Минские перекрёстки. Главы I-II

                Поколению перемен посвящается

Глава I

Телефонный звонок вырвал меня из текста о компьютерных чипсетах, чему, честно сказать, я была рада: технические термины в таких количествах могут доконать даже самого терпеливого редактора, особенно если авторы не заботятся о правильности их написания.
Звонила бывшая подруга. Слово «бывшая» к Жене Долидович подходило с натягом, скорее — давняя, причем настолько, что я и не знаю, как она теперь выглядит.
Когда-то, много лет назад, мы были очень близки: дружили аж с ясельного возраста, ходили в одну группу детского садика, позже — в один класс, да и замуж вышли в течение одного года, когда нам «стукнуло» по 19 лет. С тех пор прошло почти два десятка лет, и вот сегодня Евгения приглашает меня встретиться. А почему, собственно, нет? Давно пора поставить все точки над «i».

— Кира Михайловна, там в «Глобал» еще одна статья на семь тысяч знаков пришла. Посмотрите и положите Саше в папку, пусть верстает, — прокричала мне Верочка, сидящая за целой кучей нагроможденных стеллажей.
— Угу, — промычала я, еле сдерживая себя.
Сделав необходимую редактуру, я собралась звонить Жене. Но здесь, как всегда, в последнюю минуту возник главный редактор Рудольф, бог знает где пропадавший половину рабочего дня:
— Кира Михайловна, а вы все проверили? И выходные данные тоже?
— А как вы думаете, Рудольф Олегович? — вопросом на вопрос ответила я. — Все будет в порядке. Всё. Убегаю, у меня сейчас встреча с бывшей одноклассницей. Очень важная. Пожелайте удачи.
Косо взглянув на меня, Рудольф выдавил сквозь зубы:
— Удачи.
Подхватив сумку и торбу с халтурной корректурой из чужого журнала, я стала набирать подружкин номер, прокричав на ходу дежурное «До свидания», а выбежав из здания, направилась в сторону кинотеатра «Москва» — месту нашей встречи.
Уже через пару минут я оказалась в условленном месте, но, покрутив головой в надежде увидеть женщину, хотя бы немного напоминающую по силуэту Долидович, конечно же, ту, которую я помнила, так никого и не увидела. И тут откуда-то из-за спины раздался знакомый с детства голос:
— Кира!
Ко мне направлялась стильная женщина.
— Привет! — вымолвила я, сразу же почувствовав себя несколько неловко. Я не собиралась никуда заходить после работы, поэтому и одета была соответственно: дежурные джинсы, летние шлепки и кофточка с маечкой, видавшие виды. Женька же была в светлом летнем пиджачке, ладно сидевшем на ней, и мини-юбочке.
Казалось, бывшая одноклассница была рада меня видеть и настроена, видимо, на долгое общение, а вот я как-то растерялась. И дело не только в том, что мы долго не виделись, просто в прошлом между нами было многое, а кое-что так и осталось невыясненным.
— Куда пойдем? — прервала она мои размышления. — Давай посидим в кафе?
— Давай. Только я не собиралась, — снова взглянув на свой «прикид», я робко предложила: — Может, где-нибудь на улице?
— Точно, здесь же рядышком есть кафе с фонтаном. Там хорошо, тебе понравится.
Расположившись и заказав для храбрости по сто, мы засыпали друг друга вопросами. Потихонечку внутри стало отпускать, и Женя рассказала мне о том, как жила последние годы, показала фото повзрослевшей дочери.
— Машенька! Какая красивая стала! — порадовалась я за подругу.
— Да, выросла девочка, учится, работает — старается, в общем. А как твой сынуля?
— Да, уже на четвертом курсе.
— Господи, не верю своим глазам, Кира! Ты ли это? Как живешь.
— По-разному, Женя. Начинать с нуля всегда нелегко. Особенно после предательства самых близких людей, которым безгранично верила.
— Это ты о Лере?
Я промолчала. Но мы обе понимали, что разговора о прошлом не избежать, ведь мы не общались почти 20 лет.
— Лера мне сказала, что ничего не было, ты все придумала сама.
Я грустно улыбнулась, глядя в глаза подруги, и спросила:
— Зачем мне это было нужно, Женя? Я много лет потом отползла, как раненый зверек, от этой боли, потеряв всех и всё…
Вздохнув и переведя дух, я решила больше не ворошить болячку:
— Ладно! Все в прошлом. Зажило и уже не болит. Я даже им свечки в церкви ставила. За здравие.
Всё пережитое мгновенно всплыло в моей памяти и понеслось кинолентой…


***

Только что отзвенел последний школьный звонок; нам, 17-летним выпускницам 1983 года, казалось, что вся жизнь впереди и все непременно будет хорошо.
— На Дзержинку пойдем? Ну елы-палы! Девчонки! — не унималась Лера, уговаривая нас с Женей хотя бы в субботний вечер сходить куда-нибудь на дискотеку.
— Я больше хочу во Дворец железнодорожников, там дискотека веселее, — заортачилась я.
— А мне все равно, только от Дзержинки добираться легче, — подала голос Женя, ковырявшаяся в сумке в поисках ключей.
— Ладно, уговорили. Сейчас по домам, наводить марафет. Встречаемся в семь у моего подъезда, — скомандовала я.
Мы разбежались по разным подъездам одного дома, где жили всю свою сознательную жизнь. Это была ведомственная пятиэтажка, населенная семьями обычных строителей и расположенная в западной части Минска, тогда — на самой его окраине. За нашей школой не было ничего, кроме полей и остатков леса. А еще была жива деревня Тивали, где жили несколько наших одноклассников. Теперь в этом районе ходит метро, а город разросся на многие километры. Бывая в Кунцевщине, Сухарево и Каменной горке, я уже и сама с трудом верю, что когда-то на месте выросших там современных домов мы когда-то гоняли на лыжах по лесу и катались на коньках по замерзшему лесному озеру.

Встретившись вечером, Лера, я и Женя оглядели друг друга и, удовлетворенные собственной неотразимостью, двинули в сторону проспекта Ленина. Билеты, на наше счастье, в кассе еще были, и в бодром состоянии духа — мол, все кавалеры наши — мы побежали прихорашиваться. А внизу, около зеркал, встретили еще трех знакомых девчонок, в том числе и Тамарку — девушку из нашего же класса. Вообще-то она всегда и повсюду неизменно появлялась в сопровождении Валеры, ее парня. Но того совсем недавно призвали в армию, и Томка скучала дома, лишь иногда выбираясь с нами на дискотеку. Вот такой огромной кучей мы и направились в танцевальный зал. Надо сказать, что Дворец культуры имени Ф. Дзержинского был построен еще в послевоенные годы, но было в нем нечто притягательное и для современной молодежи: не то расположение в центре города, не то особая, уютная обстановка. Каждый выходной день танцевальный зал набивался битком, среди его завсегдатаев числились, конечно, и мы, отчего имели там массу знакомых.

Как только прозвучали первые аккорды, наша компания дружно рванула в центр и заняла почти половину зала. Местные называли нас «группой захвата», а нам было весело. Мы, что называется, отрывались.
Заканчивался очередной танец, когда я, подхватив Женьку под руку, поволокла ее «припудрить носик», так как начинался медленный танец. Лера же осталась с другими девчонками подпирать стены.
Вернувшись, мы с удивлением обнаружили, что наша подруга танцует под композицию группы «Секрет Сервис» с молодым и довольно интересным парнем в военной форме. А когда музыка закончилась, тот галантно подвел Леру к нам и через секунду представил еще одного солдатика срочной службы, своего друга. Парней звали Дмитрий и Павел. Уж не знаю, чем им обоим так приглянулась наша Лерочка, но именно с ней они протанцевали весь вечер. По очереди.
Как это всегда и бывает, развлекательная программа быстро подошла к концу — одевшись и распрощавшись со всеми, мы с Женей вдвоем отправились домой. Не спеша мы подошли к нашему дому, где нас ждал сюрприз: возле своего подъезда стояла Лера в сопровождении сразу двух кавалеров, не зная, видимо, как от них отделаться, поэтому обрадовалась нашему появлению и с мольбой стала смотреть на нас, молча прося о помощи. Мы снова поздоровались, и тут издали показалась фигура Любы, старшей сестры Жени. Она молча подошла к нам и забрала свою младшенькую домой, мол, поздно, малым детям спать пора. Так я одна осталась выручать Леру. Дурацкое положение, ничего не скажешь. Солдатики опаздывали в военную часть, им давно нужно было быть на месте, но ни один, ни другой не хотел уступать. Мы немного потоптались как дурни около Леркиного подъезда, и здесь я, чтобы не молчать, стала приставать к служакам с вопросами:
— Где вы служите?
— Наша часть находится в минском аэропорту, — ответил Павел.
— Так это ж далеко, вы наверняка опаздываете, вам попадет, — ехидничала я.
— Конечно. Если заметят, — усмехнулся Дмитрий.
— А что, могут не заметить?
— Если нас прикроют, начальники не заметят, — продолжал улыбаться Дмитрий, почему-то пристально рассматривая меня.
— Какая-то странная военная часть, — ситуация раздражала меня все больше и больше. Потоптавшись пару секунд и решив не мучиться, я решила-таки оставить Леру разбираться с ее кавалерами самостоятельно: в конце концов, сама виновата, надо было давно уже определиться.
— Просто такая специфика, — как-то невпопад сказал Павел.
— Ладно, ребята, я пойду домой. До свидания, — попрощалась я и, поймав недоуменный взгляд подруги, побежала к своему подъезду. Дмитрий мне что-то прокричал, но что, я уже не расслышала. Конечно, мне было любопытно, как события будут развиваться дальше, поэтому я не стала подниматься на свой этаж, а, воспользовавшись традиционной темнотой в подъезде, пристроилась у окна и увидела, что Леру пошел провожать Дмитрий. Павел же остался дожидаться друга на улице. Мое любопытство было удовлетворено, и я спокойно отправилась спать.

