Я, прохожий... Отрывки из книги Новелла 1

Почти двадцать лет тому назад, когда мне едва перевалило за «полтинник». я решил, что для меня уже настала пора начинать записывать свои воспоминания. Нет, не для издания их когда-нибудь потом в виде книги - кому могут быть интересны воспоминания обычного человека? – а для себя. И, может быть, для своей семьи. Но название для этой, в большей степени виртуальной книжки, всё же придумал: «Я, прохожий...» Почему именно так? Да потому, что все мы, люди, в этом мире, на этой Земле – если вдуматься - просто прохожие: пришли, прошли свой путь – и ушли...
Я не работал над этой книжкой постоянно и упорно, а просто время от времени возвращался к ней, дополняя новыми эпизодами, иногда совершенно неожиданно всплывавшими в моей памяти. Впрочем, именно так эти свои воспоминания я изначально и собирался написать – не как цельное и непрерывное повествование, а как череду наиболее запомнившихся мне событий, происходивших со мной с самого раннего, насколько я себя помнил, детства и до... до того времени, пока я ещё вообще смогу о чём-либо рассказывать...
Более или менее плотно работал я над этой книгой почти до конца 2012 года. И, надо сказать, написал довольно много: из запланированных на тот момент почти семидесяти эпизодов написал практически половину. А потом...
А потом, когда однажды выбрал время и разом перечитал уже написанное, вдруг подумал, что никому, кроме меня самого, читать это будет не очень интересно. Или совсем неинтересно: темп жизни к тому времени уже начал стремительно ускоряться, Интернет с его бескрайними возможностями стал так же стремительно и весьма агрессивно затягивать в себя не только умы, но часто и души людей, и... и я решил приостановить работу над воспоминаниями – хотя бы на время, чтобы посмотреть, что будет дальше – и с людьми, и с литературой, да и вообще со всем нашим сумбурно развивающимся миром...
В результате этих моих наблюдений работу над воспоминаниями я решил прекратить: надеюсь, вы понимаете, почему...
И вот недавно (спустя двенадцать лет), перебирая архивы, на одной из флэшек я случайно нашёл эту свою рукопись, перечитал и вдруг подумал, что, наверное, кое-что из написанного можно было бы попробовать и опубликовать, для начала – хотя бы один из эпизодов: а вдруг это окажется для кого-то интересным? А дальше – как получится...
Итак, попробуем...

Небольшая преамбула к этому эпизоду:
Лето 1968 года. Мне - 14 лет; я только что вернулся из пионерского лагеря в Анапе и приехал к бабушке в деревню (хотя на самом деле это не деревня, а небольшой районный центр на Новгородчине, но с деревенским укладом жизни и всеми сопутствующими этому укладу составляющими). У меня там с самого раннего детства были настоящие друзья, с которыми мы каждое лето вместе проводили практически всё время – с раннего утра и до позднего вечера. Нас было четверо неразлучных «мушкетёров»: Витя Раншаков, братья Коля и Женя Чубаровы и я.

