворачиваясь на спину, - пойдём ужин готовить. Жрать хочется.


Долго привыкать не пришлось. На фронте опять воцарилось затишье, отдел снабжения справился со всеми проблемами в первые же дни, и теперь управлялся с задачами в уменьшенном составе.

Рен с Зилем валялись дома уже несколько дней. Не выходили никуда, даже за почтой. Сначала отсыпались, потом болтали о разной ерунда, потом стали помирать со скуки. Чтение надоело, разговоры тоже. Перепаяли всё что было можно. 

Прибрались во всей квартире, даже лепнину на потолке вымыли. Во время уборки обнаружились куски плотного сероватого картона и древние краски. Рен пробовал рисовать всё, что придёт на ум. Приходили почему-то лица «дубков», весёлые глаза, свет вечернего костра, огромные ели, синие свечники. «Lupinus polyphyllus» - вспомнил Рен. Он рисовал. Получалось неплохо, Зиль, по крайней мере, хвалил.

Сегодня было пасмурно весь день.

- Всё, - в какой-то момент сказал Рен, - Пойду по улицам прошвырнусь.

- Ладно, - пожал плечами Зиль и углубился в созерцание последней картины «Послегрозовое небо».

Рен вышел во двор, на скамьях сидели жильцы. Не только сидели: толпились вокруг, говорили что-то. Взволновано, серьёзно.

Рен подошёл к калитке, нажал кнопу замка. И не услышал привычного пищания. «Странно» - удивился он и толкнул калитку. Она, всегда тяжёлая под действием электрического доводчика, сейчас легко отошла в сторону.

- Эй, - крикнул Рен парню, сидящему на стене, - почему не закрыто?

- А зачем запирать, - улыбнулся тот, - война-то кончилась! Красные подписали капитуляцию.

«Кончилась»… Рен шёл по пустой улице. Звонко щёлкали подошвы армейских ботинок. Небо на западе очистилось и заходящее солнце, мягко отражаясь от низа облаков, окутывало землю ровным ласковым светом.

Было пусто. Ни машин, ни людей. Из глубоких дворов доносился тихий рокот голосов. Жильцы взволновано обсуждали конец войны. Взгляд то и дело натыкался на военные следы. Вот перевёрнутая машина, возившая боеприпасы (от мотора ещё поднимается рябящий воздух). Вот демонстративно повешенный иглострел, прямо на плакате «дерево держится за землю корнями». Снизу, синим фломастером написано: «наплюй на то, что похоронено землёй, больше внимания светлому будущему».

Рен не знал, куда идёт. Ноги сами несли по пустынным улицам.

Вот и маленький закуток между глухих стен домов, двор-колодец,  заросший вековыми тополями. И старый журчащий фонтан всё ещё здесь. Башенки обколотые, заросшие мхом. А ребят кто-то почистил и вроде даже вымыл. Мальчишка стоит, прижимая арбалет к груди, и девочка держит пучок стрел. Рен сел на бортик, прислонился спиной к башенке. Мальчик бесстрашно смотрел вперёд. Большие глаза, округлое, ещё детское лицо, слегка заострённый подбородок – он был похож одновременно на всех мальчишек Дубового отряда.

Слёзы брызнули из глаз как у дурацких клоунов в старых фильмах. Рен рванул свои нашивки, скинул сумку геда… Осторожно перекинул её через плечо девочки, а ленту с нашивками наколол на острый кончик стрелы, вложенной в арбалет. Постоял немного, слегка кивнул и ушёл домой.


Делать ему больше в этом городе нечего, пришло уведомление, что «Рен Руан, на момент завершения военных действий находящийся в звании геда, освобождён от военной службы в связи с завершением военных действий и может возвращаться домой». На последок Рен всё-таки написал в дирекцию местных школ письмо с некоторым предложением.


Через два дня, когда Рен шёл на станцию, он снова проходил тот фонтан. Дети были завалены разноцветными нашивками и шарфами. За пёстрым ворохом наград едва видны были тощие фигурки. Мальчик и девочка. Храбрые бойцы.


Эпилог

Ноги дружно топают по земле. Тепло, но солнце не палит.  Впереди деревня. Покосившиеся дома, щербатые заборы.

- Вот, пришли.

- Почему в этой деревеньке мы? Травяницкие что ли  сами не справятся?

- Ребята из Травяницка сейчас восстанавливают свой город, а мы должны помочь.

- Ноги болят. Пешком сколько сюда топать!

- Скажите спасибо, что линия железной дороги сохранилась. На ногах всего шесть маноев.

- Глаза б мои этих поездов не видели.

- Ребят! – крикнул строевой, худенький темноволосый мальчишка, - это последняя точка. Забор поправить, крыши настелить, стёкла вставить, и всё: летние каникулы.

- Всего два месяца осталось!

- Из трёх!

- Уже второй год ходим, восстанавливаем.

- Уже два года как война кончилась, а мы всё ещё строим. Надо поторапливаться!

Строевой откинул с лица волосы, поправил нашивку и скомандовал:

- Детский добровольный отряд по восстановлению имени Дубков, для получения трудового задания построится!


По всей деревеньке раздаётся гул работы. Кто это? Это учащиеся седьмых классов пятой Малорецкой школы, члены отряда по восстановлению страны после войны, один росток среди целой дубовой рощи, растущей по всей стране.