Стояла осень. Женя с Лерой учились в вузах, а я... мыла пробирки в Медицинском институте, на кафедре микробиологии. В этом году для поступления на любимый исторический факультет БГУ мне не хватило каких-то несчастных 0,5 балла, а попросту говоря, я пролетела и собиралась в следующем году попробовать свои силы еще раз. Мои будни тянулись как резина, изо дня в день — одно и то же. Но как-то вечером, когда я сидела у телевизора, в дверь позвонили.
— К тебе Лера, — позвала меня мама.
Я поднялась с кресла и пошла в прихожую. На пороге стояла подруга и блаженно улыбалась.
— Привет, что-то у тебя вид загадочный, случилось что? — спросила я.
— Случилось. В общем-то, — Лера улыбнулась и заговорщески показала на мою комнату.
— Ну не тяни кота за хвост, — закрывая дверь, потребовала я. — Говори, в чем дело.
— Павел звонил.
— И?
— Павел звонил, — повторила Лера.
— Павел… Этот тот, что поменьше?
— Да.
— Ты не перепутала случайно? Там темно было, — засмеялась я.
— Хватит издеваться, я не знаю, что делать, — по лицу подруги было видно, что она действительно озабочена решением проблемы.
— А номер телефона ты кому давала? — я решила внести ясность. — Обоим, что ли?
— В том-то и дело, что телефон я дала Павлу еще на Дзержинке.
— Так вот почему он так спокойно предоставил возможность Диме тебя провожать: мол, я первый. Да, молодец. Ну, а что Дмитрий?
— А ничего, у него, оказывается, был просто спортивный интерес — главное, чтоб Павлу не уступить. Я это сразу поняла. А вот Паша, тот, по-моему, действительно…
— Что действительно?
— Ну, в общем, я ему понравилась, — опустив глазки, застенчиво произнесла Лера. — И он мне тоже.
— Вот это да… Ну просто совет да любовь. Главное, не забывай, что тебе только 17.
— Слушай, Кир, мне не до смеха. Как с Димой быть?
— А как с ним быть? Он что, тебе звонил или что-то предлагал?
— Нет.
— Ну, так и чего ты переживаешь? Встречайся с Павлом. Они сами разберутся.
Лера вздохнула и нехотя согласилась со мной, мне же вообще было непонятно, чего это она так распереживалась. Она ушла, и разговор забылся сам собой.

Через несколько дней, подруга снова пришла ко мне с новостями.
— Ну, кто звонил на этот раз? — не дав ей опомниться, начала я.
— Ой, ну кто? Павел, конечно. Скоро выходные. Должны дать увольнительную.
— Я за тебя рада, будешь гулять по городу с солдатиком, покормишь несчастного, — похихикала я.
— Тебе кое-кто привет передавал.
— Хм… Это кто ж?
— Дима!
— Это ж с какой такой стати? Ему что, компания нужна в увольнении? Так бы и сказал, а не юлил.
— Мое дело передать. Он сказал, что, если ты не дашь ему свой номер телефона, он вымрет, как динозавр.
Я задумалась. Что это за окольный путь такой: бегает за одной, провожает ее, а телефон нужен мой?
Но Лерке все-таки удалось меня уговорить. Обсудив все детали, я решила, что от меня не убудет, если я дам Диме номер телефона. Пусть звонит. В конце концов, поговорить с ним по телефону я могу, а вот встречаться — это как захочу, по настроению. Вот только какой? Домашнего же телефона у меня не было, и я назвала рабочий – один почти на всю кафедру. Назвала, но ждать звонка я не хотела и практически сразу забыла об этом.
Спустя некоторое время, в разгар рабочего дня, я, как всегда, мыла свои пробирки и слушала байки нашей старшей лаборантки Марии Савельевны. Неожиданно дверь комнаты отворилась, и громкий голос Валентины, нашего местного комсомольского вожака, произнес:
— Кира, тебя к телефону.
Отложив пробирки в сторону и вытерев руки, я стала соображать, кто это может быть, потому что напрочь успела забыть о переданном номере телефона. Я подошла к аппарату, и тут же поняла, что поговорить спокойно не получится: несколько пар ушей были готовы услышать все, что я скажу.
— Кира, — на том конце провода прозвучал томный, обволакивающий своим обаянием голос Дмитрия.
— Здравствуйте, — тихо промямлила я.
— Мы на «ты», если ты не против, — мягко промурлыкал Дима. — Кира, не обижайся, что все так получилось. Я все объясню, но лучше при встрече. Просто у нас с Павлом был определенный «джентльменский» договор. Давай встретимся. У нас в субботу увольнение на целый день. Вчетвером погуляем, где-нибудь посидим.
— Ничего не понимаю. Вы... ты в мою сторону даже не… — начала я, но вовремя вспомнила, что меня слушают. — Я не знаю. Как-то все странно, неожиданно. Я подумаю и передам через Леру, ладно?
— Ага, — очень мягко и удовлетворенно снова промурлыкал Дима, видимо решив, что я уже приняла положительное решение. — Так значит, я беру увольнение?
— Ну, бери, — неопределенно сказала я. — Ладно, пока. Я не могу долго говорить, это рабочий телефон.
— Пока. Я очень надеюсь на встречу с тобой, Кир. До субботы, — закончил разговор Дима.
Три дня, остававшиеся до выходных, я пыталась вспомнить, как он выглядит, прокручивала в памяти детали того вечера в надежде вспомнить хоть что-то говорящее о его интересе ко мне, пытаясь отыскать ответы на свои вопросы в поведении Павла. Но ничего так и не надумала. Зато теперь Дима просто не выходил из моей головы: было что-то в его голосе завораживающее и, увы, очень привлекательное для меня.

