Пчела Дон Кихота Ламанчского

«Я Дон Кихот — странствующий рыцарь. Мой долг — помогать бедствующим, вдовам и сиротам, попирать зло, дабы восстановить на земле истину, правду и свободу!»

Кто произнес эти слова? Конечно же, их вырвал из своего сердца Мигель Сервантес и вложил в уста своего героя — Дон Кихота Ламанчского.

История жизни Сервантеса

Непростая жизнь выдалась Мигелю Сервантесу де Сааведра. Как мало мы до сих пор знаем о нём: много толков, много разговоров... Да, с гением всегда так. У нас даже нет его достоверного изображения. Есть несколько теорий, кто и когда его мог изобразить,  но все они не точны. Давайте же хотя бы попытаемся, из того что известно, окинуть взглядом его тяжёлую, полную приключений и страданий жизнь. А как же иначе? Ведь стоящий автор, ведя читателя за руку по страницам своих книг, должен был сам пройти схожие ситуации, пережить радости и разочарования своих героев, иначе мы почувствуем фальшь и скажем словами Станиславского: «Нет-нет! Не верю!» Сервантесу я верю, и вот почему...

Родился маленький Мигель в испанском городке Ламанча 29 сентября 1547 года. Был крещён во имя Святого Михаила, жил в одно время с Уильямом Шекспиром, будучи чуть старше своего современника лет этак на десять. Интересно заметить, что отец Сервантеса был парикмахером. Тот, кто хоть немного интересуется историей средневековой Европы, знает, что в те времена, парикмахеры не просто брили и стригли волосы, но и выполняли все известные на тот период медицинские процедуры. Такие рукодельцы с ножницами и бритвами были прародителями современных врачей. Они ходили из одного монастыря в другой, брили головы монахам и принимали всех страждущих, лечили их, как могли и умели. Вырвать несколько зубов, прооперировать больного, удалить конечность — с этими процедурами большинство из них справлялось на славу.
Изначально всем этим занимались монахи, но в начале XIII века Святой Римский престол запретил им врачевать и проливать кровь прихожан. Одна кровь Христа должна была окроплять братию монастырей и ни чья более.
При монастыре или где-то неподалеку, всегда присутствовали парикмахеры, которые принимали непосредственное участие в подготовке монашествующего к постригу. Всему виной — традиция укорочения волос на макушке, так называемая «тонсура».
Монахам запретили врачевать, и эта должность сама собой перекочевала к парикмахерам, у которых, как известно, тоже были острые бритвы, ножницы и верная рука. Не нужно думать, что тогда не было настоящих врачей, они были, даже существовали медицинские университеты. Но дипломированные доктора того времени занимались только теорией и считали недостойным делом пачкать руки в соках людей. Этим занимались парикмахеры. Одним из таких средневековых мастеров со скальпелем и ножницами был отец Мигеля Сервантеса.

Будучи еще совсем юным, он много путешествовал со своим отцом по Испании и достаточно повидал за время этих странствований. Парикмахеры путешествовали не только от монастыря к монастырю, но и присоединялись к военным и также стригли, брили и врачевали их после сражений...
Что на сегодня может показаться верхом глупости и необразованности, тогда являлось передовой наукой и было доступно далеко не всем. К примеру, только в  XVI веке французский парикмахер Амбруаз Паре впервые предложил отказаться от использования кипящего масла для обработки огнестрельных ран. Он рекомендовал вместо того чтобы заливать кипящее масло в раны, заполнять их смесью яичного желтка, розового эфирного масла и терпентина (скипидара), который есть ни что иное, как экстракт хвойных деревьев. Скорее всего, именно такую смесь и просил намешать в ступке отец Сервантеса для своих пациентов. Это снадобье, через несколько лет, придётся опробовать на себе сильно израненному на поле боя Сервантесу.

При прочтении романа «Дон Кихот Ламанчский» много раз может возникать вопрос: почему столько крови, выбитых зубов, ударов, ссадин, сломанных рёбер? Ответ прост: Сервантес не боялся крови с самого детства. Он помогал своему глухому отцу, как утверждают некоторые источники. Именно поэтому тот и брал своего сына с собой для общения с  военными, прихожанами, монахами. Но опять же, мы ничего не можем сказать наверняка. Это же Сервантес, сын своего времени. Точно одно — он не боялся крови, ни своей, ни чужой, ни в жизни, ни в своих книгах.

Вот еще одна интересная деталь: во втором томе неожиданно Дон Кихот и его верный спутник Санчо Панса сталкиваются с другими путешественниками в таверне. Один из них заявляет, что уже читал о них в другой книге, где они представлены совсем в ином свете. Дон Кихот и Санчо решают взять у этого человека свидетельские показания в свою пользу. Это могло бы показаться странным, если бы не тот факт, что дедушка самого Сервантеса был адвокатом. Пазлы сходятся, и приходит спокойствие и гармония в хитросплетении мыслей автора.

