Руська

   
  Рита Кубанская
                Руська

Мне тридцать два года. В далеком счастливом студенчестве у меня была семья. У студенческих браков, как правило, два исхода: очень быстрый развод или долгое счастливое супружество. А у меня – и ни то, и ни другое. Три года я была счастлива с Артемом. Учились мы в разных вузах: он в медицинском, я в педагогическом. Тогда и познакомились. Поженившись, снимали комнату с отдельным входом у бабушки Лиды. Мы были молоды, счастливы и полны надежд. Стипендий, естественно, не хватало. На помощь родителей особо рассчитывать не приходилось. Артем вечерами разгружал вагоны на вокзале, а я обвязывала весь наш курс. Одна и та же пряжа, как в чудном мультфильме, где трансформация пластилиновых героев происходит на фоне слов: «А может быть, корова, а может, это страус» и т.д. – превращалась в моих руках то в модный в этом сезоне берет, то в длинный шарф, то в короткую плотную косыночку. На последних курсах Артем ночами дежурил на «Скорой помощи», а я занималась репетиторством и вязанием.
Спустя пять лет, когда в моей жизни произошли глобальные перемены, я опять взяла в руки спицы. До этого просто не могла видеть пушистые клубки пряжи: все возвращало меня в наш маленький семейный очаг, где стояли кровать, стол и шифоньер с книгами наверху. Но как нам было хорошо вдвоем!
– Тин, – говорил с порога Артем, – у нас сегодня гости и на ужин лапша.
– С маслом?
– Да нет же, с курицей.
– Которая в магазине?
– Вот и не угадала, у меня в пакете.
А вечером большая студенческая компания дружно съедала пятилитровую кастрюлю лапши.
Друзья уходили. А мы, приоткрыв дверцу в печурке, сидели на перевернутых табуретках и долго смотрели на огонь, строили планы на будущее. Артем будет работать в больнице, а я в школе. И у нас будет малыш.
Тема страстно хотел ребенка, но у нас ничего не получалось. Как-то он пришел радостный и сообщил, что у него со здоровьем все в порядке и есть надежда иметь здоровых детей. А я долго лечилась, но в конечном итоге доктор вынесла мне свое заключение-приговор: бесплодие. Это был конец всему: нашему браку, нашим планам, нашему будущему.
– Ты меня любишь, Тем?
– Ну ты даешь, Тинка. А кого же мне еще любить? Ты ведь моя жена... – ему очень хотелось добавить – мать моих детей. Так отвечал отец его маме. А вот детей я ему дать не могла.
Молодость безрассудна. Но тогда мне казалось, что это единственно правильное решение. Оставив записку и документы на развод, я уехала. Это был Север, где большая часть суток – полярная ночь, а из времен года – зима. Люди, живущие здесь, уезжали на все лето в длительный отпуск. А я... мне было все равно. Пять лет в моей жизни не было ни праздников, ни каких-то особенных событий. Чередование дней недели и времен года тоже не занимало меня. Это был сплошной безликий клип с обязательным моим присутствием в двух местах – на работе и дома. И слезы...А потом в моей жизни появилась Руся, маленькое годовалое чудо с льняными волосиками, раскосыми серьезными глазками и с ямочкой на правой щечке.
Часто, когда смотрю на нее, вспоминаю диалог:
– Тем, ну зачем тебе эта ямочка, да еще на правой щеке?
– И правда, зачем?
– Отдай ее мне.
– Да пожалуйста, – великодушно улыбаясь, дарил мне ее муж, имитируя, как обычно снимают магнит с металла: он снимал ямочку со своей щеки и насаживал на мою правую – на левой у меня была своя.
Верочка, Веруся, Руся. Не знаю, кто из нас больше нуждался друг в друге. Так случилось. А сейчас моей дочери шесть лет, семья наша на один год моложе. Вместе с Русей в мою жизнь вошли солнце и снег, понедельник и суббота, праздники и будни.
Мы живем в городе, в котором зима приходит в отведенное ей время, а лето растягивается на целых три месяца – июнь, июль и август. Моя девочка любит вязать, печь пироги и читать стихи. Вот сейчас я опаздываю на новогодний утренник к Руське в сад. У нее большая праздничная программа.
Утром:
– Мамуля, будь самой красивой.
Обещала:
– Буду!
Легко сказать! Попробуй на каблуках в гололед – без привыч¬ки. Какая тут скорость!
Джип далеко. Успею перейти здесь дорогу. До светофора дойти – времени нет. Ну вот, душа замирает. Скольжу, нога подворачивается, и я, не успев перейти дорогу, падаю. И жуткий звук тормозящей машины. Вот и все, а как же моя девочка?
Очнувшись, слышу, как меня те¬ребят за плечи.
– Женщина, вы сильно ушиблись? Давайте я вам помогу.
Мне делается еще хуже. Подвернутая нога не слушается. Сумка отброшена в одну сторону, шапка – в другую. Недовольно сигналят проходящие мимо машины. Наконец-то я стою на ногах.
Удивленное:
– Тина, ты?
– Да, я, Тема. – И дикий плач. Даже не плач, а рев. Я думаю, что слез у меня уже быть не может, что они остались в той безысходной пятилетке уже без Темы и еще без Руськи. Я ничего не вижу и не слышу, все реву и реву. Начала икать – это от нервов. Что-то послушно пью, я, оказывается, уже в машине.
Всхлипывая, задаю вопрос, который мучил меня долгие годы:
– Как ты, Тема?-– Живу. Вот уже много лет женат на одной глупой дурочке.
Я вообще перестаю что-либо понимать.
– А ты? – слышу встречный вопрос.
– Ой, а я опаздываю к дочери на праздник.-– Я подвезу?
Звучит голос моей дочурки:
– Лихо сдвинул набекрень
Ржавое ведерко,
Навалился на плетень
Снеговик Егорка.
Приглашает он народ
Съехать с горки в огород.
У него пылает нос весело и ярко,
На дворе трещит мороз,
А Егорке жарко!
– Мама, – Руська бежит ко мне радостная, с моей любимой ямочкой на правой щечке. – Ты опоздала, мама. – И тут же: – Дядя, а ты кто?
Боже, как они похожи, два моих самых дорогих человека на свете!
– Знаешь, а я, наверное, твой папа. Правда, Тина?