Пробег из века в век. Часть 7

                Снова в Термез.


 К середине 1984 г. наш батальон полностью перевооружился на новые радио - релейные станции. КУНГи со старых станций демонтировали с шасси "Мармонов" (ЗиЛ - 157), которым хоть и было по 10-12 лет, но их состояние я бы оценил на пять с плюсом, а пробеги не более 20 тысяч километров. Мне всегда нравились "Мармоны" - классика военного автопрома, настоящий автомобиль в погонах. Шасси списали и. распилили!
 
 Я с детства обожаю автомобили, Вся моя служба и работа связана только с ними. Это конечно своего рода бзик, но отношусь к ним как к живым организмам. Не нахожу себе места, если с моей машиной что то не так. Наивно, Но и Вы, наверное, замечали, что после мойки и уборки салона автомобиль как то и едет бодрее и вчерашний скрип исчезает. А как бывает тяжело расставаться со своей "ласточкой" которая служила Вам верой и правдой несколько лет?

 Машины своим ходом подъезжали к площадке газорезчиков, и мне в тот момент казалось, что из их фар текли слёзы. Их резали и грузили в полувагоны для дальней ней доставки  м переплавки в Белоруссии. Вот и пример плановой советской экономики: колхозы латают отжившие свой век ГАЗ - 51, предприятия отправляют на уборку урожая свои грузовики, а в тоже время идут в мартен вполне пригодные к эксплуатации автомобили. Средствам связи же предстоял длинный путь из Польши в Афганистан, где они в стационарном режиме должны дожить свой век, качая связь.

 Доставка планировалась железной дорогой до Термеза и через Мост Дружбы в Хайратон, где и должна состояться их передача представителю сороковой Армии. По боевому расчету в части должно быть определенное офицеров-связистов с резервом для обеспечения готовности к развертыванию линии. Учитывая это и то, что в батальон в том году прибыло много выпускников училищ, которые только адаптировались к новым условиям, я был назначен начальником выездного караула для охраны и передачи станции. Моей задачей было: в целости и сохранности доставить станции и передать их  представителю.
 
  По расчетам представителя комендатуры военных сообщений, эта поездка должна занять две недели. В соответствии с этим сроком мы и получили продукты (готовить предстояло самим). Но все оказалось гораздо продолжительнее.
 
В начале декабря 1984 года я принял под охрану загруженные на платформы станции, и состав взял курс на Брест, где предстояла перегрузка. на советские платформы.
До Бреста наш состав прибыл менее чем за сутки. Мы с караульными нашей интернациональной команды ( рядовой Цаплий-украинец, рядовой Ротарь - молдаванин, мл.сержант Швейкин - русский и начальник караула лейтенант Лекус - гибрид) даже не стали обживаться в польской теплушке. А зря: ждать перегрузки пришлось трое суток. Как же мы завидовали караулу из ГСВГ, которые ждали перегрузку в специальном ГДРовском комфортабельном вагоне, предназначенным для выездных караулов. Наконец-то нам подогнали платформы и крытый вагон - теплушку, в которой нам предстояло совершить неблизкий путь в Термез.
   
  Вагон был огромный, но когда - то его переоборудовали для караулов: перегородили, установили нары, ящик для продуктов и печь "буржуйку". Туалет, умывальник и прочие блага цивилизации не предусматривались. Благо мы взяли два огромных аккумулятора и фарные лампы, которые я оперативно списал перед отъездом: возвращение должно было быть пассажирским поездом с двумя пересадками, и аккумуляторы предполагалось подарить аксакалам Термеза. От предшествующего караула нам достались три каких то утепленных мешка в человеческий рост, видимо чехлы авиадвигателей. Как же мы были благодарны предшественникам впоследствии! Так начались наши приключения. под стук колес и полного бардака в МПС под надзором должностных лиц системы военных сообщений.
 
 В Бресте я успел купить небольшого формата Атлас железных дорог, по которому собирался отслеживать маршрут и рассчитывать время. Примерно я представлял, что маршрут должен проходить из Бреста на Москву, далее Оренбург и по степям Казахстана на Термез. Через сутки я приметил, что состав идет несколько в ином направлении, в сторону юга РСФСР. Я прямо горел желанием: на ближайшем полустанке попасть в кабину локомотива и выведать родословную машиниста. уж не потомок ли он Ивана Сусанина. Но, трезво поразмыслив, я понял, что он не сможет даже под угрозой оружия свернуть и взять курс на Термез.

