Баррикады. Глава 58

Глава 58. Спасение водителя


Воронцов шёл по улице, вдыхая холодный сырой воздух. Мелкий моросящий дождь не раздражал его. Наоборот, полицейскому захотелось, чтобы он пошёл сильнее, дабы смыть с себя всю ту вонь, которая, казалось, прицепилась к нему за время, проведённое в стенах департамента государственной безопасности.

Смартфон в его кармане всё продолжал трезвонить от поступающих на него сообщений, и полицейский его уже не доставал, чтобы проверить, кто ещё пытался ему дозвониться. Но тут его гаджет завибрировал, а из динамика донеслись слова песни из легендарного фильма о советских сыщиках, которую когда-то, ещё несколько лет назад, по его просьбе установила ему на рингтон дочь Машка. «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…» Воронцов полез в карман за телефоном. На экране высветилось «Людмила Проводница».

Начальник Усть-Ингульского РОВД ощущал себя как школьник, застуканный за чем-то неприличным, и от стыда был готов провалиться сквозь землю. Три часа назад Воронцов пообещал этой женщине решить вопрос с исчезновением её сына, и всё это время она звонила ему. Женщина, ради которой он был готов свернуть горы, но по милости этих уродов из ДГБ он не смог сделать даже самую малость – принять звонок, поскольку в подвале, где он находился, не ловила мобильная сеть. Что ей говорить и как смотреть в глаза? Ссылаться на то, что его продержали в конторе? Как теперь он, начальник райотдела – большой и влиятельный человек в глазах любого обычного гражданина – будет выглядеть перед ней. Поверит ли она ему после этого? И будет ли доверять в дальнейшем?

– Слушаю вас, Людмила, – напряжённым голосом промычал он в трубку.

– Степан Макарович, вы ответили! Слава Богу! Я уж думала, что-то случилось! – раздался в динамике Людочкин звонкий голосок. – Муж приехал в отделение и ему сказали, что вас забрали в ДГБ, как моего сына.

Последняя фраза заставила Воронцова вздрогнуть.

– Простите, что? – переспросил он.

– Сейчас Коля подъедет и всё объяснит. Где вы находитесь? Адрес?

– Варшавская, 1, – на автомате ответил Воронцов, назвав адрес ДГБ.

– Сейчас он будет, – проговорила проводница и отключилась.

Воронцов хотел возразить, что тут до отделения два шага, и он вполне может пройти их и пешком. Он даже перенабрал номер проводницы. Но на том конце было занято – вероятно, Людочка звонила мужу.

Воронцов брезгливо огляделся по сторонам. Высокое здание, казалось, источало вокруг себя омерзительную вонь. Воняли дверь и порог, воняла отполированная плитка перед зданием. И даже клумбы с розами, растущими по обе стороны от входа, так же омерзительно воняли. Это была вонь не физическая, а какая-то… «Ментальная, – вспомнил подходящее слово Воронцов. – Так воняют вседозволенность и безмерная власть…»

Начальник РОВД снова набрал номер Людочки.

– Сте…ан М…аро… я у…ела доз…ни…ся мужу, – её голос почти не был слышен из-за помех и плохого покрытия. – Он …час  подъе… – На этих словах связь с проводницей прервалась.

Воронцову оставалось только догадываться, что могла говорить Людочка, мчащаяся в фирменном поезде «Бугские Зори» по степям Причерномории.

Сколько же ему здесь торчать и дышать этим смрадом?

Однако ждать не пришлось и вовсе. Из-за угла выехал тёмно-зелёный джип и остановился аккурат перед ним. Дверь со стороны переднего пассажирского сидения открылась – и в вышедшем из салона мужчине он узнал хирурга Протасова. На нём было накинуто добротное чёрное пальто, стилизованное под то, что носили в Англии во времена, когда Конан Дойль писал своего знаменитого Шерлока Холмса. Серая жилетка и выглядывающая из-под неё белоснежная рубашка также веяли духом викторианской эпохи. «Доктор Протасов», – в шутку прозвал его про себя Воронцов.

Из-под пальто у мужчины выглядывала серая жилетка, а под ней – рубашка, настолько отдающая белизной, словно светилась изнутри. Воронцову показалось, что забудь Протасов свой белый халат, она вполне смогла бы сойти за него. Он перевёл взгляд на ноги незнакомца. Чёрные суконные брюки и начищенные до блеска туфли, которые тоже выглядели так, будто им много лет – всё в нём выдавало человека интеллигентного, но как будто пришедшего из другой эпохи.

– Степан Макарович, садитесь, – проговорил мужчина. Голос у него был бархатный, приятный. – Там у вашего отделения какая-то возня, мне даже машину припарковать не разрешили. Поэтому, если вы не против, давайте поговорим здесь.

Воронцов предположил, что возня у отделения может быть связана со сбежавшим арестантом, которого ещё недавно Дыня уговаривал передать в ДГБ.

– Не против. Только давайте отъедем, – кивнул Воронцов и посмотрел на вонючее здание, возвышающееся над ними.

Протасов завёл свой джип и направил его в сторону улицы Магистральной. Там он остановился у старинного здания с витиеватыми орнаментами возле окон. Нажатием кнопки хирург опустил переднее окно и, открыв бардачок, достал из него сигару и закурил.

По Магистральной со стороны моста было заметно мигание, характерное для проблесковых маячков, с которыми обычно ездят машины скорой помощи и полиции. Его отблески пронзали промозглую тьму и отражались о кроны деревьев и стены расположенных здесь исторических зданий. Воронцов отметил, что мигание статично и никуда не исчезает. То есть, машина с мигалкой в этот момент стоит. Стоять она может только в одном случае – если идёт оформление какого-то происшествия. Воронцов предположил, что у моста снова произошла какая-то авария. «Ох уж эти лихачи, – подумал про себя начальник райотдела, недовольно покачав головой. – Руки бы поотрывать им, что руль держат. И ноги, которые жмут на газ».

Воронцов невольно бросил взгляд на содержимое бардачка, состоящее из наборов марочных сигар. Сигары в Адмиральске хоть и продавались в фирменных магазинах табачных изделий, люди, курящие их, были редкостью и обращали на себя внимание. Увидеть человека с сигарой даже в хорошо обставленном под старину или классику кабинете уже было в диковинку, а тем более вот так сидящего с ней в автомобиле.

– Угощайтесь, Степан Макарович. – Протасов указал на бардачок и выдвинул расположенную под ним автомобильную пепельницу.

– Спасибо, у меня свои, – произнёс Воронцов и достал из кармана позолоченный портсигар с надписью «Москва-1980» и олимпийскими кольцами на фоне Кремля.

Когда-то эту изящную металлическую коробочку Воронцову подарил один высокопоставленный чиновник Адмиральской мэрии, которому в своё время посчастливилось побывать на советской олимпиаде, и с которым Воронцов поддерживал товарищеские отношения, и даже бывал у него на даче, где они вместе пили вишнёвую наливку. Сейчас эта штучка из металла с позолотой, местами притёртой, представляла бы немалый интерес для коллекционеров и владельцев антикварных магазинов. Но ни дарить, ни продавать её Воронцов не собирался. И не только потому, что она ему была дорога как память. Он привык хранить в ней свои самокрутки, набитые турецким табаком, продававшимся в пачках с надписью «Граф Суворов», что, учитывая некоторые исторические события, выглядело как форменное издевательство. Знал ли производитель этого табака, под каким брендом его продают в Причерномории, Воронцову оставалось лишь догадываться.

Начальник отделения вынул из олимпийского портсигара одну из самокруток, какие обычно набивал табаком в минуты уединения и раздумий (как правило, у себя в кабинете, где он оставался обычно допоздна, а то и всю ночь напролёт), чиркнул спичкой из коробка, какие уже мало кто с собой носит, поджёг самокрутку и поднёс ко рту. Он вспомнил, что во время «важного разговора» с Дыней, который длился добрых два часа, так ни разу и не закурил. Затяжка, которую он сделал в этот момент, оказала на него расслабляюще-опьяняющее воздействие.

– А машина у вас, позвольте полюбопытствовать, своя? – полушутя поинтересовался Воронцов, оглядывая просторный салон с кожаной обшивкой.

– Да уж в угнанную я бы вас вряд ли пригласил, – с сарказмом ответил Протасов.

– Ну, мало ли. Может, служебная.

– Да, у нас имеются служебные. Немало – около десятка. Только курить в них не положено, зато есть мигалки и надпись «Скорая помощь», – сказал хирург и неспешно затянулся.

– Хороший вы, значит, врач, раз на такой машине ездите.

– Я понял, к чему вы клоните, – ухмыльнулся Протасов и стряхнул пепел, только не в окно, а в выдвижную пепельницу, чем прямо-таки поразил Воронцова. – Но смею вас заверить: я взяток не беру. В том смысле, что не устанавливаю «тарифы» на свои услуги и оплаты ни с кого не требую. Во-первых, это негуманно – беда может случиться с каждым, и денег у человека в трагический момент может попросту не оказаться. Во-вторых, это ниже моего достоинства. А благодарности – да, принимаю. Часть из них вы уже имели возможность видеть в моём бардачке. Сигары я обожаю. Но на них я, слава Богу, не трачусь. А пациенты у меня бывают очень благодарные. Некоторые попадают ко мне неоднократно – постоянные, так сказать, клиенты. И о моих пристрастиях они знают.

Протасов снова затянулся.

– У хирурга – постоянные клиенты? – удивился Воронцов.