Давайте попробуем проследить дальше, как развивался Сервантес, и какой рок преследовал его в течении всей жизни. Мигель заканчивает школу. Сложно сказать, насколько глубокие знания были даны ему в школе, но известно, что после её окончания, он вдруг отправляется в Италию. Не очень понятное и логичное решение. Известно только, что того самого или какого-то другого Сервантеса объявляют в розыск по причине убийства фаворита короля на дуэли.

Мы помним, что в то время Италия была наполовину испанской, и Сервантес поступил на службу в свиту кардинала Джулио Аквавива.  Там он тоже задержался ненадолго, потому как Папа Пий V противодействовал туркам, и Мигель, вероятнее всего, начитавшись рыцарских романов, наслушавшись проповедей, слетавших со святого престола, решается вместе со своим братом поступить на военную службу в качестве матроса.
И вот она - бессмертная слава бойца за христианскую веру привела его на битву при Лепанто, что случилась 7 октября 1571 года. Сражался Сервантес бесстрашно. На этой кровавой странице истории будущему великому писателю Испании пришлось пролить много чужой и своей крови. Он получил два прямых выстрела в грудь и сильно повредил руку. Выстрелы в грудь были, всего вероятнее, залиты тем самым раствором яичного желтка, настойки розы и скипидара. Вот он Reverse Pivot Turn судьбы!
Мало кто бы смог оправиться после такого, но отлежавшись всего несколько месяцев, Сервантес вернулся на военную службу. Его левая рука, к сожалению, больше не действовала и повисла сухой плетью. Это событие стало важной частью его биографии, и поэтому современники зачастую называли его «однорукий из Лепанто» (el manco de Lepanto).
 Вернувшись на службу, Сервантес со своим братом Родриго сражался с турками по всему Средиземноморью. По прошествии нескольких лет службы, они решают заручиться рекомендательными письмами и отправиться домой в Испанию. Сервантес получает блистательнейшие рекомендации, возможно, надеясь на достойную пенсию или должность у себя на родине. Письмо он получает от самого Хуана Австрийского, сводного брата короля Филиппа II. Но Сервантес был бы не Сервантесом, если бы и здесь судьба не продолжила ковать его. По пути домой нашего будущего великого писателя и его брата ловят пираты, и, найдя рекомендательные письма от таких значимых персон, запрашивают такую неподъёмную цену за его выкуп, что он остаётся в плену на долгих пять лет.
Он не смиряется с судьбой и предпринимает множественные попытки побега, но его каждый раз возвращают. Другого бы, наверное, убили, вырвали ноздри (именно о таких изуверствах в алжирском плену пишет он в «Дон Кихоте» словами Руи Перес де Вьедма. Эта история во многом автобиографична). "Неволя - величайшая из всех несчастий!"- позже произнесет Дон Кихот. Однако, Сервантес был грамотным, знал несколько языков, и потому эти годы служил у Гасана-паши кем-то вроде секретаря, до самого того момента, пока монахи-тринитарии не выкупили его. Сначала брата Сервантеса, а затем и его самого.

Вернувшись в Мадрид, Сервантес не встретил должного признания за свои военные заслуги. Его часто обижало то, что ему приходилось доказывать, что он получил свои раны не где-нибудь, а на великом поле сражения, которое останется в памяти людей на века.
Сервантеса всегда влекло к театру, но это было не его поле битвы. На сцене господствовал Лопе де Вега со своими яркими пьесами, и для скромных творений Сервантеса не находилось места. Он стремился подражать другим, но не писал о себе. Возможно, в этом заключалась его ошибка. Сервантес сильно переживал, много времени проводил в театре, но его произведения не находили отклика. Это была настоящая трагедия для него, ведь он так много хотел сказать, но его не слышали и не могли услышать.

В это время у него рождается дочь от замужней женщины, которая вскоре умирает. Сервантес встречает другую женщину и переезжает с ней в Толедо, но детей у них нет. Дочку принимают в дом под видом дальней родственницы. Позже он перебирается в Севилью, где его жизнь наполняется событиями, но постоянно преследует нехватка денег. Он устраивается закупщиком для Армады, и хотя подробности этого периода остаются туманными, известно, что испанцы заключили бедующего всемирно почитаемого писателя, а в то время, все еще однорукого солдата с двумя пулевыми ранениями в грудь,  в тюрьму. Сегодня каждый испанский дом хранит два томика «Дон Кихота», а тогда его посадили за простую ошибку в количестве закупленной пшеницы. Как же, люди, вы любите мучать своих героев!
Выйдя из тюрьмы, Сервантес недолго наслаждается свободой. Некоторое время он поработал сборщиком податей и решает положить все взятые у плательщиков деньги в банк, который вскоре обанкротился. Такой вот Сервантес был незадачливый средневековый инвестор. Он снова оказывается за решеткой, и именно там его осеняет великая идея создания «Дон Кихота». В своем произведении он наконец-то пишет о себе, ведь он и был тем самым Дон Кихотом, который стремился к добру, а взамен получал лишь непонимание, непринятие и страдания.