Когда пришла суббота, мои сомнения потихоньку улеглись. Правда возникла проблема: в этот день я уже была приглашена на свидание другим парнем. Однако под нажимом Леркиных аргументов я все-таки отказала ему и отправилась на встречу с Димой и Павлом.
Мы встретились и решили пойти в кафе «Ласточка»: там можно было вкусно поесть, составив компанию голодным солдатикам, и, наконец, познакомиться с ними поближе. Расположившись в одной из уютных кабинок, я и Лера заказали по бокалу вина и салатику, а ребята — еще и по горячему. Потихоньку обстановка разрядилась, молодые люди травили анекдоты, рассказывали о своей службе, веселили нас как могли. Но самое удивительное для меня было в другом: Дима действительно смотрел только на меня и делал все, чтобы произвести хорошее впечатление и завоевать мою симпатию. Общаться с ним было легко: достаточно было начать говорить о чем-то, как он тут же подхватывал, смешил и каламбурил. Создавалось впечатление, будто мы знакомы уже очень давно. К концу вечера я окончательно расслабилась и почувствовала себя совершенно свободно. Лера с Павлом весело щебетали о чем-то своем, танцевали и даже иногда старались уединиться. Но время было неумолимо — и нашим солдатам нужно было возвращаться на службу. Попадать на гаупвахту еще раз (в день нашего знакомства их все-таки поймали и наказали) желания не было. Поэтому мы нехотя направились к выходу. У парней уже не было времени провожать нас домой, и мы расстались сразу, как только вышли из «Ласточки».
Был дивный осенний вечер. Стоял октябрь, но природа не спешила огорчать нас дождями и ветрами, традиционными для этой поры в Белоруссии. Листва почти покинула свои насиженные места на деревьях и кустарниках, но та, что осталась, еще украшала городской пейзаж. Я очень люблю такие безветренные вечера, возможно, потому что они очень редко бывают. Вообще-то белорусский вариант осени и зимы мне не нравится: неуютно, дискомфортно, приходится надеваться на себя огромное количество одежды. Вот, видимо, для того чтобы изменить мое мнение об осени, в том году она, что называется, удалась. Яркое солнышко, теплый воздух и палитра городской листвы все-таки заставили меня согласиться с Пушкиным в оценке этой поры года.
Но не только погода поднимала мое настроение. Было и еще кое-что. По дороге домой Лера не унималась, приставая ко мне с вопросами. Я же находилась в прострации: чувство растерянности, обуревающее меня в начале встречи с Димой, сменилось каким-то непонятным чувством тоски и… желанием увидеть его снова. Надо сказать, что в мои 17 недостатка в кавалерах у меня не было. Но это все было как-то… одноразово, что ли — желания увидеть парня как можно скорее никогда не возникало, я не скучала и с удовольствием почти всякий выходной бегала на свиданки с разными кавалерами. А тут… я заскучала по Дмитрию, как только рассталась с ним. Настроение было великолепное, я совершенно точно знала, что нравлюсь ему. Не Лера, а я. Говорят, что мужчины и женщины были заселены на Землю с разных планет, поэтому им так трудно понять друг друга. Мое знакомство с Димой — тому подтверждение! Хотя теперь-то какая разница, кого он там провожал, главное — сегодня он весь вечер был со мной, а Лера просто была рядом. Между прочим, с другим мужчиной.

Во время встречи выяснилось, что Павлу и Дмитрию оставалось служить чуть более полугода: Паша должен был демобилизоваться весной, а Дима — летом. Они оба оказались в рядах нашей славной армии уже после окончания учебных заведений, точнее, Диму призвали после третьего курса московского института. Что там случилось и почему его так спешно сорвали с учебы и «остригли» — держалось в тайне, завесу над которой я смогла приоткрыть только некоторое время спустя. Мы встречались практически каждый раз, когда нашим солдатикам давали увольнительные. Иногда вчетвером, иногда парами. Я даже познакомила Диму со своими родителями. Он летел ко мне, ловя любой подходящий момент, частенько сбегая в самоволки. Так прошла зима и наступила долгожданная весна, а вместе с ней — и ощущение неизбежных перемен.

Март — предвестник тепла и долгожданного лета. Роман Леры с Павлом шел к счастливому логическому разрешению — начались даже разговоры о свадьбе. А Дима не звонил уже третью неделю. Я ждала его звонка каждую минуту. Каждый сигнал телефона вызывал бешеное биение сердца. Извелась так, что уже не могла скрывать это от окружающих. Женя с Лерой, как могли, успокаивали, каждый раз выдвигая всевозможные версии для оправдания такого поведения Дмитрия. Оставался единственный шанс узнать, в чем дело, — расспросить Павла. Конечно, подруга постоянно спрашивала о Диме, но парень отмалчивался, твердя, что не хочет об этом говорить, мол, Кира с Димой сами разберутся. Ничего другого, кроме как подумать, что Дима вот так вдруг оборвал наши отношения, без объяснений пропал из моей жизни, — не оставалось. Я почти ничего не ела, замкнулась в себе, никого не хотела видеть и, тем более, разговаривать — пытаясь хоть как-то справиться с той обжигающей, сумасшедшей болью внутри, от которой темнело в газах и от которой, увы, еще никто на свете не придумал лекарства. Я таяла как свечка, похудела и, казалось, потихоньку сходила с ума.

Как-то, сидя в своей комнате и готовясь к вступительным экзаменам, я пыталась сосредоточиться на содержании учебника по истории КПСС, но музыка навеивала горестные мысли. По радио пела Алла Пугачева:
Разлук так много на земле
И разных судеб.
Надежду дарит на заре паромщик людям.
То берег левый нужен им,
То берег правый.
Влюбленных много —
Он один у переправы…

Оторвавшись от книги, я взглянула в окно и, крепко задумавшись, не услышала звонка. Пришедшая на обед мама открыла мою дверь и попросила подойти к телефону, совсем недавно наконец-то появившемуся в нашем доме.
— Кирюш, это я. Не бросай трубку, — молил знакомый голос.
Еле справившись с собой, я тихо произнесла:
— Я слушаю.
— Прости меня. Так нужно было... В выходные мне дают увольнительную, я приеду, можно?
— Мне нужно готовиться к поступлению. И вообще не могу ничего тебе сказать.
— Кир, я все объясню при встрече. Ну прости меня! Я позвоню в пятницу, если получится. А нет, так в субботу сразу приеду к тебе, — почти бархатным и, как всегда, завораживающим голосом произнес Дима.
— Как хочешь, — вымолвила я, едва справляясь со своими чувствами. «Стоит ли начинать все сначала? Уже пережила… может, отправить его куда подальше?» — я призывала на помощь здравый смысл, но сердце! Женщина — существо слабое, если речь заходит о чувствах.