– Ну, я же не только оперирую, – снова усмехнулся Протасов. – Я и консультирую, и реабилитационные мероприятия провожу, занимаюсь частной практикой. После ДТП, знаете ли, человека по косточкам труднее собрать, чем машину по запчастям в автосервисе. И восстановительный процесс там длится неделями, а то и месяцами.

– Как вы сказали – после ДТП? – переспросил Воронцов. Это было то, о чём он сам недавно думал, глядя на мигание проблесковых маячков, доносившееся со стороны моста.

– Ну, я же хирург транспортной больницы. Ко мне в основном после ДТП и привозят. Ну, и с прочими травмами – после драк, перестрелок, поножовщины. У таксистов так вообще такое часто бывает. Вы сами недавно в этом убедились. Хотя кому я это говорю? Вы же много лет в полиции.

– Да… Стало быть, у тех клиенты не такие благодарные, как у вас, – вздохнул Воронцов.

И ещё раз огляделся через окно протасовского джипа на зловещее здание ДГБ, вспоминая, как забирал оттуда избитого таксиста и вёз его в транспортную больницу, и словно проверяя для собственного успокоения, не смотрит ли на них с той стороны сейчас какой-нибудь огромный глаз – один из тех, которыми утыкан подвал этого здания, где допрашивали самых «непробиваемых» преступников. «И где проходят самые важные переговоры. Без связи со внешним миром и без шанса на оправдание», – донеслось откуда-то из глубин сознания.

– Простите, я сейчас немного раздёрган, – потряс головой Воронцов. – Совсем забыл, что вы ко мне подъехали по не самому приятному поводу…

– Да ничего, я привык, – сказал Протасов, ничуть не смутившись. – В отличие от моей супруги Людочки, которая наверняка вас нагрузила своими переживаниями, я толстокожий. К нам ведь привозят не просто больных, а часто людей в критических состояниях – с разбитыми головами, оторванными конечностями, которые нам приходится пришивать, с переломанными костями и перебитыми внутренними органами. Некоторых приходится возвращать практически с того света. Как, наверное, и вам.

– Ну, нам, знаете ли, с того света возвращать никого не приходится, – пожал плечами Воронцов. – У нас функция немного другая – не допустить, чтобы кто-то отправил кого-то на тот свет.

Протасов потушил сигару и сунул недокуренную часть обратно в бардачок. После чего дотянулся до заднего сидения и взял лежащий на нём большой картонный конверт – один из тех, в которых обычно хранили рентгеновские снимки.

– Здесь заявление о пропаже, которое написала моя жена Людочка. Возможно, вам оно и не понадобится. Если только моего сына не увезут туда, где он будет лишён связи и, возможно, будет ограничен в передвижении.

Тут сквозь броню невозмутимости Протасова вдруг пробилась тень обеспокоенности.

– Отвезут? В смысле? Кто? Куда?

– Прямиком туда, откуда, как я понял, вы сами недавно вышли, – сказал Протасов и указал на здание ДГБ, виднеющееся в глубине улицы.

Через раскрытое окно потянуло сыростью и внезапный порыв ветра вырвал заявление из рук Протасова и стал носить его по салону. Воронцов поспешил закрыть окошко со своей стороны.

– Я смог дозвониться до лаборантки военного госпиталя, где работает мой Серёга, – сказал Протасов, упаковывая заявление обратно в конверт. – Оказывается, моего сына и ещё ряд сотрудников, включая их начальницу, удерживают представители департамента госбезопасности. Их заперли в ординаторской и уже битый час задают вопросы про некую девушку с малиновыми волосами. Она какая-то там журналистка.

– Журналистка? – вновь переспросил Воронцов и аж закашлялся.

– Из того, что я понял, эту девушку привезли к ним прошлой ночью, в бессознательном состоянии, с симптомами, указывающими на черепно-мозговую травму, последствия асфиксии и передозировку психотропными препаратами. При ней находилось журналистское удостоверение.

Мужчина прервался и достал из кармана вибрирующий мобильный.

– Да, дорогая, встретились. – Строгий и сухой голос Протасова внезапно потеплел, по-видимому ему звонила Людочка. – Всё в порядке.

Пока доктор говорил с женой, Воронцов достал ещё одну самокрутку, открыл окно и закурил повторно, продолжая размышлять. Девушек с цветными волосами он видел в Адмиральске не так уж и много. И чтобы при этом они массово работали в журналистике… Одну журналистку с малиновыми волосами он знал наглядно. Это и была та самая Калинкова. Она часто приходила на мероприятия, в которых участвовали сотрудники полиции и на которые иногда приходил и сам Воронцов. Она была даже на том заседании по тендеру, где студент АКУ, особо отличившийся в Усть-Ингульском РОВД, демонстрировал, как заключённый или задержанный может обойти систему электронных замков «Интел-Секьюрити». Полицейский помнил, как журналистка фотографировала патлатого студента, изображавшего припадок.

Воронцова вдруг осенила шальная догадка: а что если журналистка и сбежавший арестант были знакомы? Пока что их объединяло только то, что иностранец является студентом АКУ, где была Калинкова незадолго до того, как на неё напали, и где вскрыла махинации с присвоением патентов. И как-то удивительно совпало желание дэгэбистов найти журналистку и требование Дыни отдать их конторе задержанного полицейскими иностранца. С этим предстояло разобраться. Но всё вместе это выглядело более чем занятно.

Доктор закончил звонок и снова повернулся к Воронцову.   

– Пострадавшей стали оказывать помощь реанимационного характера, – продолжал свой рассказ Протасов. – В этом был задействован и мой сын Серёга. Я понимаю, что у вас возникнет ряд вопросов по поводу того, как журналистка попала в военный госпиталь и каким образом к делу о её пропаже причастен мой сын. Но ответить на них может уже лично он. Я и правда знаю очень мало.

Протасов волновался, но держал себя достойно. Как показалось Воронцову, он не зря упомянул журналистку. Это было дополнительной мотивацией. Подробностей расследуемого дела он не знал, но наверняка предполагал, что его эта информация может заинтересовать. Вопрос: откуда он мог узнать про Калинкову, и тем более о её пропаже? Не иначе как разговорился с кем-то из их отделения, пока ждал Воронцова.

Воронцов с интересом начал разглядывать хирурга, к которому он ночью привёз избитого таксиста и который теперь сидел перед ним. Судя по способности собирать информацию, умозаключениям, которые тот делал, Воронцов подумал, что с таким складом ума и холодной сдержанностью при формировании выводов он вполне мог бы работать и в органах. «Степан Воронцов и Доктор Протасов» – шутя подумал начальник райотдела. Вслед за этим ему в голову пришла мысль, что не зря именно его вы брала «королева причерноморских железных дорог», как он называл обаятельную проводницу. От воспоминаний о Людочке у него снова приятно защекотало в груди.

– Привозили в госпиталь, говорите? – вздохнул Воронцов, устремив задумчивый взгляд куда-то вперёд, сквозь лобовое стекло. Его рот при этом расплылся в ухмылке. – И привезли, стало быть, ПОСЛЕ того, как она пропала. Тогда это уже дело не о пропаже. А, скорее, о «находке».

– Что, простите? – недопонял Протасов.

– Рискну предположить, что к вашему сыну и к его деятельности у дэгэбистов вопросов как раз таки и нет. Их интересует конкретно эта журналистка, и всё, что с ней связано.

Воронцов сопоставил, что когда Машка звонила со своего телефона пропавшему генетику, на её звонок ответил человек с голосом, очень похожим на голос капитана ДГБ Егорова. Это значило, что в выводах своих Протасов-старший не ошибся, и пропажа его сына действительно могла быть связана с тем, что его удерживают сотрудники департамента госбезопасности.

Может быть, Воронцова и позвали на «важный разговор» в подвале ДГБ, чтобы он не встретился с Протасовым и не узнал о возможном местонахождении Калинковой, и патлатый иностранец интересен дэгэбистам в контексте общего дела? Потому Дыня так бурно и отреагировал, когда узнал о его побеге. Неужели и он является звеном в общей цепи?

Он уже был полон решимости ехать в военный госпиталь, и даже предвкушал, какими круглыми глазами будут смотреть на него дэгэбисты, явно не ожидающие сейчас его появления в учреждении, да ещё и с заявлением о пропаже того, кого они в этот момент допрашивают. Протасовский джип был комфортен, и Воронцов с удовольствием прокатился бы в военный госпиталь на нём. Но появление там Воронцова на автомобиле мужа заявительницы может быть не очень хорошо истолковано. Дэгэбистов начальник Усть-Ингульского райотдела не особо боялся, но давать им лишний повод для насмешек и упрёков в свой адрес (особенно после того, что наговорил ему Дыня) ему хотелось меньше всего. И сейчас он думал, что лучше – вызвать своего водителя, Сан-Саныча, который наверняка уже дрыхнет у себя в квартире после рабочего дня, или лишний раз его уже не дёргать, а воспользоваться каким-нибудь из патрулей, и брать ли с собой туда доктора Протасова.

И тут его мобильный разразился новым звонком, от которого Воронцов аж вздрогнул. На экране высветилась надпись «Громов». Это был редактор местного издания, в котором работает Вероника Калинкова. Они обменялись с ним контактами как раз после того самого тендера, где отличилась журналистка. Воронцов не особо жаловал журналистов и не любил, когда они ему звонили. Он мог бы этот звонок проигнорировать – журналистам, слава Богу, он ничем обязан не был. Но учитывая, что Громов звонил ему в довольно позднее время, хотя ранее вообще никогда не звонил, Воронцов решил, что тот может обладать какими-то новыми сведениями о пропаже Калинковой. А после того, что рассказал ему доктор Протасов, эти сведения могут быть очень уместны.

