Проклятая кукла

Мы. Очень. Опаздывали.

Выпускной должен был начаться в 15:00, часы показывали 14:30, а мы с Барри только-только добрались до ванной комнаты и толкались там, пытаясь привести себя в порядок. Барри – это мой сводный брат? Друг по месту жительства? Не знаю, но мы точно не родственники, а его сестра просто однажды появилась на пороге нашего дома и с тех пор живёт здесь. Честно, я не помню, как именно она к нам попала и что говорила при знакомстве, сплошной туман в голове, но кажется, как будто она всегда здесь и должна была быть. По крайней мере, так к этому относятся мои родители. Но вот у меня есть подозрения на этот счёт. В общем, мы опаздывали.

- Чёрт, Лиззи, можешь сделать что-то с моими волосами? Молю, я просто не справляюсь!

Я вздохнула и потянулась к гелю для волос. У Барри были шикарные чёрные волосы, прямые и блестящие, и он всегда зачёсывал их назад. Он каждое утро без проблем делал это, но сегодня, кажется, нервы у него сдавали.

- Наклонись, я не допрыгну!

Барри послушно сложился в три погибели, судорожно оттягивая галстук на шее. Почему он сначала оделся, а уже потом решил посетить ванную, для меня так и останется неразрешимой загадкой.

Я выдавила гель и аккуратно провела по его мягким волосам, помогая расчёской. Он тяжело дышал, и я подумала, что давно не видела его таким нервным. Практически никогда. Барри всегда был тем человеком, который с ленцой, как породистый кот, смотрел на мир с высоты 185 см, засунув руки в карманы дорогих брюк. Но сегодня он был похож на кота, которого хозяева вот-вот отходят тапком.

- Слушай, если ты переживаешь, что дама твоего сердца откажет тебе в танце – то не сомневайся, ей ещё придётся поконкурировать за возможность урвать кусочек тебя, потому что, кажется, миссис Пирс застолбила тебя на весь вечер, - усмехнулась я, заканчивая укладку. Барри хмыкнул что-то неопределённое.

- Спасибо! – он провёл по волосам ладонью и одёрнул пиджак, глядя в зеркало. Я невольно залюбовалась им. Пускай я и не помню, как они оказались в моём доме, но Барри совершенно точно был лучшим приобретением этого года. Мы сразу же нашли общий язык, а через пару дней просто не представляли жизни друг без друга. Хотя, кажется, первое время все думали, что мы встречаемся (тогда я узнала, что наш полузащитник, Пит, влюблён в меня, потому что он с такой ненавистью смотрел на входящего в класс Барри, что аж сломал карандаш в порыве чувств), но Барри что-то объяснил, и слухи утихли (а Пит, когда узнал, что мы живём вместе, так лупил мяч на тренировке, что его отстранили на неделю).

У Барри не было отбоя от поклонниц, в том числе и поклонниц преклонных лет (миссис Пирс не упускала возможности ущипнуть его за загорелую руку или проверить домашнее задание после уроков), и я могла их понять. Высокий, статный, с острыми азиатскими чертами лица и безупречным вкусом, он буквально притягивал к себе всеобщее внимание. Странно, что при всём многообразии людей, мечтающих хотя бы побыть рядом с ним, он всегда выбирал общество меня.

Нет, я не считаю себя какой-то серой мышкой, этакой типичной героиней американских ромкомов, где главный герой-красавчик-звезда-школы единственный разглядел её красоту. Нет, я совершенно не такая. Я бывшая чирлидерша, а теперь и главная актриса предстоящего летнего мюзикла, спонсируемого аж самой Джульярдской школой искусств. Я появляюсь на пятничных вечеринках у бассейна, хожу с подружками на шопинг, иногда – на свидания с парнями на пару классов старше. Но Барри и я – мы как будто единое целое. Он всегда со мной, иногда рядом, иногда где-то сзади идёт незримой тенью. У него всегда есть для меня таблетка от мигрени и шоколадка, если вдруг упадёт сахар в крови. Моя подруга Хлоя шутит, что он мой породистый пёс, которого мне так и не купили на 6й День Рождения. В общем, Барри всегда со мной (за исключением свиданий с парнями на пару классов старше, но не удивлюсь, если он всё равно находится где-то поблизости) и кажется, он считает это своим долгом.