Дима позвонил в пятницу, а в субботу утром — приехал. Открыв дверь, я ошалело смотрела на него и не узнавала. Передо мной стоял Дима, но не в форме, а в какой-то рубашке с короткими рукавами и в таких же странных брючках не по размеру.
— Ты что, кого-то по дороге раздел? — удивилась я.
— Это мое, только до армии. Но не в этом дело, можно пройти? — смутился Дима.
— Проходи, — пропуская его в квартиру, растерянно проговорила я. Он разделся и двинулся за мной, смущаясь, краснея и путаясь ногами в коврах, по ходу говоря: «Здравствуйте!» по очереди маме, папе и моей старшей сестре Галине. Квартира моих родителей имела совершенно дурацкую планировку: чтобы пройти в спальню или ко мне в комнату, нужно было поздороваться со всем семейством, ибо путь неизбежно лежал через зал, где традиционно размещались все, кто в этот момент был дома. Даже в туалет невозможно было пройти незамеченным: количество таких походов обязательно фиксировалось всеми без исключения.
Закрыв за собой дверь, я пригласила Диму присесть, а сама встала у окна, приняв защитную позу.
— Кирюш, ну Кирюш! Ну не дуйся, — Дима встал с дивана, подошел ко мне и крепко обнял. Вырываясь, я запротестовала:
— Ты что, с ума сошел?! Сюда же в любой момент могут войти, да и прислушиваются наверняка!
— Ну и что?
— Как «ну и что»? Папа тебя просто выбросит из дома, если узнает, — продолжала возмущаться я.
— Мы взрослые люди! Тебе через месяц 18! Или они у тебя думают, что мы тут книжки читаем? — не унимался Дима, продолжая обнимать меня.
— Слушаю тебя, — серьезным тоном я попыталась его образумить.
— Может, хоть чаем напоишь голодного солдата? — Дима хотел отложить разговор.
— Хорошо, — сдалась я, — сейчас принесу.
Я вышла из комнаты и направилась на кухню, где мама накрывала на стол:
— Надо покормить парня, Кира. А потом будете выяснять отношения. И вообще, может, у него действительно была уважительная причина. Всякое могло произойти.
— Не знаю, мама. Обед он не заслужил. Сейчас чаем напою, а там видно будет, — воспротивилась я и поставила чайник на огонь, потом разложила по вазочкам печенье и конфеты, поставила на поднос сахарницу и чашки, подхватила все это и ушла в комнату. Дима смиренно сидел на диване, листая в руках журнал «Работнiца i сялянка».
— Тебе интересно? У меня еще есть несколько женских журнальчиков, «Бурда», например. Шить научишься, — пошутила я, ставя поднос на стол. — Чайник сейчас закипит.
— Кир, — неожиданно серьезным тоном заговорил Дима и отложил журнал в сторону, — я ненадолго уезжал домой. Нужно было. Я никогда не говорил тебе о своих родителях, а вот теперь, видимо, придется, чтобы ты все поняла.
— Тебе что, дали отпуск перед самой демобилизацией? — удивилась я.
— Да, в виде исключения, можно сказать. Я не успел даже предупредить тебя. Да и не хотел второпях объяснять ситуацию, — чуть помолчав, Дима продолжил: — Мне ведь теперь и возвращаться некуда. Вернее, можно поехать к матери или к отцу, а вот дома, моего дома, как такового теперь нет. Родители наконец-то развелись. Мама всю жизнь работала диспетчером в аэрофлоте, а отец летал. Мы жили очень неплохо, у нас была трехкомнатная большая квартира и машина. И каждый год мы все вместе ездили отдыхать на юг. Нам с братом казалось, что так будет всегда. Но когда я учился на первом курсе МГУ, а брат Георгий уехал по распределению в Ригу, отец с матерью отправились в отпуск к родственникам в Белоруссию. Здесь у отца остались братья, нужно было навестить. Я точно не знаю, что между ними произошло, но из этой поездки они вернулись практически чужими людьми. Отец всячески пытался наладить отношения, а вот мать — ни в какую. Позже мы узнали, что уже поданы документы на развод. Процесс продолжался почти два года: родители никак не могли разделить имущество. Только вот месяц назад их все-таки развели. Квартиру разменяли, мать уехала в какой-то маленький город в Тульской области, а отец перебрался поближе к родственникам сюда, в Солигорск. Это где-то здесь, в Белоруссии. Когда я узнал, обратился к командованию. Честно говоря, даже не думал, что из этого может что-то получиться, но мне дали небольшой отпуск, чтобы я смог помочь матери перевезти вещи и вообще как-то ее поддержать. Она очень болезненно переносит все это, болеет.
В дверь постучали, в комнату вошла моя сестра, держа в руках чайник.
— Попейте чайку, — сказала она, автоматом оценивая обстановку на предмет того, чем мы тут занимаемся в уединении.
Я разлила чай по чашкам и приготовилась слушать Диму:
— И что ты теперь будешь делать?
— Кирюш, я не знаю. Видимо, как и Павел, буду поступать в Политехнический институт Минска.
— Так… ты же вроде уже учишься, не жаль терять время? Тебе осталось все пару лет! — искренне удивилась я, хотя в глубине души была рада услышанному.
Дима задумчиво посмотрел на меня и улыбнулся:
— Знаешь, видимо, это судьба. В смысле того, что мы встретились.
— Да уж… судьба… Тебе напомнить, как все произошло?
— Не нужно. Хочешь, скажу, почему повел себя так?
— Ты ж говорил, что никогда не признаешься. Или передумал? — я посмотрела на него удивленными глазами, втайне надеясь, что наконец-то сейчас произойдет чудо — и я узнаю причину нашего странного знакомства!
Чуть помедлив, Дима обнял меня и, глядя в глаза, заговорил:
— Знаешь, я заметил тебя сразу, как только вы вошли в зал. И раньше, чем Леру. Но тогда я просто побоялся получить твой отказ, мне показалось, что ты не захочешь встречаться с солдатом. У тебя был очень неприступный вид: такая гордая, независимая. Я, конечно, не из робких, но получить отказ сразу означало бы, что я тебя больше никогда не увижу. А так… я узнал и адрес, и тебя не потерял из виду.
— Очень оригинальный ход. А ты не подумал, что я просто не захочу тебя видеть после того, как ты бросился провожать Леру?
— Так ты, оказывается, и это видела. Не знал, — смутился Дима, но тут же снова заговорил: — Зато я увидел тебя настоящую. Девчонки ж, как поймут, что нравятся мужчине, так сразу начинают кривляться. Попробуй понять, какая она есть на самом деле. Пока разберешься, время пройдет…
— Значит, торопился? Хитрый, да?
— Ага-а, — Дима крепко обнял меня.
В дверь комнаты снова постучали. Я вырвалась из его крепких рук и бросилась открывать. На пороге стояла мама:
— Молодежь, может, пообедаете? — спросила она утвердительным тоном и добавила: — Дима, наверное, с голоду умирает, а ты его тут разговорами мучаешь и пустым чаем поишь.
— Сейчас придем, — сдалась я.
Дверь закрылась, а Дима засмущался:
— Как-то неудобно, — хотя по глазам его было видно, что он рад такому перерыву в нашем разговоре. Я же почему-то совершенно необъяснимым образом чувствовала, что между нами все-таки есть что-то недосказанное, недоговоренное. В конце концов, существует же причина, по которой его отправили в армию на третьем курсе института, хотя у его отца наверняка были связи и он смог бы если не совсем «отмазать» сына, то хотя бы отсрочить службу.
После плотного обеда, как только мы оказались в комнате одни, я решила вернуться к прерванному разговору:
— Дима, почему ты ушел в армию с третьего курса института?
— Знаешь, я не совсем уверен, что нужно об этом говорить, — сопротивлялся он.
— Ты что, не понимаешь, что сейчас только подлил масла в огонь. Такое ощущение, что и здесь не обошлось без женщины. Я хочу знать правду, иначе все время буду мучиться!
— Как хочешь, — вздохнул Дима и стал рассказывать. И чем больше рассказывал, тем больше портилось мое настроение. У него действительно была девушка, и звали ее Светланой. Это была одна из самых красивых девочек в их школе, отличница, дочь богатых родителей, «золотая молодежь». Ребята встречались с восьмого класса, дружили и даже по окончании школы поступили в один вуз. Все шло замечательно, но, по словам Димы, это была всего лишь дружба: им было интересно вместе проводить время. К тому же родители Светочки прочили ей в мужья молодого человека из своего круга — будущего дипломата. Когда девушке исполнилось 20 лет, они завели разговор о свадьбе. В общем, Дима должен был остаться за бортом в любом случае: жениться он не собирался, да и родители с обеих сторон были категорически против этого брака. Однако Света ничего не хотела слушать, ей был нужен только Дима — она сбегала из дома, приходила к нему домой в любое время суток. Наконец отец Светланы поговорил с Димой по-мужски, мол, ты все равно пока жениться не хочешь, а девушка — «товар скоропортящийся», помоги своей подруге устроить личную жизнь. Ее будущий супруг скоро должен ехать за границу, и было бы замечательно, если бы он сделал это вместе с законной супругой.
Усилиями обеих сторон было решено отправить Дмитрия… в армию и в течение этого времени выдать Светлану замуж за Андрея — того самого будущего дипломата. Естественно, Дима не хотел соглашаться на эту авантюру и портить собственную жизнь, тем более с возможной перспективой попасть в Афганистан, но все-таки оказался в рядах Воздушных вооруженных сил СССР. Что произошло на самом деле, какие доводы сыграли решающую роль — так и осталось для меня тайной. Конечно, отец Димы сделал все, чтобы сыну служилось тепло и комфортно — бывший студент 3 курса МГУ стал солдатом срочной службы и оказался в небольшой военной части, расположенной прямо в минском аэропорту №1, где никаких казарм не было и в помине, а солдатики жили как у Бога за пазухой.
— Свадьба уже состоялась? — прервала я Димин рассказ.
— Да, совсем недавно, в феврале, — он опустил голову и, по-моему, даже смутился. — Кирюш, я никогда ее не любил. Это была просто детская привязанность, дружба. Разве ты ни с кем не дружила в школе? — будто подслушав мои мысли и поймав мой растерянный взгляд, Дима подошел ко мне и обнял. Мы оба молчали, переваривая все сказанное.
— А где-нибудь покурить можно? — нарушил тишину Дима.
— На балконе. Пойдем, я покажу, — поправив одежду, я вышла в зал, увлекая его за собой. Все мое семейство молча проводило нас взглядом.