– Степан Макарович, извините, что звоню в столь поздний час, – послышался в трубке вежливый, но настойчивый мужской голос. – И я, и мои коллеги обращались в пресс-службу городского управления полиции, но там нам дали весьма общий и размытый комментарий. Теперь я бы хотел уточнить лично у вас: связываете ли вы нападение на ваше отделение и то, что случилось впоследствии на мосту, – с делом о нападении на Веронику Калинкову, учитывая, что в минивэне, который подвергся нападению, находился доцент АКУ, поднявший на заседании учёного совета тот самый вопрос, которому на днях придала огласку и моя журналистка – о присвоении авторских прав и краже патентов на изобретения? И ведётся ли сейчас поиск злоумышленников, таранивших ваш минивэн на мосту.

Воронцов пытался переварить всё то, что услышал в своём телефоне.

– Какое нападение? Кто кого таранил? – в крайнем недоумении выдал он. – Вы что там, совсем обкурились?

В трубке раздался вздох и воцарилась пауза.

– Мне эту фразу расценивать как междометие, или как ваш комментарий? – переспросил звонивший.

Пауза продолжилась. Воронцов понял, что собеседник на том конце провода говорит вполне серьёзно. Сам же он был в полном замешательстве.

– Я не понимаю, о чём вы сейчас говорите.

– Простите, а вы сейчас где находитесь? В городе?

Этот вопрос обескуражил Воронцова ещё больше.

– Да, но какое это имеет отношение?..

– Вы что, не в курсе событий, которые произошли сегодня с вашим райотделом и вашими сотрудниками?.. Я сейчас у моста. Из минивэна готовятся достать тело вашего водителя… Фургон, таранивший ваш минивэн, упал с моста в реку. Где он сейчас? Известны ли личности нападавших?..

Воронцов медленно опустил телефон и ещё раз поднял округлившиеся глаза на лобовое стекло, всматриваясь уже конкретно в мигание, доносившееся по Магистральной со стороны моста. «Из минивэна готовятся достать тело вашего водителя… Известны ли личности нападавших?» – снова и снова проносилось у него в голове.

– Ало! Ало! – снова послышалось в трубке. – Степан Макарович, с вами всё в порядке?

Воронцов снова приложил телефон к уху, пытаясь выйти из состояния анабиоза.

– Вы знаете, у нас сейчас аврал, идут следственные действия. Более развёрнутый комментарий я дам вам завтра, – сказал Воронцов и нажал на кнопку отключения вызова.

– С вами точно всё в порядке? – переспросил уже с водительского сидения Протасов, заметив, как поменялся в лице Воронцов.

– Простите… А что там, на мосту? – непонимающе спросил тот, словно всё ещё не веря в то, что только что услышал.

– А что вы меня спрашиваете? Вроде как там ваши, из полиции… И вообще, отсюда до моста рукой подать. Давайте подъедем, посмотрим.

Не дожидаясь ответа, Протасов завёл свой джип и направил его по улице Магистральной.


* * *


Парковка была забита машинами полиции, скорой помощи и спасательных служб. Протасов подъехал к бордюру, вывел джип на тротуар, едва не заехав на ступеньки, которые вели к газонам с посаженными на них астрами и хризантемами, и гранитному камню, на котором задумчиво восседал великий поэт, выкованный из бронзы.

Воронцов вышел из автомобиля и ощутил под ногами хруст разбитого стекла. Вокруг были разбросаны плюшевые коты, пластмассовые рыбки, куклы-русалки и прочие мягкие игрушки самых разных цветов и размеров.

Завидев своего начальника, навстречу выбежали сразу несколько полицейских, которые обступили Воронцова и стали ему по очереди докладывать о случившемся. Была среди них и его дочь. На Машке не было лица, она стояла как стеклянная. На её раскрасневшихся щеках блестели свежие дорожки от слёз.

– Папа! Ну где ты был? Да тут такое!.. – всхлипывала дочь, указывая на обломки минивэна.

Тут из кареты скорой помощи вышел полицейский с перевязанной головой и практически бегом направился к Воронцову. Это был оперативник Сомов. Он был очень взъерошен.

– Степан Макарович! Как же так? – причитал подбежавший. – Мы уже подумали, что и с вами что-то случилось. Слава Богу, что вы живы. А вот… Алексеича нету.

– Как нету? Что значит нету?..

Воронцов отказывался верить в происходящее и смотрел на подчинённых так, словно те неудачно его разыграли.

– Он там, – указал рукой Сомов. – Сейчас приедет бригада МЧСников, будут его доставать.

Воронцов последовал за ним. Из торгового павильона «У Лукоморья» всё так же торчал разбитый минивэн, напоминающий покорёженное тело с перебитым позвоночником. И только не выключенные водителем проблесковые маячки продолжали светить во тьму, похожие на взгляд умирающего. Сама кабина находилась внутри торгового павильона. Дополняли жуткую картину доносящиеся оттуда звуки рации, похожие на хрипы.

Место ДТП было усыпано осколками от витрин. Они издавали характерный треск под ногами и, казалось, вонзались в сердце, готовое остановиться от осознания произошедшего. С мрачным видом Воронцов подошёл к минивэну. Ему хотелось посмотреть на водителя, притронуться к нему, попрощаться… Но сейчас даже это было невозможно. Ту часть, где находился водитель, сквозь куски стены и витрин даже не было видно.

Ещё каких-то несколько часов назад он с ним здоровался, видел его живым и невредимым. Водитель просил отпустить его после обеда, так как его дочери Анечке сегодня исполнялось десять лет. Он хотел как раз заехать в торговый павильон «У Лукоморья», чтобы купить ей большую русалку, провести этот вечер с ребёнком, устроить праздник, погулять в парке.

За Воронцовым к минивэну, негромко шаркая ногами об осколки, подошёл и доктор Протасов.

– Он у меня отгул просил… – словно на исповеди, говорил Воронцов, и на глаза его наворачивались слёзы. – У его дочери сегодня день рождения. У нас не было людей, я ему отказал и предложил взять отгул завтра. Алексеич отсчитывал часы до конца смены. Он подошёл ко мне второй раз, когда я выходил из отделения. Если бы ни эти трижды проклятые дэгэбисты, я бы однозначно отпустил его. А теперь что? Лежит раздавленный, в разбитом минивэне, среди обломков стекла и железа…

Воронцов тяжко и прерывисто вздохнул, как дышат, когда не хватает воздуха. Он схватился за сердце и съехал по корпусу минивэна вниз. Во рту ощущался солёно-горьковатый привкус, дышать становилось тяжелее, в груди сдавило так, будто он попал под пресс. Голоса доносились как через какую-то пелену. На душе у Воронцова было так гадко, как никогда в жизни.

– Он ей игрушку купить хотел. А сейчас эти игрушки лежат вон разбросанные. Только выбирать их теперь уже некому.

Воронцов провёл рукой по поверхности минивэна и похлопал по ней, как в прощальном жесте.

– Что я теперь скажу его жене, его дочери? Они же ждут… Мужа, папу… – снова тяжко вздохнул Воронцов и перевёл взгляд на лежащих под крошкой стекла русалок. – И стол уже наверняка накрыли…

Тут Воронцов заметил, как один из полицейских поспешил отогнать служебный автомобиль, словно уступая место кому-то другому. На освободившуюся парковку заехал мерседес представительского класса.

Из него вышел плотный мужчина, внешне очень похожий на полюбившегося многим великана Шрека, с крупными чертами лица, большим носом и блестящей лысиной, особенно выделявшейся на фоне вечерних фонарей. Форма с погонами генерал-майора на нём едва ли не трескалась, как на Шреке рыцарские доспехи. Но, в отличие от героя мультфильма – простодушного великана, лицо которого излучало добросердечность – мимика высокопоставленного полицейского сквозила отталкивающей брезгливостью. Это был начальник городского управления полиции Данил Варфоломеевич Пастыко.

Степенным шагом он направился к месту аварии. Завидев его, полицейские рефлекторно выпрямлялись, заглядывая главному начальнику даже не в глаза, а в рот.

Начальник Усть-Ингульского райотдела понял, что вопросы от вышестоящего руководства по поводу инцидентов, обрушившихся на его РОВД, поступят именно к нему и что Дыня его очень сильно подставил. Но куда больше его волновало другое. Жизнь его подчинённого, прервавшаяся так злополучно и внезапно.

Воронцов заглянул в салон разбитого минивэна. Там внутри возились сотрудники МЧС, выламывая покорёженную перегородку. Туда же пролез доктор Протасов и постарался через отверстия в обшивке, которую вырезали спасатели, дотянуться до руки водителя. Вдруг доктор повернулся к ним с серьёзным лицом.

– Простите, а как давно произошла эта авария?

– Около часа, – сказал один из МЧСников.

Доктор ещё раз пощупал руку водителя, уже более сосредоточенно и тщательно.

– Подождите. Так он не мёртв!

– Как это не мёртв?

– Учитывая температуру воздуха, его тело за это время должно было уже затвердеть. У него мышцы мягкие, нет трупного окоченения. Нужно срочно извлекать его отсюда.

МЧСники, которые до этого, казалось, не особо торопились, а словно чего-то ждали, теперь спешно засуетились у машины, пробуя ломать перегородку каким-то ломом. На помощь к ним подоспели полицейские.