Отсидев положенный срок в тюрьме, Сервантес возвращается в Мадрид. В это время он получает известие о гибели своего брата Родриго во Фландрии. Эта утрата приносит ему не только боль, но и дополнительную ответственность: теперь он должен заботиться о многочисленных тетушках и племянницах. В те времена мужчине было предписано обеспечивать женщин своей семьи.

Стремление заработать толкает его к написанию «Дон Кихота». Жизнь сама подсказывает ему образ печального рыцаря. Литературный портрет Дон Кихота Сервантес списывает с себя: ему тоже около пятидесяти лет, его также били и калечили за искренние попытки сделать мир лучше. Он пишет свою великую песнь, и Дон Кихот становится настолько популярным и продаваемым, что наконец-то приносит Сервантесу деньги. Однако, вскоре кто-то публикует второй том Дон Кихота. Сервантес спешит опровергнуть ложные идеи и сам пишет продолжение. Он создает несколько произведений, но вскоре умирает.

Даже умереть гению не было суждено достойно. У его семьи не было денег на похороны, и его погребением занялся монашеский орден, к которому он принадлежал. Останки его были утрачены. Даже умереть Сервантес не смог без приключений.




Первый том

В начале первого тома мы знакомимся с пятидесятилетним Алонсо Кеханой, высоким и худым, словно трость, разорившимся идальго. Кажется, он потратил все своё состояние на покупку рыцарских романов, предпочитая погружаться в их мир в уединении своей библиотеки, практически не выходя на улицу. Современному читателю может показаться странным, что книги могут привести к таким финансовым трудностям, но в то время они стоили целое состояние. Продажа одной книги могла обеспечить жизнь на полгода, а при разумных тратах и с добрыми друзьями — и на целый год. Наш хитроумный идальго заполнил свою библиотеку множеством томов. Они осели лёгкими покрывалами в его сердце и разуме.  Автор говорит, что он прочел более сотни томов. Если бы Алонсо Кехана, каким было его истинное имя, не приобрел столько книг, он мог бы беззаботно прожить всю жизнь в своём поместье.

Но немолодой дворянин из Ла-Манчи выбирает иную судьбу: по примеру героев своих книг он решает стать странствующим рыцарем. Он берет себе новое имя — Дон Кихот, достает с чердака старые, заржавевшие доспехи своего дедушки и прадедушки и отправляется в путешествие, целью которого ставит не что иное, как спасение мира. Скрывая свои планы от домашних, он оседлывает старого тощего коня, похожего на него самого, и отправляется в путь. Заодно успевает наречь новым именем своего нового четвероного друга - Росинант, что означает "кляча, идущая впереди других", а также обычную крестьянку Альдонсу Лоренсо, которую выбирает дамой своего сердца и нарекает её Дульсинеей Тобосской.


Первый поход

В начале первого похода Росинант привозит нашего идальго к таверне. Дон Кихоту она кажется прекрасным замком, а постояльцы — знатными господами. Он просит хозяина посвятить его в рыцари, и тот, поняв, что перед ним сумасшедший с мечом, соглашается. Пробормотав какую-то абракадабру, и, ударив идальго мечом по спине, хозяин объявляет его настоящим рыцарем.

Вскоре Дон Кихот попадает в первую стычку: он пытается защитить молодого пастушка, которого бьет плетью хозяин. Затем, столкнувшись с торговцами, просит их признать красоту дамы его сердца — несравненную Дульсинею Тобосскую. Однако, торговцы избивают его, так и не выполнив просьбу нашего рыцаря. Дон Кихота находят поверженным и изувеченным. Его приводят домой, где друзья и родственники, решив помочь ему, сжигают его рыцарские книги и замуровывают библиотеку, чтобы предотвратить дальнейшие его безумства.

Священник, цирюльник, племянница и экономка, решают сжечь библиотеку Дон Кихота.
В главе VI первого тома говорится: "Когда все они вошли туда, в том числе и ключница, то обнаружили более ста книг в весьма добротных переплетах, а также другие книги менее внушительных размеров".

В качестве судьи-экзекутора выступает священник. Он перебирает книги, и "вредные, опасные" тут же отправляются на улицу через окно, где уже во дворе развели костер племянница и экономка. Преинтересно Сервантес расправляется с насолившими ему писателями-современниками: большинство он отправляет в огонь. Стоит заметить, когда священник, перебирая книги, наталкивается на самого Сервантеса, а именно на повесть "Галатея", то заявляет: "Дадим ему шанс!"