- Эй, о чём задумалась, honey? – Барри легонько щёлкнул меня по носу. – Время идёт, а ты ещё в пижаме и даже не умывалась! А ну-ка, давай!
 
- Чёрт, и правда! – я бросила взгляд на часы, которые уже показывали 14:45, и открыла кран. – Пожалуйста, расчеши мне волосы.

- Уже, – массажная щётка порхала по моим волосам ещё до того, как я успела закончить фразу. Всё-таки приятно иметь под рукой человека, знающего тебя, как облупленного!

Пока я умывалась, а Барри пытался соорудить на моей голове достойную причёску, за дверью ванной что-то происходило. Я слышала звуки, не явные, но почему-то вызывающие во мне сильное беспокойство. Сильнее, чем беспокойство от опоздания на собственный Выпускной (который, вообще-то, бывает раз в жизни!). Его сестра, Элеонора, с утра была явно напряжённой (хотя можно ли считать утром час дня?..), последние несколько дней я её почти не видела, а когда мы пересекались короткими взглядами, по моей спине бежал странный холодок. Что-то было в её тёмных глазах такое… От чего очень хотелось купить биту и держать её при себе.

Элеонора была стройной, достаточно высокой, хоть и явно пониже брата, с такими же острыми азиатскими чертами лица, чёрными блестящими волосами, стриженными под каре, которые всегда были идеально уложены, и бледной, почти белой кожей, тонкой, как бумага, что в корне отличало её от Барри. Ей было 28 и она работала в какой-то крупной строительной фирме, о которой мы ничего не слышали, и она могла бы считаться невероятной красоткой по всем меркам, если бы не её глаза. Очень тёмные, почти чёрные и безжизненные. Я не шучу. Две чёрные дыры, которые буквально резали пространство. Даже когда она смеялась, глаза оставались холодными и неподвижными. Меня это сразу насторожило, но почему-то я не могла подумать об этом больше, мысли соскакивали и уводили меня в сторону, и так каждый раз, когда я пыталась думать об Элеоноре или о том, как она стала частью нашей семьи. Точнее, оказалась внутри нашей семьи.

- Так, красотка, давай, нужно одеваться, скорее, скорее, лимузин скоро приедет! – Барри страшно волновался, я даже увидела капельки пота у него на лбу, а такого на моей памяти не было никогда. Интуиция подсказывала мне, что дело вовсе не в Выпускном, что тут что-то ещё, что нужно запереться в ванной и расспросить его, но я не хотела опаздывать на Свой Праздник Выхода во Взрослую Жизнь, поэтому вылетела из двери ванной и залетела в дверь собственной комнаты.

Дверь гостиной напротив была открыта, и краем глаза я видела снующую там Элеонору. Я не могла расслышать слов, но она о чём-то говорила с моей мамой, резко выплёвывая фразы. Мама, казалось, этого не замечала, и отвечала так, как будто у них милая беседа о шарлотке и вязании.

Испытывая странное волнение и холодок где-то под ложечкой, я втиснулась в шикарное нежно-розовое платье из атласа и ткани, похожей на воздушный тюль, тщётно пытаясь дотянуться до замочка на спине.

- Барри! Срочная помощь!
 
Он влетел в мою комнату тотчас, в мгновение ока застегнув платье и расправив все оборки и цветы на нём.

- Шикарно выглядишь, - пробормотал он, доставая из коробки туфли и ставя передо мной. Часы показывали 14:50.

- Давай, принцесса, вот так, - он помог мне надеть босоножки и застегнуть все ремешки. Я умилилась.