Пребывая в полном замешательстве, Воронцов сначала оглядел их недоумённым взглядом, после чего направился к машине скорой помощи, из которой уже выскочили двое медиков, услышавшие крики спасателей.

– Я не понял! А вы здесь на кой сидите? – начал укорять их Воронцов.

– Оказываем помощь пострадавшим.

– А главному пострадавшему не надо было помощь оказать?! Там человек умирает, пока вы тут прохлаждаетесь!!!

– Так нам сказали, что он мёртв.

– Кто вам сказал?

– Полиция.

– Кто?!!! - Внутри у Воронцова всё похолодело.

– Ваши люди просили тело пока не трогать, – принялась объяснять выбежавшая из машины фельдшер скорой. – Пока сотрудники органов следствия не закончат фиксацию места происшествия…

– Кто просил?!!

– Вот эта девушка в форме!

– Что?!! – ещё большим гневом разразился начальник райотдела и бросил преисполненный непонимания взгляд на свою дочь.

Та закрыла лицо руками и зарыдала.

– Папа, я же не знала!.. Ты же сам меня всегда учил, что первым делом надо всё документировать!..

– А определить, жив человек или нет, слабо было?!! – снова переключился Воронцов на медиков, источая гнев и ярость. – Как вы смогли КОНСТАТИРОВАТЬ СМЕРТЬ, ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК – ЖИВ!!!

– МЫ НИЧЕГО НЕ СМОГЛИ КОНСТАТИРОВАТЬ!!! – продолжила объясняться фельдшер. – Нас просто к нему не пустили! Нам сказали, что там труп! Что полиция документирует место происшествия, и что сейчас приедет бригада спасателей и будет доставать его по частям.

– Доставать по частям ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА?!

– Степан Макарович, да вы посмотрите, что от машины осталось, – принялся оправдываться уже МЧСник, виновато указывая на минивэн. – Передняя часть как лепёшка! Раздавлена основательно! Откуда нам было знать, что там кто-то выжил?

– То есть, вы, даже не видя человека, уже заведомо записали его в трупы?! Вы что, совсем охренели?!!

– Папа! Да я тебе сколько звонила, – оправдывалась бежавшая за ним следом Воронцова, понимая, что теперь он её не простит. – Ну ты же всегда говорил, чтобы я без тебя никаких решений не принимала!

– А ИНСТРУКЦИИ, ЧЁРТ ПОБЕРИ, ДЛЯ КОГО?!!

– Да какие инструкции, папа? Тут столько происшествий навалилось одно на другое. Сначала в райотделе погас свет. Напали на дежурного, потом на минивэн…

– А потом задержанный сбежал из ИВС. И всё за те несчастных два часа, что ты была вместо меня! – бил свою дочь по больному месту начальник райотдела. – Так что форс-мажором не прикрывайся! У нас каждый день форс-мажор!.. И скажи-ка мне на милость, родная? – Воронцов остановился и смотрел волком на заплаканное лицо своей дочери. – А нахрена ты отправила наряд в АКУ? Там ты, значит, вся такая смелая, деловая. А тут, где на кону жизнь человека, ты без меня не можешь! ТЬФУ!!!

Спешным шагом, вытирая пот с лица, Воронцов направился к разбитому минивэну, где спасатели уже частично смогли вырезать перегородку. Над ними, в напряжённом ожидании возвышался доктор.

– Мне нужен доступ. Обеспечьте мне к нему доступ, – торопил спасателей и полицейских хирург Протасов. – Мы теряем минуты. У нас ещё есть возможность его спасти…

– А почему бы не попробовать с той стороны? Оттуда же легче добраться! – послышался голос какого-то парня в спецовке с надписью «БеларусьЛифтМашПроект». Он был явно навеселе, но вёл себя адекватно. 

Парень указывал на ту часть павильона, где находился второй магазин, в который как раз и въехал минивэн кабиной, полностью разрушив крайний магазин, находившийся в том же павильоне, но ближе к мосту.

– Что это за умник тут командует? – скривился начальник управления городской полиции – Данил Варфоломеевич Пастыко. – Откуда здесь посторонние? Уберите его отсюда!

Он посмотрел на парня в спецовке сверху вниз, всем своим видом показывая пренебрежение.

– Если счёт идёт на минуты, витрину можно просто разбить. Или выломать замок на двери!  – продолжал парень, обращаясь уже не к полиции, а к спасателям.

– Молодой человек! – с негодованием бросил в его адрес Пастыко и начал к нему приближаться. – Это место происшествия! Вы мешаете работать!

– Вообще-то, парень дело говорит! – вмешался Воронцов. – Почему не вскрываете магазин, который рядом?

– Уже связались с владельцем. Сейчас приедет, откроет, – произнёс Пастыко голосом, от которого разило бюрократией и цинизмом.

– Что значит «приедет-откроет»? Это прикол такой? – не верил своим ушам Воронцов. –Тут ЧЕЛОВЕК УМИРАЕТ!!!

– Ну, а кто понесёт ответственность? – принялся пространно рассуждать начальник городского управления полиции. – Это порча чужого имущества. Оно повлечёт за собой последствия…

– Так вы же работаете в полиции! Вы же сами регулируете наступление этих последствий! – послышался настойчивый голос парня в спецовке. – От ВАС зависит, наступит ответственность или нет! Это же ВАША работа.

– Вот! – сказал Воронцов, указывая на парня и кивая. – Сейчас мы жопу чешем, а завтра таким взглядом, как у этого работяги, на нас будет смотреть весь город!

Пастыко развёл руками и произнёс свою коронную фразу, которую говорил всегда, когда хотел самоустраниться:

– А кто сказал, что будет легко? Лёгкой работы никто не обещал…

– Вы собираетесь обеспечивать доступ к нему или нет? – голос хирурга Протасова, который до этого выглядел непробиваемо-спокойным и даже флегматичным, зазвучал вдруг требовательно и непримиримо. – Или вы ЖДЁТЕ, когда он умрёт, чтобы достать его было легче?

– Говорить – не мешки ворочать! – крикнул в его сторону начальник городского управления полиции ртом, искривившимся в брезгливой гримасе. – Вы как приехали, так и уедете. А нам ещё разгребать это всё. – И, повернувшись к Воронцову, добавил: – Кто отвечать будет – вы или я? Если вы, то пожалуйста – подходите, разбивайте. Но тогда пеняйте сами на себя.

Вдруг сзади раздался грохот и звон разбитого стекла. В сторону Воронцова и стоящего перед ним генерала полетели осколки, рассыпаясь под ногами стеклянными брызгами. Полицейские едва успели отскочить и рефлекторно закрыть лица и головы руками. Второй удар, затем третий… Куски стекла и пластика падали под ноги словно сосульки во время оттепели.

Там, где ещё недавно огромное стекло отражало ночной пейзаж и свет мигалок, теперь зияла чёрная дыра, а по краям торчали острые обломки, словно зубы из пасти хищного животного. Парень в капюшоне бил по витринному стеклу металлической урной, рассыпая вокруг себя мусор и окурки. Он окинул взглядом полуразбитый проём и бросил урну в верхнюю часть витрины и закрыл лицо. Его окатило стеклянным дождём.

– Это что ещё за беспредел?! – прорычал Пастыко. – Тебе жить надоело?! В тюрьму захотел?!

Но тот его уже не слышал. Он стянул с себя балахон и отряхнув от осколков, сложил его вчетверо. Обмотав им руки, парень стал выламывать оставшиеся осколки, освобождая путь внутрь. Его длинные чёрные волосы, скрытые под капюшоном, рассыпались по плечам. И тут Воронцов ахнул. Это и был тот самый задержанный иностранец, сбежавший из его райотдела. Обеспечив проход, иностранец натянул обратно свой балахон и пролез вовнутрь магазина. Он тут же устремился к сплющенной кабине минивэна.

Пастыко ринулся за ним. Несмотря на свою комплекцию, он ловко задрал правую ногу и переставил её внутрь разбитого витринного проёма. Но его ботинок наступил на что-то скользкое и цилиндрическое, что, вращаясь, начало откатываться в сторону. Пастыко не удержался и полетел лицом вниз. Это было для него настолько неожиданно, что он вскрикнул К счастью для генерала, он приземлился в груду мусора, что слегка компенсировало ушибы от падения. Рядом с ним лежала металлическая урна. Вероятно, её и схватил парень, чтобы разбить витрину. К нему тут же подбежали и стали перелазить внутрь магазина другие полицейские.

Воронцов продолжал стоять снаружи как в ступоре. И тут мимо него прошёл человек в элегантном деловом костюме, поверх которого была наброшена потёртая кожаная куртка-косуха, какие обычно носят рокеры и байкеры. На его ногах блестели черные лакированные туфли. Самое несочитаемое, что видел Воронцов в своей жизни, хотя за годы службы и общения с представителями самого разного контингента ему довелось повидать немало. Внешность мужчины показалась Воронцову знакомой. Он узнал в нём доцента АКУ Столярова. Того самого, которого сегодня он попёр из райотдела и который затем стараниями его дочки оказался в злополучном минивэне.

Человек в костюме окинул взглядом витринный проём и легко перелез внутрь, хрустя подошвами лакированных туфель по осколкам. Он прошёл вперёд к парню, который изо всех сил пытался выломать покорёженную дверь, не обращая никакого внимания на полицейских, которые в этот момент были заняты совсем другим – попытками помочь подняться генералу из груды мусора, на которую он приземлился.