Сжигание книг - это фашистский акт. Зачем сжигать книги, если они уже в голове у больного? Зачем выкидывать таблетки, если они уже в животе самоубийцы? Нужно просто не давать ему больше их есть, вот и все. Конечно, мы понимаем, что Сервантес не напрямую сжигает их, а говорит читателям, что нам не стоит тратить время на глупое, недостойное чтиво. Если бы я был на месте священника Педро Переса или цирюльника Николаса, то я бы не сжигал их на костре на улице, зачем коптить небо без толку? Зимы в Ла-Манча прохладные, даже говорят, снег бывает, хотя и редко. Так что в зимние вечера их бы с удовольствием скушал камин.., а импульсивных женщин слушать не недо, ни тогда ни сейчас.

Но священник и цирюльник  идут дальше: какие-то книги они берут себе, другое сбросают в костер. Это похоже на современных полицейских, что сжигают марихуану, стоя с подветренной стороны. "Эти таблетки - выкинуть, а эти мы съедим сами." Проходят столетия, а со времен Сервантеса ничего не меняется. Снова маэстро хлещет нас по больному боку.

Окрепнув немного дома, Дон Кихот сманивает на свою сторону местного пастуха Санчо Панса, возводит его в свои оруженосцы, обещая, что вскоре сделает его губернатором острова. Панса, прельстившись значимой должностью, отправляется с Дон Киотом в очередной поход. По пути они встречают ветряные мельницы, которые Дон Кихот принимает за великанов и наскакивает на них со своим копьем. Исход очевиден - странствующий рыцарь терпит позорное поражение. Лопасти захватывают страдальца и проворачивают его на своем колесе. Санчо заявляет: "На эти ветряные мельницы нападают только те, у кого в голове ветряные мельницы." Дон Кихот спокойно отвечает ему: "Неужели ты думаешь, что я не вижу, что это не ветряные мельницы? Ну, нужно уметь представить. Рыцарь видит особым духовным зрением."

Интересно заметить, что ветряные мельницы в то время для Испании были новшеством, пришедшим из Голландии. И кто знает, какой прообраз вкладывал в них Сервантес? Может быть, он объявлял войну всему новому, что нарушает устоявшийся веками ход вещей? Мы не узнаем теперь наверняка, можем только гадать. Но в том-то и красота! Быть может, спроси кто-нибудь тогда Сервантеса об этом, и он, наверняка, просто сказал бы, что никакого смысла он в это не вкладывал, а просто так удачно получилось. Молчи, Сервантес, мы сами вылепим из тебя пророка!


Дальнейшие приключения Дон Кихота можно охарактеризовать его же написанными стихами - Рыцаря Феба: "Передо мною ад дрожал, страшась, чтобы там я всех не покалечил."

Он встречает на своем пути стадо баранов, считая их враждующими армиями, нападает на них. Пастухи крепко побивают Дон Кихота камнями, выбив при этом ему половину оставшихся зубов. Премоляры и моляры и те пошли на вылет. Немного окрепнув после такой битвы, Дон Кихот устраивает дебош на очередном постоялом дворе, затем нападает на похоронную процессию, дерётся со слугой какой-то госпожи, принимая его за похитителя принцесс. Воображению его нет предела, но что бы он ни делал, за что бы ни брался - всё сыплется, разрушается и смеется над ним.

Не потому ли его верный оруженосец Санчо Панса, колкий на язык крестьянин и верный друг нашего героя, дает своему хозяину прозвище - «Рыцарь печального образа»?

Далее Рыцарь печального образа, встретив незнакомого цирюльника, отбирает у того медный тазик для бритья, называя его шлемом Мамбрина. Неустанные спасители мира следуют дальше, и по своей наивной простоте Дон Кихот освобождает каторжан, взамен же просит их рассказать о его подвиге Дульсинее Тобосской, но вместо этого разбойники смеются над ним, грабят и избивают.

Дон Кихот следует дальше зову своей души, а быть может туда шагал Росинант, но они попадают в пустыню, где Рыцарь печального образа раздевается догола и решает молиться своей госпоже Дульсинее. Он заявляет своему оруженосцу, что будет бичевать себя, Санчо Пансу отправляет к самой Дульсинее с письмом. Санчо встречает по пути священника и цирюльника, и те придумывают хитрый план, как вернуть Алонсо Кихано домой. Тут Сервантес вплетает совершенно не относящиеся к роману истории восьми различных человек, интересные, но сторонние. В окончании автор за уши всех их сводит вместе, и они, обманув Дон Кихота, сажают его в клетку и везут в родное село.


Отношение Сервантеса к чернокожим и туркам.