- Барри, ты такой… - но договорить я не успела. В комнату вошла Элеонора, и яркий дневной свет, льющийся из окна моей спальни, как будто бы немного померк. Барри испуганно выпрямился за моей спиной. Его била дрожь, я это чувствовала. Да что, чёрт возьми…

- Вы никуда не идёте! – резкий голос Элеоноры полоснул по ушам, и я невольно скривилась.

- С чего это вдруг? Лимузин вот-вот приедет, - ответила я, не понимая, что происходит, но понимая, что она права – сегодня мы отсюда не выйдем.

Элеонора зло смотрела на меня. Она подошла почти вплотную, впиваясь своими мёртвыми глазами мне в лицо. Сейчас, стоя на каблуках, я была с ней одного роста.

- Он с тобой не пойдёт! – медленно прошипела она, и меня обдало холодом. Её дыхание было ледяным! Я отпрянула.

- Ч-что…

Но Элеонора уже выбежала из моей комнаты и что-то громко говорила моей маме. Я обернулась на Барри. Он прислонился к столу и был почти так же бледен, как Элеонора. Галстук болтался где-то сбоку, а глаза невидяще смотрели перед собой.
 
- Барри, что…

- Элизабет! А ну-ка подойди сюда!
 
Я вздрогнула. Непривычно резкий и злой голос моей матери заставил меня по-настоящему испугаться. Так она говорила со мной только один раз – когда в детстве я лопаткой разбила новые окна в доме. И больше она никогда себе такого не позволяла. Никогда.

Я неуверенно вошла в гостиную.

- Что…

- Элеонора мне всё рассказала! Куда ты потратила деньги на Выпускной?! Мы с отцом работаем без продыху, чтобы ты покупала себе игрушки по цене целого состояния?!

На маму страшно было смотреть. Её лицо исказилось, словно злая маска, в какой-то момент мне показалось, что она меня ударит.

- Я не понимаю…

- Ах, не понимаешь?! Элеонора! – мама властно протянула руку, и Элеонора вложила в неё какую-то старинную фарфоровую куклу. Кукла была красивая: в шёлковом чёрном платье с белыми оборками, в гольфах и переднике, блестящие чёрные локоны рассыпались по плечам, а на белом безупречном лице ярко выделялись алые губы и чёрные блестящие глаза. Очень красивая кукла. Но не моя. Я никогда не играла в куклы. И мне было 18.

- Мама, что это…

- Что это? Это я должна у тебя спросить!

- Я вижу её впервые в жизни, мам…

- Не лги мне!!! – она резко развернулась ко мне и меня затошнило. Моя мама смотрела на меня, как на самого злейшего своего врага. В уголке рта собралась пена, зрачки безумно расширились. Я попятилась.

- Думаю, ей пришлось украсть у вас что-то ценное, чтобы купить её, кукла коллекционная, сделана в XVII веке, её не так-то просто получить, - ехидный голос Элеоноры прозвучал откуда-то сбоку. Я обернулась. Она улыбалась. Жутко улыбалась. На лице не дрогнул ни один мускул, не было ни одной морщинки, но красные губы были растянуты, обнажая белые, как будто фарфоровые зубы. Я опустила взгляд на куклу, лежащую на столе. Взяла её в руки. Пустые глаза Элеоноры проследили за этим движением.

- Мама, я не могла купить эту куклу… - просипела я. Слова не шли. Просто не хватало воздуха, как будто что-то сдавливало грудь. Пальцы сами собой сжались у сердца. – У мены бы не хватило денег, я ведь потратила их на платье, туфли… Да и зачем мне?..

Мама, казалось, на минуту задумалась. Но потом её лицо приняло отстранённое выражение, и она легла на диван, отгородившись от меня журналом.

- Ты никуда не пойдёшь, - холодно повторила она слова Элеоноры. Элеонора за моей спиной победно хмыкнула.

Я сжала куклу в руках и на негнущихся ногах вернулась в свою комнату. Элеонора шла по пятам. И тут мою голову пронзила настолько острая боль, что я вскрикнула и упала на колени, зажав голову руками. Кукла упала рядом.

Я вспомнила.