— Кирюш, я очень люблю тебя, а не Светлану. Тебя, понимаешь? С первой встречи, — в голосе Димы было столько чувств и боли, что не поверить ему для меня было практически невозможно. — Но то, что скажу сейчас, тебе не понравится.
— Господи, что еще? — я почти рыдала. — Говори же наконец! Ты меня сегодня замучил уже своими загадками.
Собравшись с духом, Дима сообщил:
— Светлана в Минске, приехала попрощаться со мной: они с Андреем уезжают в Италию. Надолго, возможно, навсегда.
— Что?! — мои ноги стали ватными. Дима вовремя подхватил меня под руку и попросил:
— Ну, не нервничай ты так.
Чуть помолчав, он добавил:
— Она уедет завтра, но напоследок хочет… встретиться с тобой.
Дима затушил сигарету, и мы вернулись в комнату.
— Чем больше ты говоришь, тем больше хочется сказать тебе «Прощай» — я уже не могла скрывать свои эмоции. Мысль о том, что все эти дни он встречался со Светланой, проводил с ней время и еще, бог знает, что делал, — буравила мозг и обжигала сердце.
Ожидая откровенного рассказа, я, конечно, понимала, что услышу много неприятного, даже допускала в мыслях соперницу. Но одно дело «допускать», и совсем другое — убедиться в ее наличии, к тому же она, оказывается, «хочет меня видеть»!
— Я-то ей зачем? — спросила я.
— Она хочет с тобой познакомиться и посмотреть на женщину, которую я люблю. Извини, Кирюш, но я рассказал ей и о тебе, и о том, что у меня серьезные намерения. Прошу — согласись встретиться с ней, уверяю, что не дам тебя в обиду. Потом она уедет и уже больше никогда не будет беспокоить нас.
— То есть она планирует передать мне тебя как переходящий вымпел победителя соревнований?!
Повисла пауза.
— Когда она хочет возвращаться в Москву? — чуть успокоившись, выдавила я сквозь зубы.
— Завтра. Ну, пожалуйста, Кира. Может, назначим встречу сейчас, на вечер? — Дима пытался определить, выдержу ли я сегодня еще одно испытание. — Позвоню ей в гостиницу и договорюсь.
Мы вышли на улицу, чтобы проветриться и без лишних ушей окончательно решить, как поступить.
— Который час? — спросила я.
— Половина седьмого, мы еще все успеем, — поторопил меня Дима. Я же никак не была готова к такому повороту событий, да и боялась встречи с «московской львицей». Мы вышли на площадь Притыцкого, где, как назло, ровным рядком стояли телефонные будки.
— Нужно решить все и сразу, Кирюш! И тебе, и мне, и ей — всем станет легче, — атаковал Дима.
— Ладно, звони, только встретимся где-нибудь в центре: я не хочу, чтобы нас видели в этом районе, — мертвым голосом произнесла я. Дима вошел в кабинку и набрал номер. Через секунду я услышала, как он спокойным, ровным голосом заговорил:
— Света, привет. Ну, ты как, готова? Давай встретимся около Почтамта в семь. Где находится? Да напротив твоей гостиницы. Мы сейчас приедем. Ага, давай. До встречи.
— Запомни, что я иду на это только ради того, чтобы раз и навсегда забыть о существовании этой женщины и о твоем прошлом! Я пока не знаю, что ждет нас с тобой, но абсолютно уверена, что больше не хочу слышать ни о твоих бывших «просто подругах», ни о ком-либо еще из твоей прошлой жизни! Ты меня понимаешь? — к моему горлу снова подкатился булыжник. «И в таком состоянии я должна «держать лицо» перед какой-то там Светланой!» -- подумала я. До меня стало доходить: сейчас Дима будет в компании сразу двух женщин. Эта дамочка наверняка привела себя в порядок, а я-то вся развалившаяся на куски, с мокрыми глазами, красным носом. Вот молодец! Нет, я не пойду на эту встречу! Что хотят, то пусть и делают. Но Дима уже не хотел ничего слышать о моих протестах. Мы поймали такси и через 15 минут были на месте. Дима остался ждать Светлану у входа в Почтамт, я же, чтобы привести себя в порядок, зашла внутрь и пристроилась у столика, где какой-то мужчина заполнял бланк телеграммы. Закончив колдовать над нехитрым макияжем, я посмотрела в окно: Дима оживленно разговаривал с невысокой симпатичной блондинкой. Мелкая дрожь в очередной раз за сегодняшний день охватила меня от пяток до макушки. Но на этот раз я не стала поддаваться эмоциям и, глубоко вздохнув, шагнула к выходу. «Бодрым» шагом на подкашивающихся ногах я подошла к Диме со Светланой и надменным голосом поздоровалась:
— Добрый вечер!
— Здравствуйте, Кира! — девушка повернулась и пристально, очень внимательно, будто желая в одну секунду понять всю мою сущность, посмотрела на меня своими голубыми раскосыми глазами, глазами настоящей красавицы блондинки. — Приятно познакомиться, меня зовут Светлана.
Она протянула мне правую руку, на безымянном пальце которой красовалось дорогущее обручальное кольцо с огромным бриллиантом. «Значит, она действительно вышла замуж!» — пронеслось в моей наивной голове.
— Приятно познакомиться, — дежурная фраза получилась колючей. Я поняла, что «держать лицо» в таких ситуациях — дело непростое, но затем собралась с духом и изобразила улыбку:
— Ну что, где-нибудь посидим?
— Кирочка, ну вы же хозяйка, минчанка, может, подскажете, где у вас тут самое уютное кафе? — противным елейным голоском пролепетала дамочка.
— Вы знаете, Света, у меня нет времени расхаживать по увеселительным местам. Нет, я бываю, но не так часто, чтобы знать «САМЫЕ уютные места»! Вот здесь, за углом, есть небольшое кафе, но устроит ли оно вас, москвичку? — не осталась я в долгу.
— А у вас красивый город, чистый, с большими проспектами, — начала расхваливать Минск Светлана.
— Вы что, уже успели его рассмотреть или не первый раз в городе? — попыталась прозондировать почву я.
— Ну, немножко погуляла, побывала в парке Челюскинцев, в Ботаническом саду, вчера даже на экскурсию в Хатынь попала, — в ее голосе слышались отчетливые нотки ехидства.
— Так вы приехали в Белоруссию, чтобы познакомиться с нашими достопримечательностями? — отпарировала я и добавила: — В этом году еще метро откроют. Приезжайте, покатаетесь.
Дима только шумно вздохнул, видимо предоставляя нам возможность перед серьезным разговором выплюнуть скопившийся яд.
Мы вошли в кафе и расположились за столиком. Бедный Дима посмотрел на меня взглядом, умоляющим не накалять обстановку:
— Кирюш, она обязательно приехала бы, чтобы покататься в метро, тем более вырытом в болотах. Это очень интересно, но я уже говорил, что Светлана уезжает со своим мужем в Италию.

— Наше метро не на болотах, — обиделась я за любимый город, но решила не менять тему разговора и, потягивая кофе, обратилась к Светлане:
— Не жаль уезжать из своей страны? Ведь там не будет близких, родных, друзей… Или любимый муж заменит всех и сразу?
— «C милым рай и в шалаше», а жена должна быть там, где ее муж, не так ли? — Светлана сказала это таким грустным, полным тоски голосом, что на минуту мне даже расхотелось изводить ее своим ерничеством.
— Что же вы сейчас не рядом? Или все-таки бывают исключения? — обида и боль лились из меня непрерывным потоком.
Наступила тишина. Дима посмотрел на меня печальным взглядом:
— Кирюш, почему ты злишься? Мы со Светкой — только друзья, ведь так? — повернув голову к Светлане, Дима ждал подтверждения.
— Да-да, конечно, просто очень близкие и доверяющие друг другу, поэтому сейчас трудно расставаться, — в голосе девушки я уловила признаки волнения, но, видимо, она умела справляться со своими чувствами, поэтому уже через секунду совершенно ровным тоном продолжила:
— Ничего такого, Кира. Будьте спокойны. В Минске у моего отца были дела, вот я и увязалась за ним, чтобы попрощаться с Димой. Ну, а когда узнала о вас, то заодно — и с вами познакомиться. Замужество — еще не повод расставаться с друзьями детства по-свински, не прощаясь, не правда ли?
— Так вы здесь с отцом? — почему-то от услышанного на секунду мне стало легче.
— Папа сегодня улетел: срочно вызвали в Москву, а я завтра поеду поездом, — ответила Светлана.

Через минуту Дима вышел на улицу покурить, и мы остались наедине.
— Знаете, Кира, вы можете не беспокоиться: Дима – хороший человек и друг, вы будет с ним счастливы. У меня тоже все замечательно: мой муж меня очень любит. И вообще…
— А я ничего и не думаю, просто не каждый день встречаюсь с бывшими подругами своего мужчины. Вот и все. Если честно, я бы не поехала, если бы оказалась на вашем месте, просто написала бы письмо, — ответила я, допивая заказанный сок.
— А вот я приехала и чтобы вы ничего не подумали, и чтобы не испортить жизнь Диме, попросила его организовать встречу с вами.
— Удовлетворены?
— Да, вполне... А вы? Впрочем, вот и Дима идет. Ну, что, пойдем, уже, наверное?
Дима не спеша подошел к нам и тихим голосом сказал:
— Девчонки, у меня не так много времени осталось. В восемь нужно быть на месте.
— Ничего, мы девушки самостоятельные: я дорогу домой знаю — доберусь, а Светлане здесь вообще рядом, так что поезжай в часть спокойно, — рассудила я.
Но Дима неожиданно занервничал:
— Кирюш, а ты точно доберешься?
— Конечно, я ж не маленький ребенок.
В этот момент я почему-то подумала, что он хочет остаться со Светланой наедине и побыстрее избавиться от меня, но вслух произнесла только одно:
— Можешь Светлану проводить, если хочешь.
Постаравшись как можно безразличнее держать себя, я изобразила улыбку во весь рот и, дойдя до пешеходного перехода, попрощалась:
— Что ж, Светлана, было приятно познакомиться. Всего вам хорошего.
Дмитрий поцеловал меня в щеку и на прощание сказал:
— Я позвоню сегодня. Обязательно.