«Собирались мы обычно рано утром у кого-нибудь из нас, запасались огурцами, помидорами, перьями зелёного лука - прямо с грядок, выкапывали с десяток-другой свежих картофелин, попутно собирая в консервные банки червей, проверяли, не забыл ли кто ложку, есть ли у нас в походных котомках хлеб, соль, перец и «лаврушка», брали на плечо самодельные удочки и на весь день, до самого вечера, отправлялись в путешествие…
Помнится, ловили рыбу не только на удочки, но и «на банки», и «на бутылки»: у многих на чердаках или в чуланах тогда ещё можно было среди прочего хлама найти старинные бутылки с вогнутым днищем: в таком днище аккуратно выбивалась самая верхушка, потом в бутылку закладывался раскрошенный белый хлеб, после чего горлышко бутылки затыкалось самодельной пробкой, вырезанной из подходящей по диаметру ветки, и хитрая снасть была готова. Её опускали на дно речки, где-нибудь между камнями и обязательно горлышком против течения, и уже через полчаса бутылка бывала полным-полна шустрых пескарей и прочей мелочи, которая, привлекаемая хлебными крошками, набивалась в неё через воронку днища; туда-то, вовнутрь бутылки, рыбёшки попадали запросто, а вот выйти обратно им не позволяли острые края сколотой верхушки днища. По тому же самому принципу ловили и «на банку»: в центре жестяной крышки прорубали крест, затем загибали вовнутрь образовавшиеся в результате этой нехитрой операции лепестки – и добро пожаловать, малявки!
Однажды в очередной поход на небольшую речку Чернорученку, что протекала километрах в трёх от нашего посёлка, мы отправились вдвоём с Колей Чубаровым (теперь уже не помню, почему только вдвоём, а не вчетвером, как обычно). Миновав сельское кладбище за околицей, дошли мы до речки минут за сорок, и перед мостом через неё свернули направо и по заросшему кустарником берегу, по едва заметной в густой траве тропке спустились к воде – к нашему заветному месту, откуда всегда начинали наш маршрут по клёвым местам. Здесь, в тени густых и высоких прибрежных кустов у самого берега лежал большой плоский камень, служивший нам столом, на котором мы и раскладывали все наши припасы.
Помнится, опустили мы с Колей в речку банки и бутылки с приманкой, наловили в них пескарей, а на удочки – мелкой уклейки, а потом, когда это занятие немного прискучило, решили пройти по извилистому и мелководному, по колено, руслу вверх, чтобы поискать ямы, в которых могла бы оказаться рыба покрупней. И пошли, осторожно ступая по усыпанному разнокалиберными камнями дну и временами перепрыгивая с одного крупного камня, выступающего из воды, на другой…
Пройдя вверх по извилистой речке метров пятьдесят, мы вдруг обнаружили, что Чернорученка в этом месте как бы стекается из двух разных рукавов, о чём мы даже и не подозревали. И мы с Колей решили выяснить, а что там, за кустами, растущими на слиянии этих двух рукавов - может, просто небольшой островок, который Чернорученка, разветвляясь чуть выше этого места, просто-напросто огибает? Или что-то другое? Я первым вышел из воды на незнакомый, неизведанный берег и начал продираться сквозь густой кустарник; Коля, громко сопя, пробирался по моим следам. Наконец, кустарник закончился, и…
Картину, которая предстала передо мной, я до сих пор вижу, словно наяву. И, надеюсь, это видение будет со мной всегда, до самого конца…
Перед нами расстилалось огромное, бескрайнее, залитое полуденным солнцем поле с колосящейся на нём золотой пшеницей; над ним – невероятной голубизны небо без единого облачка с беспощадно палящим, ослепительным солнечным диском посередине; а метрах в двухстах от того места, где мы с Колей стояли, где-то посреди поля – одинокая стройная  берёзка, с кудрявой ярко-зелёной листвой, не грустящая от  своего одиночества, а наоборот, как мне почему-то показалось, – необычайно живая и весёлая. И о том, что мне в тот чудесный миг подумалось именно так, каким-то странным образом помню до сих пор…

Так уж сложилось, что побывать на Чернорученке и отыскать наш с Колей заветный камень-стол я смог только спустя тридцать с лишним лет. Но перед тем, как сделать это, мы с женой и сыном заехали на кладбище, чтобы навестить могилу Коли: он погиб в автокатастрофе ещё в середине 80-х...
Оставив машину возле моста, мы с сыном спустились к речке, и я, отыскивая заветный камень, долго лазил по кустам, удивляясь тому, как сильно за эти годы Чернорученка изменила своё русло. Честно говоря, боялся, что и нашего камня я не найду. Но нашёл. И показал своему сыну. И долго мы с ним стояли возле него, слушая тихое журчание струящейся у наших ног воды…
Однако вверх по речке, к слиянию двух ручьёв, я не пошёл: очень хотел, но заставить себя так и не смог – побоялся, что, раздвинув кусты, не увижу в золотистом поле той берёзки-невесты, которую помню всю свою жизнь…»

Я и до сих пор вижу её, ту берёзку, – стоит мне лишь захотеть этого и прикрыть глаза...
Жива ли ты, красавица?