Честно говоря, мне было неприятно читать некоторые высказывания Сервантеса. У него явно прослеживается негативное отношение к чернокожим и туркам. Вот несколько примеров: в первом томе главе 39 Санчо Панса говорит: "Ну и что, что вассалами моими будут негры? Погрузить на корабли и привезти в Испанию." Турки и мусульмане в целом изображены в "Дон Кихоте" как враги христианства. Но что можно ожидать? Это же конец XVI — начало XVII века.  Сервантес был человеком своего времени и, вероятно, разделял некоторые из распространенных тогда стереотипов. Его отношение к туркам действительно отражает религиозные противоречия и конфликты, существовавшие в Европе XVII века. Это не удивительно и естественно, потому что они воевали между собой. И спросите себя еще раз, кто выстрелил два раза в грудь Сервантесу, и кто лишил его руки, тогда все станет более понятным... Конечно, чтобы разобраться в том, что есть что в этой жизни, недостаточно быть раненым и прочитать уйму рыцарских романов и даже написать самый гениальный из них — нужно гораздо больше. Хочется верить, что эти высказывания были не его собственными умозаключениями, а просто отражением окружающей его жестокой действительности.

Сервантесовский Юмор

Сервантес щедро накидывает на страницы своего романа глупые, пошлые шутки: как Санчо Пансу вырвало прямо на бороду и грудь его хозяина, как каждое очередное путешествие заканчивается костедробительными побоями, над которыми рот то и дело выгибается в противоположную от улыбки сторону. В обоих томах встречаются описания произвольного и непроизвольного справления нужды не только Санчо Пансой, но и другими героями. Что больше: выбитых Дон Кихотовских зубов или солдатских шуточек, от которых хочется закрыть книгу? Сложно сказать. Буду перечитывать - обязательно произведу расчёты. Как-то Набоков посчитал, что у Дон Кихота было 38 поражений и 62 победы.

Многие могут сказать, что это время, нравы. Но у меня больше нет козырей защищать Сервантеса. Я уже покрыл ими ненависть к туркам, презрение к мусульманам и неочеловечивание негров. Я бы хотел простить, покрыть и скинуть очередную карту, но козырей не осталось. Ведь в то же самое время, в Европе, в конце 16-го - начале 17-го века, трудились и жили такие умы и сердца, как Роберт Беллармин - итальянский кардинал, теолог и святой Католической Церкви, Игнатий Лойола - испанский святой, основатель ордена иезуитов, Франсиско де Салес и многие, многие другие. Может показаться, что они жили не только не в о одной стране, не на одних континентах, но даже в разные временные промежутки истории. Да, одни писали для Бога, а другие для денег; чтобы получить деньги, всегда нужно было оголить платье, пусть даже не свое. Сервантесу удалось и то и другое, он получил деньги, посмеялся над самим собой и всем миром и еще раз ткнул его носом в грязную лужу.

Нелогичный прямоугольник

У Сервантеса много несоответствий, которые, вероятно, понятны ему, но не ясны для читателей. Порою он заставляет совершенно забыть про Дон Кихота и Санчо, и повествует про жизни других людей, потом, каким-то совершенно неправдоподобным случаем, соединяет все вместе и, хочется сказать, «Подожди, Мигель! Ты забыл осла!»  Тот знаменитый случай, в литературе, когда даже не очень внимательный читатель может заметить пропажу животного у Санчо Пансы. Позже, а в самом деле, только во втором томе, что вышел через десять лет после первого,  Сервантес все объясняет.... Вообще он хитрый малый, а теперь уже, наверное, и большой.

Когда литераторы или просто обычные люди обсуждают Дон Кихота и Санчо Пансо, то зачастую утверждают, что Рыцарь Печального образа, он же Рыцарь Львов и его оруженосец-  нераздельная пара. Я бы не спешил соглашаться, что только Дон Кихот и Санчо являются одним целым. Посмотрите на их четвероногих друзей. Они же практически никогда не покидают их. В таком случаи -это не линия, а прямоугольник. Санчо и его осел Серый, Дон Кихот и Росинант. Вполне красиво их единение выписывается в прямоугольник.

Да, вот такой вот гений Сервантеса, сумевший с остроумием и задором поделиться с миром историей своей жизни. Одни осуждают, другие ценят, третьи смеются. Но нет таких, кто бы не сочувствовал и не сопереживал.