Столяров достал мобильный – и яркий луч встроенного в него фонаря выхватил из тьмы раздавленную, словно консервная банка кабину и копошащегося возле неё человека в балахоне. Он был одержим идеей вскрыть злополучную дверь, и делал это всем, что попадалось под руку – обломками труб, кусками железа. Он изрезал себе в кровь руки и, казалось, не чувствовал боли.

– Лом у спасателей возьми, быстрее будет, – раздался возле него спокойный голос доцента, который не мог смотреть на самоистязание своего студента с явно низким КПД.

Оставив тщетные попытки вскрыть дверь, парень в балахоне прислушался к словам своего научного руководителя. Не обращая внимания на полицейских, он вылез через разбитую витрину и кинулся к той части минивэна, где работали спасатели, по-прежнему вырезая перегородку.

Спустя несколько секунд он выбежал обратно, держа в своей руке лом. Парень снова направился в разбитый витринный проём, где продолжил вскрывать дверь.

Столяров с фонарём стоял рядом, всем свои видом показывая, что он готов не только вступить в словесные баталии, но и наброситься на любого, кто попытается остановить его студента, изо всех сил налегающего на лом.

Генерал Пастыко отряхнулся и что-то проговорил своим подчинённым, зыркая глазами на технарей. Один из полицейских вышел наружу, и спустя минуту в разбитом витринном проёме показались двое патрульных.

– Чья работа? – проговорил один из них, указывая технарям, копошащимся у минивэна на лежащую у разбитой витрины железную урну.

– Наша, – спокойно ответил Столяров, глядя на патрульных и генерала Пастыко в упор.

– Кто конкретно это сделал? – строгим тоном выговорил Пастыко, подходя к двум технарям.

– Я, – утвердительно ответил парень в балахоне.

– Какого рожна? – цедил сквозь зубы Пастыко.

– Обеспечивал доступ к телу. – Парень смотрел на Пастыку в упор. – И, как оказалось, к телу ЖИВОГО человека.

Сказанная фраза прозвучала очень издевательски.

– Если же вас и ваших коллег интересует вопрос ответственности, – продолжил парень тем же тоном, – я готов понести наказание за разбитую витрину. И за всё остальное тоже. Если разбитое стекло для вас дороже человеческой жизни, я готов оплатить его стоимость.

– Ты ненормальный. Псих… – выговорил Пастыко.

Парень ухмыльнулся. И было в этой ухмылке что-то дьявольское.

– Вы не первый, кто об этом мне говорит. – И после паузы добавил: – И, судя по всему, не последний.

Он выхватил взглядом стоящего по ту сторону проёма Воронцова.

– А у вас, Степан Макарович, будут развязаны руки ещё больше, и вы с чистой совестью сможете мне добавить ещё одну статью: «Хулиганство и порча чужого имущества», – проговорил парень в балахоне, глядя уже на начальника Усть-Ингульского райотдела.

Воронцову только оставалось удивляться его выдержке. Арестант (кажется, в документах он значился как Никола Радич) говорил спокойно и даже упрямо, с полной уверенностью в собственной правоте. Вёл диалог без намёка на хамство, но очень нагло.

Тут в разговор вмешался Столяров.

– Нам тут давеча говорили про ответственность, – с ухмылкой говорил доцент, глядя на изумлённые лица правоохранителей и фыркающего Пастыку, – что никто не хочет её на себя брать. Радуйтесь, крайние нашлись: студент и его преподаватель.

Голос Столярова был преисполнен не страха и даже не упрёка, а сарказма – настолько ядовитого, насколько себе можно было это представить.

– Преподаватель и студент? – смекнул Пастыко. – Пассажиры минивэна?

Вместо ответа Столяров хлопнул парня в балахоне по плечу.

– Так, лоботряс, давай мне сюда лом, а сам будешь светить. Сейчас по-другому попробуем.

С этими словами Столяров забрал у своего подопечного инструмент и вручил ему фонарик. Теперь уже он принялся ломом вскрывать дверь, как вскрывают туристы консервную банку.

Тут в витринном проёме показался парень в зелёной спецовке с надписью «БеларусьЛифтМашПроект» – тот самый, который спорил с начальником городского управления полиции. В его руках была самая настоящая кочерга. Ещё недавно она украшала интерьер трактира «Где же кружка?», а сейчас была выдана Федорцу его землячкой из Беларуси. Подойдя к покорёженной двери, он стал помогать своим товарищам. Пара минут – и передняя дверь минивэна отлетела, с грохотом упав на землю.

«Это что, так просто?! Пять минут – и всё?!», – опешил Воронцов, глядя то на своих коллег, едва ли не заглядывающих в рот Пастыке и переминающихся с ноги на ногу, то на спасателей, продолжавших возиться по обратную сторону кабины, жужжа оборудованием и что-то там вырезая.

Патрульные начали переглядываться между собой, переводя взгляды то на генерала Пастыку, пыл которого уже поугас, то на технарей, подобравшихся к кабине со стороны лобового стекла и пытавшихся разжать крепления водительского кресла, за которым сидел, придавленный кусками металла, их коллега – водитель Усть-Ингульского РОВД, которого все называли по отчеству – Алексеич. Они смотрели на окружающую их картину и уже понимали, что к чему. Патрульные ждали от своего начальника указаний, но по их лицам было видно, что желания задерживать «нарушителей» и применять к ним какие-либо меры у прибывших них становилось всё меньше.

Парень в балахоне толкнул в плечо своего товарища, в руках у которого недавно была кочерга, и спросил у него что-то про инструменты. Тот расстегнул спецовку и протянул патлатому свой пояс с гаечными ключами, отвёртками и прочими инструментами. Парень в балахоне вернул фонарик Столярову, а сам взял гаечный ключ и с ним в руках нырнул под водительское кресло. Второй парень в спецовке тоже полез под сидение, чтобы помочь другу разжимать крепления.

И тут Воронцов словно прозрел.

«Господи, что же я делаю? Это же Я должен был снести эту чёртову, витрину! Я, а не он, должен скрывать эту дверь! Это МОЙ человек здесь умирает, а я стою как истукан, в то время, как его пытаются достать совершенно посторонние люди. Причём один ещё недавно сидел в ИВС, а другого я выгнал из своего кабинета».

Тут начальник Усть-Ингульского РОВД подумал, насколько же слажено работают эти технари. Каждый из них знает, что делать, и действуют они втроём сообща. В то время, как его подчинённые, которых он всегда считал своей гордостью, даже чихнуть не могли без оглядки на своего начальника. Люди Воронцова были прекрасными исполнителями, а люди Столярова – командой, где каждый ориентировался мгновенно и по ситуации. Несмотря на свои руки и весь ухоженный вид, доцент орудовал ломом, вскрывая дверь со своими парнями на равных. И они его принимали как своего. Воронцов же был и оставался для своих людей начальником, строгим, но справедливым, которого они боялись и перед которым трепетали. Воронцов даже позавидовал Столярову, которому хватило смелости не только устроить скандал с начальником управления РОВД, но и утереть нос представителю городского управления полиции, показав, на что способны его люди. Он сумел организовать этих парней таким образом, что у них прекрасно работала смекалка и они знали, что им делать в данный момент без оглядки на своего руководителя.

Со стороны кабины раздавались голоса парней.

– Думаешь, так будет быстрее? – раздался голос парня в спецовке.

– Я работал с подобными моделями, – ответил ему студент в балахоне. – У них водительское кресло прикреплено специальными болтами, которые можно разжать и легко его вытащить.

Они продолжали возиться с креплениями, а доцент подсвечивал им.

В этот момент раздался щелчок, после чего патлатый откинул водительское кресло назад на себя. И тут они услышали вздох. Из глотки водителя раздался хрип, изо рта хлынула кровь, забрызгав сидение, приборную панель и копошащихся возле него парней. Человек, пристёгнутый ремнями к креслу, застонал.

– Живой! – воскликнул Воронцов, который до сих пор не мог поверить в столь счастливый исход.

Возле водителя, подавшего признаки жизни, тут же засуетился доктор Протасов. Он уже был в перчатках и набирал в шприц из ампулы какой-то препарат, который умелым движением вколол ему в вену, пережав руку выше локтя своими пальцами, словно жгутом. Врач проверил пульс пострадавшего и сделал ещё ряд необходимых врачебных действий, после чего вылез из разбитого павильона наружу, подошёл к ближайшей скорой и стал что-то требовательно говорить санитарам, после чего они взяли носилки и устремились в сторону разбитого минивэна.

Парень в балахоне вытер рукавом забрызганное кровью лицо. Он смотрел уверенно и спокойно, продолжая ждать от полицейских каких-то действий. И даже не пытался отвести взгляд и незаметно скрыться.

Получается, что тот, кого Воронцов ещё недавно считал преступником, мажорчиком, разъезжающим на ректорской тойоте, которого непонятно за какие заслуги приехал вытаскивать из райотдела целый доцент, не побоялся совершить побег из ИВС (за что теперь ему светит уже вполне реальный срок) и прибежал к своим товарищам, только услышав их голос из рации, в то время, как он, Воронцов, даже не догадался проверить, есть ли связь на его мобильном. И сделал этот парень, по сути, то, что побоялись сделать полицейские. Имея и физическую подготовку, и полномочия, они не решились разбить витрину, за которой умирал человек (ИХ человек, такой же полицейский!), так как боялись, что хозяин витрины предъявит претензии на возмещение ущерба. Этот – не побоялся, хотя водителя минивэна, скорее всего, он даже не знал. Выходит, его арестант оказался благороднее, находчивее и, самое главное, СМЕЛЕЕ его сотрудников.

