Двадцать второй философский трактат

                Двадцать второй философский трактат


• Если бы человек знал, зачем он живёт, то его жизнь была бы неинтересной.
• Если бы существовал вечный и общезначимый «рецепт счастья», то не было бы ни счастья, ни счастья стремления к счастью.
• Если бы не было смерти, то не было бы вопрошания о смысле жизни, ибо вечная жизнь, – вечность жизни, жизнь, не знающая смерти, – в сущности, не может, не в силах найти в себе мощного, действенного импульса для того, чтобы поставить, чтобы обнажить перед собой вопрос о своём смысле. Такой импульс может возникнуть лишь при соприкосновении жизни и смерти.
• Если бы не было смерти, то не было бы религии, ибо религия – это зов  человека, обращённый в метафизическую сферу; и если бы не было смерти, этот зов бы не родился.
• Если бы не было смерти, то не было бы философии, ибо философия – это вопрошание человека о смысле бытия изнутри конечного бытия, обёрнутого смертью – и потому вселяющего в человека неистребимую иллюзию того, что такое бытие – бытие неподлинное.
• Человек, который черпает смысл своего существования из метафизической сферы, должен ясно понимать, что метафизическое знание – это знание гипотетическое, предположительное, более того, в сфере метафизики, как известно, на любой аргумент можно найти контраргумент.
• Человек, который черпает смысл своего существования из физической сферы, то есть из сферы чувственно воспринимаемого, чувственно-телесного бытия, должен понимать, что такое бытие – бытие изменчивое, непостоянное, множественное и конечное, и потому, прежде чем искать в нём, в этом конечном бытии, основание для обретения смысла своего существования, человек должен задаться вопросом о смысле такого бытия, о смысле, которого, быть может, и нет.
• (1) Метафизика двусмысленна. (2) Физический мир изменчив, изменчивость же – это проявление внутренней противоречивости; следовательно, физический мир неполноценен, ущербен. Оба этих вывода – серьёзное препятствие на пути обретения смысла жизни. 
• Груз воспоминаний, устремляющих человеческое «Я» вспять, в прошлое, и груз воображения, устремляющего человеческое «Я» в будущее, – непосильная ноша для настоящего. Так и живёт Антропос, распластанный между прошлым и будущим, которые скрадывают его настоящее.
• Признание идеи абсурдности бытия – недостаточное условие для того, чтобы утвердить себя «по ту сторону добра и зла».
• Признание идеи случайности всеобщего бытия вовсе не является основанием для утилитарного, потребительского отношения к такому бытию. Если везде и повсюду вьёт свои кольца случай, то из этого вовсе не следует, что к случайной (и потому непредсказуемой) реальности надлежит относиться с точки зрения собственной выгоды.
• Признание идеи фатальности всеобщего бытия вовсе не отменяет идею свободного произволения человека: между, с одной стороны, фатальностью, а с другой – свободным произволением человека (то есть его свободной волей, свободой его воли) нет никакого внутреннего противоречия, – и, целиком и полностью подчиняясь фатальности, свободное произволение вовсе не становится от этого менее свободным.
• Признание идеи хаотичности всей реальности как будто подталкивает к мысли о хаотичности самой этой мысли: «Если всё хаотично, если везде и повсюду царит хаос, то, следовательно, и моя мысль об этом хаотична, ибо, обуреваемая хаосом, она является частью всеобщего хаоса». Но это только на первый взгляд, на самом же деле это не так, ибо мышление, поднявшееся, возвысившееся до мысли о собственной хаотичности, тем самым привносит во всеобщий хаос некоторую формальную – понятийную – статику (то есть (пусть и относительную) стабильность, упорядоченность – противоположность хаосу), тогда как настоящий тотальный хаос никакой статики и упорядоченности a priori не приемлет и не допускает. Вывод: идея всеобщей хаотичности несостоятельна, ибо, согласитесь, покуда живо человеческое «Я», оперирующее статичными и замкнутыми понятиями, не всё в реальности хаотично. Вывод второй: мышление – действенное противоядие от хаоса, ибо, даже будучи ввергнутым в пучину хаотической реальности, мышление, в сущности, автономно, независимо. Иными словами, мышление человека способно обособить его от повсеместного хаоса; и бытийный порядок следует искать в области мышления, а не в сфере чувственно воспринимаемой, чувственно-телесной эмпирики.
• Признание идеи всеобщей абсурдности, то есть абсурдности всей реальности, всего возможного и действительного, сущего и не-сущего, заставляет нас сделать неизбежный вывод: наша мысль о всеобщей абсурдности сама абсурдна, и нет никаких оснований полагать, что наша абсурдная мысль абсурдна менее, нежели абсурдная «система» всеобщего абсурда. Если у абсурда нет уровней и степеней абсурдности, то, значит, всё абсурдно в равной – абсурдной – степени. 
• Человек до некоторой степени принадлежит физической реальности: человек как тело – это часть физической сферы. Физическая же реальность не обладает точкой отсчёта: у неё нет внутреннего основания, и физический мир (мир чувственно-телесного, чувственно воспринимаемого или не воспринимаемого сенсорно) вовсе не представляет собой упорядоченную и логически выверенную «систему координат». Учитывая этот очевидный и неоспоримый факт, заметим: ввергнутый в физическую реальность человек-тело, устремляя свой разум в «массу бытия», то есть в недра физического «бытия» тел, невольно усваивает мысль о безначальности и беспредпосылочности бытия. Физический мир «не даёт» мыслящему субъекту точку отсчёта познания, и в русле причинно-следственной динамики нам не найти незыблемого основания для существования.



                *   *   *   *   *

                Ю.Е.С. 12.07.2024