 Состав без конца переформировывали, бросали с сортировочных горок (хотя, это не допустимо при наличии в вагонах людей), с такой силой, что потом приходилось собирать все пожитки, покинувшие свои места. Я очень волновался, как бы при сортировке не оцепили бы пару платформ и не оправили их в Улан-батор. И вот наш состав прибыл на станцию Арчеда  Волгоградской области, где нас оцепили и перегнали на запасные пути. Я окончательно понял, что всё же в МПС плохо с географией. Добиться каких либо пояснений от диспетчеров было невозможно, не смотря на мой угрожающий вид погорельца, да еще и с пистолетом на боку. Скорее всего, виноват был белорусский стрелочник.
   
  Все же нашелся правильный стрелочник, отправивший наш состав на Оренбург, и мы вернулись на правильный маршрут. Начался, как оказалось, самый трудный этап маршрута по среднеазиатским степям. Поезд ехал со скоростью конной упряжки, постоянно останавливался среди степи в ожидании пропуска пассажирских поездов. У нас заканчивались продукты, пришлось переходить на режим экономии. Питались мы так: утром мы пили чай с печеньем, купленном во Фролово, а ближе к вечеру варили похлебку неизвестной рецептуры, позволяя себе потратить банку тушенки, лук и картофель, которых тоже оставалось мало. Готовить в теплушке было проблематично: мы до каления растапливали буржуйку, стальной проволокой приматывали к трубе кастрюлю, которая едва помещалась сверху печки, и таким образом кашеварили, что было длительным процессом.

 Заканчивались дрова и уголь, которые мы стали использовать только для готовки. Вот тут то нам и пригодились те чехлы: по ночам было очень холодно. Никакой связи с внешним миром у нас не было. На некоторых станциях нас посещал офицер ближайшей жд комендатуры, бегло осматривал теплушку, делал запись о проверке и о проведенном инструктаже и быстренько удалялся, клятвенно заверив, что на следующей станции нам непременно подвезут мраморную говядину, омаров, "Боржоми" обязательный манго и тонну отборного антрацита. Приходил следующий проверяющий, и всё в точности повторялось. Ладно, хоть последний из них где-то перед Самаркандом сообщил, что несколько дней назад скончался Маршал Советского Союза Устинов и призвал нас к бдительности. Лучше бы он нам организовал поминальный стол. Хорошо было то, что я успел в Бресте получить со своего счета рубли и то, что станции в степях были небольшие и состав останавливался прямо у вокзалов, где удавалось купить какие - то лепешки, рыбные консервы и сигареты. Эх! Жаль, что тогда не было Доширака. Очень бы он был кстати.

Днем в движении я читал вслух рассказы Чехова из захваченного с собой томика. Ребятам они нравились. Кто знает: может, они впоследствии стали поклонниками русской классики.

 Сложно было, когда состав останавливался и долго простаивал вблизи аулов. Да простят меня жители и уроженцы Средней Азии, но там происходило настоящее дикарство. Местные жители, как басмачи Абдулы, налетали на вагоны и пытались украсть всё, что попадалось под руки: вырывали доски, пытались снимать борта с платформ. Я тут же выставлял всех на охрану, и мы, как могли, отгоняли этих мародеров. Но весь состав с двух сторон мы перекрыть не могли. Один раз я выхватил у Цаплия автомат и выстелил в воздух, когда один из таких ухарей пытался вплотную приблизиться к нашим платформам. У детей в тех краях была своя забава - кидание камней в проезжающие составы. Несколько таких камней попали в наши Кунги, но без последствий. А вот ГДРовским автомобилям ИФА со смонтированными на их шасси рентгеновскими установками повезло меньше. Платформу с ними включили в наш состав в Оренбурге, и весь путь до Термеза они ехали в пяти вагонах от нас. В Термезе у них был плачевный вид. Варвары сделали своё дело! Зачем?