Голову Воронцова пронзали мысли о том, как часто мы не совершаем какие-то нужные действия (даже те, которые обязаны совершить не только то по зову совести, но и по долгу службы), потому что чего-то боимся. Боимся потерять погоны, работу, уважение. Причём (парадокс!) даже в тех случаях, когда этого действия как раз и требуют от нас погоны, работа, и когда от того, совершишь ты его или нет, как раз и зависит то, насколько тебя будут уважать и насколько ты сам будешь ДОСТОИН этого уважения. А здесь – страх из-за какой-то витрины. Сама жизнь оказывается дешевле элементарной человеческой трусости.

В этот момент мимо разбитого павильона проследовал капитан ДГБ Егоров. Металлические набойки на его ботинках, ударяясь о тротуарную плитку, издавали характерный звонкий цокот.

Егоров остановился у витрины и просунул голову внутрь.

Воронцов внезапно подошёл ближе к парню в балахоне и повернулся таким образом, чтобы закрыть его от взгляда дэгэбиста.

– Если вам нужно на кого-то повесить разбитую витрину, так и пишите: её разбил Воронцов Степан Макарович, начальник Усть-Ингульского отделения. Чтобы спасти своего человека! – прокричал он, пытаясь отвлечь внимание на себя.

Воронцов понимал, что действие, которое совершил этот странный парень в балахоне, со стороны выглядело глупо и опрометчиво. Но выработанная за годы службы чуйка подсказывала, что если его сейчас задержат, пусть и для формальной фиксации личных данных, для него это окажется прямой дорогой в ГДБ, которому он зачем-то понадобился. А разбитая витрина для них станет дополнительным поводом. Аргумент, что таким образом он помог спасти человека, для конторы не возымеет никакого веса. Воронцов понял, что сейчас надо сделать всё, чтобы не дать возможности его забрать. Ни в ДГБ, ни в свой райотдел, ни в городское управление полиции, откуда его всё равно увезут в ДГБ. Ручаться за его безопасность в своём райотделе после всего, что произошло этим вечером, он тоже уже не мог.

Воронцов ждал, пока Егоров уйдёт. Но тот не уходил, продолжая с любопытством заглядывать внутрь магазина.

Вдруг со стороны моста подъехал микроавтобус, похожий на карету скорой помощи, но с надписью «Адмиральский кораблестроительный университет» на борту. Это был транспорт университетской клиники.

– Где двое пострадавших в аварии? Преподаватель и студент, – проговорил вышедший из автомобиля мужчина в белом халате, наброшенном поверх куртки.

Полицейские указали ему в сторону разбитой витрины. И тут Воронцов схватил беглеца за плечи и, натягивая на лицо окровавленный капюшон, поволок к карете скорой помощи, словно куклу.

– Столяров Игорь Иванович и Федорец Владислав Станиславович? – сверяли данные врачи университетской скорой.

– Оба – собственной персоной, – пробубнил Воронцов.

– Степан Макарович, это же не Федорец, – деликатно прошептал ему на ухо оперативник Сомов, который находился в минивэне и лоставлял задержанных.

– Замолкни, придурок, – прошипел в его сторону начальник райотдела.

К этому моменту спасатели вырезали боковую часть кабины, чтобы можно было извлечь из автомобиля кресло водителя. Прямо в этом кресле санитары и понесли водителя в реанимобиль «транспортной» больницы, который встал с раскрытой дверью прямо возле минивэна. Командовал процессом хирург Протасов, который придерживал руки и ноги водителя и просил нести его максимально осторожно.

Когда кресло с водителем погрузили на борт реанимобиля, Протасов подошёл к Воронцову. Его винтажное пальто теперь было всё в пятнах крови водителя. Но и к такому, похоже, он привык.

– Везём его в нашу «транспортную» больницу, – сообщил он Воронцову. – Оперировать буду я лично.

Реанимобиль захлопнул дверь. Сопроводить Алексеича по пути до «транспортной» больницы и ждать окончания операции вызвались Сомов и Левицкий. Протасов сел в свой джип, за ним, включив мигалку, с территории остановочного павильона выехал и реанимобиль, в который погрузили вместе с креслом пострадавшего водителя минивэна.

Воронцов буквально навис над беглецом. Убедившись, что никто их не слышит, Воронцов прижал Николу к кузову университетской скорой и пронзил его физиономию своим строгим взглядом, каким часто смотрел на свою дочь Машку, когда хотел её отругать.

– Значит, так. Чтобы я тебя здесь не видел, – напряжённо говорил он ему. – Если с мозгами у тебя всё в порядке, садись в бусик и улепётывай отсюда со своим доцентом как можно быстрее. Будем считать, что я тебе выписал штраф и отпустил. За вещами придёшь завтра или тебе их подвезут. А сейчас исчезни. Тебя ищут коршуны более высокого полёта, – прошипел Воронцов и кивнул головой в сторону, где ещё минуту назад ступал своим тяжёлым шагом дэгэбист Егоров.

К скорой подошёл парень в спецовке. Никола подошёл к нему.

– Меня хотят отправить в нашу клинику под видом пострадавшего студента. Но меня же там не было, – обеспокоенно произнёс он, указав на разбитый минивэн.

– Ничего, дружище. Поедешь вместо меня, – поспешил успокоить его товарищ. – Так и назовёшься – Влад Федорец.

– Но они же сверят данные. Я же не…

– Вряд ли они что-либо заподозрят. А начнут задавать наводящие вопросы – сошлёшься на состояние шока и плохое самочувствие.  Я потом уже им отбрешусь.

– Так у нас же внешность разная.

– А кто из нас больше похож на студента – я или ты? Я вон работяга, ещё и под градусом, – сказал Федорец, проведя по своей спецовке. – Здесь во время осмотра они меня не фотографировали, в больничных картах фотографий нет. Приедешь в клинику – назовёшься им мной.

– А как же ты? – забеспокоился Никола.

– А я особо и не пострадал. Пара ушибов, царапин – ерунда, в общем. А тебя и в райотделе были, и здесь стеклом порезался. Так что медицинская помощь больше тебе нужна, чем мне. К тому же тебе всё равно сейчас нужно куда-то спрятаться, пересидеть. Вот и полежишь пару дней в больничке. Там искать тебя точно не будут.

Забрав двух пострадавших, университетский бусик, светя проблесковыми маячками скорой помощи, помчался по мосту в сторону университета. Туда, где располагалась университетская клиника.

Среди машин полиции Воронцов разглядел свой родной бобик, на котором приехала его дочь Машка. Он подошёл к старому, видавшему виды бобику, заняв привычное место рядом с водителем, и скомандовал ехать к военному госпиталю. Как только Сан Саныч вставил ключ и провернул его, к автомобилю подбежала Машка, рывком открыла заднюю дверь и залезла в машину.

Включив мигалки, бобик выехал и двинулся в противоположную от моста сторону. В салоне царило напряжённое молчание. Воронцову очень много всего сейчас хотелось сказать дочери. Но сейчас тратить силы на высказывание ей очередных замечаний ему не хотелось. Нужно было сосредоточиться на вещах более важных. И пока Протасов-старший спасает жизнь его человеку, нужно было вытаскивать Протасова-младшего. И чем быстрее, тем лучше.


* * *


Пронаблюдав, как автомобиль университетской скорой увозит доцента Столярова и его друга Николу по мосту, Федорец и сам вышел на его пешеходную часть и направился в сторону вуза. Меньше двух часов назад они ехали по этому мосту на полицейском минивэне, и их начал таранить серый фургон, толкая к обрыву. Он подумал, как много значения порой приобретают в жизни импульсивные поступки. Ведь если бы Столяров не запустил ту чёртову рацию в салон фургона, возможно, их потенциальном убийцам довелось бы довести свой замысел до конца. Вероятно, и сам Федорец не смог бы сейчас гулять по мосту, на котором в этот момент было темно – ни один фонарь его не освещал, лишь звёздный свет отражался в водах Ингула, плещущихся под ним.

Федорец прошёл ещё дальше, пока не заметил отсутствие одной из секций в ограждении моста. Это было то место, откуда и рухнул с моста преследовавший их серый фургон. Федорец смотрел на воду, поворачивал голову из стороны в сторону, выискивая взглядом фургон. Однако никаких следов, которые указывали бы на его нахождение в этой чёрной воде, подсчечиваемой одними лишь звёздами, он не наблюдал. Как не видел и водолазов, которые её бы искали. Может быть, фургон утонул? Или течение реки отнесло его дальше – в сторону слияния Ингула с Южным Бугом? Или, быть может, пока он попивал пивко из бочки в повреждённом трактире «Где же кружка?», а потом участвовал с Николой в операции по спасению водителя минивэна, фургон уже успели поднять на берег?

С моста вид на разбитый павильон и припарковавшиеся вокруг машины полиции и спасателей были видны как на ладони. Впереди же перед стоящим у ограждения белорусом в отдалении возвышались стапеля Первого судостроительного завода, которые практически утопали во тьме, и если бы не звёзды, их и вовсе не было бы видно.

Вновь повернув свою голову в сторону выезда с моста, Федорец вдруг заметил там какое-то движение. Часть людей, находившихся у павильона, стала пересекать проезжую часть, продвигаясь к шахматному клубу, находившемся на верхней набережной по обратную сторону Магистральной. К площадке у шахматного клуба потянулись машины такси, из которых выходили группы людей. Федорец проследовал по мосту в обратную сторону, не спуская глаз с непонятного скопления людей.

