Стеклозавод

– Всё, пошли вниз! Взводные в столовой греются, а Бульба с отцом Кота уехали, – вернувшись из разведки, «разрешил» Лукич.
Мы поднялись и, докуривая, пошли по выстуженному цеху стекольного завода в подвал, где в основании стеклоплавильных печей можно было погреться. Везде, где возможно и невозможно, были составлены картонные коробки с банками и металлические ящики с боем. Все остававшиеся свободными плоскости, включая бетонный пол, были просто завалены банками разного объёма, для отбраковки и расфасовки которых нас сюда и привозили. Поставленную задачу отделение уже выполнило, но показываться на глаза начальству не следовало, чтобы не нарваться на новую. С другой стороны, и линять раньше времени не стоило, тут могло влететь лично мне как командиру.
В узких прокуренных закоулках подвала было заметно теплее. Самые козырные места, возле горячих стенок, были уже заняты шустриками из второго и третьего отделений. Здесь был и свет от нескольких тусклых лампочек, свисавших с потолка на длинных шнурах.
– Говорили тебе, Тихон, все уже давно поныкались, – пробубнил, как всегда, недовольный Худой. – Вечно мы вкалываем, как стахановцы. Думаешь, за усердие тебе телевизор над койкой повесят?
Мифический цветной телевизор, зарабатывать на который якобы нас сюда привозили, был всегдашней темой язвительных шуток.
– На обед там ещё не собирают? – спросил кто-то из полумрака.
– Сказали, в час. Надо не проспать, как в тот раз. Пока чухнулись, курицу разобрали. Недокормленные ж все, жрут в три рыла, – продолжал ворчать Борик.
– Худой, а ты что, похудеть боишься? – не подумав, пошутил Вадик Салов.
Худой шуток про свой вес очень не любил.
– Длинный, ты бы молчал лучше! Да ты же, если первым придёшь, то всей батарее есть будет нечего. Забыл, как ставил караул без кекса? Обожрал боевых товарищей?
– Ну чего ты, Борик? – примиряющим тоном ответил высокий, под два метра, и худющий Вадик. – Я же говорил, случайно получилось. Проснулся, а во рту хреново как-то. Ну и зашёл в столовую зажевать. А там кекс. Я не заметил, что весь съел.
– Ну да, не заметил. Он же килограмма на полтора был!
Сдержанно похихикали. История с Длинным и кексом уже была перетёрта в курилках не раз. И с каждым пересказом вес кекса увеличивался.
– Блин, сигареты кончились, – Борик огляделся и обратился к сидящему рядом Андрюхе: –Шерстяной, оставь докурить.
– Оставили, – словно извинился Андрей.
– На, у меня ещё остались, – достал из внутреннего кармана шинели красную пачку «Примы» Алик.
Худой взял сигарету и затормошил дремавшего у печи Олега, за спиной которого был один из вынимающихся кирпичей, о раскалённую внутреннюю грань которого можно было прикурить. Это выглядело понтовее, чем от спичек или зажигалки.
– Ну ка, ОтИц, подвинься, дай огоньку!
Олег зашевелился, пропуская Борика, а тот вдруг резко дёрнулся и сбил с него шапку: – ОтИц, горишь!
Шапка покатилась по полу, разбрасывая искры и дымясь. Её быстро подняли, обстучали и отдали хозяину. Видимо, жаром печи прихватило через щели «прикуривательного» камня. Шапка была безнадёжно испорчена. ОтИц  рассматривал её с досадой и сожалением.
– Не мОхай, у Серёги есть бэушные. Он так даст, не ремень же.
Кожаные курсантские ремни всегда были дефицитом. Солдатам дивизиона обеспечения были положены ремни из кожзама, курсантским они завидовали и скупали в военторге подчистую.
– Худой, а как ты Валерку без ремня оставил?
– Я? Да он сам виноват! Сам же ремень в станок засунул!
Эту историю слышали ещё не все, и народ заинтересованно зашевелился.
– В ту субботу на мебельную фабрику направили только наше отделение. Любит нас Бульба. Местный начальник задачу Тихону поставил и слинял. Работы там немного было, так, стружки-опилки убрали. В училище идти смысла нет – припашут куда-нибудь, а тут тепло и спокойно. Скинулись, сгоняли, отдыхаем. А там станки, которые наждачную ленту нарезают. Рулоны широкие, около метра, а в станки заправляют полосы узкие, такие примерно, – Борик показал ширину пальцами. – Бледный взял и начал засовывать, от нехрен делать, ремень в станок. Бледный, вот что у тебя в башке было?
– А что у тебя было, когда ты станок включил? – отозвался Валерка.
– Он не сразу включил. Он предупредил, что включит. Бледный не поверил. А Худой не поверил, что Бледный ремень не уберёт, – влез с пояснениями Алик. – Тот всунул, а этот нажал. И триндец ремню.
