Сказание девятое

 Венец Лета. Торжество света и тепла, когда во всём мире владычествует жизнь: и в могучем дереве, что много лет поднимает свою крону на ветвях-руках к солнцу, и в малой травинке, что умрёт по осени, но теперь она пробила толщу земли, цветёт и торжествует, чтобы оставить после себя семена таких же, как она.

Минас-Кан воспрянул от унылой задумчивости. Сгоревший, он был восстановлен. Рухнувший мост сделали заново, обугленные переборки — отремонтировали. Окна уже не пялились пустыми проёмами в пространство — за ними шла жизнь. Но свежие доски и новые стропила — это не главное. Главное — то, что хозяин дома — эльф из рода Кан, жив. Ведь без хозяина дом всегда разрушается. Но последний из Канов жив. Он пробудился к жизни и вместе с лесом торжествует с каждым вековечным деревом и каждым цветком, чья жизнь длится лишь до первого снега. Но сейчас Венец Лета и он ликует, вкладывая свой еле слышный голос в общий хор торжества жизни и Кан вместе с ним.

* * *

Сначала от Арвиса скрывали то, что произошло с Инкатом. Это было нетрудно. Инкат никогда не покидал своей комнаты-келии, а слуги входили в неё не более раза в день. Арвис считал, что Инкат погиб при осаде, как и другие воины Минас Кана.

Теперь, когда Арвис поправился, Акст не счёл себя в праве скрывать от него то, что произошло. Самому Инкату он тоже говорил, что Арвис спасся и теперь в замке. Это был рискованный шаг: в поведении Инката ничего нельзя было предсказать. Но поверженный оруженосец лишь сверкнул глазами через плечо — и весь ответ. Даже не повернулся.

Со слов Гелерэйна Акст приблизительно представлял, что случилось с Инкатом и теперь сообщил об этом Арвису. Акст знал, что несёт плохую весть, но когда сказал — тут же пожалел. Снова прорезала лоб Арвиса уже разгладившаяся морщина — как след от когтя или клюва злой твари. Тень легла на лицо. Тёмная тень. Неужели всё зря: подземелье, потоп, побег от пожара... Неужели победа была только иллюзией и Инкат снова в лапах Мэджиса-Доргнанелла?! Зло побеждает и зло сильнее. И тьмы на свете больше, чем Света? Немедля Арвис побежал вниз. Ему было необходимо видеть Инката. Зачем, он и сам не знал. Видеть, чтобы убедиться, что тот снова стал Чёрным Владетелем и лишь по недоразумению не успел ещё захватить всю округу. Видеть, чтобы своими глазами узреть этот ужас и поверить. Видеть, чтобы поддержать, поделиться надеждой. Видеть, чтобы самому себя убедить: Инкат жив, значит, не всё потеряно.

— Подождите, господин! Нужно взять охрану, — крикнул вслед Акст, но Арвис не слышал. Однако у самой двери в каморку Инката ему пришлось остановиться: замок! Ключи только у Акста.

Одного взгляда на Инката было достаточно, чтобы понять, что он не стал Чёрным Владетелем, хотя с ним произошло то же самое, что и раньше. Арвис приблизился к его ложу.

Инкат даже не посмотрел на него.

— Где оно? — спросил Арвис. Инкат понял, о чём его спрашивают и процедил сквозь зубы:

— У Доргнанелла.

— Я принесу! — В голосе Арвиса не было сомнения.

— Нет! — Инкат удостоил, наконец, Арвиса раздраженного взгляда. — Теперь он не выпускает его из рук.

— Я буду биться с ним.

— Не получится! Теперь он не выходит из Шургама. Поумнел!

Инкат говорил отрывисто, тяжело переводя дух. Разговор давался ему с трудом. Наконец, он бросил на Арвиса яростный взгляд и резко сказал:

— Уйди!

Арвис вышел, не говоря ни слова. Он решил ехать к эльфам и просить совета у них, хотя чувствовал, что Инкату теперь вряд ли чем-нибудь поможешь. Мельтиаф Мэджис стал очень осторожен и во второй раз такой оплошности не допустит, а в стенах Шургама он сделался недосягаем.

* * *

Самая тяжелая битва в жизни Инката была его битва с каменным сердцем. Оно терзало и мучило его злобой и он терзался беспредельно. Да и где этот предел? В смерти? Только ли с её приходом окончится борьба?..

Инкат метался между злобой и отчаянием. Когда топившая в себе злоба выпускала его на поверхность, его подхватывало отчаяние.

Он не мог видеть Арвиса — в припадке безудержной ярости он готов был вцепиться ему зубами в горло. Он злился на всё: на то, что в прошлом Арвис не убил его на поединке — теперь бы он, Инкат, не мучился. Он злился на то, что Арвис приходит и нагоняет уныние, потому, что ни чем не может помочь. Или не приходит и этим тоже нагоняет уныние. Инкат злился на него за то, что злился и даже не мог скрыть этого, не мог побороть. Что бы Арвис не сказал — всё раздражало Инката в высшей степени. Если Арвис молчал — это раздражало не меньше. А больше всего его убивало то, что он злился и раздражался на своего господина, которому обязан жизнью и несколькими годами свободы от чёрного сердца, когда он был хозяином, самому себе, своей воле и выбору, своему сердцу.

А теперь он безудержно злился на того, кто ему поверил, кто из-за него рисковал жизнью, свободой, пробираясь в замок Доргнанелла. Кто тонул в наводнении, горел в лесу, задыхался от дыма, преодолел всё это ради него — человека, который раньше не сделал ничего хорошего, который был бичом и язвой покорённой им округи, а с Арвисом, как только увидел его — эльфийского воина — вышел на поединок, чтобы драться и убить. Но победил Арвис и не убил, напротив, увидел его боль, его беду и страдание, понял, поверил, помог. Вернул сердце, принял к себе... И вот теперь потоки ненависти льёт из каменного сердца слуга его Инкат, вместо благодарности.

Инкат ненавидел всё: своё каменное сердце, себя и злобу, которая шла из него лавиной, и он не мог удержать её. Она полностью владела им. Иногда наступали просветления когда чёрный поток, казалось, иссякал, но это было лишь на краткое время. А потом с новой силой наваливалось помрачение и Инкат снова тонул во всем черном с головой.

Единственное, что он мог сделать против этого — ничего не делать. Пережив однажды подобное, Инкат знал, что любое действие его будет теперь продиктовано тьмой и будет направленно ко тьме. Он знал, что настанет такой момент, когда он не сможет контролировать свои действия, что каменное сердце, вложенное Доргнанеллом, сильнее, а своих сил у Инката осталось совсем мало. Потому он решил не позволять себе вообще никаких действий. Он не выходил из своей комнаты и почти не вставал с ложа. Он мало ел и вкушал пищу только тогда, когда его переполняла злоба на то, что его не кормят, хотя делали это по его же указанию. Но и тогда, вкусив немного, но не мог есть более: раздражение до такой степени переполняло, его, что кусок не лез в горло. Инкат только пил очень много воды. Злоба, не находя выхода в действии, жгла его и он постоянно испытывал жажду.

Так проходили дни и ночи. Ночью он забывался. Но и сны были большей частью злые. И никакого просвета впереди. Много раз он хотел убить себя. Но Арвис категорически запретил ему это делать. Инкат не смел ослушаться, хотя и злился на это на Арвиса страшно. Он понимал, что Арвис всё ещё надеется на что-то, хотя надеяться уже давным давно было не на что. «Легко тебе надеяться, когда ты сидишь в своей башне, среди эльфийских грёз и греешься в лунном свете! А попробовал бы как я — днём и ночью вариться в котле с ненавистью!» — шипел про себя Инкат и ему казалось странным, что ложе под ним ещё не дымится.

Однако, он оставался лежать, не смея даже двинуться.

Злоба была сильнее его. Она была сильнее всего его существа. Она вертела его душой, куда хотела, а он не мог противиться. Иногда он плакал от бессилия и чувствовал, что она — не своя, чужая, она извне. Но она приходила и он делался её рабом. Он знал: злоба исходит из его каменного сердца, это сила тьмы. Она не принадлежит ему. Но он — увы — всё ещё принадлежал ей.

Как больно ненавидеть всех вокруг. Особенно больно ненавидеть тех, кто более всех был ему дорог. А того, кто был всех дороже, он ненавидел сильнее всех. Злоба лилась из каменного сердца и какие только формы не принимала она в голову Инкат. Он то презирал Арвиса, то злобно смеялся над ним из-за какого-то пустяка. То вдруг начинал считать себя сильно и несправедливо обиженным Арвисом, или вдруг вспоминал какую-нибудь нестоящую мелочь, раздувал её в своём воображении до громадных размеров и считал, что Арвис виноват перед ним чудовищной виной и что Инкат теперь страдает только из-за него. Не было, наверное, ни одного оттенка отрицательного чувства, которое не испытал бы Инкат в порывах своей ярости.

Когда Инкат приходил в себя, он понимал: это Доргнанелл добивается, чтобы он ушёл от Арвиса и стал ему врагом. «Нет-нет! Этого нельзя допустить! Нельзя поддаться на эти порывы, надо вытерпеть во что бы то ни стало!» И он оставался всё так же лежать на своём жёстком ложе — подушки и пуховики бесили его. Он боялся сделать даже шаг из своей комнаты. Боялся, что не совладает с собой, боялся, что каменное сердце заставит его сделать что-нибудь страшное.

За ним ухаживали, как за больным. И люди, что служили ему, вызывали у Инката раздражение. Он боялся, что рано или поздно, раскроит череп кому-нибудь из слуг и потому всегда отворачивался к стене, когда те входили и только скрежетал зубами, пока ему ставили еду и воду возле кровати и убирали в комнате. Поворачивался он лишь тогда, когда за слугой закрывалась входная дверь — не раньше.

Во время редких просветлений он и хотел видеть Арвиса, и боялся. Когда злоба на краткое время отступала, Инкат становилось очень стыдно перед своим господином. Хотя Инкат ни слова не сказал из того, что бурлило у него в голове во время приступов, ему казалось, что Арвис чувствует ненависть, что льёт из себя каменное сердце Инката.

* * *

А эльфы... Что ожидал от них услышать Арвис: сверхъестественный рецепт лекарства или уникальное заклинание? Нет, рецепта или указания здесь быть не может.

— Ты знаешь и ты видел, что нити всех судеб ведут к Единому. Вселенная в единых руках. Ни ты, ни все мы не изменим тут ничего. Проси Того, кто может это изменить. Проси и не останешься неуслышанным.

Проси... но это так трудно. И кажется, что это так мало. Всё существо твоё требует пойти и изменить: добиться, помочь, спасти. Теперь Арвису самому предстояло это испытание — созерцание чужих страданий и собственного бессилия.

Проси... Да, за него просили и он просил много раз. И видел милость к себе и к другим страждущим. Но теперь... Сгоряча Арвису казалось даже, что ему в Шургаме было легче, чем Инкату теперь. Может быть, в этом была какая-то доля смысла: свои мучения были позади, а Инката — перед глазами.

Проси... теперь его очередь просить. Где бы ни был Арвис и чем бы не занимался, никогда его не оставляла его память об Инкате, о тёмной комнатке и масляной лампаде, что горела в углу. О сердце Инката, что горело не в груди, а в руках Доргнанелла.

В Доме Лау он слышал только одно слово: «Проси». Он пробовал обратиться к Нинэвэн, что совсем недавно уврачевала его самого. Но и её милосердие было тут бессильно. Не за бальзамами или рецептами пришёл к ней Арвис. За советом. Она — изведавшая жизнь и печаль, и свою и других гораздо более, чем он и все его окружение. Что скажет она? Но Нинэвэн молчит. Ей нечего добавить к сказанному королём.

Нет, не присоединился Арвис к дружине Сивисмара, как раньше, хотя и чувствовал себя вполне окрепшим. Не то было сейчас время, когда нужно брать два своих благословлённый меча. Другое сейчас время.

Он обратился к эльфийским писаниям, рассчитывая, быть может, найти в них совет или указание. Хотя какое ещё указание можно добавить к величайшему слову: «Проси». Однако Дом эльфов имел мало историй на пергаменте. Эльфы предпочитали хранить устные предания. Увидев малое число книг Арвис возгорелся желанием умножить их количество. И, получив на то благословение короля, стал их переписывать. Возможно, иная доблесть, к которой он теперь прикасался взглядом и пером, чужие подвиги и терпение давали ему силы на своё собственное.

Проси... Они тоже просили и просьбы их не пропали зря. Сила настоящего — в памяти прошлого.

Жизнь в крепости, что стоит в стороне от наезженных дорог, выглядела очень тихой. Арвис в своей башне разбирал летописи, которым минуло несколько веков. Нинэвэн ткала гобелены, никогда не покидая отведённой ей половины замка. Дракон на стене дремал вполглаза, исполненный счастья, что Арвис здесь и никакая опасность ему не грозит. Немногочисленные люди занимались каждый своим делом. Но в небольшой комнате, что была прямо в крепостной стене постоянно горела масляная лампада. Там лежал на своём ложе Инкат. Одна из немногих просьб его была — чтобы в комнате всегда горел свет.

* * *

Замок окружал дремучий лес. Когда-то Ноол своими чарами смог подчинить его себе. Но постепенно род Кан утратил эту власть и теперь это был просто лес с древними, могучими деревьями. Он скрывал замок. Незнающему дорогу, было очень непросто отыскать его. Но сколь доблестно лес скрывал замок, столь же тщательно он скрывал и подступающих к нему врагов. Под покровом деревьев при последней осаде оркам удалось подойти очень близко не будучи замеченными.