  Было у нас и серьёзное ЧП. Ротарь решил хотя бы немного освежить тело. нагрел воды, разделся по пояс, как вдруг потерял равновесие, инстинктивно выставил руку и попал ей прямо в разогретую трубу буржуйки. Ожог был страшный. Мы, как могли, облегчали его муки: дали какие - то таблетки из аптечки, мазали ожог зубной пастой, оторвали рукав от нательной рубашки и делали компресс (пардон! ) с мочой. Но нужна была настоящая медпомощь. Состав приближался к Кызыл-орде. На одной из остановок я успел добежать до локомотива и, как террорист, потребовал связаться со станцией и принять состав на путь как можно ближе к вокзалу, на котором должен быть медпункт.
 Видимо, у меня был очень убедительный вид: машинист немедленно связался со станцией, и все мои требования были выполнены. После полутемной теплушки вокзал Кызыл-орды показался чудом архитектуры и освещенности. Молодая фельдшер занялась ожогом. Ротарь, скрипя зубами, терпел все манипуляции и, как всяких здоровяк, боялся инъекции. Я же, пользуясь случаем, убыл в туалет с желанием умыться водой из водопровода. Я ужаснулся своему отражению в зеркале: покрытое мелкой щетиной угольного цвета лицо, на фоне которого зубы казались белее, чем у голливудского актёра, а волосы напоминали копну сена. Мыло в те годы в умывальниках не было, поэтому грязь просто размазалась, как та грязь на нейлоновом подворотничке по лицензии Володи Зворыгина. Фельдшер, молодая казашка, все качественно обработала, снабдила нас перевязочным материалом, мазью и тщательно проконсультировала. Молодой организм Ротаря быстро справился с ожогом, а вот след, видимо, остался навсегда.   
 
  Новый 1985 год мы встречали на путях станции Карши. Я успел в близлежащем магазине купить торт и бутылку шампанского. Мы разлили по кружкам шампанское, выпили, пожелали друг другу всего того, что обычно желают за новогодним столом. Я поблагодарил ребят за стойкость и выдержку. После этого застолья я стал называть их по именам. Мы очень сроднились. Сейчас этим ребятам под шестьдесят. Я не знаю судьбу Николая Ротаря из Молдавии. Анатолия Цаплий из Украины. А вот с Сергеем Швейкиным мы на связи (спасибо соцсетям! ), списываемся, созваниваемся. Благодарю вас, ребята, за те 28 суток совместной круглосуточной службы.
Близился к концу наш рейс. Мы прибыли в Термез и, пока ждали переправы на ту сторону, сходили со Швейкиным на рынок, где и встретили того прапорщика из батальона Петрова. Имея уже небольшой опыт нахождения в этих краях, я совершенно справедливо посчитал, что несколько бутылок водки никак не помешают на той стороне в сложном процессе приема-передачи и оказался на все сто прав.
   
 На пункте пропуска пограничники и представитель комендатуры были до невозможности удивлены:  Как? Из Польши сюда? Оказывается, что в подобном случае перевозки груз в Бресте передается специальному караулу из полка сопровождения, который и сопровождает его до конечного пункта. Я конечного этого не знал, но требовать, что бы платформы развернули и под нашей охраной вернулись в Брест для передачи такому караулу, я благоразумно не стал. И опять проблема: надо вызывать приемщика с той стороны для приема, а когда он прибудет - неизвестно! Но компромисс нашелся: у меня был загранпаспорт и командировочное предписание с указанием наименования и номеров оружия. Пограничники согласились пропустить меня и одного караульного. Оцепили теплушку, мы погрузились в кабину маневрового тепловоза и после тщательной проверки ранним утром медленно тронулись по мосту на ту сторону.
 
 Заспанный капитан - связист долго не мог понять ситуацию: что за станции, кто я такой, почему из СГВ? Но приятное позвякивание из вещмешка как то организовали его понимание. Сонливость как рукой сняло, и он побежал куда-то звонить. Вскоре ситуация стала понятной. Где-то, к моей великой радости, нашлась директива о передачи станций. Оперативно капитан осмотрел пломбы, подписал постовую ведомость, поставил в штабе печать и захотел было тут же отметить сделку. Я отказался, сославшись на то, что надо сегодня возвращаться. Он выпил сам, сразу подобрел и, по-моему, был бы готов принять любой груз, даже если бы это были балетные пачки и пуанты. На этом же маневровом мы вернулись на пропускной пункт к ставшей уже родным домом теплушке. Всё закончилось. Задача выполнена! Нас довезли до Термезского вокзала, военный комендант которого оперативно организовал нам приобретение билетов в одном купе поезда "Душанбе - Москва".
 