На площадке эти люди устанавливали технику – ставили на треноги камеры, проверяли, заряжены ли фотоаппараты и есть ли в диктофонах батарейки. Федорец предположил, что это журналисты, однако приехали они не для фиксации последствий аварии – здесь явно намечалось уже что-то другое. Девушка в красивой форме синего цвета – видимо, пресс-секретарь городского управления полиции – вынесла из «Мерседеса» представительского класса, покрашенный в цвета полиции, столик, на который журналисты тут же начали располагать свои микрофоны с диктофонами, и принялась расставлять журналистов в паре метров перед ним, пропуская в первый ряд операторов с камерами.

В этот момент со стороны торгового павильона «У Лукоморья», обнесённого со всех сторон сигнальной лентой, к площадке перед шахматным клубом направлялся в сопровождении нескольких представителей городского управления полиции его начальник – Данил Варфоломеевич Пастыко. Это был момент, когда журналистам был обещан официальный комментарий начальника городского управления полиции по поводу инцидента, произошедшего с полицейским минивэном на мосту.

Пастыко встал перед столом, пресс-секретарша тут же принялась поправлять ему костюм, изрядно помятый после недавнего падения в один из магазинов торгового павильона. Другие представители городского управления – мужчины постройнее – отошли в разные стороны, периодически оглядываясь по сторонам и следя за тем, чтобы брифинг главного городского полицейского прошёл без эксцессов.

– Уважаемые коллеги, – звонким и натренированным голосом обратилась к присутствующим представитель пресс-службы полиции. – За последние два часа нам поступила масса звонков и запросов от ваших изданий с просьбой прокомментировать инцидент, который имел место сегодня на мосту в Адмиральске. Не отреагировать на эти запросы мы не могли, так как ни одно подобное происшествие не должно остаться без пояснений, дабы избежать лишних слухов, кривотолков и распространения неправдивой информации, а мы привыкли работать открыто, прозрачно и информировать вас обо всём, что происходит в нашем городе. Спасибо, что откликнулись на наше приглашение. Перед вами – начальник Адмиральского городского управления внутренних дел Данил Варфоломеевич Пастыко. Ему слово.

Объективы теле- и фотокамер тут же направились на человека, стоящего перед столом.

– Сегодня вечером в Адмиральске, как вы уже знаете, с одним из экипажей полиции произошёл несчастный случай. Около 21:00 автомобиль направлялся по мосту в сторону Усть-Ингульского райотдела, к которому он прикреплён. На борту находилось три человека личного состава полиции, двое гражданских, нарушивших общественный порядок в стенах одного из учебных заведений нашего города, о чём поступило соответствующее обращение. Шестым был ваш коллега, ведущий Герман Галактионов, который изъявил желание осветить ситуацию, которая возникла в этом учебном заведении. Полицейские любезно предоставили ему возможность доехать до райотдела, чтобы выяснить все обстоятельства, так как вы знаете, мы всегда открыты перед прессой.

Далее Пастыко сделал паузу и тяжко вздохнул.

– Во время движения по мосту наш водитель не справился с управлением. Выехав с моста на улицу Магистральную, он врезался в остановочный комплекс, где расположен ряд торговых заведений. Благодаря оперативным и слаженным действиям сотрудников городского управления полиции, водителя удалось своевременно деблокировать из автомобиля и доставить в лечебное учреждение. Остальным пострадавшим оказана помощь на месте. Отдел по расследованию ДТП уже приступил к работе, причины, приведшие к данной трагедии, будут установлены.

Говоривший замолчал, и представитель пресс-службы поспешила закончить брифинг, поблагодарив журналистов за внимание.

– Подождите, – послышался голос мужчины с портативной видеокамерой в толпе журналистов. Это был главред «Баррикад» Александр Громов. – Но очевидцы утверждают, что во время движения минивэна по мосту его начал таранить серый фургон.

– Какие очевидцы? – с раздражением спросил Пастыко.

– Которые находились в салоне минивэна.

– Я же сказал: все обстоятельства установит следствие, – холодно повторил Пастыко. – Данная информация тоже будет проверена, ей будет дана надлежащая правовая оценка.

– Но при этом вы утверждаете, что водителю во время движения стало плохо. Следствие уже установило этот факт, или пока это всего лишь ваше предположение? – настойчиво продолжал главред.

– Если у вас есть какие-то другие данные, можете нам их предоставить, – развёл руками Пастыко. – У нас пока таких данных нет. Причины, приведшие к данной трагедии, будут тщательно расследованы. Все обстоятельства данной трагедии установит следствие.

– То есть, искать преступников по горячим следам вы не намерены?

– Каких преступников?

– Которые находились в сером фургоне.

– Вы сами его видели?

– Я – нет.

– И о чём же мы тогда говорим?

– Пострадавшие утверждают, что фургон, который таранил ваш минивэн, рухнул с моста…

– Доказательств, что всё было именно так, у нас нет. Следовательно, это домыслы, слухи. Источники и цель их распространения нам тоже предстоит выяснить. И наказать тех, кто вводит общественность в заблуждение.

– А как тогда объяснить то, что на мосту оказалась снесена одна из секций? Причём со стороны, противоположной от той, по которой двигался минивэн.

– Потому что когда у водителя ухудшилось самочувствие, он потерял управление, автомобиль начало «водить» из стороны в сторону. Понятно, что, выехав на встречную полосу, он мог задеть эту секцию, и она упала… – сказал Пастыко и развёл руками так, словно говорил что-то совсем уж очевидное.

– Простите, я правильно понимаю, что на данный момент вы рассматриваете только ОДНУ версию произошедшего – версию о том, что водителю стало плохо? – продолжал настаивать главред. – Или всё-таки у вас есть ещё какие-то версии?

– Версии могут рассматриваться в рамках расследования уголовного дела, – начинал уже раздражаться начальник городского управления внутренних дел. – Пока дела нет, рассматривать нечего.

– То есть, вы его возбуждать не собираетесь?

– Простите, а по какой статье? – начал раздражаться Пастыко. – «Нарушение правил вождения»? Чтобы водителя, когда он выйдет, даст Бог, из больницы, ещё и за решётку упрятать? Вы на ЭТО предлагаете мне пойти?

– В Уголовном кодексе есть статья «Покушение на убийство». И есть очевидцы, которые утверждают, что на ваш минивэн было совершено нападение.

– Вот когда очевидцы придут и напишут нам заявление, тогда мы эту информацию отработаем. Пока подобных заявлений в официальном порядке нам не поступало.

– А запись Германа Галактионова вы как доказательство не рассматриваете? – выкрикнула тоненьким голоском журналистка НТК «Фарватер» Юлия Алютина.

Данил Варфоломеевич Пастыко повернулся к ней.

– Ваш коллега Герман Галактионов находится в больнице с переломанными рёбрами. От него заявлений про покушение на убийство не поступало. Никаких записей он нам не передавал.

– А как бы он вам их передал? Вы же сами говорите, что он в больнице. А запись он вёл в режиме трансляции, на своём персональном аккаунте. И все мои коллеги это видели, – сказала Алютина, и другие журналисты, присутствовавшие на брифинге, принялись это подтверждать.

– Милая девушка, – снисходительно посмотрел на журналистку начальник городского управления полиции. – Вы же не хуже меня знаете, что интернет – это мировая помойка, туда загружается всё что угодно. Даже если подобная запись имела место, мы не знаем, когда, кем и при каких обстоятельствах она была сделана, и насколько она вообще подлинная. Такие записи не могут рассматриваться нами как доказательство.

– Но есть же время её публикации! Это был прямой эфир! – не унималась Алютина. – И вёлся он из салона минивэна! Там видны все, кто в нём в этот момент находился!

– Хорошо. Если вы настаиваете, эту запись мы тоже исследуем, – сделал снисхождение Пастыко. – Но оперировать мы можем только проверенными фактами. А в интернете может быть всё что угодно.

– Да врёт он всё! – послышался позади толпы журналистов голос парня в спецовке. – Я находился в этом минивэне! И я лично видел, как серый фургон таранил машину, пытаясь столкнуть нас с моста. И всё, что там происходило, передавалось по рации на ваш диспетчерский пункт!

Камеры журналистов повернулись в обратную сторону.

– Это что ещё за хамство?! – брезгливо посмотрел в его сторону Пастыко. – У нас мероприятие для журналистов! Вы кто такой?!

– Я находился в этом минивэне! И я готов дать показания!

– В качестве КОГО вы собираетесь их давать?

– В качестве студента, который находился в этом минивэна и видел всё, что происходило!

Пастыко раздражённо ухмыльнулся и продолжил:

– Молодой человек! Студента и преподавателя Адмиральского кораблестроительного университета, которые действительно находились в нашем минивэне, увезла скорая университетской клиники. Вас там быть не могло. А за дачу ложных показаний предусмотрена ответственность.

К парню в спецовке подошли полицейские, которые стояли по краям от площадки, обеспечивая порядок во время общения своего начальника с прессой. Они настойчиво потребовали покинуть площадку перед шахматным клубом. Тот не сопротивлялся, но и выполнять их требования, судя по его жестам и мимике, не собирался.

– Данил Варфоломеевич, но есть же более действенный и надёжный способ выяснить, что именно произошло на мосту, – продолжил Громов. – Там ведь расположены камеры городской системы видеонаблюдения, которые наверняка всё зафиксировали. Записи с них кто-то взял? Их уже кто-то исследовал?

