Духоносные дары 06 - Мой Домострой

МОЙ ДОМОСТРОЙ

Начало https://valafila.livejournal.com/24366.html

Мой супруг знал все ответы на все вопросы. И, кажется, не было того, что могло вывести его из его спокойного мирного состояния духа, которое он намолил за три десятка лет своей жизни «во Христе». Он принимал все происходящее с ним и вокруг него, как ниспослание Божие — во благословение или вразумление. Меня, свою благоверную, он тоже принял, как дар Божий за его исповеднические страдания.  А я, наконец, оказалась защищенной, в тихой семейной гавани под покровом Бога и моего надежного господина, как мой супруг называл себя по правилам Домостроя.
Первое время семейной жизни мы обустраивали наш быт: съезжались, обменивали жилье, расставляли по местам мебель, чтобы удобно было нам обоим и каждому. Бог нас не оставлял, и чудеса, большие и маленькие, происходили постоянно, конечно, по нашим теперь уже совместным молитвам. Я «заказала» квартиру на третьем этаже в одном доме, и, пожалуйста, по молитвам святому Спиридону Тримифунскому, теперь она наша! Даже ремонт нам делали православные мастера, добротно, качественно и по сходной цене.  Я уже не удивлялась, меня укрепляла безусловная вера моего супруга в могущество молитвы. Я еще более старалась соответствовать своему положению православной жены.
А мой супруг за долгие годы одинокой жизни, совершенно отвыкший, или вообще не знавший тепла, заботы и внимания, наслаждался всеми благами семейного счастья и своего нового статуса - господина над женой и первосвященника нашей домашней церкви.
Моя мама искренне старалась принять нашу необычную семейную жизнь и стать ее достойным членом. Она стала исповедаться и причащаться. Правда, по немощи в церковь на службы ходила редко, только по самым большим двунадесятым праздникам —в  Рождество Христово и на Пасху. Мой духовник, которого я, после исповеди у старца, считала только номинально духовником, приезжал к нам домой на эти требы моей матери.
После операции я в полной мере ощутила доброту и любовь своего заботливого мужа. Он с такой отдачей ухаживал за мной...как родная мать за болящим младенцем...как моя мама тогда, после моей аварии, неусыпно сидел возле моей постели, поправлял, подносил, кормил, убирал... А мама готовила свои вкусные сибирские борщи, супы, пельмени, котлеты...  И я была бесконечна благодарна мои родным и Богу. Я быстро шла на поправку.
Казалось, что так будет всегда, как в сказке, - «жили они долго и счастливо и умерли в один день».
Но мое старательное следование канонам Домостроя, мое серьезное изучение святых Писаний, вообще это мое качество дотошной отличницы обернулись для меня и для моей праведной семьи неожиданными проблемами. Я как примерная ученица, во всем стремящаяся дойти до самой сути, задавала своему умудренному господину много вопросов, в том числе и неудобных, начиная с «гнева Божия», карающего и стара и млада, не взирая на наличие грехов, - вспомним десять казней Египетских из Пятикнижия Ветхого завета!  Привычный ответ супруга, что должно христианам страдать и тем спастись, не удовлетворял меня. Я просила показать место в Евангелии, где об этом. Потому что я знала тексты Писания. Верой и терпением ненависти за имя Иисуса  — да. Но сейчас нет гонений на христиан... Зачем искать страдания, и еще хуже, обрекать себя на них. Ведь Христос исцелял от страданий, а не оставлял немощных в болезнях, чтобы они спаслись через них...
Более того, я начала поправлять моего домашнего первосвященника в его высказываниях! Когда он, поднимая указательный палец вверх, напоминал, что «жена да убоится мужа своего», я просила не вырывать цитату из контекста и приводила полный стих из Послания к Ефесянам святого апостола Павла, гл.5: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем. Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна. Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа.»
И дальше я спрашивала, каким же образом должна проявляться любовь мужа к жене, «как к самому себе»?
С Домостроем, если идти вглубь смыслов, вообще одни несовпадения. Если муж, как глава семьи, должен обеспечивать достаток в доме, то про жену в этом смысле ничего такого нет... Жена ведет домашнее хозяйство по согласованию со своим господином-мужем и только. Значит, я вообще не должна работать-зарабатывать.