 До отправления оставалось часа четыре. Было решено отзавтракать в чайхане, купить продуктов в дорогу и как следует помыться в бане, которую я помнил со времен стажировки. Но у нас было оружие, а комендант куда - то уехал. Ох, молодость! Я не придумал ничего лучшего, как засунуть весь арсенал и наши вещи в ячейки автоматической камеры хранения! Большего идиотизма придумать невозможно!
 
 Мы мылись, брились, наверное, час, смывая с себя грязь и копоть. Затем долго сидели в раздевалке в полной неге. Вдруг моё блаженство прервала мысль об оружии: " Аааа! Что же я сотворил! Ведь на виду у полного вокзала людей мы засунули в ячейки три Акс, мой пистолет и боеприпасы! А вдруг?! " Моментально вспомнилась фраза Глеба Жеглова: "Дело паскудное, трибуналом пахнет" Блаженство сменилось тревогой, и мы со скоростью орловских рысаков понеслись на вокзал.

 Я нервно начал набирать код, но ячейка не открылась. В этот момент я отчетливо почувствовал запах арестантской робы, а кисти рук ощутили рукоятку пилы "Дружба-2" для валки леса. Я почти бегом направился в комнату милиции на вокзале. Дежурный милиционер выслушал мой рассказ, тут же объяснил мне, что уровень моих умственных способностей равен нулю и что таким место только в сельской узбекской школе в должности учителя начальной военной подготовки. Мы подошли к секции с ячейками, и вызванный дежурный по вокзалу специальным ключом открыл панель дверок ячеек той секцией. Ой! Оружие на месте! Я из-за стресса открывал ячейку над той, в которой было оружие!

 По-моему, в тот момент я был более счастлив, чем в день выпуска. Хотелось расцеловать милиционера и дежурного, станцевать им танец индейцев племени Сио, спеть арию Ленского и накормить их ведром черной икры. Милиционер оказался нормальным дядькой, никуда не сообщил, более того, взял у нас оружие под роспись в книге на хранение. Мы сходили спокойно в чайхану, закупили продуктов, забрали оружие и двинулись в обратный путь.

 После посадки в поезд, мы сложили оружие под одну из полок, и я приказал, что бы один из ребят постоянно находился в купе на этой полке. После этого я все же решился снять стресс. В вагоне ресторане, как и в 82 году, по крупному гуляли отслужившие в Афганистане и отпускники. Я плотно поужинал и заснул в купе сном младенца, впервые раздевшись за 24 дня. Весь путь до Москвы я ел и спал без всяких сновидений.

 По приезду во Вроцлав я, наверное, часа два лежал в ванной, считая её и унитаз высшим достижением цивилизации. После доклада командиру я ходатайствовал, что бы моим караульным был предоставлен краткосрочный отпуск с выездом на Родину, что и было сделано через несколько дней. Ребята были вне себя от счастья. Интересно: а как сейчас организован быт подобных караулов? А смог я повторить сейчас тот выезд? Думаю, что не смог бы, слишком изменился наш быт в лучшую сторону, а к хорошему и удобному человек быстро привыкает.

 
                Процесс пошел….

 Очень быстро я вошел в колею после командировки, и для меня начался 1985 год, пожалуй, один из важнейших в истории СССР и России и вместивший в себя очень много событий.
В начале марта ушёл из жизни очередной " пламенный борец и верный ленинец" траур по которому был очень короткий и особого горя советский народ, не понимавший: как можно было избрать на такой пост человека, которому уже лет пять, как надо было жить на даче в окружении медиков и внуков, не испытывал. На пост Генерального секретаря Цк КПСС, как всегда "единогласно" был избран М. С. Горбачев. Он был молод, энергичен, что внушало определенный оптимизм и веру в перемены, которые, по моему мнению, были нужны стране как воздух, который действительно несколько застоялся, особенно в экономике. Не буду вдаваться в подробности, Вы это все прошли.