Пастыко вздохнул.

– Как вы знаете, вечером на город опустился густой туман. В плохих погодных условиях способность уличных камер передавать и фиксировать обстановку существенно падает. Но так как сеть городского видеонаблюдения обеспечивает система «Интелвизор», в них сработала функция прекращения фиксации – в целях экономии электроэнергии.

– Я вас правильно понимаю – камеры в этот момент НЕ РАБОТАЛИ?

– Да, они были отключены. Но даже если бы они работали, на них была бы пелена, сквозь которую нам ничего не удалось бы рассмотреть. А так система отключила их автоматически, что даёт возможность не тратить лишнюю электроэнергию и не перегружать сервер неинформативным видеорядом.

– Лихо же вы всё устроили! – продолжил парень в спецовке. – В АКУ прикормленные вами отморозки в масках перерубили кабель, чтобы наши камеры ничего не могли записать! И городские камеры отключили, чтобы то, как нас убивали, невозможно было потом доказать!

Один из полицейских подошёл к Пастыке и что-то шепнул ему на ухо, кивая в сторону возмутителя спокойствия.

– А, так он ещё и пьян! От него разит алкоголем! – в торжественной гримасе объявил Пастыко. – Вот вам яркий пример того, как рождаются слухи и сплетни. Этот человек – провокатор. А может быть, вор, мародёр. Ошивался на месте ДТП, лазил тут по магазинам, мешал сотрудникам МЧС и полиции. Теперь и наш с вами диалог сорвать пытается. Поэтому призываю вас, уважаемые сотрудники средств массовой информации, не поддаваться на провокации, и доверять только данным из официальных исто…

– Что?! Я – мешал?! Я что-то вам срываю?! – закричал парень в спецовке и, отмахнувшись от вставших перед ним охранников в полицейской форме, направился к столику, за которым стоял Пастыко. – Да если бы я не подсказал разбить витрину, чтобы добраться до кабины водителя, вы бы продолжали ходить вокруг павильона, ждать его хозяина, размахивать руками и талдычить про то, кто же возьмёт на себя ответственность! Вы же откровенно ждали, пока ваш водитель в зажатой кабине отдаст концы! Вы же даже не собирались его спасать!

Лицо у Пастыки стало одутловатым, на нём выступил пот. Так откровенно рубить правду-матку ему в лицо уже давно никто себе не позволял.

– И почему вы не рассказываете, ПОСЛЕ ЧЕГО в АКУ приехал ваш экипаж? – Парень в спецовке практически кричал. – Про заседание учёного совета, на котором уже на уровне руководства вуза был поднят вопрос о краже профессором Графченко чужих изобретений! О радикалах в масках, которые сразу же после этого проникли в вуз и перерубили кабель, который вёл в наш сервер, чтобы не осталось записей с камер нашей системы! А потом, когда минивэн с нами выехал на мост и его начали пытаться сбросить в реку, вы и городские камеры отключили, чтобы и там ничего не осталось! А теперь театрально вздыхаете и рассказываете про несчастный случай!

– Данил Варфоломеевич, как вы можете это прокомментировать? – тут же зажужжали, словно пчелиный рой, журналисты.

Пастыко начал упаковывать свою папку, гневно пыхтя и раздувая от злости ноздри.

– Разберитесь с ним! – дал он указание двум бугаям в полицейской форме. После чего повернулся к представителю пресс-службы: – И не дай Бог я увижу это где-то потом в прессе.

Видя раздражение и замешательство своего начальника, пресс-секретарь городского управления полиции поспешила закончить мероприятие.

– Так, коллеги. Мы и так уже перебрали время. Данил Варфоломеевич приехал сюда, чтобы пообщаться с вами, а не тратить своё время на эти провокации.

– Почему же провокации? Прозвучали серьёзные обвинения! Пусть начальник управления это как-то прокомментирует! Вы же сами всё время говорите об открытости и прозрачности городской полиции, – наперебой настаивали Громов и Алютина.

– Это и был официальный комментарий. Вы его уже услышали. Все интересующие вас вопросы вы сможете задать по окончании следственных действий. А теперь извините, пресс-подход окончен.

Пастыко в сопровождении двух других полицейских направился в свой автомобиль, который уже распахнул перед ним выдвижную дверь. А на тротуаре между парапетом верхней набережной и газоном шахматного клуба завязалась потасовка. Двое высоких полицейских пытались скрутить руки парню в спецовке, всё время спрашивая, кто его подослал. Главред «Баррикад» Александр Громов со включённой камерой подошёл к этому месту и начал снимать происходящее в упор. Снимали завязавшуюся потасовку и другие журналисты. Не желая скандала, полицейские оставили парня, бросили в его адрес несколько резких реплик и направились к своим автомобилям.

Намахавшись руками и от этого тяжко дыша, парень отошёл к бордюру верхней набережной, склонился над ним и застонал. Другие журналисты выключили камеры и стали расходиться по сторонам. Громов же подошёл к парню в спецовке.

– Молодой человек, можно с вами пообщаться? – деликатно начал он. – Вы говорили о сером фургоне. Можете рассказать подробнее, как это происходило? Для сайта «Баррикады».

Парень уже готов был рассказать историю от начала до конца, но когда главред, включив камеру, попросил его представиться, Федорец замолчал. Он вспомнил, что под его фамилией в этот момент в университетской клинике находится его товарищ. Если он выступит от своего имени и расскажет всё как есть, он сильно подставит Николу, которого сейчас как раз ищут дэгэбисты. Он извинился перед Громовым, сказал, что ему сейчас плохо, и обещал дать комментарий в следующий раз.

– В общем, если вдруг надумаете, вот вам контакты, – сказал Громов и протянул парню свою визитку. – Звонить можете в любое время дня и ночи. Я всегда на связи…

Обдумывая всё услышанное, Федорец поплёлся в сторону выезда на мост.

Он достал из кармана свой мобильный, чтобы позвонить Столярову, но в последний момент делать это не решился, так как телефоне доцента могла быть прослушка. Идти сейчас в университетскую клинику было тоже рискованно, так как за ним сейчас мог увязаться «хвост». Тогда Федорец решил поступить по-другому. Он набрал номер приёмного покоя университетской клиники.

– Здравствуйте. К вам только что должны были привезти Игоря Ивановича Столярова и студента Владислава Федорца, которые пострадали в ДТП на мосту, – говорил Федорец, тщательно подбирая слова, чтобы не сболтнуть работникам клиники чего-нибудь лишнего. – Мне как раз на этот вечер Игорь Иванович назначил пересдачу. Я услышал про беду, которая с ним случилась, и хотел поинтересоваться состоянием его здоровья. Можно мне его к телефону.

– Да, конечно, – ответил приятный женский голос на том конце провода.

Издалека раздались чьи-то голоса, и спустя полминуты в трубке послышался знакомый голос.

– Игорь Иванович, здравствуйте. Можно вашего соседа по палате? У меня к нему есть очень важное дело, – сказал Федорец, надеясь, что смекалистый доцент всё поймёт без лишних пояснений.

Голос в трубке отдалился.

– Владик, тебя к телефону, – говорил он кому-то голосом, преисполненным сарказма. Видимо, Николе. – Бойфренд звонит. Ревнует, беспокоится.

Доцент Столяров был в своём репертуаре. Никола же, напротив, был серьёзен.

– Слушаю, – ответил он.

– Всё гораздо хуже, чем я думал, – без лишних предисловий начал Федорец. – Я тут случайно попал на сходку, на которой наш мусорный генерал, ну в смысле Пастыко, давал пояснение всему, что с нами произошло. Они утверждают, что водитель не справился с управлением, и что это был несчастный случай.

Федорец сделал паузу, чтобы отдышаться.

– А теперь самое главное. Вишенка на торте, так сказать. Записей с «Сигмы», как ты знаешь, не осталось, так как радикалы перерубили кабель, ведущий на сервер. Выясняется, что записей с камер городской системы видеонаблюдения «Интелвизор» тоже нет. Якобы они сами себя отключили из-за непогоды. Никакого фургона не было, а дырку в ограждении проделал минивэн, когда его «водило» из стороны в сторону. Получается, нас убивали, но доказать, что всё было именно так, мы не можем, ибо ничего нигде нет!!!

Федорец приблизился смартфон к губам и старался говорить ещё тише, так, чтобы кроме абонента на том конце, их никто не слышал.

– Неслучайно отморозки в масках перерубили кабель, ведущий в серверную. Видимо, хотели убить двух зайцев, даже трёх – во-первых, расправиться со Столяровым, который вписался за тебя на учёном совете и вступил в конфликт с Графченко, во-вторых, загнать нас в угол и запугать, а в-третьих, показать, что наша «Сигма» ни на что не способна. В связи с этим у меня к тебе есть дело. Помнишь, мы с тобой делали обходной путь на сервер, который ты спрятал у себя в Сербии? Он на месте? Рабочий?

– Ну до него бы они точно не добрались.

– Вот и отлично. Вся надежда теперь на него. Твой побег из ИВС, который так надёжно защищала система «Интелсекьюрити», теперь очень серьёзно ударит по её репутации. И если у нас останутся записи с «Сигмы», сохранения которых они так старательно пытались не допустить, мы очень сильно утрём им нос. А главное – сможем пролить свет на то, кто пытался столкнуть нас с моста.

Федорец вновь огляделся по сторонам и вздохнул.

– Тебе нужно срочно достать эти записи с твоего сервака и передать их Магниевой. Сделай это как можно скорее. На кону теперь всё.