de omnibus dubitandum 31. 444

ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ (1662-1664)

    Глава 31.444. ЛУЧШЕ НЕ ОБМАНЫВАТЬ ЕЕ…

28 апреля 1664 года

    Наша, с позволения сказать, дружба с Натальей, ни для кого не тайна, это имеет свои плюсы и минусы. Минус, то, что все окружающие включая ее родственников знают и с другой девушкой водить хороводы сложнее.
   
    Плюс то, что ее родственники разрешают нам встречаться, у нее дома, и мы этим пользуемся. Другое дело, что мы не так часто остаемся одни, скорее это бывает случайно,
   
    В первый раз Наталья была очень напряжена и оказала мне такое сопротивление, что я решил, что лучше не обманывать ее, так как при других наших встречах, когда ее родственники деликатно оставляли нас одних, мне удавалось добиться куда большего, чем когда мы оказывались наедине.
   
    Был еще один недостаток таких встреч, точнее два — первое то, что до конца мы не могли дойти ни при каких обстоятельствах, а второе то, что лицо Натальи после нашей дружбы на старой, скрипучей лавке, было на редкость пунцовым, она долго не могла войти в норму, а Матвеев и его жена, кажется, догадывались, но не подавали виду.
   
    Мы чаще встречались по вечерам, на воздухе было еще холодно, Наталья охала, когда я своей ледяной ладонью пробирался к ее животу, сколько пуговиц приходилось расстегивать, больших, маленьких, снова больших, потом опять маленьких, она, идя на свидания, упаковывалась, как на Северный полюс, и вдруг мои пальцы касались ее горячей голой кожи, Наталья взвизгивала, но я держал ее крепко, и через минуту-другую ладонь моя согревалась, и я начинал следующий, самый сладостный этап наших ласк, бедная моя рука, никакой удав, мне кажется, не смог бы так изогнуться, так извернуться, чтоб пролезть, проскользнуть, не порвав одежды, не оторвав пуговиц, не сломав застежек, вперед и вперед, с одной лишь маниакальной целью, потрогать, погладить, поласкать.
   
    Наверное, я был немного груб, я прижимал ее к дереву под которым мы стояли, я просовывал ногу, между ее ног, я поднимал колено повыше, так, что она почти сидела на нем, я заметил, что это, казалось бы грубое движение ее возбуждает, я целовал ее взасос, мы задыхались от восторга, мы сходили с ума…
   
    Я хватал ее за бедра, я двигал ее взад-вперед по своему колену, с ней начинало твориться что-то невероятное, она сдавленно стонала, глаза ее были закрыты, губы дрожали, я впивался в них, она прерывала поцелуй, и вдруг взвывала почти в голос, я зажимал ей ладонью рот, и вдруг она, продолжая мелко вздрагивать всем телом, повисала на мне, тело ее становилось словно ватным, что с тобой спрашивал я, что с тобой, она долго молчала, дыхание ее никак не могло восстановиться, она тыкалась губами в мою шею, - ничего, все прошло, - отвечала она.

    Я, честно сказать, был таким серым, только через полгода Матвеев объяснил мне про оргазм, что это у них тоже, что и у нас, и что это бывает, даже от пальца… Удивлению моему не было предела, ведь я не засовывал ей ничего, никакого пальца. Дурень ты, поучал меня Артамошка, коленом ты, что вытворял, ничего не вытворял, я даже не двигал коленом, кончай дурака валять, хохотал он, их возбуждает даже езда в санях, значит, они тоже хотят, как и мы, удивился я, Артамошка повалился от смеха, наконец-то до тебя дошло, наконец-то, поздравляю, и он похлопал меня по плечу. Я молчал, я не возражал, что я мог сказать?
   
    Часто мы с Натальей забирались в такие дебри матвеевского сада, но на окружающие красоты любовались чисто условно, главное, было сесть поближе друг к другу, и с первой минуты до последней между нами шел тихий поединок рук, и я, возбужденный прикосновениями к девичьим бедрам, к ее плоскому животу, обтянутому нарядами, под которые было так трудно запустить пальцы, ночью я ворочался в постели и, не мог заснуть, мне снилось, что я овладеваю Натальей, во сне получалось все хорошо, совсем не так, как тогда, когда я второй раз обманул ее, так вот во сне я легко и просто вставлял свой напряженный орган в ее влажную щелочку, двигался, как надо, и кончал не боясь, что она забеременеет.
   
    Утром мои подштаники были мокрые, и я не любил себя за это.
   
    Но сказать честно, мне чаще, чем Наталья снились и снятся девушки-боярышни из нашего окружения, например, Евдокия Григорьевна Гамильтон.

    К Евдокие отношение особое, после того как Артамошка похвастался мне, что сломал ей целку, и что он уже после этого несколько раз имел ее. Вначале я ему не поверил, но он привел такие подробности, которые выдумать было невозможно. С другой стороны, почему бы и нет? Я украдкой любовался Авдотьиными ногами, и представлял, как она раздвигает их, чтобы принять мужа, я смотрю на ее большую грудь и представляю, как он целует ее соски.