Том второй

Второй том был написан и опубликован в 1615 году, первый в 1605. Таким образом, между выходом первого и второго томов прошло около десяти лет. Успех первой книги был ошеломляющим, и впервые в своей жизни Сервантес мог себе позволить жить безбедно. Как известно, свято место пусто не бывает. И пока Сервантес собирался с мыслями, другие, для того чтобы насолить ему, а, может быть, просто заработать денег, написали второй том Дон Кихота и продавали его за милую душу, назвав его "Вторая часть хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского", более известное как "Дон Кихот из Авельянеды".
Как же негодовал Сервантес! Он даже не знал имя вора или воров, кои забрались в его священный сад и с невероятной наглостью и задором натаривали его сладкими фруктами свои корзины. А ведь он поливал те плодовые деревья своими слезами, но до этого никому не было никакого дела. Сказать по правде, второй том «Лже Дон Кихота», в чем-то даже превосходит самого Сервантеса. Дело вкуса. Существует мнение, что над лжероманом работал целый писательский коллектив, в числе авторов могли быть Тирсо де Молина и даже Лопе де Вега. Сервантес рвал и метал, и впервые в истории романа сам герой то и дело доказывает окружающим, что книга, написанная о нем другим автором, ложна. Это настолько выбило его из колеи, что Сервантес в последних абзацах второго тома писал:  «Для меня одного родился Дон Кихот, и я для него; ему было суждено действовать, а мне писать; мы вдвоем вместе составляем одно целое, несмотря и вопреки тому притязательному писателю из Тордесильяса, который осмелился или осмелится своим  грубым и плохо заостренным страусовым пером писать подвиги моего доблестного рыцаря, ибо этот труд ему не по плечу и не его окоченевшего ума это дело».

Давайте же поскорее окунемся в нескончаемый поток мыслей Мегеля Сервантеса де Сааведра. Во второй книге он повышает своего героя в должности, называя его Хитроумный Ковальеро. Пролежав в своем имении после многочисленных побоев какое-то время, Дон Кихот и Санчо Панса снова возвращаются на путь странствующего рыцарства.

Снова тайком выйдя из дома, они первым делом отправляются в Тобосо, где Дон Кихот намеревался увидеть свою несравненную возлюбленную и взять у нее благословение на дальнейшие подвиги. Санчо подыгрывает своему хозяину и первых попавшихся крестьянок выдает за прекрасных благородных дам, среди которых он будто бы узнает Дульсинею Тобосскую, которой вручил послание. Дон Кихот верит своему верному оруженосцу, но, видя пред собой лишь неопрятную крестьянку, приходит к выводу, что это он один не в силах созерцать красоты Дульсинеи, и что ее околдовали злые волшебники. "Ох, Санчо, — восклицает он позже, — как же ужасно изо рта у нее пахло чесноком!"
Дон Кихот и Санчо Панса шагают дальше по избранному Росинантом пути и встречают множество интересных персонажей. Среди них — встреча с графом и графиней, которые, зная о странностях Дон Кихота, решают поразвлечься и устраивают для него придуманные ими же приключения, дабы испытать надуманную Донкихотову решимость и преданность идеалам рыцарства.

Воплощая обещание Дон Кихота, граф и графиня назначают Санчо Пансу губернатором вымышленного острова Баратарии. На самом деле, Баратария оказывается лишь небольшим городком, а не островом, но это совершенно никого не интересует. Во время своего правления, выслушав предварительно наставления своего хозяина, Санчо Панса проявляет прямо-таки Соломонову мудрость в своем правлении. Вот один увековеченный случай: суд над женщиной, утверждающей, что ее изнасиловали. К Санчо, как к губернатору, приходит торговка с жалобой на пастуха, который, по ее словам, насильно овладел ею. Тот же утверждает, что она согласилась добровольно. Стоит заметить, что перед тем как пастух овладел ею, он продал несколько штук свиней. Санчо Панса поразмыслил  немного и приказал отдать женщине вырученную сумму от продажи свиней. Та радостно берет деньги, благодарит мудрого, рассудительного градоправителя и уходит. Немедля Санчо приказывает раздосадованному обидчику догнать ее и отнять деньги, что тот и пытается сделать. Женщина кричит, возмущается и снова является перед губернатором искать справедливости. "Отнял он у тебя кошелек?" — спрашивает Панса женщину. "Вот еще! Скорее жизнь он у меня отнимет, чем кошелек. Ни клещами, ни молотками, ни львиными когтями не вытянешь из меня кошелька". Санчо Панса забирает  у неё кошелек и отдает его пастуху и, заявляя склочнице: "Попалась, голубушка! Если бы ты защищала свою честь хоть вполовину того, что проявила, защищая кошелек, с тобой и великан не справился бы. А ну, ступай с Богом или, вернее, ко всем чертям." Воистину Соломоновское правосудие! Так и хочется трясти здоровую, а хоть и сухую руку Сервантеса и благодарить за такой преприятнейший библейский сюжет.

После непродолжительных козней его подчиненных, безжалостных и глупых, Пансово губернаторство вскоре заканчивается: он отправляется назад в замок, в надежде вновь воссоединиться со своим господином Дон Кихотом Ламанчским.

Во время пребывания в замке, Дон Кихоту тоже приходится много претерпеть. Одно из самых жестоких испытаний было для него истязание кошками. В главе 46 герцог и герцогиня скидывают в его комнату котов с привязанными колокольчиками. Один из котов впивается в лицо Дон Кихоту, и после этого тот вынужден пять дней лежать в постели. Что тут смешного?- вопросит читатель, вскочив с постели и хлопнув второй томик Дон Кихота о тумбочку. Многие скажут: «Все хорошо, дела развиваются нормально... это такое средневековое чувство юмора. Спешу не согласиться.