Поржали. Начались шутливые выяснения, кто больше виноват.
– Бухие были, – предположил кто-то.
– А Бледный и трезвый может. Как тогда, на электроцинковом, – Худой любил быть в центре внимания и не унимался: – Они с Шивой пошли на железку спирт искать. Вот кто им сказал, что там спирт бывает? Нашли цистерну с кислотой и решили бляхи почистить. Привязали их к чему-то, залезли наверх и опустили вовнутрь. Шива свою достаёт: «Класс, блестит!», она у него на проволоке была. А этот, – Худой кивнул на Валерку, – на бечёвку какую-то привязал. Вытягивает, а там хрен – конец почерневший.
– А что за тема на мебельном с машиной вышла?
– А, это Лукич. Нашёл во дворе грузовик, завёл и катался по кругу, пока в стенку не въехал. А потом они с Аликом спорили, как грузовик стоял, чтоб поставить так же и не спалиться. Крик стоял на весь двор.
Снова похихикали.
– Блин, когда нас уже перестанут на работы таскать?
– На третьем курсе. Да и их иногда на картошку и кукурузу возят.
Тема была больная и, как всегда, вызвала оживлённую дискуссию. Сошлись, разумеется, на том, что нашу батарею и конкретно наш взвод припахивают больше всех. Лишним тому подтверждением было сегодняшнее наше нахождение здесь, на стекольном заводе. Мы знали, что обязаны этим были нашему Коту, чей батя работал тут главным инженером. Понятно, что комбат с комдивом имели тут какой-то свой интерес. Вполне очевиден был интерес заводского же начальства: вообще непонятно, как они здесь управлялись с фасовкой и отбраковкой без нашей помощи. И только нашего интереса тут не было.
Коту, разумеется, уже отпущенному домой с ночевой, конечно, завидовали. Особенно местные, у которых соблазнов в городе на первых курсах было гораздо больше.
Начали обсуждать, куда и на какие работы нас возили, и вспоминать обиды и несправедливости.
Хуже всего, разумеется, было на картошке и моркови. Грязно, неуютно и укрыться от начальства в поле негде. И ведь главное, никогда не получалось так, чтобы получили определённый объём, выполнили его – и «по машинам» либо отдыхать, пока не закончат остальные. Нет, каждый раз оказывалось, что надо ещё «это и вот это, и уже тогда всё, точно» или просто ставили «передовиков» в помощь неторопливым. И реально объём работы почти всегда определялся временем. Как в армейском анекдоте, «отсюда и до обеда».
Впрочем, воспоминания, как это обычно бывает в компании молодых, здоровых людей, сбились с ворчания на ржач.
– В Унале, на яблоках, было классно! Горы. Тепло и красиво. Только не кормили. А от яблок мне живот крутило. Я на них потом месяц смотреть не мог.
– А нам досталась терраса с зелёными. Кислючие, есть невозможно.
– Надо было походить, у других попробовать. Мы даже груши там нашли. А наверху, на горе, кизил рос.
– На орехи когда ездили, тоже кайфно было.
– Зато в Слепцовской, после картошки, кишканулись нехило. Борщ был наваристый, и почти по полкурицы каждому во втором…
– Только борщ не все съесть смогли. Юрик, умник колхозный, надыбал где-то красный перец. Я, говорит, поострее люблю, и в тарелку крошит. Эти придурки, на него глядя, давай себе тоже, – Худой показал рукой в чью-то сторону. – Как будто перца раньше не пробовали. А потом глаза на лбы, как у сов, повылазили…
– Ага, а жрать-то охота. Плачут и хлебают!
Я хихикал вместе со всеми, хотя хорошо помнил, как мужественно делал вид, что обожаю острое.
– Не, реально плакал Славик. У него глаз зачесался, и он этой рукой, в перце, его почесал!
– Хорошо ещё, что отлить не пошёл!
– А что? Один чувак в своей батарее для прикола ручку в туалете перцем намазал.
– Эх, ему, наверно, вломили!
– А помните, как на первом курсе ездили в Грозный вагоны разгружать? Серёгин батя подогрел от души. Я горлинок в первый раз тогда ел.
– Ага, а когда бутылки из машины выбрасывали, Болотов кричал, чтоб кидали на другую сторону, а то Баранкин из кабины в заднее зеркало спалит.
– И чуть в лобовое автобусу не засветили – из-за тента-то не видно!
Шутки немудрёные, но время скоротать помогли не хуже сигарет, которые из экономии курили «на двоих».
Как всегда, не договорили. Из темноты выполз с помятым лицом замкомвзвода Минин. Он, щурясь, рассмотрел под лампочкой часы и брезгливо-недовольным голосом скомандовал выходить строиться. Все бойко зашевелились, поднялись и, на ходу заправляясь, пошли наверх. На обед нас два раза звать не надо.