  Вскоре выяснялось, что опять мы что-то не то строили и надо срочно перестраиваться! Бедные наши замполиты и секретари партийных и комсомольских организаций! Они без конца получали директивы о проведении собраний с целью разъяснения задач и целей перестройки. Но что они могли разъяснить, если, как мне кажется, сам её инициатор этого не понимал, судя по его тогдашним пространным речам! Как мы должны были что-то менять и перестраивать в условиях армии, когда всё было регламентировано Уставом, приказами и наставлениями? Начинать, что ли, движение с правой ноги или отдавать Воинскую честь левой рукой? Я не очень хорошо разбираюсь в экономике, финансах и прочих премудростях, но на бытовом уровне понимаю, что начинать надо было с продуманных реформ в экономике, что впоследствии было воплощено в жизнь в Китае. Возможно, был смысл вспомнить о тех реформах, которые задумал А. Н. Косыгин и что на корню зарубили Суслов и Брежнев. Первый из-за своего догматизма, а второй - из-за примитивной ревности к популярности сильнейшего Премьера, настоящего экономиста.
   
В июне мы поехали в отпуск в Челябинск. Но и на Родине я не понял ничего о перестройке. Увидел только огромные очереди и людей, бравших штурмом, словно Рейхстаг, винные отделы. Вспоминаю новоиспеченный анекдот того времени:
Огромная очередь в винный магазин. Мимо очереди проходит, как тогда говорили, "убелённый сединой" ветеран:
                -Безобразие! Коммунисты есть?
                - Есть, - отозвались из очереди.
                - Гнать надо! - Гневно закричал ветеран.
                -Так сахара нет. Бодро! - откликнулись из очереди.
 
   Жизнь продолжалась. По прибытии из отпуска мне было присвоено звание старший лейтенант. Я прошел стадию становления и иногда подумывал о том, что надо двигаться дальше. Но, откровенно говоря, очень не хотелось покидать Вроцлав - коллектив, к которому привык и в котором было достаточно комфортно служить. Вообще, для меня смена коллектива - проблема с детства. Возможно, из-за этого я не любил пионерские лагеря. Кроме того: оставалось три года до капитана, как раз к окончанию срока службы в СГВ и перевода во внутренний Военный округ, где, как правило, назначали на вышестоящую должность, как и оказалось, но с неприятными нюансами, о чём ниже. 

 Начался период замен офицерского состава: приходили выпускники училищ и офицеры, уже послужившие. Всегда проводы уезжающих, особенно тех, с кем сдружился за это время, были несколько грустным мероприятием. Но таковы были реалии воинской службы. Однажды, прибыв на службу, я был очень неприятно удивлен. В нашей технической части в парадной форме находился капитан-связист некто Михаил Юрьевич Лылов, зануда и буквоед. С этим типом пришлось столкнуться год назад. Он тогда служил в Белоруссии и приезжал к нам в батальон принимать снятые с вооружения станции для их перемещения в свою часть. Сколько же он у нас "попил кровушки" этим приёмом. Достал даже меня из-за состояния колес, антенных прицепов. Мы его, конечно, немного обманули, что всегда бывает при таких процедурах, как и сейчас, особенно при купле-продаже б/у автомобилей. Оказалось, что его перевели на замену и нам три года предстоит вместе служить и взаимодействовать по техническим вопросам. (Михаил был старшим инженером батальона и входил, как и я, в техническую часть под руководством зама командира по вооружению). Я тогда подумал, что про перестройку в техчасти можно забыть.

  Вскоре я убедился, что делать категорические выводы - дело бесперспективное и неправильное. Буквально через несколько часов я на три года и оставшуюся жизнь получил отличного друга, который получил допуск самой высокой категории в мою жизнь. Миша оказался таким же меломаном, как и я, практически с теми же музыкальными предпочтениями. Он старше меня на пять лет, но у меломанов, как и болельщиков, нет возрастных разграничений. В первый же выходной мы поехали в тот самый клуб меломанов, и мои руки после того визита ныли до вечера, так как они придерживали Мишину отвисшую челюсть, которая приняла это положение, как и моя два года назад от количества дисков наших кумиров.
 
