В струю

В мае в училище с комплексной проверкой прибыла комиссия Министерства Обороны. Офицеры, конечно, ходили взмыленные и нервные, а для нас, курсантов, ничего особо напряжного в этом не было. Ну, почувствовали мы, третьекурсники, себя на пару дней первогодками. Изобразили жизнь по уставу. Не влом. Вроде игра такая. Если бы только наш дивизион «строили», было бы обидно, а так – нормально.

Выпавшее мне дежурство по батарее нести оказалось легче обычного. Команды с самого подъёма исполнялись показательно. Проникшиеся вслед за командирами ответственностью момента, курсанты были собраны и исполнительны. Да и как не быть, если и проверяющие – вот они, и наши офицеры рядом, хотя и не вмешиваются.

Как в кино, ей-богу. Скомандовал «Подъем!», вывел батарею на улицу, построил и доложил старшине о готовности личного состава к проведению зарядки.

Вернулся в казарму, покомандовал дневальными, которым и делать-то особо нечего. Чистоту в казарме наводили накануне всем личным составом, дневальные больше для виду с тряпками мотались. Потом в столовую, типа без меня там не разберутся и не накроют.

Прибывшую на завтрак батарею встретил на улице, теперь доложил старшине о готовности столовой, что раньше не практиковалось, и отправился в казарму дожидаться проверки бытовых условий.

По моим прикидкам, у меня было время расслабиться. Завтрак, потом развод, потом пока отведут батарею в учебный городок. На койку в такой день не приляжешь, конечно, она тщательно заправлена и «отбита» дощечками. Но прикрыть глаза на табурете у подоконника, в глубине кубрика, можно.

Не удалось. Только прикорнул, как с тумбочки дневального раздалась громкая и какая-то тревожная команда:
– Дежурный по батарее, на выход!

Я подскочил и, на ходу застегивая воротник кителя, вышел в коридор. Всё верно, возле дневального стоял не наш полковник. Он выслушал мой доклад и двинулся в расположение со словами:
– Ну, показывай, сержант, как вы тут живёте.

Почтительно приотстав, я обернулся, изобразил лицом, чтобы дневальные оповестили комбата, и пошёл за ним.

С первых же шагов полковник начал охать и возмущаться. По правде сказать, было с чего. Серьёзного ремонта казарма не видела уже очень давно. Сколько ни мой окна, того, что они крашены не один десяток раз, не скроешь, а свежей побелкой не замазать отваливающуюся штукатурку. О возрасте кроватей, стоящих в два яруса, можно только догадываться, а паркет, казалось, помнит ещё шпоры кавалеристов, размещавшихся здесь до революции. Матрасы, подушки – да всё старенькое, что тут говорить? Чистенько, но бедненько.

Увы, Орджоникидзевская ракетка не была флагманской и показательной. В войска вовсю внедрялся 300-й комплекс, и перспективным считалось Горьковское училище. Возможно, поэтому мы содержались по остаточному принципу. Как говорится, «и в этом доходят».

Месяц назад, в моё же дежурство, проходил осмотр казармы нашим, училищным начальством. Я слышал, как тревожно обсуждались все эти вопросы. Тогда зампотыл сказал, что некий московский генерал-тыловик так ответил на жалобы и просьбы: «Проблемы у вас есть, но выполнению главной задачи училища – воспитанию офицерских кадров – они не мешают». Я даже фамилию того генерала запомнил: Корнев.
И вот пригодилось же!

Дождавшись момента, когда пауза в возмущенном монологе проверяющего полковника затянется настолько, что мои слова не покажутся дерзостью, я произнёс:
– А генерал Корнев сказал, что всё это не мешает выполнению главной задачи училища – воспитанию офицерских кадров! Вот мы и не жалуемся. Да и привыкли.

Полковник удивлённо посмотрел на меня, но уточнять ничего не стал. То ли сам это понимал, то ли Корнева того знал.

Мы пошли смотреть казарму дальше. Теперь он уже не возмущался, а скорее сокрушался, только что не вздыхал.

Вскоре, суетливо протопав в лестничном пролёте, в коридоре появились комдив Ванин и замполит Питерский. За ними, нездорово пыхтя, поспешал комбат Бульбенко. Поздоровались, представились и изобразили готовность внимательно выслушать высокого гостя.

А гость уже выдохся. Скучным голосом он повторил то же, что уже высказал мне.
Ванин почтительно, но уверенно начал было:
– А вот генерал Корнев…
– Это я уже слышал, – прервал его проверяющий и бросил на меня насмешливый взгляд, – пойдёмте дальше.

А дальше были туалет и комната для умывания, примечательным в которых был только потолок, такой же высоченный, как и во всей нашей старой казарме.

Умывальник был оборудован примитивно: труба большого диаметра шла вдоль стен и по центру помещения, а из неё торчали краны, под которыми находились стальные раковины. Гость остановился на входе, его, видимо, привлекло эхо под сводом, и он поднял голову вверх.

Шедший за ним Ванин вдруг встревоженно рванулся вперёд. Проследив за ним, заметили непорядок и мы. Из крана, который использовался для набора воды в вёдра при уборке и раковины под которым не было, текла вода. Она не капала, это было бы слышно, а струилась на бетонный пол и по нему ручейком стекала в трап.

Это был очевидный косяк, и при желании в него можно было потыкать.

Ванин затянул барашек и зло посмотрел на меня. Но вода течь не перестала. Ванин потянул сильнее – не помогло. Видимо, дело было не в том, что дневальный не закрыл кран, а случилась поломка, которую быстро не устранишь.

Комдив сориентировался мгновенно. Когда гость прекратил изучать потолок и опустил глаза, он увидел полковника Ванина, интенсивно утоляющего жажду прямо из-под крана. Гость начал о чём-то говорить, комдив его внимательно слушал, но пить не переставал. Он даже фуражку снял, чтоб было удобнее.

Улучив момент, Ванин выразительно посмотрел на комбата Бульбенко. Майор фуражку снял сразу и деловито расположился возле крана. А гость выходить не спешил, и я понял, что пришёл и мой черёд испить водички за честь дивизиона.

Я простоял возле крана долго, очень долго. Беседа офицеров со служебных тем переключилась на какие-то бытовые и даже спортивные, но дислокацию они не меняли. Сначала я пил, потом просто водил губами по струйке воды, меняя наклон головы и стойку. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы мне на глаза не попались ведро и швабра, приготовленные для уборки. Я оторвался от крана, быстро подставил под струю ведро и сделал напор сильнее. Зазвеневшая о жесть вода прервала беседу офицеров, они решили, что мешают наряду, и наконец вышли.

****

Через пару дней, после окончания проверки, комдив объявил мне благодарность и приказал майору Бульбенко больше меня дежурным по батарее не ставить.
– Только по моему личному указанию!
Видимо, именно тогда полковник Ванин обратил на меня внимание.

Официально поощрение было «за отличное выполнение обязанностей дежурного по батарее». Но я-то знал, как попал в струю.