Так и теперь. Стражи не сразу поняли, что к замку кто-то приближается. Дракон первым почуял незнакомый запах и поднял тревогу. Был поздний вечер. Почти ночь — тихая, летняя, звёздная. Минас Кан, исполненный настороженности, ждал врага. Только Нинэвэн не прерывала своей неспешной работы, да Инкат был глух ко всему, кроме своей борьбы.

Тишина ночи была настолько застывшей, что даже пламя факелов не колебалось. Словно сам воздух затаил дыхание в ожидании того, кто покажется из леса.

Долгое время никто не появлялся. Но Минас Кан был терпелив. Наконец там, где путанные тропы леса свиваются вместе в одну дорогу, ведущую в замок, показалась фигура. Это был орк. Без сомнения. Высокий (для орка), коренастый, как колода, широченные плечи и прямо на них, без шеи, всаженная голова: урук-хай!

Постояв так с полминуты, он снова двинулся вперёд. Один раз, испугавшись чего-то, он бросился в придорожный куст и долго из него не показывался. Потом высунул голову и долго прислушивался, вглядывался в темноту позади себя.

Всё это было доступно зорким глазам эльфа. Ему хватало света звёзд, чтобы разглядеть того, кто медленно и неуклонно продвигался к замку. Длинные, до колен руки, короткие кривые ноги, более похожие на лапы. У тёмного властелина урук-хаи считались ступенью выше малых орков. Они были надсмотрщиками, командирами в орчьих войсках. Свирепые и сильные твари, в битвах они многим внушали ужас. Они не были трусливыми и слабыми, как малые орки. Но на благо, они никогда не были многочисленными.

Урук-хай приближался. Он вышел на мощёную дорогу. Оглянулся, прислушался в последний раз и быстро зашагал по каменной эстакаде вверх. Замок был тих и тёмен, но множество глаз следили за орком. Стрелок из охраны натянул тетиву.

— Подожди, — шепнул ему Арвис, — посмотрим, что ему надо.

Орк остановился сам. Поднял камень и швырнул его в ворота. Постучать иначе было невозможно: ворота зависали над головой, отделённые рвом.

— Кто ты и что тебе нужно? — крикнул со стены Акст.

— Моё имя — Дах-Ат. Мне нужно поговорить с хозяином этого замка!

— Убирайся и приходи днём!

— Нет, — ответил орк. — Моё дело срочное!

— Тебе сказано: приходи завтра!

— Завтра может быть поздно. Пусть выйдет хозяин!

— Сейчас к тебе выйдут наши копья и стрелы!

— Пусть выйдет хозяин! У меня есть то, что ему нужно!

Вместо ответа стрела ударила орка в шлем, соскользнула и упала рядом. От удара орк пошатнулся, но не отступил.

— Позовите хозяина!

Арвис остановил людей и заговорил сам:

— Какое у тебя дело?

— Я буду говорить только с хозяином замка!

— Я хозяин. Говори.

— Спустись в низ.

— Нет.

В ответ на это, орк стал снимать с себя оружие и бросать на землю. О камни брякнул щит, два кинжала, короткий меч. Секунду орк раздумывал, потом снял и доспехи.

Он отступил от груды металла и кожи на несколько шагов и повторил: «Выходи! Я без оружия и любой твой воин может легко пристрелить меня».

Арвис пошёл к лестнице. «Господин!..» — попробовал остановить его Акст, но Арвис не слушал. Невероятная догадка пронеслась у него в голове, заставила забыть осторожность. Воины, по приказу, остались на стенах, но огромной бесшумной тенью со стены соскользнул за Арвисом Гет.

Мост опустился. Арвис вышел. В чёрном проёме ворот сверкнули два огромных глаза. Урук-хай отшатнулся, но быстро справился со страхом. «Значит, это правда, что тут дракон», — пробормотал он.

— Ну? Зачем ты звал меня?

— У меня есть то, что тебе нужно, — орк уже оправился от испуга и теперь заговорил тоном торговца, знающего, что его товар всё равно купят, сколько бы он не стоил.

— Это я уже слышал. Говори — что?

— Ты сам знаешь — что.

— Называй вещи своими именами! Я не знаю, о чём ты говоришь.

— Если бы ты не догадался, о чём я говорю, ты бы не спустился так быстро, а велел бы пристрелить меня за брехню! Ну ладно, — орк явно набивал себе цену или хотел покрасоваться. — Ты понял верно. У меня есть сердце твоего слуги.

Арвис вздрогнул, но не спешил верить. Слишком уж невероятно это звучало.

— Откуда оно у тебя?

— Спроси у Доргнанелла, — съязвил орк.

— Я не верю тебе!

— Я покажу его. И не просто покажу, я отдам его тебе, но сначала я бы хотел кое-что за него получить! — орк осклабился.

— Что?

— Очень много! И очень мало, — орк будто забавлялся нетерпением Арвиса. Он знал, пока сердце Инката у него, он в безопасности и может диктовать условия.

— Не виляй! Говори прямо: сколько ты хочешь? Я не поскуплюсь.

— Не сомневаюсь. Но мне не нужно золото. Мне нужно твоё слово.

— Какое ещё слово? — нахмурился Арвис.

— То, что ты будешь мне покровительствовать, — орк улыбнулся широкой кривозубой улыбкой.

— Что?!! Эльфы никогда не покровительствуют оркам в их гнусностях! Убирайся вон!

— Вместе с сердцем?

— Сердце оставь! А сам убирайся! Для тебя будет лучшая награда, если ты уйдёшь отсюда живым!

— Вот ещё! Я не отдам его просто так!

— Гет! Возьми его, — приказал Арвис. Гет взмахнул крыльями и длинным прыжком оказался у орка за спиной. Прежде, чем тот успел что-либо сделать, Гет сшиб его и придавил лапой к мостовой. Орк поднял голову, насколько ему позволяла лапа Гета. Упав, он разбил скулу, но всё равно продолжал улыбаться.

— Ты думаешь, оно сейчас при мне? Нет, не такой я дурак! Оно в потайном месте, о котором знаю только я! — орк взял паузу. — Ну что, теперь прикажешь меня пытать? — добавил он после молчания. Язвительная улыбка на его морде смотрелась ещё безобразнее. «Омерзительная тварь!» — поморщился Арвис и сказал Гету:

— Отпусти его.

Тот отступил. Урук-хай поднялся.

— Ты просишь невозможного. Назови другую цену, — снова заговорил Арвис.

— Нет, только это.

— Я тебе уже сказал: эльфы не покровительствуют тёмным тварям.

— Разве? А этот, что стоит у меня за спиной, кто? — узкие глаза орка не отрываясь смотрели в лицо Арвису.

На мгновение Арвис смутился.

— Это совсем другое. Я вырастил его своими руками и теперь он служит мне. А ты всю жизнь служил только тёмному властелину.

— Да, служил! Ну и что? Инкат тоже служил, но ты же взял его к себе.

— Ты опять говоришь про другое. То, что сделал Инкат, можно назвать подвигом. Он не выторговывал себе покровительства у эльфов.

— И я готов на любой подвиг!

— Ты? — Арвис рассмеялся.

Орк насупился. Его обидел смех Арвиса.

— Да я! — отрезал он. — Я обещаю тебе верно служить, хуже твоего дракона!

— Ладно, это хорошо. Но теперь давай сердце, а потом поговорим дальше.

— Нет, сначала поклянись!

— Если ты хочешь, чтобы я был твоим господином, ты должен верить мне! Принеси сердце!

— Я и так верю, но ты сначала поклянись.

— Вот видишь: ты не доверяешь мне. А тебе я доверяю ещё меньше. Ты только что пришёл из страны врагов. Как я могу обещать тебе своё покровительство, когда, может быть, завтра же ты передумаешь и вернёшься к тёмным делам. А я буду обязан тебе помогать, связанный своей клятвой.

— Нет. Я не передумаю!

— Это только слова.

— Я обещаю. Я клянусь! Я никогда не вернусь к делам тьмы, что бы ни случилось! Я клянусь верно служить своему господину... Я не знаю, как твоё имя.

— Арвис Кан, — вздохнул Арвис.

— Я обещаю служить тебе, Арвис Кан, пока я жив!

И орк распластался ничком на мостовой. Потом быстро вскочил и потребовал:

— Теперь ты тоже поклянись!

Арвис молчал, задумавшись.

— Ну я же поклялся тебе! — возмутился орк.

— Хорошо... Я принимаю твою клятву и обещаю, что до тех пор, пока ты верен ей, моё покровительство не оставит тебя. Теперь принеси сердце. Но горе тебе, если ты меня обманул!

— Не обманул! — орк ухмыльнулся и с грацией огромной обезьяны прыгнул в темноту. Он быстро вернулся, неся свёрток. Вероятнее всего, он прятал его в тех же кустах, где недавно отсиживался сам. Арвис сорвал тряпку со свёртка. В руках его оказался ларец. Он откинул крышку и заглянул внутрь. Да, это было оно. Точно такое же, как и тогда, когда он, Арвис, держал его в своих ладонях давным-давно, в подвалах дома Доргнанелла. Арвис созерцал его не более мгновения. Инкат ждал и каждая минута промедления была слишком мучительна для него.

Арвис кивнул орку и быстро ушёл. Больше говорить было не о чем. Урук-хай не спеша пошёл к своим доспехам и оружию, но Гет в два шага обогнал его и встал, загораживая путь. Урук-хай усмехнулся и махнул рукой: «Ладно, не надо».

Люди из крепости смотрели на него и каждый взгляд, как остриё меча упирался в грудь. Но Дах-Ат прошёл сквозь эти взгляды в ворота крепости и людям Арвиса пришлось пропустить его.

* * *

Замковая стена и дверь в ней. Масляный светильник мерцает во мраке каморки. Инкат встал навстречу. Он всё понял, хотя и не слышал разговора на мосту. Шаги Арвиса сказали ему, что он несёт.

— Меч! Принеси меч! — приказал Арвис, но Акст был уже рядом с мечом.

— Уйдите все!

Трепетное сердце Инката снова у него в ладонях. Но оно уже не такое, как прежде: словно выбившаяся из сил птица устало шевелит крыльями. Арвис вложил его в разверзтую грудь. И Инкат теперь уже не тот, что раньше. Он слишком устал и слишком много отдал сил на борьбу с каменным сердцем, с волей тьмы. Из раны на его груди кровь уже не бежала, как прежде, а еле сочилась, по каплям. Арвис сомкнул края раны и понял — они не с срастутся. Перед ним был человек, обессиливший от тяжкой борьбы и обретший, наконец, долгожданный покой. Теперь всё кончено. Борьба позади и Доргнанелл не имеет больше власти над тем, кого слишком торопился назвать своим рабом.

Но и у Инката больше не было сил жить. Он знал это. И Арвис видел. Немыслимо было бы предположить иначе. Пройдя столько мук и кошмаров, человек может остаться таким же, как прежде.

Инкат уходил. О выдержал борьбу и теперь хотел лишь покоя в тех краях, где отдыхают от своих битв отважные воины, служившие верно...

У Инката не было на земле никого, заботу о ком он мог бы поручить своему господину и другу. Он был благодарен Арвису за то, что тот простил ему невольную злобу. И Арвис всё понял и простил. Теперь Инкат смотрел на Арвиса спокойным взглядом. В нём был мир и тишина. Веки его смеживались от усталости. Он знал, что это его последний сон и не боялся.

Лёгкий вздох послышался за спиной Арвиса. Это была Нинэвэн. Когда она пришла — Арвис не заметил. Когда она прервала работу и вышла из башни? В тот ли момент когда все в замке смотрели на приближающегося орка, станок Нинэвэн молчал. Значит, она была где-то рядом. Но Арвис не заметил её.

Инкат вздохнул в последний раз и закрыл глаза. Арвис сидел рядом. Взглянув в проём открытой двери он увидел, что орк стоит во дворе и заглядывает внутрь, не решаясь подойти. Вид уродливого силуэта в тени Нинэвэн заставил Арвиса вздрогнуть. Два создания, совершенно противоположных: тот, что олицетворяет совершенство Света и тот, который говорит только об извращении тьмы. Теперь они рядом, в Минас Кане. Возможно ли такое?

— Ты считаешь, я поступил неправильно с этим орком? — спросил Арвис у Нинэвэн.

— Наверное, у тебя не было другого выхода, — ответила она настолько бесстрастно, что Арвис так и не смог догадаться, каково же её мнение: одобряет она его поступок или нет.

* * *

Каждый человек рождается для битвы добра и зла. Поле битвы — душа.

Сражающимся — слава! Слава отважным. Слава тем, кто несогласен со злом, даже если оно сильнее его.

Из века в век длится эта битва. Из жизни в жизнь.

Слава погибшему, ибо он победил, хотя и погиб.

Погибнет каждый из нас. Но каждый по-своему. Кто-то победителем, а кто-то побеждённым. У каждого своя битва которая длится всю жизнь и её не избежать никому. И те, кто идут за нами будут тоже сражаться в этой вековечной битве Света и тьмы, добра и зла. Где поле битвы — душа каждого.

Слава победившим!

Инкат умер. Но было всё-таки на свете одно существо, заботу о котором он оставил своему господину и другу — Арвису. По нелепому случаю, по данному слову, Арвис был связан теперь с самым настоящим орком.

Зачем тот пришёл? Что ему надо? Поведение урук-хая рождало в Арвисе только недоумение, но вовсе не желание разобраться. Орк был омерзителен и неинтересен. Больше всего от него хотелось избавиться, но как раз это-то и нельзя было сделать.

Где-то в глубине души Арвис втайне надеялся, что орку тут самому не понравится и он сбежит в конце концов и тем самым освободит Арвиса от клятвы.