 Вдруг наша родная фирма "Мелодия" стала выпускать потоком лицензионные диски рок и поп музыки, в очень приличном звучании. Даже вышел битловский "A Hard Days Night" правда без одной песни. Видимо М. С. Горбачев понял, что западная музыка никак не вредит перестройке, а может даже помогает. Эти диски очень ценились польскими Артурами и Мишами, и мы очень хорошо их меняли на "фирменную катку" и "демократов" (меломаны тех лет поймут мой сленг).
 
  А еще у Миши была детская советская железная дорога, предмет грез мальчишек 60-х и 70-х годов. Помните такую? Огромная, на всю комнату, со столбами освещения и станцией. Когда поезд проходил через станцию, то из будки выскакивал усатый дядька, дежурный по станции. Стоила она каких то невероятных по меркам тех лет денег и в Челябинском Детском мире в собранном виде выставлялась как образец на первом этаже, являясь постоянным предметом раздора детей, требовавших немедленной покупки, и родителей, считавших более целесообразной покупкой пальто и шапки. Мы с Мишей иногда, особенно перед Новым годом, собирали дорогу и играли как дети, а уж потом позволяли играть нашим сыновьям. Этой дороге уже 60 лет, и Миша её бережет, что-то восстановил и иногда собирает и включает. Мы скучали друг без друга. в отпуска привозили друг другу новинки "Мелодии" в нескольких экземплярах и радовались, как дети.
 
 Миша - это фанатик радиотехники. Паяльник и сигарету Прима он выпускал из рук только в строю. Он постоянно что - то улучшал в своей и моей аппаратуре, выжимая из них максимальный частотный диапазон. Отлично разбирался в средствах связи и пользовался у связистов заслуженным авторитетом. Не было в его словарном запасе фраз: "Я не знаю, я не смогу это сделать."! Мы оба когда то проводили дискотеки. Кроме того, Миша отлично играл в ансамбле на басухе ещё со школьных времен. Ну не Маккартни, но вполне! Мы оба вспомнили о дискотечной молодости и три года проводили их в клубе части и в госпитале.

 Мы дружили семьями, вместе проводили выходные и праздники, ходили на концерт набирающего тогда популярность "Modern Talking", Одним словом, «Не разлей вода". В Польше раньше, чем в СССР, началась эпоха видео и CD. Вечерами Миша трудился не покладая рук, впаивал в неприспособленные для видео советские телевизоры, собственноручно сделанные декодеры Pal-secam. Ценность такого телевизора моментально увеличивалась. Однажды к нему вечером пожаловал особист: - чего, мол, творишь. Ну, всё, приехали. Пожалуйте в Союз, - подумал Миша, аж вспотел. А он: сделай мне! Но добавлять фразу: "Ничто человеческое нам не чуждо" видимо, не стал.

  Заканчивался мой срок службы в СГВ. В последние дни Миша в составе батальона был на учениях, и нам не удалось попрощаться. И хорошо, не люблю я долгие прощания. Но мы уже в Союзе встречались и в Челябинске, и в Ульяновске, его родном городе. Выйдя в запас, Миша возвратился в свой родной город. Так же поглощён в музыку, компьютеры, играет в группе "На семи ветрах", ровеснице Pink Floyd, но вот не знаю, курит ли свою любимую Приму - пыль ростовских дорог. Мы созваниваемся и в курсе дел. Мы остались друзьями на всю оставшуюся жизнь. Михаил Юрьевич, привет!

Вместе с Перестройкой наступили более понятные времена гласности. Польские газеты как по команде начали публиковать переводные статьи из западногерманских газет о похождениях Галины Брежневой, о Чурбанове, о самоубийстве Щелокова. Поляки приветствовали перестройку, видя в ней начало распада социалистической системы! Как же они оказались правы, как оказалось впоследствии.
 