Мой муж уже не работал в монастыре, да и то вспомоществование, которое он там получал, никак нельзя назвать заработком. Чуть повышенная пенсия за бесцельно прожитые в застенках годы, и только. Случайные подработки тоже не решали проблемы.
Сентенции моего супруга, что «надо одинаково жить и в достатке и в скудости», тоже никак не помогали решать финансовые проблемы, которые только обострились с моим послеоперационным восстановлением и болящей матерью.
И, что уж совсем не соответствовало правилам Домостроя, я стала перечить главе дома. Не явно так, а только поправляя и добавляя уточнения. Мы вместе постоянно читали Писания и толкования к ним святых отцов, мы слушали православные программы.. Я все больше погружалась в смыслы.
Супруг, опять же по Домострою, настаивал на полном послушании ему домочадцев. Я напоминала, что послушание должно быть с рассуждением. И в подтверждение открывала нашего любимого святого Паисия Святогорца, где он писал, что рассуждение — это главная добродетель, без которой не могут быть исполнены все прочие христианские добродетели, включая и послушание. «Рассуждение не просто добродетель, она - корона, венец добродетелей.  Значит, я должна прежде послушания рассудить — насколько оно душеполезно. Мой господин на это молчал.
Вскоре тяжело заболела моя мать. Она сильно тосковала по своему мужу-моему отцу,  с которым прожила долгую и нелегкую жизнь, по своим родным, - почти все они уже ушли в мир иной раньше срока. По своему привычному быту, - с постоянно работающим телевизором, с привычными застольями и разговорами об этом самом быте.
Она, наверное, искренне  старалась принять необычный образ жизни дочери и соответствовать статусу православной тещи. Но ее представления об этой жизни никак не совпадали с ее опытом прожитых лет. Она надеялась на «святые дары» Причастия, как на чудодейственные таблетки, которые она принимала по любому поводу и в неограниченном количестве и которыми она в свое время также кормила нас с отцом, как знающий фельдшер.  (В результате мой иммунитет я восстанавливаю до сих пор). Она смотрела на священника, как на доктора и советовалась с ним по своим немощам. А тот снисходил к ее возрасту и состоянию и что-то советовал.
Моя мать пыталась исполнять правила чужого и чуждого ей «монастыря», совершенно не понимая их смысла. Кроме единственного - «боженька за это простит все грехи». И самый большой грех, который она, похоже, как грех и не осознавала, - ее работа фельдшера-акушера в сельской больнице, где аборты были поставлены на поток. Она рассуждала так что, если не в больнице, то бабы шли бы на подпольные,  в антисанитарных условиях и многие бы умирали.
Мы с мужем пытались рассказывать ей о вечной жизни, куда путь открыт только после очищения в земной жизни от всех грехов. О двадцати мытарствах по пути на суд Божий, каждое их которых, как испытание, поэтому раскаяние должно быть искренним, осознанным.
Мама молча слушала и ничего не говорила. Она смотрела на меня с какой-то безысходной жалостью. Нет, не такую судьбу она хотела своей дочери и себе в старости.
Но годы нашей разлуки, после моего совершеннолетия и до сего дня, их с отцом молчание, как табу, на то, перевернувшее мою жизнь, событие - разделили нас окончательно, по крайней мере, в этой жизни. Моя мать даже сама себе не смогла признаться в том, что по сути они оба предали своего ребенка, оставив молоденькую девочку одну решать первую тяжелую жизненную проблему.
Мама ушла в мир иной в полном забытьи, так и не поговорив со мной о главном. Я держала ее почти неподвижную руку и повторяла-повторяла ей, - как я люблю ее и как мне ее всегда не хватало.
Хоронили мою мать по всем церковным правилам. Отпевал и служил молебен о ее Упокоении тот же мой духовник, а сослужил ему многолетний друг моего мужа — протодиакон Владимир.
Друзья моего мужа поначалу любили заглянуть к нам на «чашечку чая», поговорить о бренном и вечном, повспоминать былое. Этот протодиакон был тоже из сидельцев, и тоже сильно недолюбливал совдеп. Он частенько заезжал к нам, особенно по святым праздникам. Он был веселым, обаятельным, легким в общении, постоянно рассказывал смешные анекдоты из жизни батюшек и приговаривал, уплетая мои закуски и  пирожки: - «А ты не тем всю жизнь занималась... Как все вкусно! Повезло Санечке!»  Его голос был ладным и звонким. Они с моим супругом пели молитвы и псалмы, растягивая слоги, как в церкви. «Благословееееен Бог наш ныне и присно и во веки векоооооооов!»... «Богородице-Дево, рааааааадуйся! Благословеееенна ты в женах... Госпоооооодь с тобой..».