Но орк не сбегал. Более того, можно было подумать, что такое положение дел его вполне устраивает, что он добился своего и теперь как раз на своём месте.

— Вымойся! И надень нормальную одежду! — приказал ему Арвис, когда встретил его во дворе. Орк исполнил всё это, но симпатичнее не стал. На следующий же день он нашёл Акста и потребовал себе работу. Именно потребовал, как нечто ему причитающееся. Акст не решился ничего предпринять сам и сообщил об этом Арвису.

— Ну и что ты умеешь? — спросил Арвис у урук-хая.

— Всё!

— Всё?

— Да!

— Ткать, вышивать, расписывать глиняные горшки?

— Глупости! — дерзнул оборвать его орк. — Я — воин, — ответил он с лёгким высокомерием.

— Ты воин страны мрака. Здесь этого недостаточно, чтобы носить оружие.

— Хорошо! Я буду делать то, что прикажешь.

«Великая милость!..» — возмутился про себя Арвис и сплавил орка:

— Поступаешь в распоряжение коменданта Акста.

Это ещё не всё! Нужно было известить короля, что у его вассала в замке теперь беспрепятственно разгуливает колченогая тварь с руками до колен. И даже требует себе работы. Скрывать то, что произошло Арвис не собирался. Для него было бы не удивительно, если бы Лаулиссиан прогневался и велел вышвырнуть орка. Но король сказал только:

— Это твой замок и твоё дело, кто живёт в нём. Но ты отвечаешь за каждого.

Ну вот, опять! Да, Арвис брался отвечать за Гета, маленького драконёнка выкормленного из рук. Да, он отвечал за Инката с которым прошёл много миль земли покрытой пеплом. Отвечать за этого орка он не хотел, не желал, не собирался! Но теперь должен был.

Возвращаясь в Минас Кан он тайно надеялся: вдруг этот, назвавшийся Дах-Атом, уже сбежал. Или кто-нибудь ему случайно кирпич на голову уронил...

Но урук-хай был на месте. Вместе с другими воинами он встретил Арвиса у ворот, торча посреди мощёного двора как уродливая бородавка.

Арвис подавил вздох и поспешил укрыться в цитадели.

Повесть об Инкате он мог бы теперь написать сам. Но стоит ли? Зачем в истории Дома эльфов рассказ об оруженосце, который, казалось бы, не совершил ничего особенного, хотя Арвис и сомневался: смог бы он сам повторить подобное деяние.

История Эльфийского Дома. Кем она складывается — самими эльфами или летописцами, которые по своему усмотрению опускают одни события и подробно останавливаются на других. Или нечто Высшее ведёт их по указанному пути и эльфам остаётся только исполнять, а потом написать свидетельство исполненного на пергаменте.

Многое находил Арвис в тех книгах и ожидаемое и неожиданное, рассказы о совсем чужих, незнакомых судьбах.

К удивлению своему Арвис нашёл в Северных Песнях Песнь о Нинэвэн. Она называлась: «О Витязе Тэргене и о его возлюбленной Нинэвэн». Песнь рассказывала о том, что жил некогда великий воин Тэрген. Он был достойным витязем и охранял северные земли от врагов. У него была возлюбленная — Нинэвэн, взгляд которой дарил весну северным краям, а песни — призывали птиц после долгой зимы.

Но однажды была в северных краях тяжёлая битва и Тэрген был впереди всех. После нелёгкой победы он был изранен и сильно измучен. Тогда он отправился в чертоги Мандоса, чтобы отдохнуть. Он сказал своей любимой Нинэвэн, что вернётся через несколько лет. Но прошло уже несколько столетий, а Тэрген не возвращался к своей Нинэвэн.

Песнь была длинной и занимала несколько страниц. Необычные слова находил автор чтобы описать нежную красоту подруги Тэргена или жестокость битвы. Лишь одного не написал стихотворец — своего имени.

Арвис перечитал Песнь два раза и задумался. Странное совпадение имени! Ему казалось невозможным, чтобы в это песни шла речь как раз о Нинэвэн, той Нинэвэн, которая так прилежно ходила за ним все дни его болезни, а теперь, когда забота её более была не нужна Арвису, удалилась бывшую половину Баргилины, привела в порядок её ткацкий станок и села за неспешную работу. Монотонные звуки её станка еле слышно присутствовали во всём Минас Кане, стали его частью. Станок не смолкал ни в яркий полдень, ни в глубокую ночь, когда рядом с ним мерцало несколько светильников. Казалось Нинэвэн никогда не отдыхает. Полотно, что выходило из её станка было несравнимо с обычными тканями. Оно было... Тут вдруг Арвис вспомнил, что в песне о Тэргене была строка о дивной ткани, что создавали пальцы Нинэвэн.

Конечно, это песня о ней! Не может быть двух дев из эльфийского народа, столь похожих и с одинаковым именем. Но, однако, как не похожа она на ту, что описал поэт, пожелавший остаться неизвестным. Подруга Тэргена — как звенящий ручей, что сверкает весной солнечными бликами и несёт радость всем жаждущим. А Нинэвэн? — Ручей замедлил свой бег, свернул в тень деревьев, подёрнулся ледком печали... Неужели она всё ещё ждёт? Несмотря на то, что прошло несколько веков. Или она уже настолько привыкла ждать, что ожидание стало её частью и она не может теперь жить иначе, а утешение она нашла себе в том, чтобы помогать раненым и исцелять недужных. Помня о ранах Тэргена, она стремиться помочь другим...

Да, это Нинэвэн, живая частичка легенды, маленький кирпичик в эльфийской истории. Чужая судьба, чужая боль, которая нашла прибежище в Минас Кане, который по сути весь — как большая келья.

Она жила здесь, хотя Арвис давно уже не нуждался в целительской помощи. Но он нуждался в том, чтобы рядом в Минас Кане был кто-то из Великих светлых эльфов. Кто-то, кто поможет выстоять в печалях здешнего мира и остановит, если он надумает сделать очередную кучу глупостей.

Король Лаулиссиан видел, что Арвис не создан для одиночества. Король надеялся, что может быть недостающую в Арвисе часть восполнит Нинэвэн. С другой стороны эльфийской целительнице пришлась по душе тишина отдалённого замка. Она достаточно твёрдо знала свой путь и не боялась покинуть Дом Лау на время. Она могла помочь и Арвису, чьи порывы и метания были пока непредсказуемы. Лаулиссиан имел разговор с Нинэвэн, предложил ей остаться в замке Канов, а дабы в Доме Лау объяснить её положение он объявил Нинэвэн и Арвиса обручёнными. Слово это ни к чему не обязывало обоих и эльфийская дева жила в отдалённом замке на половине когда-то принадлежащей Баргилине и ткацкий станок был ей собеседником и слугой.

* * *

Дантар сидел в своей любимой сторожке. Тяга к одиночеству прекрасно уживалось в нём с его ксадонским нравом. Хотя его ксадонский нрав давно уже стал средне-оруженосщичьим. Сивисмар сказал, что в ближайшее время они никуда не поедут. Ну и хорошо. Нужно хоть когда-то отдохнуть: выспаться, отъесться и просто ничего не делать.

Служба. Слово, у которого много значений: положение собачки на задних лапках, род деятельности, служение чему-то великому и причём, добровольное, не за кусочек сахара. За уверенность, что твой кусочек сахара в будущем тебя не минует, хотя бы маленький. А ещё за сознание — то, что ты делаешь — это не зря.

Пожалуй, это слишком для Дантара. Такие размышления впору Арвису. Это он у нас — устремлённый всем сознанием к Великому. Подумать только, совсем недавно он носился тут — мальчишка на побегушках, вместе с Дантаром чистил коней. Кем бы он ни был несколько лет назад, теперь он эльф, воин Лау, владелец Минас Кана. А он, Дантар, всё тот же оруженосец и на его пропылённой, прожжённой солнцем физиономии стёрлись даже черты ксадонца.

Было тихо и тепло. Дантар сидел на крыльце и мечтательно смотрел на оранжевое западное небо. Солнце коснулось горы. Сейчас гора съест его и всё погрузится в ночь.

И тут Дантар увидел, что по дороге кто-то идёт. Должно быть, свой. Иначе бы дозорные не пропустили. Довольно странная фигура. Не эльф. Кажется, женщина... Наверное идёт за помощью к эльфам. Но почему одна? Если бы она действительно шла за помощью, то кто-нибудь из дозорных непременно проводил бы её. Странно.

Дантар поднялся с крыльца и пошёл навстречу. Это действительно была женщина, усталая, в серой от пыли одежде. Она, шла так, должно быть давно. Увидев Дантара, она остановилась, но потом подошла. Она показалась Дантару странной, хотя, впрочем, была вполне обыкновенной. Она не походила на ксадонский дикарок, чьи волосы треплются ветром, как грива вороных коней, а глаза сверкают, как отточенный кинжал. Она не походила на аланьшерских красавиц с белоснежной кожей и золотыми волосами, в чьих жилах, говорят, течёт молоко. Нет, она была совсем иной и Дантар даже не смог точно определить какому народу она принадлежит. Дантару она показалась очень красивой, но, наверное, не каждый согласился бы с ним. У женщины были резковатые черты лица, может быть, для девушки чересчур мужественные. Как одежда пылью — лицо её было запорошено прожитыми днями... Но нет, она вовсе не была старой! Она была юной. Но нет. И тут нет. Не было в нём юношеской новизны жизни.

Но было в таком лице нечто, что заставило Дантара склонить голову.

— Не подскажете ли мне, в какой стороне ближайшее селение или город?

Значит, она действительно прошла мимо эльфийских дозорных и никто не заметил её.

— Это дорога в Дом короля.

— Какого короля? — не поняла странница.

— Простите, госпожа, куда вы идёте?

Дантар вкусил всю бестактность своего вопроса, но он находился на пограничной территории и как воин он обязан поинтересоваться, кто же следует к его королю.

— Я... — женщина задумалась. — Хорошо, я расскажу вам, может быть, вы мне поможете.

— Простите, госпожа, но не угодно ли вам сначала пройти в сторожку. Там вы найдёте ужин и сможете передохнуть. Вас никто не обеспокоит здесь. А сам я ночью уйду пасти лошадей в луга.

В этом не было необходимости, но не мог же Дантар смущать эту особу своим присутствием.

— Кто вы такой? — спросила женщина. Что могло защитить её тут, в незнакомом месте и незнакомой стране с неизвестным человеком на пороге чужого дома? Ее цель. Её великое устремление к тому, что она считала единственно правильным. Она стояла укрытая уверенностью, как плащом. И эта, пробивающая недоверие, насмешки и враждебность, уверенность её была побеждающей силой. Дантар не мог не помочь ей.

— Я — слуга одного из витязей короля. Моё имя — Дантар.

По-видимому, этого свидетельства было недостаточно.

— Расскажите мне, что за король живёт в той стороне, — попросила женщина. Она смотрела не на Дантара, а вперёд, по направлению дороги и Дантар понял её решимость идти дальше, всю ночь, чтобы дойти до дворца. Она не собиралась отдыхать в сторожке.

— Вы устали. Отдохните. Я расскажу вам всё за ужином.

Быстрый недовольный взгляд означал отказ: Дантар не ответил на её вопрос, а она ждала ответа.

— Кто ваш господин? — переспросила от.

— Он служит королю, — ответил Дантар. Скрывать своё имя он не собирался, но бравировать именем Сивисмара-Серебряная-Рука ему не хотелось.

— Его имя — тайна?

Дантар улыбнулся.

— Вы тоже скрываете своё имя. Откуда я знаю, кого вы ищите и с какими целями.

Да, эта женщина симпатична Дантару, но тем не менее, он воин и страж.

— Вы правы. Я расскажу вам. Я ищу одного человека. Я должна его найти! Это не просто слова. Я прошла много земель и пройду ещё больше, если понадобится, но отыщу его! — она помолчала. Потом добавила: — Самое трудное для меня: я не знаю его имени и не знаю откуда он родом.

Дантар внимательно слушал.

— Моему отцу, я думаю, он назвал своё имя. Но мой бедный старый отец пережил за последнее время столько потрясений, что имя витязя изгладилось в его памяти. И вот я хожу по дорогам и ищу его. И найду его, не иначе.

Разных людей мы встречаем на дорогах, по которым проходим за всю свою жизнь. Бывают, будто совсем погасшие. Те, которые живут по привычке, размерено, как все — ни больше, ни меньше. Иногда, глядя на них, кажется, что в них потухла душа. Нет, она вовсе не отлетела, а как бы замерла или заснула...

А бывают люди, у которых словно пламень в груди — отблеск самого могучего в мире огня. Он влечёт за собой и не даёт покоя. Они умеют добиваться, умеют верить, умеют «сворачивать горы», потому, что знают, во имя чего. Их вера — их жизнь. Верой они дышат и каждый помысл их в ней, в вере. И не важно, кто они такие: воины или оружейники, каменщики или те, кто гоняют табуны по степи. Или даже тот человек, что живёт в доме напротив. Неважно, мужчина это или женщина — это всегда замечательные люди. Их всегда видно в толпе, потому что они...

Иногда мне кажется, что только они и есть настоящие люди.

Дантар уже давно не задумывался о «пылающих» и «потухших». Много лет ему было попросту всё равно. Но встретив на дороге эту женщину он почувствовал именно такой пламень в её душе. Надо было ей помочь. Ей нельзя было не помочь!

— Если вы не знаете имени, может быть есть какие-нибудь приметы? — спросил он.