Перейдя дорогу и сев в троллейбус, я поехала домой. Все произошедшее теперь казалось мне дурным сном. В голове стучало одно слово: «Идиотка!»
Дима звонил целый вечер, но мама, по моей просьбе, отвечала, что я сплю, потом — что ушла в магазин, потом еще что-то.
К телефону я так и не подошла! Ни в тот вечер, ни завтра, ни через неделю.


Глава 2

Как-то утром, выходя на работу, я обнаружила под дверью букетик тюльпанов. Сомнений не было: их принес, вырвавшись в самоволку, Дима! Цветы подняли мне настроение, и весь день я провела в хорошем расположении духа. Но вечером ко мне пришли заплаканные Лера с Женькой.
Открыв дверь, от вида девчонок я остолбенела:
— Что случилось? На вас лица нет.
— У Тамары беда, — наконец-то вымолвила сквозь слезы Женя.
— Валеру должны вот-вот привезти. В цинковом гробу, — сквозь рыдания подтвердила Лера мои страшные догадки.

Мы хорошо знали Валеру Жуковского, парень жил в соседнем дворе и был старше нас на три года. Они дружили с Томой с ее пятого класса, и все близкие понимали: ребята любят друг друга, а когда Валера вернется, обязательно поженятся! Но жизнь распорядилась иначе. То, что случилось с ним, происходило в то время довольно часто: чуть ли не каждую неделю с улицы — то ближе, то дальше, то справа, то слева — до нас доносились звуки похоронного марша. Все сбегались как по команде к месту трагедии, чтобы проводить в последний путь совсем молоденьких мальчишек — бывших одноклассников, соседей, друзей. Их привозили из Афганистана, где в полном разгаре шли военные действия и наши ребята выполняли интернациональный долг. Проклятая война, покалечившая или вовсе отнявшая жизни многих!
Немного успокоившись, я наконец-то начала соображать:
— Хоронить когда будут?
— Завтра. Его везли двое суток, к тому же говорят, что он погиб еще неделю назад, — сквозь слезы проговорила Женя.
— А вы как узнали и почему Томка нам ничего не сказала?
— Я встретила возле магазина его соседку, — произнесла Лера. — Надо Томке позвонить, поддержать ее. Представляете, в каком она сейчас состоянии?!
— Конечно, надо, — в один голос согласились мы.
— Не только позвонить. Идти нужно, но сначала возьмем себя в руки и успокоимся, приведем в порядок лица, иначе помощи от нас никакой не будет, — трезво рассудила Женя.
— Сейчас валерьянки принесу, выпьем, — я вскочила с кресла и побежала в кухню. Выпив лекарство, мы немного успокоились, а потом приняли решение больше не плакать и изо всех сил держать себя в руках, хотя бы перед Тамарой и матерью Валеры.

Страшное время! Уже стало традицией в таких случаях собираться возле подъезда, где жил погибший. Вот и сейчас небольшими группками около дома стояли люди — и дети, и взрослые. Мы подошли ближе и остановились. Со смертью хорошо знакомого человека мы столкнулись впервые, поэтому не знали, как правильно вести себя, что говорить и о чем лучше помолчать. Но нужно было действовать, и Лера, как самая смелая и решительная, скомандовала:
— В общем, так, девчонки, держаться, не плакать! И не надо пока ни о чем у Тамары спрашивать, все — потом. А пока спросим у родственников, может, помощь какая нужна. Пошли.
Мы молча вошли в подъезд, где почти на каждом этаже курили какие-то мужчины, а женщины в темных одеждах переходили из квартиры в квартиру с кастрюлями и мисками — видимо, готовили поминальный стол. Дверь квартиры была приоткрыта. Стараясь не шуметь, мы вошли внутрь и сразу же увидели мать Валеры, одетую в черную блузку и такую же юбку. Женщина, еще молодая, ей было чуть за сорок, постарела сразу лет на десять, так что ее невозможно было узнать.
— Здравствуйте, Любовь Терентьевна, — почти шепотом произнесли мы. Женщина посмотрела на нас совершенно мертвыми глазами, нам даже показалось, что она смотрит сквозь нас, и так же тихо ответила:
— Здравствуйте, девочки, проходите, Томочка в спальне, к ней идите.
Мы прошли в комнату Валерки, где в окружении каких-то женщин сидела Тамара, поздоровались со всеми и подошли к подруге. Тома, едва взглянув на нас, разрыдалась с новой силой. Было понятно, что она плачет беспрерывно уже очень давно, нужно было как-то ее успокоить, но вместо этого мы сами как по команде расплакались, хотя и собирались держать себя в руках.
Спустя какое-то время я решила нарушить молчаливые рыдания, прошептав:
— Как это случилось, известно?
— Его застрелили ночью, когда он был в карауле. Пуля попала в голову. Хочется верить, что умер сразу, не мучился, — сквозь слезы начала рассказывать какая-то женщина, сидящая около Тамары. — А потом, утром, говорят, душманы, моджахеды афганские, под командованием какого-то Исмаил-хана — будь он проклят! — зарезали почти всех наших мальчиков. Сегодня в Белоруссию привезли пять цинковых гробов, а вообще в Союз —больше двадцати.
— А когда домой привезут? — спросила Женя.
— Скоро, — отозвалась Тамара.

Действительно, через минут десять началось активное движение, и в квартиру внесли закрытый цинковый гроб. Любови Терентьевне и многим женщинам стало плохо, потом кто-то бегал с каплями, кто-то вызывал «скорую», а кто-то просто плакал. Еще через некоторое время, немного успокоившись, возле гроба сели родители и сестры Валеры, Тамара и ее мама. Мы же пошли на кухню, чтобы помочь готовящим стол женщинам. Народу собралось еще больше — столько, что похороны стали напоминать правительственные. Во главе с директором и учителями пришли старшеклассники нашей школы, бывшие одноклассники и вообще море молодежи, жившей неподалеку; приехали сотрудники родителей Валеры и, конечно же, многочисленные родственники — в итоге вся улица была забита людьми — по двору невозможно было пройти. Повсюду яркими пятнами алели, желтели, зеленели цветы и венки. Казалось, что горем охвачен весь Минск. Потом на кладбище, как всегда это бывало на похоронах погибших «афганцев», выступил представитель районного военкомата. В общем, похороны получились пышными и, несомненно, затронувшими сердца всех без исключения. Даже подростки с гитарами, каждый вечер оккупировавшие лестничные площадки многоэтажек и распевавшие там песни «Машины времени», приумолкли и после случившегося почти две недели не появлялись на глаза. Горе действительно тронуло многих, но главное — могло произойти с каждым парнем, чей возраст приближался к восемнадцати годам…

Наступил май — самый красивый и яркий месяц года, время обновлений и надежд. Все кругом потихонечку стало оживать. Солнышко, такое редкое и долгожданное, радовало все чаще, согревая и освещая не только Землю, но и наши души, и от этого тепла и света улучшалось настроение и хотелось жить.
После демобилизации Павел поселился у Лерки, его родители должны были приехать из Молдавии, чтобы познакомиться с отцом и матерью будущей невестки. Свадьбу назначили только на август, а пока ребята жили гражданским браком. Женя же, окруженная несметным количеством кавалеров, никак не могла определиться с выбором и повсюду таскала меня за собой. Я сопротивлялась, так как нужно было серьезно готовиться к поступлению в университет. Кроме того, после всего случившегося с Димой не хотелось развлекаться и вообще куда-либо выходить из дому. Я чувствовала, что очень, до скрежета зубов, хочу его видеть. Дима звонил и настаивал на встречах, но я, вспоминая Светлану, активно сопротивлялась, ссылаясь на занятость.

Очередным субботним вечером Женя зашла ко мне и предложила сходить на дискотеку:
— Ну что ты сидишь дома, как монашка? Ты что, дала Диме обет верности?
— Да нет, конечно. Просто не хочется.
— Ну, ради меня, Кир. Развлечемся, отдохнем, — уговаривала Женя. — Мне больше пойти не с кем: Лера с Павлом теперь повсюду вдвоем ходят, с ними я буду третьей лишней; Томочка пока не хочет никого видеть — сама понимаешь, ей не до дискотек. Остаешься только ты.
— Ладно, давай, — сдалась я. — Куда пойдем?
— Ура! — обрадовалась Женя и, подхватив сумочку, бросила на прощание: — В шесть тридцать жду у подъезда.