Мне нравился отец Владимир своим жизнелюбием, веселостью, широкой улыбкой в черные кудрявые усы и бороду локонами, - такой не похожий на попов в рясах. Он тоже считался исповедником Христа ради, хотя сидел он во времена совдепа за то, что работал на «левых» заработках по строительству сельских подсобок.
Я никогда не вмешивалась в застольные разговоры этих двух многолетних друзей. Только однажды спросила отца Владимира, может ли он назвать их дружбу настоящей мужской. Он удивился моему вопросу и, не задумываясь, ответил — Нет!
Другой многолетний друг из сидельцев до встречи с моим мужем в тюрьме был вором-домушником. Но явился «этот святой ангел» (так он называл моего Александра) и обратил его к Богу, крестил в той же тюряге и направил на пусть истины. И теперь бывший домушник честно торгует при какой-то церковной структуре златом-серебром... тем, что воровал в прежней жизни. Он покаялся, исправился и иногда даже сослужит в одном храме алтарником у Престола Божия. По чести, я никогда не радовалась его приходу к нам вместе с молодой женой, которую он нашел где-то на курорте. И не только потому что он ел и пил в огромных количествах, а я уставала готовить. Более всего я уставала от многократно повторяемых историй его «чудесного спасения», от постоянных цитирований Писания и «вразумляющих слов Божиих»... под рюмочку «елейного напитка», то бишь алкоголия, поправлял хозяин дома, который сам не пил-не курил, но снисходительно относился к людским немощам. Все мне казалось игрой, притворством, ложью. Но последней каплей моего терпения стали его комплименты в мой адрес, которые однажды после какой-то рюмки он начал говорить почти на фене. Мой муж быстро выпроводил гостей — на последний автобус -  и в дальнейшем отказывался от встреч с ними под любым предлогом.
Единственный многолетний друг моего супруга, которого я узнала и всем сердцем полюбила, был послушник Валентин в том Ново-Спасском монастыре. Он чем-то был похож на моего Александра, и внешне — высокий худощавый и очень прямой. И своим спокойным даже тихим поведением и мягкой, такой мирной улыбкой. Ему давно уже следовало принять монашеский постриг, но он считал себя недостойным и ждал момента перед уходом к Господу. Он постригся и стал монахом Тихоном за несколько месяцев перед своей кончиной. Это монашеское имя наиболее подходило его натуре.
Послушник Валентин, в последствии монах Тихон, когда мы приходили к нему в монастырь «на духовные беседы», мягко усмирял моего господина-супруга и своего давнего друга в его стремлении властвовать в семье, напоминал, что мирская жизнь сегодня уже есть подвиг для женщины, а ему Бог дал такое сокровище, которое надо беречь. На все наши вопросы у него был один и самый верный ответ: Только в единстве ваших сердец, ваших помыслов найдете вы правильное решение. И еще он говорил, что сила не в самой молитве, не в святых словах и священнодействиях, а в нашей вере, в нашей любви к Богу и друг к другу.
Но мой божественный супруг внутри себя не принимал равенства мужчины и женщины «созданной из его ребра и только для помощи мужу». Мои познания — молитв и церковных правил, священных текстов, святых отцов — он стал называть преждевременными и неполезными. Мои вопросы все чаще ставили его в тупик.
Я внимательно слушала его рассказы о его прошлой жизни, о его учителе-исповеднике, о его семье, о его пути к Богу.
Как любой человек и, особенно, мужчина, он все более расходился от такой искренней заинтересованности в нем. И передо мной во всех красках открывалась страшная картина жизни человека, которого с беспощадной жестокостью ломали все... Начиная с его родителей, - с его заслуженного ветерана ВОВ и тирана в семье - отца, воспитывавшего своих детей и жену рукоприкладством, с его вечной страдалицы-матери, не сумевшей защитить детей от деспота... Родители по сути вытолкнули своего старшего сына в единственную в то время «юдоль покоя и мира» - церковь. И заканчивая его дорогим известным на весь мир учителем-исповедником, который, спасая собственную шкуру, принародно отрекался от самого себя и в то же самое время сознательно бросал своего верного и неразумного юного последователя на нары..

VALA FILA