— Я могу описать его внешность. Но это мало о чём говорит. Он высокий красивый воин. Я уверена, что он воин, хотя к нам во дворец он пришёл без оружия. У него светлые волосы и серые глаза. Сколько ему лет — трудно сказать. Кому-то показалось, что он совсем молод, а кому-то — что он прожил много лет. Я не знаю, что вам ещё сказать... Он смелый и добрый. Он был одет в кольчугу тонкой искусной работы, а на поясе у него висел белый рог.

Дантар насторожился, но ничего не сказал. Слишком ненадёжная примета. Мало ли у кого может быть рог белого цвета. Женщина замолчала.

— Подобных людей на свете много, — ответил ей Дантар. — Вам будет очень трудно отыскать этого витязя.

— Да, то же самое я слышу ото всех. Но есть ещё одна примета. Правда, она очень необычная. И... я не знаю, как вы отнесётесь к моим словам.

— Смотря что вы скажете, — улыбнулся Дантар. — Но вряд ли я кинусь на вас с кулаками.

Как ни странно, присутствие этой незнакомой женщины, несмотря на все его противоречивые чувства, совсем не сковывало его и он говорил с ней просто, будто давно знал. Женщина покачала головой в ответ на его слова.

— Бывало всякое. Иногда после моих слов меня считали сумасшедшей или колдуньей.

— Не бойтесь, — серьёзно сказал Дантар. — Говорите.

Ещё некоторое время женщина собиралась с мыслями, а потом сказала:

— Когда он уходил от нас... Он ушёл не пешком. И не на лошади. Он уехал на одном животном, — она выжидающе посмотрела на Дантара. Тот молчал.

— Вернее, он не уехал. Он улетел, — она продолжала пристально смотреть на собеседника.

— На драконе, — договорил за неё Дантар.

Женщина вздрогнула.

— Я его знаю, — произнёс Дантар. — Но прежде, чем я назову вам его имя, скажите, зачем вы его ищете?

— Сначала ответьте мне: друг он вам или враг?

— Он друг моего господина.

— Мне очень нужно его видеть!

— Зачем?

— Я не могу вам сказать всего.

— Вы скрываете своё имя, не называете причины своего визита. Откуда я могу знать, может вы несёте ему зло.

— Никогда!.. Но вы, наверное, правы. Чтобы рассчитывать на вашу помощь, нужно вам рассказать... Но обещайте, что никому не передадите моих слов.

— Если только они не несут зла моему королю и его народу.

— О, нет! Это было прошлой весной. Он появился у нас в королевстве. Там, много лет назад на дочь короля было наложено заклятье. Никто не мог освободить её. Были короли соседних стран, были рыцари и вельможи, но проходили годы, а всё оставалось по-прежнему. И вот, неожиданно и неизвестно откуда появился ваш друг. Он был пешком и без оружия. Просто постучался в ворота дворца... Он снял заклятие с принцессы и ушёл. Он должен был стать королём в нашей стране, вместо старого короля, отца принцессы. Но, наверное, он не захотел. Он поднялся на самую высокую башню стены, протрубил в свой Белый рог, что висел у него на поясе и к нему прилетел дракон. Тот человек помахал всем рукой и крикнул: «Прощайте!» Дракон сделал круг вровень со смотровой площадкой и витязь запрыгнул на него, как обыкновенный человек запрыгивает на лошадь. Он улетел и больше его никто не видел.

Она замолчала, вся в воспоминаниях и грёзах.

— Что же дальше? — решился напомнить Дантар.

— Дальше? — очнулась женщина. — Дальше, когда стало понятно, что он не вернётся во дворец поспешили все, кто претендовал на корону. Только того и ждали.

Она замолчала снова.

— Что же принцесса? — брякнул Дантар, прежде, чем догадался обо всём и осёкся. Он опустился перед женщиной на колени. — Простите мою дерзость, принцесса.

Уголки её губ дрогнули, тень пробежала по лицу. Принцесса молчала. Наконец, обратила свой взгляд на склонённую голову Дантара и недовольно сказала: «Встаньте».

Дантар встал.

— Принцесса, я сообщу вам не очень приятную новость.

Принцесса переменилась в лице.

— Что с ним?! — воскликнула она.

— Нет, с ним всё хорошо. Но дело в том, что этот витязь не принадлежит народу людей. Он эльф. И он обручён.

Нинэвэн и Арвис по слову Лаулиссиана считались обручёнными в Доме Лау.

— Вот как? Эльф? — принцесса опустила голову. Зовущая звезда её веры вспыхнула обжигающим светом и погасла.

— Теперь я понимаю, почему он отказался от короны. Что интересного эльфу среди нас смертных... А невеста его, должно быть, прекрасна так, что невозможно себе представить! Но зачем же тогда он приходил?!

— Наверное, чтобы снять заклятие. Ведь никто другой этого не мог.

Ветерок сочувственно погладил прохладной ладонью принцессу по лицу.

— Вы всё ещё хотите видеть его?

— Нет, — женщина устало вздохнула и проговорила: — Мне нужно возвращаться обратно. Отец мой стар и я боюсь, что он умрёт в моё отсутствие.

Усталая фигура стала казаться меньше, поникла плечами. Дантару стало страшно: вдруг, она погаснет, как и другие. Нет! Надо было что-то сделать для неё. Надо сделать всё!

— Далеко ли ваша страна? — спросил он.

— Я вышла из дома в мае, а теперь уже осень. Но я шла очень медленно и путь мой был извилист. Думаю, за два месяца я вернусь.

— Простите, принцесса, но почему вы одна?

— Я ушла из дома втайне, ничего не сказав отцу.

— И он не знает, где вы?

— Он догадывается, что я ищу того витязя.

— Принцесса, позвольте мне проводить вас.

Принцесса молчала.

— У вас, конечно, не может быть доверия к человеку, которого вы видите в первый раз. Но поймите меня: я не могу просто так отпустить вас. Если вы мне не верите, эльфы поручатся за меня — я прослужил у них много лет. Принцесса пожала плечами.

— Хорошо, если это необходимо.

В данный момент ей было все равно: её не волновали ни слова Дантара, ни дорожные проблемы.

— Принцесса, — окликнул её Дантар. — Сейчас уже ночь. Действительно, за рассказом женщина не заметила, как сгустились сумерки.

— Оставайтесь в этом доме. Вас здесь никто не тронет и вы сможете спокойно отдохнуть. А мне нужно съездить в Дом короля и спросить у своего господина позволения уехать. Я вернусь завтра на рассвете.

Он поднялся, чтобы уйти. Принцесса вскинула голову, взглянула на него. Взгляд её снова полыхнул. Но не тем благородным огнем стремления за своей волей, а едкой искрой недоверия.

— Чем вы мне докажите истину своих слов об этом витязе, может быть, вы и в глаза-то его не видели! — окрик её был уже груб. Если он — лжец, он — негодяй! Если он прав — это ещё ужаснее...

— Принцесса, я принесу вам его белый рог.

Дантар ускакал в темноту. Конь и всадник прекрасно знали дорогу. На берегу Дантар расседлал коня и пустил пастись. Впереди река. Паром — на другом берегу. Дантар прикинул, сколько времени ему понадобится чтобы переплыть реку.

На другом берегу он неясно увидел темнеющую фигуру, но это не имело никакого значения: никто но погонит ради пыльного ксадонца паром на противоположный берег. Паром — для эльфов, а не для него вовсе. В подобных размышлениях Дантар снял плащ и бросил на траву. Он и не осмелился бы никогда окликнуть эльфа на другом берегу, у него бы язык не повернулся, лучше он так... сам, вплавь. Луна не взошла, но для эльфийских глаз достаточно света звёзд.

— Дантар, это ты?

По голосу Дантар узнал Геледора, который в своё время безуспешно пытался освободить Ланду от сонного тумана Эминжаса.

— Да, это я. Мне очень нужно попасть в Дом Лау, — это не просьба, а лишь оправдание, почему он здесь.

Геледор отвязал паром. Дантар понял по звуку. Ещё он услышал ласковые плески воды и понял, что паром приближается. Вот это да! Сколько прослужил Дантар у эльфов, но не мог себе представить, чтобы знатный эльфийский вельможа вот так, запросто, среди ночи, только потому, что Дантар сказал, что ему нужно попасть в Дом Лау, погонит паром для какого-то оруженосца!

Паром ткнулся в берег. Дантар прыгнул на него.

— Благодарю вас! — проговорил Дантар, берясь за шест чтобы оттолкнуться от берега. Но эльф шеста не отдал, Дантар растерялся и крайне неловко чувствовал себя в роли пассажира. Не зная, куда девать взгляд, он уставился на воду. Она была черной, казалась тяжелой и жирной. Паром мягко коснулся носом другого берега, как доверчивый щенок руки. Дантар выскочил, успев схватить верёвку, дабы Геледор не смутил его ещё больше сам привязывая паром.

Ни разу в жизни Дантар не входил в покои Глрфинделя, но искать Сивисмара следовало именно там. В окнах был виден свет.

* * *

— Сегодня у нас будет удивительный гость, — произнёс Гелерэйн. Арвис, который был тут же, по своей привычке видеть необычайное, даже в обычных словах Великого эльфа, насторожился. Он был готов ожидать какого-либо короля или воителя. Кто ещё может считаться необычайным гостем для Гелерэйна.

Стук Дантара не насторожил никого. Он был таким же будничным, как и он сам Дантар. Он приоткрыл дверь и стал что-то говорить Сивисмару наполовину шепотом.

— Подойди! — повелел Гелерэйн и Дантар повиновался. — Зачем ты пришёл?!

Его грозный возглас мог бы смести оруженосца обратно с самого порога. И в другой раз Дантар действительно исчез бы, вернее, другого раза просто не было бы так как Дантар никогда бы не переступил порога Дома Лау по своей надобности. Но тут он твёрдо решил отстоять необходимость провожать принцессу и свое право на это.

— Сивисмар сказал, что на ближайшее время работы не будет...

Гелерэйн качнул головой. Ответ ему не понравился.

— Зачем ты пришёл?! — его окрик испугал бы любого, но Дантар твёрдо решил устоять.

— Мне нужно проводить одну женщину... девушку... одну особу...

Гелерэйн совсем нахмурился и отвернулся.

— Ты пришёл сюда. Зачем это понадобилось тебе?

— Чтобы взять благословение.

— Хорошо, — Гелерэйн повернулся к оруженосцу. — Ты получишь благословение от Лау. «Почему от Лау? — подумал ошарашенный оруженосец. Хватило бы и слова Сивисмара, я же его слуга».

Арвис начинал догадываться, что необычайным гостем эльф назвал как раз Дантара, но не сказал ни слова, а продолжал наблюдать. Дантар же повернулся к Сивисмару и стал объяснить ему и Гелерэйну:

— Это знатная дама. Она пришла с равнин запада и теперь её нужно проводить обратно. Думаю, дорога обойдётся недели две, самое большое...

Сивисмар молчал.

— Хорошо, ты поедешь в тот путь, — начал вместо него Гелерэйн. Дантар, обрадованный, хотел было развернуться на выход, но эльф остановил его: — Погоди! Я должен кое-что отдать тебе. Пусть Арвис объяснит тебе дорогу в ту страну, пока я вернусь.

Арвис, поняв, о чём речь только с последних фраз, подошел к Дантару. Гелерэйн удалился. Арвис взял лист пергамента и тросточку, но только вертел её в руках некоторое время. Наконец, он взглянул на Дантара, и проговорил:

— Я не ожидал, что она придёт... Не подумал! Я виноват.

А потом, пронзительно взглянул на Дантара, совсем как Гелерэйн.

— Береги её! Она столько пережила за свою жизнь. И даже из-за меня. Я прошу её простить меня...

— Я передам, — ответил Дантар.

Арвис взглянул на чистый лист в своих руках.

— Вообще-то, дорогу я плохо знаю: Гет летел очень высоко...

— Я найду!

При этих уверенных словах Дантара появился Гелерэйн. Он нёс нечто, завёрнутое в покрывало. Он остановился посреди комнаты, окинул взглядом всех и начал говорить:

— Давным-давно, даже для эльфов это были давние времена, жил среди вас знатный воин Отэмайр. Он знал множество битв и побед и погиб в битве защищая Дом Светлых эльфов. Спустя годы меч его был принесён в Дом Лау и с тех пор хранился, как реликвия. И не было у меча иного хозяина, кроме Отэмайра. Теперь я даю этот меч тебе, Дантар!

Гелерэйн сбросил ткань на пол. Чудесное творение сияло в руках Великого эльфа! Ибо настоящие клинки всегда были чудом для Дантара. Но Гелерэйн не предлагал ему только любоваться, он протянул клинок ему. Ксадонец даже попятился с некоторым ужасом взирая на жест Гелерэйна.

— Свой меч ты оставишь здесь! — продиктовал эльф.

Дантар улыбнулся слегка и отрицательно покачал головой.

— Нет, пусть мой меч останется со мной! Он был в моих руках столько сражений. А этот — он слишком великолепен для такого, как я.

— Как раз сейчас ты и должен взять этот меч! Тебе предстоит нелёгкий путь и эльфы благословляют тебе его. С ним пребудет на твоём пути Свет Заокраинного Запада. Удержи меч в руках, а Свет в сердце!

Дантара поразили его слова. Они были непонятны и слишком торжественны. Гелерэйн будто отправлял его на великий подвиг, а дел всего-то: проводить принцессу, пройти дорогу, которую женщина смогла пройти одна, пешком, петляя и не зная точно, куда идёт. Да верхом, на хороших лошадях он вернётся не более, чем через месяц. Но эльф был серьёзен.

— Сними свой меч! — потребовал он. — Привязанность к вещам — плохое качество!

Дантар уже не колебался. Он снял с себя оружие и Сивисмар забрал его. Гелерэйн извлёк сияющий клинок из ножен и протянул его Дантару.