  В 1986 году начался призыв студентов ВУЗов, в программе обучение которых не было так называемой "военки". Сказывался демографический провал, образовавшийся из-за потерь в Великой Отечественной войне. К нам в батальон прибыли несколько таких студентов - москвичей, обучавшихся в гуманитарных институтках и университетах. Их распределили по должностям в штабе и узле связи. Запомнился такой Леонид Брухис, учившийся на факультете романских языков. Леня был скромным, невысоким интеллигентным парнем с характерной  внешностью, позволявшей без знания его фамилии, безошибочно определить его национальную принадлежность. Обычно таким ребятам сложно в солдатском коллективе, но это был не тот случай: к нему отлично относились все. Единственное, чем его напрягали «деды», это написание писем своим подругам со вставлением предложений на французском, прямо как в «Войне и мире». Насколько мне известно, Леня окончил ВУЗ и сейчас преподает в Сан-Франциско.

 К нам в техническую часть направили Лешу Чепрова -  студента-филолога, коренного москвича из простой семьи. С ним было очень интересно побеседовать на любые темы, в том числе о Битлз и Машине. Я впервые общался с настоящими москвичами и навсегда полюбил жителей этого сложного города, но далеко не всех. В последний день перед Лешиным «дембелем», мы с Мишей подобрали ему гражданскую одежду и провели его по Вроцлаву, в те годы солдаты не покидали расположение части, разве что на учения.
 
  Неумолимо время двигалось вперед. Как и в училище, вторая половина пятилетки службы, казалось, идет быстрее. Наступил 1988 год - год замены. Батальон и коллектив стали такими же родными, как и училище. и предстоящее расставание огорчало. Предстояло продолжить службу во внутреннем округе, неизвестно где и в какой должности.

 В мае вышел приказ о переводе для дальнейшего прохождения службы в Прибалтийский военный округ, но не на конкретную должность, а в распоряжение Командующего войсками округа в г. Ригу, а далее в одну из частей округа. Оставалось дождаться заменщика, сдать должность, отправить контейнер и в путь. Но Польша хотела меня отпускать в срок. Я прибыл в СГВ 31 июля и примерно в этот же срок ждал замену. Но прошел август, а замены нет! Уже уехал на Дальний Восток Алексей Портянко. Поезд из Легницы проходил через Вроцлав, и я приехал на вокзал попрощаться. Алексей наконец-то женился. и уезжал с женой и маленьким сыном Федей. Мы прощались у вагона и не знали, когда увидимся вновь. А увиделись мы через 16 лет: его сын проходил срочную службу в Чебаркуле и, будучи в Челябинске, нашел в училище выпускника нашей роты, уже полковника. Итак мы нашлись. Леха живет в своей родной Уфе, овдовел. Иногда звонит, мы включаем видео связь и поёт мне "Подводную лодку" Визбора.

 Лишь 10 сентября мне на замену приехал Юра Столяров, выпускник Уссурийского училища. Его выпуск состоялся в июле, как тогда было в командных училищах. плюс отпуск, плюс дорога с Дальнего Востока. Наконец-то был загружен и отправлен контейнер. И как пять лет назад, я остался в пустой квартире с солдатской кроватью. (Жена была в Союзе). Батальон был в полном составе на учениях, и проводить традиционную отвальную не пришлось. Чисто условно посидели со сменщиком и двумя офицерами, свободными от наряда.
   
И вот наступил этот последний день, 18 сентября 1988 года. Я прощался с Польшей, со своей частью и пятилетним отрезком службы. Перед самым отъездом на вокзал я в одиночестве прошелся по батальону, по пустующему автопарку, пару минут молча посидел в своем офисе в техчасти и, не оборачиваясь, вышел через КПП к ожидавшему дежурному автомобилю. Мы ехали по Вроцлаву, и я старался не смотреть на улицы и дома. Было достаточно грустно. И вот опять перрон вокзала Вроцлав - Глувны. Те же огромные чемоданы и легкое волнение от предстоящих перемен. Поезд тронулся. Вот уже и кончился перрон и служба в СГВ. Далее Брест - Минск и поезд до Риги.
 У меня, конечно же, были планы: продолжить службу на технической должности, поступить в Академию и по возможности стать в дальнейшем преподавателем, как Э. К. Шпехт. Но всем этим планам не суждено было исполниться по объективным и субъективным причинам.