    У Натальи грудь тоже не маленькая, но она почти не позволяла мне ее трогать, не говоря уже о поцелуях сосков.
   
    Однако Наталья позволяла мне ласкать себя под рубахой, при этом она иногда почти не противилась, как тогда, во второй раз, когда я заманил ее в заросли, мы сели на лавку, она немного посопротивлялась, когда я, страстно целуя, стал заваливать ее назад, уложил ее, сдвинул кверху ее рубаху, исподницу, и долго гладил ее ноги, Она не только позволила моим пальцам проникнуть к самому аппетитному месту, позволила мне гладить густо волосистый лобок своего лона, она не сопротивлялась, и, почувствовав, что желанный миг близок, и она снова не сопротивлялась, она лишь закрыла лицо руками, я торопливо потянул все книзу, я попросил, чтоб она приподнялась, и она слегка подняла попку, и я легко сдвинул до пояса ее одежду, сердце мое выскакивало из груди, я еще никогда не раздевал девушек до такого состояния, и я стал раздвигать ее ноги.

    Я видел ее ослепительно белый живот, темный треугольник волос, резинки пояса от чулок двумя тонкими ленточками сбегали к ее луне, верхняя часть чулок слегка сбилась вниз, я накрыл рукой ее лобок, я стал двигать пальцем и ощутил, как влажны ее затворы с мяными вратами, я развел ее ноги, навалился на девочку, я хотел снять свои порты, но неожиданно для себя я дернулся, так, как если бы я уже был в ней, я почувствовал, что стащить их уже не успею, проклиная себя, я продолжал делать толчкообразные движения и, с диким облегчение разрядился, выкрикивая ей в шею слова любви и отчаяния.
   
    Затем наступил покой.
   
    — Прости, пожалуйста, — прошептал я чуть позже
   
    — Все хорошо, — шепнула она
   
    — Я боюсь, что ты забеременеешь, — соврал я. И мысли об этом не было.
   
    — Спасибо, милый, — и я понял, что она, почувствовала мою ложь
   
    Она была во сто раз мудрее и опытнее меня, хотя была в сто раз более целомудренна и девственна, чем я.
   
    И я встал, чувствуя, что как влажны мои порты, что горячий поток медленно стекает вниз по ногам. Я, сел, на лавку, стал гладить ее тело, но Наталья тихо сказала, что пора, чтоб я отвернулся, пока она оденется, но я же видел тебя, это совсем не то, отвечала она, и я чувствовал, что, да, это не то.
   
    Я отвернулся, я не смотрел, но я слышал, шуршание ее одежды, слышал, как щелкали застежки чулок, - уже можно, - сказала она. Я посмотрел на нее, лицо ее было пунцовым, я поцеловал ее, и вдруг, ощутил, что мой уд снова зашевелился, встал во весь рост, и я стал заваливать ее на лавку, я снова стал гладить ее ноги, но она что-то вскрикнула и оттолкнула меня.
   
    Рука ее соскользнула мне на локоть, затем ниже, к ладони, я, словно боясь потерять ее, поймал ее пальцы и нежно сжал. Она будто не заметила этого.
   
    — Я пойду, — она сделала шаг в сторону, еще мгновение, и она бы так и ушла.
   
    Не знаю, что меня толкнуло, но я, потянул к себе ее руку, - что ты, что ты, - зашептала она, видимо, отлично зная, что может последовать, но она не противилась, я, притянул ее к себе за талию, она откинулась назад, я пытался целовать ее, она отворачивала лицо, но я, каким-то чудом поймал ее губы, и мы замерли в нашем страстном поцелуе, таком для меня неожиданном, и, таком желанном. Это было незабываемо!
   
    Я чувствовал ее упругие груди, я притягивал ее к себе за талию, и наши бедра внизу тесно соприкасались, мой торчащий елдак давил ей на живот.   

    — Пусти, ты с ума сошел, ну пусти.
   
    — Ты мне нравишься, — прошептал я.
   
    — Пусти, меня зовут, ну давай в другой раз — я чуть не чокнулся от этих ее слов.
   
    И я отпустил ее. Я почувствовал, что другой раз будет, и не один.
   
    — Я иду, матушка — прощебетала она, как ни в чем, ни бывало.
   
    Спал я тревожно.

    А где-то в доме Матвеева спала Наталья, и мне хотелось только одного — оказаться с ней рядом. Ни за что не буду к ней приставать, думал я, пусть только разрешит лежать рядом и нежно-нежно гладить ей грудь, я буду осторожно целовать ее, я буду делать только то, что она разрешит, я буду паинькой, рука моя сползала вниз к елдаку, я его потрогал, и мне расхотелось быть паинькой, она тоже этого хочет, думал я, я буду смелым, я овладею ею, она мне даст, стыдные, чудесные глаголы терзали мой мозг, и незаметно я заснул.