 Герцог и герцогиня —  для Сервантеса, несомненно, прообраз общества. Он сам задаётся этим вопросом: Какое удовольствие герцог и герцогиня получают, издеваясь над больными и глупыми людьми? («Сид Ахмед стоит на том, что и у них самих не все дома»). Сервантес считает образы герцога и герцогини, то есть общества,  не только несправедливым и насмехающимся над добродетелью, но и больным в самой своей сути.

В заключение своих путешествий Дон Кихот сражается с рыцарем, который берет с него клятву, что если тот проиграет, то отправится домой на один год, без права искать или вступать на путь новых приключений. К сожалению, хитроумный идальго на этот раз проигрывает схватку, но отказывается признать, что есть кто-то лучше его Дульсинеи. Дон Кихот и Санчо решают вернуться в свое родное село.

Интересно отметить, что другой великий писатель, Набоков, предлагал, чтобы в конце Дон Кихот встретил своего двойника из книги Авельянеды. Это действительно могло бы стать захватывающим поворотом. Однако каждый автор идет своим путем, и Сервантес выбрал иной финал.

Вернувшись домой, Дон Кихот начинает осознавать реальность и излечивается от рыцарского недуга. Он отказывается от своих идеалов и умирает, как цветок, которому обрубили корни.

И вот, казалось бы, можно повесить гравюры Гюстава Доре «Дон Кихот» и начинать замышлять новые произведения, глядя на них, но нет, тут же вспоминается та нестерпимая жалость к героям, что никак не покидала меня на протяжении всего чтения "Дон Кихота", его бесчисленные выбитые зубы — я насчитал, по крайней мере, шестнадцать зубов, вылетевших из его порванного рта. Вспоминаются более низменные происшествия, на которые не скупился Сервантес: то, как обмочилась дочка Санчо Пансы, узнав, что отец ее стал самим губернатором, как ребята натыкали под хвосты Росинанта и Серого пучков дикого терна и, конечно, три тысячи триста тридцать три удара плеткой по ягодицам Санчо Пансы, дабы расколдовать несравненную Дульсинею. И я понимаю, что не висеть Дон Кихоту над моими книгами святоотеческой литературы, пускай полежит в письменном столе.

Вывод:
Сервантес умеет насмешить, выбив зубы. Он ломает кости, хрякает об землю и подбрасывает на одеяле читателей вместе с героями.

«El ingenioso hidalgo Don Quijote de la Manchа» - "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский". Роман действительно длинный, состоит из двух томов по 600 страниц каждый. В наше время быстрых удовольствий, мало кто осмеливается на это путешествие - прочтение 1200 страниц. Поэтому, не понимая, и не зная историю жизни самого Сервантеса, некоторые «знатоки» будут утверждать, прочитав несколько глав: "Сервантес писал медленно и муторно!"

Спешу не согласиться, на самом деле, нужно принимать во внимание другие факторы, не только эпоху 16 века. Ведь, если поразмыслить хорошенько, это было не так уж и давно, смотря какой «мерою вы меряете».  Здесь нужно понимать автора, проведшего в заключении многие годы. Когда у человека отобрано абсолютно все, и в теле медленно тлеет жизнь, в его сознание перестраивается, и на арену выходят совершенно другие мысли, нежели витают у обычного, «свободного» и «занятого» человека. Так же было и с Сервантесом. Невозможно сравнивать поверхностный процесс мышления человека из общества и заключенного в тюрьму, пострелянного, больного или только что освободившегося от рабства. Все это разные люди, зачастую совершенно не понимающие друг друга. И навряд ли им суждено друг друга когда-либо полностью понять.

 Сервантес писал для нас, но о себе самом. И не его вина, что это мы разогнали свою психику так, что длинные книги кажутся нам слишком медленными.

Когда у меня отняли все, то я писал свои сказки между строк на других книгах, на клочках бумаги, кои мог выменять на кофе, потому что у меня не было чистых листов. Не так ли задумывал и записывал свои идеи Сервантес, сидя в тюрьме? Те, кто утверждает, что он писал муторно, медленно, излагая свою мысль, не понимают, что человек, проведший много времени в четырех стенах, дотянувшись до бумаги и карандаша, ловит мгновения, наслаждается моментом, дышит, живет. Вы же говорите, «Он дышит слишком глубоко, живет слишком долго...» Позвольте Сервантесу самому решать, как ему дышать, хотя бы просто из уважения к его страданиям.

Да, его стиль написания напоминает медведя, просыпающегося от спячки: ты пихаешь его шестом, страница за страницей, будишь, а потом вдруг — раз! — он тебе лапой по душе, а собаки уже спущены и кровь хлещет, и больно, и жалко. И понимаешь, что за дело получил, зря не верил в его гений.