На этот раз мы направились во Дворец культуры железнодорожников, где в полуподвальном помещении было оборудовано небольшое и очень уютное кафе с царившим в зале полумраком, делавшим обстановку таинственной и даже интимной. Здесь можно было оторваться по полной, что, собственно, мы и собирались сделать.
Заняв места у маленького столика, рассчитанного на двоих, мы заказали по бокалу коктейля и стали ожидать начала развлекательной программы.
— Ну все, сейчас буду балдеть до потери пульса, гори все гаром, — Женя определенно была настроена на прорыв.
— Только, чур, не напиваться до полусмерти и к мужчинам не приставать, — серьезным тоном предупредила я подругу и добавила: — И окна не бить.
Женя справедливо хотела что-то мне возразить, но тут в зал вошла целая группа красивых, высоких мужчин в военной форме. По нашивкам на рукавах мы поняли, что это курсанты минского Высшего инженерного зенитно-ракетного училища - ВИЗРУ. Молодые люди разместились за соседним столиком, шумно обсуждая что-то свое. Естественно, внимание дам, пришедших сюда без кавалеров, отныне всецело было приковано к этой группе. И наше тоже. Мы стали прислушиваться к тому, о чем они говорят, смотреть, куда они глядят, и т.д. И вдруг я совершенно точно поняла, что среди многоголосья отчетливо слышу хорошо знакомый баритон. Но чей?
Спустя некоторое время развлекательная программа наконец-таки началась, и мы, воодушевленные выпитым и большим количеством потенциальных кавалеров, пошли танцевать. Звучали песни наших любимых итальянцев: Рамины и Альбано Пауэр, Умберто Тоцци, Риччи и Повери, Рикардо Фольи и т.д. — очень энергичные, заводные, придающие какой-то особый заряд. К нам присоединились еще несколько девушек, а затем еще и еще. А когда начался медленный танец, мы, уже по традиции, пошли в дамскую комнату, чтобы поправить растрепавшиеся прически и подкрасить губки.
На обратном пути меня ждал сюрприз: в коридорчике, соединявшем зал и фойе, стоял Игорь — мой старый знакомый, курсант того самого ВИЗРУ. Мы познакомились примерно год назад, когда он учился на третьем курсе, потом встретились пару раз и разошлись: что-то не срослось, не сошлось. И вот, здрасьте — пожалуйста: Игорь смотрел на меня широко раскрытыми глазами и, судя по всему, был рад видеть.
— Так вот чей голос я слышала! — подходя к нему, сказала я. — Привет!
— Привет, Кира, очень рад тебя видеть, — Игорь улыбнулся и представил нам своего друга, стоявшего рядом и очень внимательно рассматривавшего нас с Женей: — Это Александр, мой однокурсник и товарищ, для вас — просто Саша. А это Кира и…
— Женя, — подсказала я.
— Какие красивые девушки, — произнес Александр, продолжая все так же внимательно вглядываться в наши лица, и, повернувшись к своему другу, спросил: — Что же ты молчал, что знаком с такими очаровательными созданиями?
— Я не видел вас в зале, — стал оправдываться Игорь, глядя на нас. — А где ваш столик?
— Вы сидите рядом с нами, — рассмеялась я.
— Да вы что?! — искренне удивился Игорь. — Так ты, значит, видела нас и не подошла?
— Да нет, не видела. Правда, мне показалось, что слышу знакомый голос, но вот чей — понять не смогла.
— Девочки, так это ж здорово, давайте вместе проведем вечер, а то нас так много — аж десять человек, а девушек красивых — мало, — схитрил Саша.
— Ну, так уж и мало, вон — целый зал! Хотя мы не против, к тому же сидим рядом с вами, — согласилась Женя.
С первыми звуками «Феличиты» мы снова отправились танцевать. Так весело на дискотеках не было еще никогда. Вот что значит быть в окружении десятерых кавалеров. Мы купались в мужском внимании, слушали бесконечные комплименты и соизволяли давать свое разрешение потанцевать с нами под медленные композиции. Голова кружилась от удовольствия, а потому мы и не заметили, как танцевальная программа закончилась. Увы, но домой мы поехали без своих кавалеров, так как ВИЗРУ располагалось на пятнадцатом километре от столицы, а ребятам необходимо было вернуться в училище вовремя. Главное же было в другом: Женя очень понравилась Саше, что было заметно, да и он ей — тоже.

В первых числах июня Минск особенно красив: даже запыленные и загазованные улицы столицы становятся неотразимыми красавицами. В платье из ярких цветов на фоне буйной зелени город становится похож на юную девушку, держащую в руках свечи из распустившихся каштанов и готовящуюся впервые выйти в свет. Солнышко, ласковое и щедрое, проникающее своими волшебными лучиками сквозь молодую листву, греет душу всех, даже самых урбанизированных жителей мегаполиса, придавая силы, залечивая раны, даря радость, надежду и любовь. И если человек еще не совсем заледенел душою в погоне за материальными благами, он обязательно заметит эту красоту, бьющую фонтаном буквально отовсюду.
Часа два мы гуляли по парку. Я и Дима. Он пришел ко мне утром, без звонка, не предупредив. В той самой, уже короткой и тесной ему штатской одежде, демобилизовался и решил нагрянуть ко мне с сюрпризом. Я, конечно, знала, что это должно скоро произойти, но что вот так: «Здрасьте! Это я, уже гражданский человек!» — не ожидала. А он свалился мне на голову и как заведенный стал повторять, что хочет быть со мной и намеревается остаться в Минске. Я сдалась и простила. Наконец. Хотя от неприятного «послевкусия» так до конца и не избавилась.
Мы отправились в парк, чтобы все обдумать и поговорить. Димку переполняла радость свободы, он дурачился, даже залез на фонарный столб и, замеченный милиционером, чуть не загремел в опорный пункт. Я же мучительно искала выход из сложившейся ситуации. Дело в том, что домой, вернее — к своей матери, Дима ехать не хотел: ему нужно было разобраться с институтом и подумать, как поступить в наш Политехнический институт.
Мы побывали на колесе обозрения, покатались на «Супер-8» и вообще нагулялись вволю, когда стрелки часов показали 21-00.
— Посидим на скамеечке, устала, — взмолилась я. – Ноги натерла босоножками.
— Давай! – как-то тихо и очень уж серьезно произнес Дима. — Тем более, я хотел с тобой поговорить.
— О чем? – насторожилась я.
— Кирюш, понимаешь… Я не знаю, с чего начать. В общем, не смогу я без тебя, мне необходимо видеть тебя, знать, что ты … и вообще я хочу, чтобы ты стала моей женой!
В эту минуту мне показалось, что замолчали все: и музыка, звучавшая не переставая на протяжении всего времени, и дети, кричавшие и просившие что-то у своих родителей на соседней лавочке, и я – потому что не знала, что сказать.
— Ну что ты молчишь? Скажи что-нибудь, — прошептал Дима.
— Ты сошел с ума, — одними губами произнесла я и попросила: – Пойдем отсюда.
— Куда? – вопрос прозвучал совершенно резонно. — Я ведь пока не покупал билеты, — Дима улыбнулся и, глядя куда-то в землю, добавил: — Да и вообще пора твоим родителям понять, что я их будущий зять.
— Ладно. Так уж и быть, — «сжалилась» я. — Пойдем ко мне, сестра уехала отдыхать, пока будешь спать в ее комнате. А там будет видно, — решительно проговорила я и потянула его к телефонной будке. Набрав домашний номер, я объяснила маме ситуацию. Слава Богу, что у меня такие понятливые родители, которые после некоторого раздумья все-таки согласились приютить Диму, правда, только на две недели, пока не вернется Галка.
— Ну что, домой? — улыбнулась я, совершенно счастливая от того, что Дима хотя бы эти две недельки, но постоянно будет рядом.
— А звучит-то как приятно: у нас теперь общий дом, а ты – моя! Ура!
Я оглянулась на него и почему-то сказала:
— Временно, Дима, временно.

Как и планировалось, он расположился в Галкиной комнате. Мама зорко блюла мою девичью невинность, поэтому, если я и заходила к нему, то совсем ненадолго, ибо это неизменно вызывало у родителей необходимость срочно взять что-нибудь в комнате или сказать мне что-то чрезвычайно важное именно в этот момент. Чтобы не волновать родителей, и так совершивших настоящий подвиг, мы с Димой договорились играть по неписаным правилам.
Две недели пролетели незаметно, за это время мы подали документы: он — в Белорусский политехнический институт, на строительный факультет, а я – в БГУ, на филфак. А потом он уехал к родителям. Меня же, начиная с момента расставания на перроне вокзала, по капельке стала съедать тоска.