Я вспомнила, как бежала, грязная и поцарапанная, через лес, а за мной бежали люди с факелами. Я вспомнила, как какой-то парень из палаточного лагеря, на который я наткнулась, дал мне свой свитер и усадил в трамвай. Я вспомнила, как доставала листья и комки земли из всклокоченных волос и как появилась дома, где, казалось, никто даже не заметил моего отсутствия и ничуть не удивился моему внешнему виду. Никто, кроме Элеоноры. И Барри. Она стояла в конце коридора и её глаза злобно блестели. А за её спиной неподвижно замер бледный от ужаса Барри. С тех пор он всегда был рядом.

А ещё я вспомнила, как Элеонора впервые появилась у нас на крыльце. Как, не отрываясь, смотрела на моих родителей, медленно внушая, что она – их дальняя родственница по линии тётушки Сибиллы, которой у нас никогда не было, и теперь хочет воссоединиться со своей семьёй. Вспомнила, как Барри смотрел на меня во все глаза, и его изначальное надменно-ленивое выражение лица сменилось чем-то, что я не смогла понять. И вспомнила, как дедушка за моей спиной тихонько вздохнул, что мы накличим на себя беду.

И я вспомнила куклу. Точнее, большую деревянную шкатулку из тёмного дерева, украшенную камнями, которую Элеонора убрала в стеллаж у себя в комнате, как только там оказалась, и как тем же вечером я случайно застала её сидящей на ковре и воркующей с чем-то в этой шкатулке. Дверь в комнату Элеоноры была неплотно закрыта, и я успела увидеть краешек платья и фарфоровое личико, прежде чем она резко обернулась в мою сторону с жуткой гримасой и пинком захлопнула дверь. С того дня я не могла даже думать об Элеоноре, как будто мой мозг был заблокирован.

- Вставай, дитя, у вас мало времени, - дедушкины морщинистые руки пытались поднять меня с пола. Я медленно перевела на него взгляд. В его водянисто-серых глазах плескалась тревога. Я и не заметила, как он оказался в моей комнате.

Барри стоял позади него, испуганный и взъерошенный, и смотрел куда-то мне за спину.

- Не трогай её, - дрожащим голосом пробормотал он. – Не трогай…

- Поздно, мой мальчик. Слишком поздно, - это был даже не шёпот, это было жуткое шипение, обдававшее мой затылок ледяным холодом. Я перевела взгляд на куклу. И пазл сложился.

Не знаю, откуда у меня появились силы. Я молнией метнулась к ящику стола, одной рукой доставая тонкий серебряный кинжал, подаренный когда-то дедушкой, а второй хватая куклу с пола за секунду до того, как пальцы Элеоноры сомкнулись на том месте, где она лежала. Впервые я увидела в её глазах что-то помимо сосущей пустоты. Страх.

Она хотела моё сердце. Она хотела мою жизнь. Она хотела отнять всё, что у меня было, чтобы вернуть себе то, что когда-то, видимо, отняли у неё. Она похоронила меня заживо, заставив замереть одним взглядом своих пугающих глаз. Я помнила, как Барри, бледный от ужаса, под её неумолимой силой закидывал меня землёй глубоко в лесу. Я помню, как он сопротивлялся. Но она была сильнее. Вот только она была слишком уверена в своих силах и отвернулась раньше, чем он закопал меня целиком и полностью. Он оставил маленькое, совсем крошечное отверстие в земле, чтобы я не умерла от удушья. И это меня спасло.

- Стерва!... – выдохнула я и занесла кинжал над куклой.

- Нет! Ты этого не сделаешь! – Элеонора страшно закричала, у меня подкосились ноги. Её пальцы скрючились и длинными чёрными когтями тянулись ко мне, лицо оплывало воском, глаза были широко распахнуты и затягивали пространство вокруг себя. Но я уже вонзила кончик кинжала в грудь фарфоровой куклы. Как раз туда, где должно быть расположено сердце.

- Не-е-е-ет!!! – её крик пробирал до костей. Вокруг куклы поднялся вихрь, комната потемнела, я не видела ничего, кроме голубоватого сияния, исходящего из фарфора, и смерча непонятных символов.