«Встань на колени, — шепнул ему Сивисмар. Дантар опустился. — Приложись к клинку!» Дантар ощутил губами холод стали, но сквозь него тепло. Такое тепло, каким может обладать нечто живое. «И к руке, благословляющей меч. Теперь бери!» Дантар принял на свои руки оружие.

— Вместе с этим мечом тебе даётся имя Друга Дома Лау! — произнёс Гелерэйн.

Дантар с изумлением смотрел на него. Он так растерялся, что не знал, что ответить. Арвис подошёл и стал помогать Дантару застёгивать перевязь. Дантар оглянулся и что-то мыркнул, пытаясь возразить, но Арвис сказал: «Привыкай».

— Отец, можно я отдам Дантару камень Нерэль? — это спросил Сивисмар. После победы над Сарсиллом, Нерэль вернула камень, что останавливал тёмные чары, эльфам и до сих пор он хранился у Сивисмара.

— Конечно, — одобрил Гелерэйн. — Теперь мы будем слишком далеко от тебя. Так пусть этот камень, хранящий в себе маленькую искорку эльфийского Света поможет тебе в пути, на который ты вступаешь!

Сивисмар снял с себя мерцающий зеленоватый камушек, который всегда носил на груди и одел цепочку на шею Дантару. И тут вдруг не удержавшись от какого-то непонятного порыва, обнял Дантара за плечи и прижал к груди.

— Ну кого я теперь найду, вместо тебя?.. — прошептал Сивисмар. Он выпустил бывшего оруженосца из железных объятий и теперь смотрел ему в глаза с грустной улыбкой.

«Ничего не понимаю, — думал Дантар. — Я уезжаю-то не больше чем на пару месяцев!..»

Подошёл Арвис.

— Настала моя очередь дарить подарки, но у меня нет ни оружия, ни талисмана. Я хочу тебе подарить свой плащ.

Он поднял со скамьи свой роскошный плащ с дорогой отделкой, подбитый лисьим мехом и вознамерился накинуть его на плечи Дантару.

Тот отстранился.

— Мне не подобает такая одежда! У меня есть свой плащ, я его там, на берегу бросил! Этот слишком дорогой. Это одежда господина, а не слуги!

— Вот по этому как раз тебе он и подойдёт.

Дантар стоял посреди комнаты, увешанный подарками, как рождественская ёлка и что делать дальше — не знал. Положение его определил Гелерэйн.

— Дантару нужно отдохнуть перед дорогой. Сивисмар! Уступи Дантару своё ложе на сегодняшнюю ночь!

— Конечно, — отозвался Сивисмар.

— Зачем? — пробормотал Дантар. — Я бы где-нибудь на конюшне...

— Нет, Дантар! — Гелерэйн положил ему руку на плечо. — Сегодня ты будешь спать здесь, на месте Сивисмара. На этом ложе людям снятся очень необыкновенные сны. Вот увидишь!

В эту ночь Дантару приснился действительно очень странный сон:

Огромный зал, освещённый свечами. Длинный стол, за которым сидят какие-то люди, незнакомые Дантару. Как ему показалось по их богатой одежде — вельможи, старцы, знатнее воины... А он, Дантар, потому-то во главе стола. И рядом с ним та самая женщина, принцесса...

«Ерунда какая-то!» — подумал Дантар проснувшись.

* * *

Серая дорога по осеннему мокрому лесу. С веток падают тяжелые редкие капли. Иногда они попадают на плащ принцессы и стекают по нему на бока лошади. По принцесса не замечает их. Осень. Каждый листок на пути говорит о прошлом лете. Жёлтый и мокрый, словно маленькое написанное письмо: всё прошло — и лето и надежда, иссякли силы и вера. А надежда, как засохшая трава: может родиться новая, но эта уже не воспрянет. Всё оказалось напрасным. Серое небо, облетевший лес, жёлто-бурая земля, покрытая опавшими листьями и на каждом листе маленькое письмо о том, что всё прошло.

Наверное, это ужасно: сознавать, что тот подвиг, который ты совершил — никому не нужен. А ведь это подвиг: пройти через множество стран, одной, не зная ни языка их, не обычаев, потеряв провожатых, дорогу, свою лошадь. Быть ведомой одной лишь целью своей и найти того витязя, чьё имя даже не известно. Принцесса нашла его, но выходит, всё сделанное — напрасно. Никому не нужны жертвы и труды. Не стоило ходить за этим витязем. Он — существо из легенды. А легенда может явиться, ожить, сотворить чудо. Но не может остаться с людьми навсегда. Иначе она перестанет быть легендой, а превратится в будничную жизнь.

Этот витязь с неизвестным именем предпочёл остаться легендой. Принцесса оказалась неправа. Она не поняла, что следует делать, а чего вовсе не нужно. И она сделала не то, что следовало. Теперь она возвращается и серый осенний дождь плачет на дорогу вместо неё.

Дантар один сопровождал принцессу — ни отряд телохранителей, ни пажи, ни камеристки, один только оруженосец незнакомого Витязя-Серебряная-Рука. Дивный меч Дантара сокрыт ножнами и никому не ведомо, что за чудо у него под рукой. На Дантаре плащ с чужого плеча, но он смотрится царским одеянием. Только слово эльфов — порука за него, но это слово весомее всех клятв и печатей, потому, что несущий его на себе будет надёжнее отряда телохранителей, он будет вернее пажей и охранников.

* * *

— Дочь моя!

Принцесса, как была, в дорожной одежде, припала к ногам короля.

— Ты нашла того витязя? — спросил король, когда она поднялась.

— Да. Но он не может быть королём нашей страны, так же, как и не может жениться на мне.

— Вот как... Почему же?

— Он — эльф, — оказала принцесса, решив ничего к сказанному не добавлять. И оказалась права. Королю было всё равно, какие там подробности. Главное, что тот витязь не приехал и королём не будет. И старый король тут же забыл о нём. Но о принцессе и о своей короне он не мог забыть.

— Дочь моя! Я очень стар. Мне сто восемнадцать лет. Я очень долго ждал, когда ты исцелишься. Но больше я ждать не могу. Я доживаю свои последние дни. Не годы, не месяцы, а дни. Нам нужно выбрать того человека, на которого я возложу корону, прежде, чем умру.

Принцесса покорно слушала, опустив голову.

— Конечно, отец. Я не намерена более отлагать этого. Но из всех, кто теперь окружает ваш трон, из вельмож вашего королевства и соседних стран я не могу увидеть ни одного, кому бы хотела отдать свою руку и не побоялась бы вручить корону. Вы согласны со мной?

Король медленно кивал головой: «Да... знаю... К сожалению, это так...»

— Поэтому я решила доверить свою судьбу и судьбу своего королевства тому, на кого укажут Высшие Силы. Полагаясь на их волю я сказала: пусть королем будет тот, кто первый войдет в ворота дворца вслед за мной.

— Пусть будет так, дочь моя, пусть будет так, — кивал король. Было видно, что он утомлён долгим разговором.

— Но король! Он уже вошёл!

Король расширил глаза.

— Ты говоришь о том витязе, что сопровождал тебя? — спросил венценосный старец.

— Да, отец.

— Что же, пусть будет так, — король по-прежнему кивал головой. — Да... он, судя по всему, смел и честен. Он скромен, но уверенно чувствует себя среди знати. Молчалив, правда. Но для короля это лишь достоинство. Я одобряю твой выбор. Пусть будет так. Дочь моя, отдай сама распоряжения о свадебном пире, я чувствую себя очень слабым.

— Да, отец. Но я не знаю, как об этом сообщить Дантару.

— Я поговорю с ним сам. Ступай!

* * *

Было бы ошибкой считать, что как только принцесса узнала, что союз её с Арвисом невозможен, они тут не решила выйти замуж за Дантара.

Нет, но с первых слов она поверила Дантару и согласилась взять в провожатые именно его. Осмысливать свое положение она начала в дороге. Что теперь ей делать и как быть дальше. За долгие дни пути невозможно было не заметить своего сопровождающего. И хотя она поначалу не имела никаких целей относительно этого человека, она видела, что он решителен и скромен. По пороге он мог настоять на своём решении, когда это было необходимо. Именно он руководил их путем, цель которого указала она. Он был почтителен с ней, как с принцессой, внимателен и вежлив, как с женщиной. Предлагаемое им действительно оказывалось лучше, удобнее, безопаснее.

Он был молчалив и добросовестен во всем, и в конце пути принцесса не сердцем, а больше умом решила, что именно такой король и хорош для их страны. Но ни одним намёком не дала этого понять Дантару, оставив последнее слово за старым королем — своим отцом.

Город на краю долины был тих и аккуратен. Он давно припрятал свои траурные полотнища по кладовкам и сундукам. Теперь он был укрыт серой моросью, что летела с осеннего неба,

«Путь окончен», — подумал про себя Дантар.

«Путь только начинается!» Дантар не мог объяснить, откуда взялась эта глупая уверенность. Путь только начинается, он вступает в город и далее ему предстоит идти вперёд и вперёд...

Дантар отмахнулся от видений и подумал, что если речь идёт о дороге, то это дорога в Дом Лау. Действительность рисовалась тоже пасмурной: реки разлились от осенних дождей, принцесса и Дантар потеряли почти две недели лишних. Теперь он сможет наверстать упущенное. Он ведь будет ехать один, без принцессы... Дантар хотел развернуться в обратный путь тут же. Но его не пустили. Гостеприимный пыл столичных жителей можно понять: накормить, уложить отдохнуть. Дантар и сам бы на их месте поступил бы точно также, если бы у него было место, где привечать путников. Дантар остался. «Переночую здесь. Одна ночь погоды не сделает. И лошадь отдохнёт». Он все равно уедет один, торопясь под всеми осенними дождями.

Дантара несколько удивили масштабы гостеприимства. Ему отвели гигантские покои, в которых он чуть не заблудился. «Принимают, словно господина, а не слугу, — подумал он. — Хотя, конечно, сопровождать принцессу — почётная работа. Может подумали, что я вельможа, вот и стараются», — объяснил он сам себе. Он пробовал было втолковать этим церемонным господам, что ему можно выделить комнату попроще, да и вообще, он мог бы на конюшне переночевать: невелика птица. Но люди из дворца решили, что птица, видимо, велика и мягко настояли на своём.

Прислуживал Дантару подросток. «Хорошо, хоть не увешанный регалиями старец!» — вздохнул бывший оруженосец Сивисмара. Слуга предложил принять ванну. Дантар удивился: «Зачем?» Тут, в свою очередь, удивился мальчишка: «Завтра пир и торжество коронования. Вы же не можете присутствовать там в дорожной одежде».

«Ну, да, конечно, пир, — подумал Дантар. — И ещё торжество по поводу возвращения принцессы. Раз я приглашён — удирать вызывающе... Ладно! Всё равно один день погоды не сделает, а за сутки вода в реках хоть немного, да спадёт». Он согласился. Мальчишка принёс одежду: что-то светлое, шитое золотом и цветным шёлком.

— Это что, мне?! — изумился Дантар. — И я всё это должен надевать?

Мальчишка так и замер с подносом в руках.

— А... Вы хотите идти в старой одежде?

Дантар покосился на груду пропылённого и прокопчённого своего дорожно-боевого одеяния. Поразмыслив, что опять-таки, явиться на королевский пир одетым, как в дорогу, невежливо, он решился:

— Хорошо, давай сюда! Только старую мою одежду никуда не девай!

— Нет-нет! — заверил его мальчишка. — Я всё вычищу и принесу обратно!

«Мог бы и не чистить», — подумал Дантар.

Он прекрасно выспался, а около полудня следующего дня за ним пришли и проводили его в тронный зал, По-видимому, торжество предвиделось не малое — людей была масса. У входа в зал он увидел и не сразу узнал принцессу. Она едва бросила на него взгляд. «Пойдёмте!» — сказала она и повернулась к залу. Дантар отметил, что принцесса была какая-то не такая: встревоженная, взбудораженная, будто вспыхивала попеременно то нетерпением, то ужасающим ожиданием чего-то. «Наверное, в своём дворце все выглядят не такими, какие они на самом деле», — подумал Дантар.

«Идите рядом!» — потребовала принцесса, заметив, что он идёт сзади. Дантар повиновался и пошёл рядом. Принцесса оперлась о его руку. Так они вошли в зал. На троне, тяжело навалившись на подлокотники, сидел король.

От былого его грозного вида не осталось и следа. Это был дряхлый старец, который дождался наконец того невозможного, во что верил и желал всю жизнь, и теперь он ждал лишь окончания своего пути в этой жизни.

Дантар замешкался. Его положение в центре зала и рядом с принцессой обязывало его как-то принимать участие во всеобщей церемонии. Но что делать он не знал.

«Сначала — поклонитесь королю», — едва повернувшись в его сторону тихо произнесла принцесса. Дантару опять пришлось идти рядом с ней, теперь уже к трону. «Какие странные у них однако, тут порядки, — опять удивился Дантар. — Неужели каждый слуга, что сопровождает куда-то принцессу, облагается такими почестями?»

Принцесса тихо говорила ему, что нужно делать и как, и Дантар исполнял всё это наперекор своему недоумению. Это было непонятным, запутанным и помаленьку стало свербяще надоедать Дантару. Но вдруг король встал со своего места и начал благословлять их с принцессой,

«Принцесса, что тут происходит?» — Дантар обернулся презрев непонятный ему этикет. «Тише! — одёрнула его принцесса. — Разве отец не говорил с вами вчера?» «Что он должен был мне говорить?» «Тише!» — вновь приказала принцесса. И тут Дантара обожгла догадка. «Принцесса, это что? Свадьба?» — воскликнул он, мало заботясь о том, что стоящие поблизости вельможи могут его услышать. «Молчите!» — строго сказала принцесса. Дантар дёрнулся, но принцесса успела схватить его за запястье.