— Не представляю, как сдать эту дурацкую сессию: шесть экзаменов, три зачета! — почти уже четверть часа ныла Лера, не желая садиться за учебники.
Как всегда, мы собрались у нее, чтобы, потягивая коктейли, послушать откопанные невесть где ее братом последние записи Риккардо Фольи, обсуждая последние новости и, конечно же, кавалеров.
Мне показалось, что подруги не понимают своего счастья:
— А я бы вот с удовольствием сдавала сейчас сессию, зачеты. Эх, девчонки, какие вы счастливые — студентки! А я… какой-то вечный абитуриент!
— Да ладно, Кира, поступишь: ты ж готовилась. Справишься, — поддержала меня Женя.
Однако все заметили, что сегодня она была какая-то грустная и неразговорчивая.
— И потом, есть у людей ситуации и посложнее, — задумчиво продолжила подруга. — Во всяком случае, по сравнению с учебой и… вообще.
Мы с Лерой, как по команде, обернулись и уставились на Женю, произнеся в один голос:
— Ты что имеешь в виду?
— Ничего, — всполошилась Женя. — Ничего страшного. Правда! — Женя опустила глаза, видимо догадавшись, что выдала себя.
— Нет, ты, конечно, можешь ничего не говорить, но ведь мы же твои самые близкие подруги. Может, сможем чем-то помочь? — Лера решила пойти на хитрость и любым способом выведать у Жени причину ее плохого настроения.
— Ты что, с Сашкой поссорилась? — не утерпела я.
— Да нет, с Сашей все в порядке. Это не моя тайна, девочки. Я сама не знаю, чем помочь…
— Ну не крути ты, говори, ведь знаешь, что не скажем никому, — надавила Лера.
— У сестры неприятности, у Любы.
— Господи, она что, заболела?! — воскликнула я.
— Хуже.
— Ничего хуже не бывает, — расслабилась я.
— Бывает.
— Опять на работе неприятности? Вообще-то, я ее недавно видела на автобусной остановке. Мне она показалась какой-то странной, вернее ее реакция: всегда спокойная, очень корректная, Любка нагрубила какой-то тетке. Та пристала к ней с каким-то вопросом и достала ее, видимо. Люба и послала ее далеко и без хлеба.
Воцарилось молчание, мы все ждали, что Женя сейчас расскажет нам причину бед, но та не торопилась, решая, по-видимому, говорить ли нам правду.
— Я пойду, девочки, ладно? Не обижайтесь на меня, пожалуйста, — выдавила она и засобиралась уходить.
— Вот, блин! Ну ладно, Женька, только не жди, что мы с тобой теперь тоже будем откровенничать. Секретничать, так секретничать, — обиделась Лера.
Я решила вмешаться в разговор, грозивший превратиться в ссору:
— Ну что ты давишь на нее? Она же тебе сказала, что это секрет сестры! Женя, не обижайся на нас, мы только добра хотим и тебе, и Любе. Когда захочешь, сама расскажешь. Успокойся сначала: на тебе лица нет, как будто кто-то умер!
— Тьфу ты, елы-палы! — выругалась Лера.
Женя взяла свою сумочку, направилась к двери и вдруг остановилась, расплакавшись на пороге:
— Ладно, но вы ведь никому не скажете, правда?
— Конечно, — в один голос выдохнули мы.
— Вот ты, Кира, говоришь, будто кто-то умер, а это почти правда, — прошептала Женя, вытирая слезы.
— Господи, что же могло произойти? — недоумевала я, на что Лера только молча пожала плечами.

Люба была старше нас на три года, высокая блондинка с правильной и грациозной осанкой, голубыми глазами и великолепнейшей длинной косой, традиционной в Женькиной семье, но все равно диковинкой даже по тем временам. Девушка всегда выглядела стильно и ухоженно и неизменно привлекала внимание окружающих. Она была воспитана в спартанских условиях, в строгости, в семье, где свято соблюдались принципы высокой морали и нравственности, а также в школе, где, как и всем нам, не переставая, вдалбливали в голову сначала постулаты пионерии и комсомола, а потом — коммунистические идеалы светлого будущего. Конечно, она пользовалась успехом у мужчин, но серьезных романов пока не случалось.
Люба училась на четвертом курсе БГУ. В прошлом году, уже по традиции, ее, как и всех студентов, закончивших третий курс педагогического вуза, отправили летом на практику в пионерский лагерь воспитывать подростков, вырвавшихся из-под родительской опеки. Лагерь находился недалеко от Минска, километрах в тридцати, в очень красивом и живописном месте на берегу Ислочи. Лагерь только что построили, новенькие стационарные корпуса со всеми удобствами располагали к отдыху не только детей, но и взрослых.
Почти месяц на свежем воздухе, в замкнутом коллективе и пространстве неизбежно сплотил и сделал педагогов практически одной семьей. Как там случилось на самом деле — неизвестно, но влюбилась наша Любочка в физрука — двадцативосьмилетнего прапорщика из соседней военной части, проводившего таким образом свой отпуск вдалеке не только от службы, но и от жены с ребенком. О чем Люба, конечно же, тогда не знала. В общем, медленно, но верно развился у них летне-лагерный роман. Обычно такие романтические отношения не выдерживают испытания привычной повседневной действительностью и, даже если продолжаются после отпуска-каникул-практики, то очень недолго. Но верить в это никому и никак не хочется, поэтому все, с кем это происходит, свято верят, что вот у них-то все непременно произойдет не так, как у других, — именно их чувство и есть настоящее, большое и вечное.
Увы! Некоторое время Николай (так звали физрука) действительно звонил Любе, они встречались в Минске, а потом открылось, что он женат и что… Люба беременна! Женя узнала об этом только вчера, но что предпринять и как помочь сестре — представления не имела.
В середине 80-х «секса у нас в стране не было» — так нам всё еще твердили СМИ, школьные учителя и родители. Поэтому, как предохраняться, чтобы «потом не было мучительно больно», большинство советских девушек попросту не знало. О том же, чтобы спросить у мамы, и речи быть не могло — «до свадьбы – ни-ни!» Вот так и попадали неопытные девочки в страшные ситуации: рожать нельзя — родители сживут со свету упреками типа «Позор на весь мир!», «Что же люди скажут, как им в глаза посмотреть, в подоле принесла?!» Аборт сделать — целая трагедия: врачи в поликлинике смотрят волком, к тому же могут потребовать разрешение родителей, справки, а еще — сроки беременности, анализы, ну и т.д. Анонимных же услуг тогда не оказывали, во всяком случае, простым смертным. Кроме всего прочего, сама процедура была безумно болезненной и травмирующей, ибо делалась практически наживую, поэтому-то после нее к мужчинам как таковым у юных созданий мог выработаться стойкий пожизненный иммунитет. В общем, попасть в такую ситуацию — и врагу не пожелаешь, а тут родная сестра близкой подруги!
Ситуация усложнялась еще одним обстоятельством: оказалось, что срок беременности у Любы уже почти пять месяцев. И как ее мама ничего не заметила!? В общем, нужно было срочно что-то предпринимать, так как о родах говорить не приходилось: Николай, как только узнал о беременности, бесследно исчез, а у Любы его координат не оказалось. Несколько дней мы искали медиков в кругу своих знакомых, кто смог бы помочь бедной девушке. И нашли: бывшая одноклассница моей сестры Галки работала в гинекологии одной из городских больниц. Мы назначили ей встречу и рассказали все как на духу, скрыв, правда, имя главной героини событий. В общем, наша спасительница дала нам слово никому ни о чем не рассказывать и пообещала принести какое-то волшебное снадобье, вызывающее преждевременные роды. Господи, мы даже не понимали тогда, что совершаем убийство и идем на преступление. Нам, идиоткам стоеросовым, в голову не приходило, что имеем дело с живым ребенком! В нашем представлении была картина: раз не родился, то еще не человек, а так, абстрактный зародыш! Ведь нам никто, нигде и ни о чем таком не рассказывал: все, что было связано с сексом, находилось под негласным запретом, считалось постыдным и непристойным для настоящих комсомолок. Мы даже придумали, куда девать то, что «родится»… и решили, что «зародыша» можно закопать в кустах около близлежащей деревни. Вспоминая сейчас об этом, я содрогаюсь от ужаса, какими ж мы были дремучими! Но, видимо, Господу Богу было угодно, чтобы мы не стали грешницами-преступницами, и он все устроил без нас: сказалось Любино стрессовое состояние. В общем, через день после того, когда нам пообещали принести снадобье, у нее произошел выкидыш, вернее, уже преждевременные роды. Любу забрали на «скорой» в больницу. Но мальчик родился мертвым…
Когда-то у Леонида Филатова я прочитала такие строки: «Хоть нами зачастую правит бес, но и его курируют с небес!..»


(Продолжение далее...)