- Не-е-е-е-е-е-е-ет! – когти Элеоноры вонзились мне в руку, кровь закапала на пол.

- Давай, милая! – я с трудом разглядела дедушку сквозь вихрь знаков и сияния. Он был испуган, но твёрдо держался на ногах, опираясь на клюку. – Давай!

- Если ты это сделаешь, твой драгоценный Барри тоже умрёт… Барри пойдёт со мной, мой братик… Ведь он не настоящий, Элизабет, - Элеонора закашлялась и на пол брызнула чёрная жидкость. Она вытерла рот рукой и засмеялась. – Барри не настоящий. Это я создала его. Из берцовой кости. Барри умер в XVII веке от лихорадки.

Я замерла.

- Барри даже не мой родной брат… Я не знаю, кто он. Я создала его по своему образу и подобию, ведь мне нужен был помощник… - она снова закашлялась. Её когти раздирали мне руку, но я не обращала внимания. Я смотрела на Барри.

В его глазах стояли слёзы.

- Давай, Лиззи, - одними губами прошептал он.

Но я не могла. Я не могла лишиться его. Нет. Я не хочу!

- Я не хочу! – крикнула я, стараясь заглушить вихрь. Слёзы текли по щекам, размазывая макияж. Я не справлюсь одна. Больше не справлюсь. Я так привыкла, что он всегда рядом, всегда за моей спиной, что я не представляла, как жить без всего этого. Как я жила до этого? Я не помнила. – Я без тебя не хочу!

- О, эти человеческие чувства! – смех Элеоноры раздался у самого моего уха. Её рука сомкнулась на моей шее, впиваясь в кожу. – Они – всегда причина ваших неудач, вашей гибели, - её зловонное дыхание холодом опаляло мне шею, я не могла пошевелиться. – Удивительно, как это кость и щепотка чёрной магии смогла полюбить! – она презрительно ухмыльнулась, глядя на Барри. По её подбородку текла чёрная жижа. – Ты предал меня!
 
По лицу Барри прошла трещина. Я испуганно взвизгнула, извиваясь в цепких объятиях того, что раньше было Элеонорой. Он смотрел на меня.

- Давай, Лиззи… Пожалуйста.

- Нет, я…

- Да!

Он бросился ко мне, сжал руку, держащую кинжал, и надавил.

Я закричала. От злости, от боли, от страха и от отчаяния. Я кричала и вонзала кинжал в грудь фарфоровой куклы всё глубже и глубже уже без помощи Барри. А рядом нечеловеческим голосом ревела Элеонора, которую затягивал бушующий вихрь. Он оторвал её от земли, закружил и затащил в отверстие в груди куклы. Та затряслась у меня в руках.

- Поверни нож! - прохрипел Барри, скорчившись на полу у моих ног, как верный пёс, идущий за своим хозяином до самого конца. Его лицо было испещерено трещинами, во рту булькала кровь. Он захлёбывался ею и неотрывно смотрел на меня. Он прощался, поняла я. Он прощался.

Грудь нестерпимо сдавило. Во мне поднималась какая-то неведомая сила, тёмная и пугающая. Я не могла её сдерживать.

- А-а-а-а-а-а-а-а-а-!!!!!! – крик сам собой вырвался наружу. Рука повернула кинжал, как ключ в замочной скважине. Раздался хруст, грудь пронзило болью, сердце остановилось. Я увидела искажённое лицо Барри и протянутую ко мне руку, прежде чем упала на пол без чувств.

Ветер стих так же внезапно, как и поднялся.

Дедушка тяжело опирался о стену, сидя на полу.

Я лежала в кучке праха, как героиня викторианского романа в своём розовом воздушном платье и с высокой причёской, которую Барри успел мне сделать всего за пару минут. В руке я сжимала серебряный кинжал.

А чуть поодаль лежала гладкая, выбеленная временем берцовая кость.

Раздался едва слышный стук.
 
Это снова забилось моё сердце.