Для меня роман "Дон Кихот" Сервантеса — это пчелиная матка в улье, которая откладывает яйца в соты. Она не таскает мёд, её кормят, её боготворят, она прародительница. Мёд таскают другие. Матка же закладывает яйца, из них появляются личинки, из которых потом выходят работницы-пчёлы. Пчелы-работницы таскают мёд и пыльцу для пчелиного семейства. Кто они эти пчелы? Вот некоторые из них: Фёдор Михайлович Достоевский, Хорхе Луис Борхес, Жан-Поль Сартр, Владимир Набоков, Пабло Пикассо, Рихард Вагнер, и даже Фидель Кастро.... Думаю, будет проще назвать тех, кто никогда не слышал о Дон Кихоте и не примерил его печальный образ на себя.

Конечно, множество людей живут, потребляя мёд в пищу, никогда не интересовались трудами работниц-пчёл, мёд от этого знания ничуть не слаще... Вы - трутни, и век ваш короткий.

Конечно, найдутся такие читатели, кто начнёт сравнивать Дон Кихота со Христом. Некоторые уважаемы люди, скажут: «Когда Дон Кихота подвесили на одной руке в таверне - вот он прообраз Христа, распятого на кресте! Санчо следует за ним, как за Спасителем! Разве вы не видите?» Я вижу, но нечто иное: Почему вам хочется, чтобы все ваши герои были похожими на Христа? Оставьте... Не сравнивайте, вы не можете смотреть на солнце, а поэтому создали лампочку и твердите: "Смотрите — это солнце". Конечно, можно просто показать палец и твердить, что это палец с фрески Микеланджело...

К сожалению, люди настолько духовно слабы, что всегда ищут кого-то, похожего на Христа, только более простого, понятного. Тяжело же смотреть на солнце... Это тяга присутствует в каждой культуре, в каждом этносе.

"Если человечество позовут на страшный суд, то ему, человечеству, в своё оправдание достаточно представить одну единственную книгу — "Дон Кихот" Сервантеса, чтобы все человеческие грехи были отпущены." — Ф. М. Достоевский.

Не стоит слепо доверять Фёдору Михайловичу, ведь он не самый мудрый писатель, сидящий за столом истории. Тем более, что он не придумал ничего лучше, чтобы наделить князя Мышкина чертами Иисуса Христа и Дон Кихота. Это то же самое, что заснять образ "Троицы" Андрея Рублёва, положить под неё музыку Баха, и получится Тарковский... Давайте не будем рубить с плеча, кто прав, это все мы обсудим в своё время. Прочтите и подумайте сами, не ища авторитетов, какими бы гениальными они ни казались, и каких бы нимбов на них не надели глупые люди.

ЮНЕСКО признало роман Мигеля де Сервантеса «Дон Кихот» величайшим литературным произведением в истории человечества. В начале XX века астероид был назван в честь Дульсинеи Тобосской, а в конце того же века еще один астероид получил имя Дон Кихота. Когда же во вселенной появится астероид Санчо Панса? Почему человечество так щедро одаривает героев этого романа?

Я и не надеюсь, что Сервантесовские семена прорастут в душах многих, потому как не вижу благородной почвы, но я все равно продолжу щедро раскидывать их, надеясь, что кто-то, поднявши и положив их себе на ладонь, скажет: «Смотри-ка, Дон Кихот!».

Джордж Гордон Байрон сказал: "Какой же Сервантес подлец, он убил рыцарство".
 
Два противоположных мнения и каждое имеет место быть.
 
Я люблю Сервантеса, он мне очень близок. В первую очередь потому, что я его понимаю, а не потому, что так сказало ЮНЕСКО. Наши жизненные пути с ним довольно схожи, стремления и желания.

Для того, чтобы что-то понять, разобраться, создать, нужно много пострадать. Слишком уж много грязи налипло на человеческую душу....

Вам двадцать, тридцать... семьдесят... люди шепчут за вашими спинами, посмеиваются,  что вы живете глупо, ничего не достигли, но, не смотря на шипящие языки, вы едете вперед, навстречу своей мечте, говоря, «Пусть не сегодня, так завтра...я не перестану искать истину, правду и свободу...» Пока человек будет мечтать, на земле всегда будет Дон Кихот.

Закончить хочется словами самого Дон Кихота, что он пропел в своём романсе: "Кто по старой краске пишет, тот маляр, а не художник." Так давайте же оставим гений Мигеля Сервантеса в покое и будем носить мёд. Ведь лето скоро кончится, а ещё столько цветов на поляне, источающих сладкий нектар...

И если я сказал что-то, что не по нраву моему читателю, вспомните слова самого идальго, когда пастух здорово поколотил и выбил у него изо рта очередную партию зубов:

"Друг, гневаться на чародейства не следует. Ведь это все призраки и невидимки, следовательно, мстить некому".