Дантар вскипел и даже зашипел что-то сквозь зубы, дополнив сходство с чайником. Он не собирается жениться! И вообще, ему не за чем обзаводиться семьёй: он подневольный человек — он на службе у эльфов! Он..

И вообще, могли бы хоть заранее предупредить! Ах, да! Король должен был передать ему, но забыл по старости... Но всё равно! Ему нужно ехать обратно! Ехать и немедленно!

В какой-то миг ему безумно захотелось растолкать всех, выпрыгнуть в окно и удрать обратно в Сивисмару. Но несмотря на всю безудержность этого желания, он удержался.

Дантар представил голый осенний лес, насквозь пробиваемый стрелами дождя. И то, что ему придётся возвращаться одному. И... остался стоять.

Рука принцессы лежала на его руке. Дантар медленно обвёл глазами зал. Неумолимо звучали слова брачного договора.

«Нет! Этого не может быть! Это может быть с кем угодно, только не со мной!»

— Принцесса! Вы же не знаете, что я за человек! И вообще, кто я такой! — порывисто зашептал он.

— То что вы служили королю Высокого народа служит вам порукой, — неумолимо ответила она. «Порукой!» — эхом отозвалось в голове Дантара. «Ну, хорошо, от этого ещё никто не умирал. Допустим, я буду мужем этой девушки (Хотя это совершенно нереально!) Но как же я при этом смогу служить Сивисмару? Придётся всё время ездить туда-сюда! А от дворца принцессы до Дома Лау путь не близкий. И потом, служба, есть служба. Я смогу приезжать довольно редко и не надолго. Может подразумевается, что я должен забрать её в Дом Лау? Но я и сам-то по ту сторону реки был всего два раза. Как же я теперь явлюсь, да ещё и жену с собой привезу...» Мысли оборвались тупиком. Нет, это всё-таки невозможно!

Дантар оглянулся на принцессу, собираясь задать вопрос, но натолкнулся на её строгий взгляд и промолчал. «Ладно! Пусть будет, что будет! Со временем всё решится, а пока ещё ничего страшного не произошло» — И Дантар выгнал из головы баламутящие его мысли.

Но церемония всё длилась и длилась и казалась бесконечной. Дантар от нечего делать стал вслушиваться в слова, которые произносил чтец. Но они были совсем странные и вовсе не походили на те, которыми скрепляют брачный союз.

Король вновь поднялся. Двое приближённых поддерживали его. Было видно, что старик стоит с трудом. Король снял с себя корону и посмотрел выцветшими глазами на Дантара.

«Принцесса! Да что же, наконец, происходит?!» — в смятении прошептал Дантар. «Коронование», — тихо ответила она. Более принцесса не строжилась, как раньше, и это тоже бросилось в глаза Дантару.

— Коронование кого? — еле слышно спросил он, надеясь, что речь идёт о ком-нибудь другом. Принцесса удивлённо взглянула на него.

— Вас.

— Нет! — на этот раз твёрдо оборвал Дантар. — Я не могу допустить ничего подобного без благословения эльфов!

Это — щит, за которым можно спрятаться: без благословения эльфов я ни на шаг! Универсальная правильная фраза и можно не поддаваться ни на какие компромиссы: без благословения эльфов он не мог принять никакую корону!

И он уже поднял руку, чтобы прервать церемонию, но что-то удержало его. Дом Лау! То, что происходило в жилище Великого эльфа вдруг прояснилось, выступив из тумана, размётанного ветром последних событий. Стало потрясающе понятно всё: почему именно его Гелерэйн назвал необычным гостем, а про путь его сказал, что он будет длинным и очень нелёгким. Почему Гелерэйн благословил ему слишком великий меч и назвал его Другом Дома Лау, и магический камушек, подаренный Сивисмаром и богатый плащ, что водрузил ему на плечи Арвис. И то, как обнял его Сивисмар и шепнул: «Кого я найду теперь вместо тебя?..» И сон с незнакомыми вельможами вокруг стола. Конечно же это был королевский совет и он, Дантар, во главе.

Конечно же, они знали всё, что ждёт его здесь. Не знал лишь он сам. Дантар увидел это в один миг и произнёс: «Эльфы благословили!..»

Он очнулся и вернулся мыслями в зал при произнесении последних слов, которые звучали из уст глашатого громко и особенно торжественно:

— А если ты не исполнишь того, что требует от тебя твой титул, обманешь людей, вверивших тебе свои судьбы, бросишь щит страны, оставишь весы справедливого суда и попрёшь закон, который наш народ чтит издавна, ты потеряешь всё, что даётся тебе сейчас и всё, что было доныне. Имя твоё покроется позором и проклятие опустится на дом твоих сыновей! Кара не замедлит настигнуть недостойного правителя!

«Опуститесь скорее на колени, — почти умоляла принцесса. — Королю тяжело стоять!»

Дантар повторял слова клятвы за королём. Корона была возложена на его голову. Старый король почти сразу ушёл, вернее, был унесён своими приближёнными. Теперь трон должен был занять Дантар.

Он машинально переставлял ноги, когда кто-то, он даже не обратил внимания, кто, подвёл его к трону. Он поднялся на три ступеньки, возвышающие его над всеми, с некоторым ужасом воззрел на высоченный и малоудобный стул и тут же сел на него. Всё! Голова кружилась. Откуда-то сбоку донеслись слова незнакомых придворных: «Какое необыкновенное лицо у короля!» «Конечно, он же дунгарец!» — ответил второй. «Ксадонец!» — выразительно по правил третий.

Полностью осознать своё теперешнее положение Дантар был не в силах. Перемены валились одна на другую, грозя сокрушить все мысли в голове. Он сидел и боялся пошевелиться под короной. Принцесса, теперь уже супруга и королева, была рядом. Он осторожно повернулся к ней.

— Принцесса, я ведь всю жизнь служил другим.

— Теперь вы будете служить всем этим людям, всему городу и всему нашему народу.

* * *

Дальше продолжался пир. Но Дантар не мог ни есть, ни пить. Более того, с неудовольствием он почувствовал озноб и жар одновременно. От лихорадки ему сделалось до того плохо, что он, никогда не болевший доселе, решил, что это непременно к смерти.

Так, чувствуя себя не в себе, просидел он несколько часов вместе с принцессой, теперь уже королевой, глядя на огромную массу народа, слуг и гостей, князей и баронов, шутов, музыкантов, миловидных девиц, воинов, придворных — словом, всех тех, кто с этого момента являлся его подданными. Судя по их физиономиям, они были рады ему, Дантару... А может быть не рады, а только лицемерили. Периодически Дантару приходило на ум, что он обязан что-то для них сделать, что все они не улыбаются вовсе, а глядят на него голодными глазами. Но он не понимал, что он должен для них сделать: отдать себя на съедение?..

Один раз его охватила такая паника, что захотелось вдруг вскочить и убежать отсюда, всё равно куда, лишь бы избавиться от каких бы то ни было подданных... Он резко повернул голову и взглянул на принцессу. В её лице было мало самодовольства. Напротив, она так беспомощно взглянула на него в ответ. Видимо роль королевы и жены пугала её ничуть не меньше.

Дантар нащупал под столом её руку. Ему показалось что принцесса взглянула на него с благодарностью и немного успокоилась, Дантар подумал, что они теперь как маленький остров посреди океана чужой страны — ведь и принцессе за последние годы страна была знакома очень мало. Но они вместе, вдвоём и так им будет легче продержаться.

Торжество окончилось поздно. Дантар не знал, вправе ли он уйти с пира и потому досидел до конца. Принцесса — тоже. Наконец, всё угомонилось. Сколько было сейчас времени Дантар не знал, но судя по всему, была глубокая ночь. Принцесса покинула зал. Дантар намеревался последовать её примеру, но тут его осенило: корона! Вряд ли королю полагается в ней спать. Но куда её девать, он не знал. Дантар представил себе, что спрашивает об этом у каких-нибудь придворных и... испугался, что будет выглядеть смешным. Однако, маршировать с короной в спальню ему показалось не менее курьёзным. И почему он не спросил об этом раньше, у принцессы?! Вдруг, среди столов промелькнула уже знакомая сутуловатая фигура подростка, который прислуживал ему в самом начале.

— Эй!.. Эй!.. — Дантар до сих пор не удосужился запомнить его имя. Но тот понял и подбежал к Дантару.

— Слушай, куда девать корону?

Подросток не понял и уставился на Дантара во все глаза.

— Ну где она хранится ночью?

— А! — воскликнул он, поняв о чём речь, и развёл руками: — Не знаю.

— Узнай. И побыстрее! Пожалуйста!

Мальчишка исчез, но ненадолго.

— В оружейном зале! — запыхавшись, он примчался обратно. — Только мне ключ не дают. Сейчас придёт сам старший камергер.

«Ну вот! — подумал Дантар. — Чего он этому камергеру наговорил: что король не знает, куда корону девать? Нет, самому надо было с этим камергером разговаривать!» Но корона в эту ночь так и осталась на голове Дантара. Несколько хаотично пробежавших туда-сюда людей, сдавленные крики и невнятные восклицания.

Во дворце что-то происходило. После всех сегодняшних событий, Дантар мог ожидать чего угодно, хоть дворцового переворота. Наконец, в зал вошли несколько вельмож и в ними принцесса, то есть теперь уже королева, бледная и чем-то напуганная.

— Что случилось? — спросил Дантар, главным образом у неё. Королева бросилась к нему.

— Король умер! — захлёбываясь слезами проговорила она. И сама испугалась своих слов. — Что я сказала! Простите меня, мой король! Умер мой отец...

Дантар поднял ее, усадил в кресло и ещё раз подивился разительной перемене в принцессе, теперь уже королеве. Из властной госпожи, разговаривавшей с ним редко и только в приказном тоне, она превратилась в смиренную подданную. Неужели всё дело в короне?

— Вы должны быть на срочном совете, — произнесла она.

Совет короля состоял из двенадцати человек. Король был тринадцатым. Расхожий предрассудок был чужд этой стране. Королева могла присутствовать — по желанию короля. Король мог с ней советоваться. Но своего голоса на совете королева не имела.

Сейчас Дантар не мог обойтись без помощи своей королевы: порядки во дворце и законы страны оставались для него пока неизвестными.

Двенадцать человек в зале совета стояли в ожидании своего нового государя. Дантар вошёл и остановился. «Что-то нужно сделать. Или просто зайти и сесть что ли?»

— Обычно совет начинается с испрашивания помощи Высших Сил, — шепнула королева.

— И кто это делает? — тихо спросил Дантар.

— Король.

Дантар не знал, как ему быть. Говорить то, что произносят в подобных случаях эльфы? Он помнил, но не знал, в праве ли.

Двенадцать человек и королева ждали. Дантар вздохнул и... сам был удивлён голосу, своему собственному, что прозвучал в тишине зала.

— Создатель и Творец всему, что существует! Помоги и направь наши мысли, решения и дела так, чтобы они не могли быть противны твоей воле. А если не так, то разрушь их в самом начале!

Все смотрели на него с некоторым удивлением, а кое-то даже с восхищением. Старый король перед началом совета обычно ограничивался тем, что бурчал себе под нос: «Хвала Всевышнему!»

Дантар опустился на место короля во главе стола, за ним заняли места и все остальные.

— Вот это да!.. — шепнул своему соседу один из наиболее молодых членов совета. — Уж этот-то король сразу возьмётся за все дела — это даже по его молитве можно понять. Сразу видно — дунгарец!

— Ксадонец! — поправил его сосед.

* * *

Несколько месяцев созерцал Арвис кубоподобную фигуру на кривых ногах во дворе своего замка. Будто в дом вселился отвратительный постоялец и его никак нельзя выгнать потому, что он уже заплатил вперёд. И заплатил сумму огромную, в которой ты очень нуждался. А теперь из-за этого долга тебе не избавиться от чужака. Целыми днями он мозолит глаза, всюду слышится его голос, ты то и дело натыкаешься на оставленные им вещи и от этого не деться никуда. Его не выгнать, не выселить. На его стороне долг, правда, честь. Но из-за этого твой родной дом, светлый дом, СВОЙ дом сделался для тебя постоялым двором, в котором толкаются все подряд и те, кого бы ты меньше всего хотел видеть. Твой дом тебе уже не принадлежит, так как частично принадлежит им.

А если твой дом не просто дом. Там, где светлые эльфы — всегда пребывает Свет, даже если они не имеют Колец и не являются королями. Светлых эльфах всегда пребывает частица Света. И не является ли оскорблением присутствие в таком жилище орка, слуги тёмного властелина, пусть даже бывшего слуги?!

Да! Но слово Арвиса? Его данное слово?

Сам Дах-Ат подобными проблемами не терзался. Он проходил сквозь враждебные взгляды и сквозь все проблемы. Другой бы на его месте непременно споткнулся. Но Дах-Ат был то ли достаточно туп, чтобы всего этого не замечать, то ли без меры самоуверен и презирал других не меньше, чем они его.

Иногда Арвису казалось, что орк пришёл в Минас Кан специально, чтобы позлить его. Чтобы испытать на крепость его терпение. «До чего же я не люблю его!» — сказал бы Арвис, если бы было кому. Но хорошо, что было некому, иначе в ответ он мог бы получить: «Как ты можешь так говорить?!»

Прошло более полугода с того момента, когда Дах-Ат появился у ворот Минас Кана. Однажды Арвис наткнулся на него, но не прошёл мимо, а остановился и воззрился на урук-хая.

— Зачем ты пришёл сюда? — спросил эльф. Орк, по-видимому, обиделся такому вопросу. Он сверкнул глазами из-под нависших бровей и проговорил недовольно:

— Что бы служить Свету.

И добавил, буркнув себе под нос: «Неужели не понятно?»

Да, это было не понятно, во всяком случае, Арвису. Он слишком хорошо помнил, потому что видал это своими глазами — то, как шёл к Свету Сивисмар. Как он полз по берегу реки, изнемогая под противящейся ему силой и каждый шаг для него был маленькой битвой.

А этот? Он что же, думает — пришёл, заручился поддержкой Арвиса и дело сделано, всё в порядке?

— Дракон и тот служит Свету! — Дах-Ату не понравился недоверчивый взгляд Арвиса. — И я смогу! Я что, хуже что ли?

— Это трудно, — тихо отозвался Арвис.

Урук-хай усмехнулся: «Рассказывай мне тут!»

— Трудно — в штольнях Шургама! А здесь совсем другое.

— Увидишь, — покачал головой Арвис. Урук-хай сощурился и его лицо и без того похожее на морду жабы, стало совсем противным.

— Я знаю, что меня тут все ненавидят за то, что я орк. Но я смогу! Всё смогу, вот увидишь!

Арвис вздохнул. Он оставил этот разговор и стал подниматься к себе в цитадель. «Навязался мне этот орк на шею! — в сердцах подумал он, но тут же оборвал себя: — Если бы не этот урук-хай, что было бы с Инкатом?» С этим доводом нельзя было не согласиться. Но согласиться умом, а не сердцем.

«Этот орк, похоже, послан, чтобы проверять моё терпение. Инката давно нет в живых, а оплата в рассрочку за его сердце будет длится ещё долго!»

* * *

Прошло порядком времени. Уродливая фигура урук-хая во дворе притёрлась, примелькалась. И Минас Кан с орком притерпелся, как можно притерпеться с бородавкой, которую не вывести. Никому не было до него дела, но Дах-Ата это не печалило. Он жил и радовался жизни. А радоваться чему было: морду никто не бьёт, кормят хорошо, а Арвис в конце концов распорядился вернуть ему оружие — лес вокруг древнего замка был не спокоен. Жил Дах-Ат в каморке Инката, получив её по «наследству». К самому Инкату он испытывал странное чувство, непонятное для многих: благоговение. Иногда он ходил на его могилу, которая была недалеко в лесу. В остальном урук-хай держал себя довольно независимо и, если ему выдавалось свободное время, он не докладывал, куда идёт. Начальника охраны это раздражало. Никто из воинов не вёл себя так бесцеремонно, как этот орк. Но что с него взять — орк и есть орк! Связываться с урук-хаем никто не хотел, а тому, быть может, не хватало простой зуботычины. Дах-Ат считал, что его свободное время принадлежит только ему и о своих желаниях и чувствах ему нет нужды докладывать начальнику охраны. А ходил он всегда только на могилу Инката.

Но однажды, Дах-Ат исчез. Воинам не было до него дела. Возможно, отсутствие его ещё долго осталось бы незамеченным, но Акст был слишком внимателен и не доверял урук-хаю. Он сразу доложил об этом Арвису, но и тот не всполошился: с глаз долой, из сердца вон. Сбежал — туда ему и дорога!

Но орк не сбежал. Он появился через три дня. Незаметно выскользнул он из-под сени деревьев и примкнул к людям, что загоняли на ночь табунок лошадей, что днём паслись у подножия замка. Дах-Ат присоединился к табунщику, пощёлкивая и свистя на лошадей. Но что-то в его движениях было нервное, беспокойное. Табунщик мог бы это заметить, если бы стал смотреть на урук-хая. Но при появлении Дах-Ата всадник объехал табун с другой стороны и на урук-хая не оглядывался. Лишь брезгливая мина его говорила о том, что он знает, кто гонит лошадей с другого края табуна.

У подъёмного моста, хочешь не хочешь, пришлось сойтись. Табунщик прикрикнул на лошадей и проехал вперёд, а урук-хай... Мгновение он помедлил, стоя перед опущеным мостом, потом выпрямился и медленно пошёл в самый центр ворот, как существо, которое во что бы то ни стало хочет казаться спокойным. Но как только он оказался за воротами, он не удержался и боязливо оглядев двор, бочком-бочком шмыгнул к себе.

Заскочив в каморку он запер дверь и привалился к ней спиной. Только тут он перевёл дух и расслабился. Заметили? Воины крепости точно взгляд боятся испачкать — не смотрят никогда. Но на это нечего рассчитывать: это когда всё хорошо смотреть брезгуют, а почуют неладное — больше взгляда не оторвут: высмотрят даже то, чего нет! Но тогда почему не схватили, не заперли? Может и впрямь не заметили? Прохвосты! Только дрыхнут, надеясь на дракона. Но дракон не спит. Он-то заметил, это точно! Он так пристально смотрел со стены. Ещё бы! Ну и что теперь?

Дах-Ат отошёл от двери, нащупал в темноте свечу и зажёг её. Пламя в скрюченных пальцах колебалась. «Руки дрожат... Зачем я вернулся сюда?» Он уселся на скамью, попытался пригладить щетину на голове.

«Пришёл служить Свету! — орк усмехнулся. — Нет! Дерьму в дерьме и валяться, не иначе!»

Маленькая комнатка с тёмными углами, до которых не доставал свет свечи, выглядела мрачной и сырой, как камера, но это только казалось. Что может быть более сырым, чем штольни Шургама, в которых вода стоит по щиколотку, а кое где доходит до груди.

— Ну? Что теперь? — спросил орк непонятно у кого. — Ничего! Неужели от тёмного властелина никуда не убежать не закопаться? Неужели он и впрямь хозяин надо всем? И мой побег и «выкуп», и слово Кана — всё это брехня? И меня снова держит за глотку тёмная лапа?

Пламя свечи мигнуло, словно согласилось.

— Да и отпускал ли он меня когда-нибудь? Может, он специально дал мне уйти, чтобы иметь в Кане шпиона? Ай, собака! Шакал вонючий!! Ну нет уж! Больше я им не буду!!!

Урук-хай ударил кулаком по столу? Подсвечник упал, свеча погасла. Дах-Ат вскочил и выхватил меч.

— Этот пёс над всеми властен, но не над мёртвыми! На этот раз я уйду навсегда и он больше ничего не сможет со мной сделать! Ничего!

Урук-хай возвышался посреди тёмной комнаты один, с мечом в руке. Один в темноте и тишине. Но тишина ли то была? Даx-Ату казалось, что вся бархатная темнота вокруг насыщена звуками, предметами, образами. Все они шевелились трепетали, подтверждали его мысли. Да!.. Да!.. Да!..

Это единственный выход! Правильный и единственный.

«Ты прав!» — словно соглашался с ним меч, приветливо располагаясь рукоятью в его ладони.

«Ты прав!» — утверждала плотно закрытая дверь.

«Ты прав!» — тлел еле заметно крошечный фитилёк погасшей свечи. Вся комната словно наполнилась желающими согласиться, подтвердить, помочь, услужить в том деле, которое он задумал. На лицо все условия для того, чтобы быстро и без хлопот покончить с жизнью: тишина, темнота, острый меч и запертая дверь.

Дах-Ат подошёл к окну и посмотрел на ночь. Тихая прохлада дунула ему в лицо. «Всё, — подумал он. — Вот и окончена моя служба новому господину. Недолгой она была и ненужной! И окончилась предательством... Да, предательством!» — Дах-Ат оглянулся в темноту своей комнаты и стиснул кулаки. «Почему?!! Ну зачем я всё сказал?! Зачем? Ай, твари! Почему струсил, как шакал?! Да, меня бы опустили в штольни после пыток. А там эти гады, малые орки, не дали бы мне быстро подохнуть — они так ненавидят урук-хаев! И когда урук попадает в немилость — самая страшная казнь — попасть в лапы бывших подчинённых. Да, у них я бы подыхал долго. А здесь — быстро! Но не предавать же из-за этого! Ай!..» — Дах-Ат скрипнул зубами и снова сжал рукоять меча. Ему почудилось, что она тоже ответила ему пожатием: «Давай!.. Давай!»

— Кто узнает о том, что я предатель, если я буду мёртв! Великое событие: какой-то вонючий орк закололся! Выволокут за ноги, как дохлого пса и зароют во рву! Нет, догадаются, что кто-то предал. Догадаются, когда начнётся осада крепости. Слишком многое будут знать орки. Дах-Ат забрал в горсть свои короткие колючие волосы, но они проскользнули у него между пальцев, как щетина.

— Ну и что! Мне уже будет всё равно! Я буду мёртв. Мёртв!!! — Дах-Ат швырнул меч на стол и рухнул на скамью.

Грохота это создало много, но орк словно радовался звуку, который разрушил эту соглашающуюся тишину. Тишина всё знала про него. И меч знал всё. И плотно закрытая дверь тоже знала. Не знали только люди замка. И эльф.

— Мне будет всё равно! И пусть этот эльф и его слуги посылают мне проклятия! Я их всё равно не услышу!

Он стиснул кулаками голову и замер неподвижно. Хотелось убедить себя, что существует только один выход и только такой. Что другого нет! Но уверенности не было. «Что это? Я трушу смерти? Нет! Я не боюсь!» — и Дах-Ат отчетливо понял, что боится вовсе не смерти, а чего-то другого. «Всё! Хватит слюней! Я ничего не боюсь! Я сделаю это!»

Кругом были всё те же темнота и тишина. Ночной ветер коснулся жёстких волос у него на голове. Дах-Ат поднял голову и посмотрел в окно. Ночь. Он вздохнул и поднялся. Снова взял меч и подошёл ближе к оконному проёму. Он повернул меч остриём к груди и упёр в стену. Меч был готовым и совсем не страшным, лёжа лезвием в ладони остриём к своему хозяину.

«Да, нет, не в стену! Тупица! В пол. В пол? Для этого нужно встать на колени». Он встал, упёр рукоять меча в пол и спокойно сказал: «Нет, не сейчас». Поднялся и подумал: «Почему не сейчас?» — и ответил сам себе: — «Ночь ещё длинная. Хватит времени».

Он вернулся к столу, положил на него меч и опустился на скамью. Почувствовал, как он устал. Захотелось посидеть и отдохнуть. «Отдохнуть, перед тем, как околеть!» — хмыкнул он. И тут он подумал об эльфе. Наверное, сидит сейчас в своей цитадели и переписывает книги. Или смотрит на звёзды. Говорят, эльфы любят звёзды.

Дах-Ат подошёл к окну и с удовольствием вдохнул ночную свежесть уродливыми ноздрями. «Как хорошо! Ночь. А завтра меня уже не будет. Не будет ни мучений, ни страха. Этой ночью всё кончится!» Дах-Ат принял решение и успокоился. «Завтра, завтра... — он представил себе солнечное утро, которого не увидит, замок и вдруг подумал: — А что как раз завтра будет осада? И эти собаки с смогут как-нибудь обезоружить дракона. Замок будет беззащитен, а они знают о замке всё и взять его будет не сложнее, чем раздавить мокрицу. И это всё из-за меня!..»

Призрачное спокойствие орка улетучилось. Неоконченное дело — оно не давало поверить мечу, что так удобно ложился в ладони, остриём к груди. Оно не отпускало его. Неоконченное дело — как заноза.

— Если бы можно было предупредить эльфа! Всё равно в ведь подыхать! Например, послать к нему кого-нибудь из воинов, чтоб ему передали: «Стало, мол, известно, что готовится осада». Хм! Послать кого-нибудь? А кто пойдёт? Какой воин послушает орка? Не поверят, ещё на смех поднимут. Нет, из воинов не пойдёт никто! Жаль, что я не умею писать! А то написал бы — и всё! Орк побарабанил кривыми пальцами по столешнице, но больше в голову ничего не приходило.

«Не идти же самому! Ага, вот так прямо зайти и сказать: я — предатель! Да он тут же убьёт меня на месте!» Дах-Ат вскочил.

Пауза. Дах-Ат подумал, что как раз смерти-то ему и надо и что этого-то как раз не должно бояться раз он сам всё решил. Да, но не так же: пойти и всё сказать самому. Так — невозможно, так — страшно, потому что... стыдно. Да! Это то самое, чего он боялся всё время.

Нет! невыносимо! Лучше он умрёт, он сам всё сделает и ни к какому эльфу не пойдет! да, но осада...

— Ай! Яй-яй-яй-яй-а-а-ааа!..

Урук-хай не мог вынести разрывающую его душу проблему. Он в ярости принялся молотить рукоятью меча по столу, словно собираясь разбить или раздавить её — это проблему, если бы она лежала тут, на столе.

— Нет-нет-нет !!!

Стол выдержал. Рукоять — тоже. Дах-Ат запыхался. Проблема осталась.

Ну не идти же к нему на самом деле! Это уже слишком! Хотя, наверное, умереть от руки эльфа более благородно.

— Да куда ты лезешь, свинья! В какое благородство?! — заорал на себя Дах-Ат в полный голос. — Какое такое благородство? Бери меч, нечего рассусоливать!

Урук-хай взял меч. «Нет, нужно сначала предупредить!» Он сунул меч в ножны и прошёлся туда-сюда по комнате.

«Но как это сделать? Вот зайду, скажу, а потом сразу прикончу себя! Нет!» — орк шарахнулся от этой мысли и от двери, и забился в дальний угол комнаты. «Нет, это невозможно!» Но выход и из комнаты и из его положения был только один. Орк ещё подождал, а потом набрав в грудь побольше воздуха, повторил, как заклинание: «Зайду, скажу и сразу убью себя. Чтобы ничего не видеть и не слышать!»

Он ринулся вперёд, в эту ужасающую бездну стыда и страха, чтобы во время своего захватывающего дух падения успеть сделать самое необходимое, пока он ещё не успел разбиться о дно.

Тяжёлая дверь стукнулась о стену, а орк уже бежал прыгая через ступени и цепляясь руками за углы и косяки. Только бы успеть... и не передумать!

У Арвиса горел свет. Он сидел над книгой. Дах-Ат появился бесшумно. Но видимо у эльфов и вправду хороший слух — Арвис поднял голову и посмотрел на него.

— Заходи.

Дах-Ат резко шагнул к столу и положил поверх раскрытой книги свой меч.

— Что случилось? — произнёс Арвис и посмотрел на орка. Нет! Дах-Ат не в силах был смотреть в ясные глаза эльфа. Вся его решимость исчезла. Он тут же пожалел, что пришёл и рванулся назад. Но Арвис успел схватить его за руку. «Сядь!» — сказал он. «Нет!» — хрипло отозвался Дах-Ат.

— Что случилось? — повторил Арвис.

— Беда, — глухо ответил урук-хай и заговорил: — Беда ещё не случилась, но может произойти в любую минуту. Уходите! Улетайте куда-нибудь на своём драконе! Этот замок возьмут!.. Я его предал!

Дах-Ат вжал голову в плечи, ожидая, что после его слов на него обрушится что-нибудь огромное — минимум потолок комнаты. Но ничего не обрушилось.

— Подожди, — Арвис не выпускал его безобразной лапы из своих рук. — Расскажи мне всё с начала.

— Что — с начала? — исподлобья глянул на него Дax-Ат, но снова опустил глаза и как эхо повторил: — С начала... Третьего дня, ночью, я пошёл на могилу Инката. Или это было четвёртого дня... Там меня схватили. Наверное, за мной следили.

— Кто?

— Слуги тёмного.

— Дальше?

— Дальше! Дальше увезли в Шургам, — Дах-Ат сжал губы и опять исподлобья глянул на эльфа. — И там я всё рассказал!

Слова прозвучали жёстко, с вызовом: «А вот какой я негодяй!»

— Что ты рассказал? — тихо спросил Арвис.

— А всё, что спрашивали! — с тем же вызовом бросил ему Дах-Ат. Хвастаться своим «плохишеством» было проще, чем каяться.

— И что же они спрашивали? — всё так же тихо спрашивал Арвис. Дах-Ат фыркнул.

— А всё! Про замок: где караул, когда его смена, насколько восстановлены ворота. А больше всего — про дракона. И я рассказал всё, что знал! И должен был открыть ворота при осаде!

Дах-Ат бросал слова прямо в лицо эльфу. А Арвис говорил всё так же тихо и всё так же крепко держал его за руку.

— Что им нужно?

— Не знаю... То есть знаю! Им нужен твой дракон и ты! А этот дырявый каблук не интересует ни кого! — даже так. Дах-Ат не выбирал не обращений ни выражений, но Арвис не отреагировал на эпитет отнесённый к его замку.

— Тебя пытали?

Дах-Ат молчал. Теперь он сгорал стыдом. На этот раз его не пытали, хотя он прекрасно знал их пытки — с того раза, как пытался бежать первый раз — неудачно. Теперь его даже не пытали. Ему просто сказали, что если он ничего не расскажет, его опустят в штольню с малыми орками. И он сдался. Тут же. Потом он проклинал себя сто раз за трусость. Но тогда он испугался. Всё, что угодно, только не это. А теперь? Что ему говорить Арвису?

Но Арвис сказал сам.

— Я пробыл в штольнях Шургама полгода... Хотя нет — пять месяцев. Но эти пять месяцев казались мне пятью веками. И я отдал бы очень многое, чтобы второй раз туда не попасть. Я не обвиняю тебя.

— Что-о-о?! — взревел орк. — Ты не обвиняешь меня?!! Зато я сам себя обвиняю! И если ты не убьёшь меня — я сделаю это сам!

Он рванулся, схватил меч, который всё ещё лежал на книге и кинулся прочь. Но Арвис опять-таки успел перехватить его руку. Заломив длинную лапу орка, он отобрал меч. Ярость ещё больше обезобразила морду урук-хая.

— Я всё равно убью себя! — прошипел он.

Тут ясные глаза эльфа потемнели. Он размахнулся и с такой силой ударил орка плашмя мечом, что тот не удержался на ногах и отлетел в угол.

Вытирая разбитую скулу, он уже с испугом смотрел на подошедшего Арвиса.

— Не сметь! — грозно произнёс эльф. — Разве ты сам подарил себе жизнь? Она дана тебе свыше. И не в твоей воле отказываться от неё. Если тебе суждено умереть — умри защищая Минас Кан!

Арвис вернулся к столу и бросил меч на раскрытую книгу. Дах-Ат валялся в углу, как пришлёпнутый червяк, не решаясь подняться.

— Подойди сюда, — голос Арвиса смягчился. Дах-Ат послушался и подошёл. Он чувствовал себя совсем не так, как прежде. Что-то в нём переменилось. Там, в груди. Что-то такое, что сжимало грудь и лишало покоя. Теперь оно исчезло. Испарилось непонятно куда. Да, он помнил своё предательство, но желание смерти теперь казалось глупым и смешным. Словно Арвис своим ударом вышиб нечто скверное из его души. И теперь Дах-Ату стало спокойно и светло. Это был не тот мнимый покой, который посетил его душу в комнате, когда он решил умереть. Нет, этот покой был настоящий. Дах-Ат подошёл к своему господину, опустился на колени, что, впрочем, мало изменило его рост, и склонил голову.

Арвис вздохнул и улыбнулся, хотя Дах-Ат этого не видел, и положил ему руку на плечо.

— Милый мой Дах-Ат! Прости меня! — орк удивлённо поднял голову. — Во многом, что с тобой случилось — моя вина. Но не ищи смерти. Она сама найдёт тебя, когда твоя жизнь кончится.

Он провёл своей красивой рукой по жёсткой щетине, что покрывала затылок орка.

— А сейчас твоя жизнь ещё не кончилась. И твоя служба тоже. Если будет осада — будешь защищать цитадель.

Дах-Ат в изумлении поднял на него глаза: не ослышался ли он — его назначают воином цитадели?

— Понял?

Дах-Ат растерянно кивнул.

— А теперь иди отдыхай. За мечом придёшь завтра. И ножны сними. Это тебе маленькое наказание, за попытку осквернения боевого оружия. Мечом нужно врагов рубить, а не малодушные желания исполнять. Иди!

Не чуя под собой коротких ног, Дах-Ат вылетел из цитадели и очутился в звёздной ночи. Она была потрясающе прекрасна! Ему захотелось кричать и петь!

Но петь он не умел, а кричать? — в последний момент он сообразил, что перебудит всех, кто спит и потом... рёв у него такой, что он не может служить выражением тех чувств, что распирали его грудь.

Ночь была слишком прекрасна, чтобы нарушать её тишину и самое лучшее — просто постоять и помолчать. Дах-Ат закинул за голову сомкнутые руки и вздохнул всей грудью. Глупая улыбка сияла на его физиономии. Звёзды казались родными, дракон, дремлющий на стене — лучшим другом, а вся крепость — чем-то очень близким...

И сильно хотелось спать.

* * *

Прекрасная, холодная, бесстрастная Нинэвэн, чей станок в дальней половине Минас Кана никогда не умолкает. Зато сама она молчалива, словно наложила запрет на свои уста, как и на все радости жизни. Неужели она всё ещё ждёт своего Тэргена? Или ожидание стало неотъемлемой её частью? Она почти не выходит из своих покоев и люди замка редко видят её. Так редко, что даже порой забывают о её присутствии. Только стучит станок, как еле слышное сердце в каменной груди Минас Кана.

Но с самого начала очевидным было то, что в её сердце нет места для Арвиса, как и для кого-либо другого. Холодная печаль стала её ликом, её одеянием. Может быть потому и захотелось ей уйти из Дома Лау, чтобы не омрачать взоры всех живущих там своей грустью?

Её затвор в Минас Кане ничем не нарушался и, должно быть, ей только того и надо было.

Но Арвис недолго оставался владетелем Минас-Кана. Он расстался с наследственной твердыней с лёгкостью. Ни корысть, ни тщеславие не привязывали его к этому дому. А время уединения для него уже миновало. Он вернулся в Дом Лау и вот как это произошло.

Как-то поднявшись с Гетом в ночное небо он увидел с высоты чёрную свору на пустынной дороге, которая нападала на одну фигуру, блистающую мечом и шлемом. Гет опустился ниже и Арвис увидел, что это толпа орков кидается на какого-то незнакомого витязя. Гет разогнал тёмных тварей, но теперь стоило большого труда объяснить витязю, что ему не стоит биться с драконом. Можно было оставить витязя и лететь своей дорогой, но Арвиса совсем не устроило, что он создал впечатление о себе, как о слуге тёмных и сотоварище дракона. Он намеревался вывести из заблуждения незнакомого витязя, но тот был категоричен и ничего не хотел слушать.

— Защищайся!

— Нет, витязь, я не враг тебе, — произнёс Арвис и сам понял, что его слова звучат неубедительно, особенно, когда за спиной темнеет тень Гета.

Воин не опускал меча,

— Кто ты такой? — грозно прозвучал его голос. По статности и силе можно было сразу понять, что это эльф.

— Моё имя — Арвис. Я служу Дому Лаулиссиана.

— Я не верю тебе. Витязи Лау не летают на подобных тварях!

— Да, это так, но я действительно служу Лаулиссинну и это подтвердит тебе любой эльф из его Дома.

— Я не верю тебе, — повторил незнакомец. — Уйди с дороги или я буду биться с тобой!

— Я нисколько не хочу препятствовать тебе в пути и не приму твоего вызова. Тем более, что ты ранен.

Эльфа задели несколько орчьих стрел. Раны хоть и не были серьёзны — воина защищали доспехи — но неприятны. Арвис отошёл в сторону.

— Хотя ты не веришь мне, витязь, но я осмеливаюсь пригласить тебя в свой замок. Ты сможешь отдохнуть там и залечить свои раны. Мой замок неподалёку, он стоит в Лесу Большой Тени.

— Твоя речь обличает тебя! В Лесу Большой Тени находится замок Минас Кан — замок тёмного эльфа Элона! Ты хочешь заманить меня в ловушку! — вскричал незнакомец.

— Тебя долго не было в этих краях, — ответил Арвис. — Элон давно погиб и теперь этот замок принадлежит мне.

— Разве ты — Кан?

— Да, я принадлежу этому роду.

— Опять ты лжёшь! Каны никогда не служили ни Дому Лаулиссиана, ни Светлым эльфам! Ты поплатишься за свой обман. Или ты будешь сражаться со мной или я убью тебя сейчас же!

— Нет, я не подниму на тебя меча. Не лучше ли вместо того, чтобы желать гибели друг друга отдохнуть и подкрепить свои силы. Я буду рад принять тебя в своём доме. Теперь в Минас Кане живёт искусная врачевательница — эльфийская дева Нинэвэн. Она залечит твои раны...

— Нинэвэн? — взгляд его стал не менее суров, а голос — не более доверчив. — Нинэвэн? Где?

— Она живёт теперь в Минас Кане, — начал Арвис, но эльф не дал ему договорить.

— Нинэвэн в замке тёмных эльфов? Этого не может быть никогда! Я не знаю, зачем ты хочешь заманить меня туда. Но я не поеду в Минас Кан независимо от того лжёшь ты или говоришь правду. Если Нинэвэн в замке нет — мне там нечего делать. А если она действительно там — мне не зачем видеть её!

Арвис задумался на мгновение.

— Ты — Тэрген? — спросил Арвис. Эльф не отвечал. — Поедем со мною в Минас Кан. Нинэвэн ждёт тебя!

Эльф не двинулся с места. Арвис не стал его переубеждать. Он сказал:

— Оставайся здесь. Я привезу тебе Нинэвэн. Думаю, от не будет так упряма, как ты.

Он вскочил на Гета и улетел в замок.

* * *

По случаю возвращения Тэргена и свадьбы его с Нинэвэн в Доме Лау был большой праздник. Он длился много дней. Посмотрев на прекрасную чету, чья любовь не угасла во времени и не затмилась расстоянием, Арвис оставил свою родовую крепость им и Лес Большой Тени расцвёл вокруг, пронизанный светом их любви. Практические вопросы тоже уладились: Гет остался на пограничной пустоши. Теперь он был достаточно силён, чтобы постоять за себя и можно было не опасаться, что его вновь украдут. А орк — с ним было сложнее. Он и сам не рвался заступить за пограничную землю, но эльфам Лау не нравилось присутствие урук-хая даже близ границы. В конце концов, Сивисмар сжалился над ним и взял Дах-Ата в свою дружину, в которую теперь входил и Арвис.

Из всех людей замка за Арвисом ушёл только Акст. Не просто ушёл — он умолял взять его с собой.

— Мои предки всегда служили роду Кан. И наши два рода связаны много поколений, не прогоняй меня. Пока жив хоть кто-нибудь из рода Кан, я буду служить ему.

Вот и всё, что осталось от замка в Лесу Большой тени, от тёмного рода Элона и его домочадцев.

А как же угрожающая осада, о которой предупреждал Дах-Ат? Всё разрешилось просто: у владельцев Шургама свои осведомители. Как только тёмным стало известно, что последний Кан (т.е. Арвис) со своим драконом покинули замок, орки сразу потеряли всякий интерес к твердыне в лесу. Действительно, этот «дырявый каблук» был им не нужен.

К Десятому сказанию: http://proza.ru/2024/07/11/1277