Гл. 10. Ч. 18. Комиссия Батюшина. Д. Л. Рубенштейн

ВЕЛИКИЙ
ПРАВЕДНЫЙ СТАРЕЦ
СТРАСТОТЕРПЕЦ ГРИГОРИЙ
Григорий Ефимович Распутин-Новый


Глава 10
Месть врага рода человеческого


18. «Батюшинская комиссия». Арест банкира Рубенштейна. (Год 1916).


Как уже было отмечено в предыдущем разделе, особенностью нового этапа необъявленной войны против старца Григория Ефимовича Распутина-Нового явилось преследование тех лиц из его окружения, кто имел определённое положения и влияние в сферах финансовых и предпринимательских. В этих целях была выбрана наиболее крупная и, вероятно, наиболее уязвимая фигура банкира Дмитрия Рубенштейна. Деятельность банкира Рубенштейна попала в поле зрения ни много, ни мало военной контрразведки и стала предметом расследования комиссии генерала Н. С. Батюшина по борьбе со шпионажем и спекуляцией.

Чтобы понять, какова истинная причина ареста банкира Рубенштейна и в чём состояла подлинная цель его судебного преследования, следует ответить на вопрос: что же такое «Батюшинская комиссия»?   

Если оценивать явление чисто внешне, то деятельность «Батюшинской комиссии», как и самого полковника Николая Степановича Батюшина, представляется удивительным сочетанием действительности с причудливыми формами самой изощрённой мистификации, реализма с сюрреализмом. Знакомясь с результатами деятельности комиссии, складывается впечатление, что германским шпионажем было пропитано всё российское житьё-бытье, а в состав немецкой шпионской агентуры входили почти все так или иначе причастные к коммерческим военным заказам, начиная от мелких дельцов, кончая крупными промышленниками.

Несмотря на то, что размах деятельности комиссии весьма широк, а охват лиц, попавших в поле зрения комиссии, впечатляет, исследователи темы Батюшинской комиссии сходятся на том, что исходной целью комиссии был именно банкир Дмитрий Рубенштейн. В частности, Владимир Бурцев, который в период гонений на Батюшина со стороны Временного правительства очень активно выступил в его защиту, приводит многие важные подробности, и в частности, пишет следующее: «Комиссия генерала Батюшина была образована в июне 1916 года по распоряжению военных властей и вначале имела одно, очень определенное назначение: расследование деятельности главным образом банкира Рубинштейна». [473]

Вывод парадоксальный, если предполагать, что создание комиссии определялось здравым смыслом. В чём же состоял этот здравый смысл? Стоит проанализировать.

Деятельность любого банкира и промышленника в России начала 20 века не может рассматриваться вне понимания специфики данного рода деятельности и тех рамок, вне которых такого рода деятельность никогда бы не могла состояться. Банкиры и промышленники — это сообщество людей (клан, цех), вовлечённых в процесс накопления капитала и достижения специфических целей, взаимосвязанных общей задачей и взаимозависимых друг от друга. Если мы говорим, что Парвус и Шифф действовали против России, финансируя революционные силы, противодействующие правительству, то это означает, что вся банковская и предпринимательская среда, так или иначе, работала на достижение этих целей в силу цехового закона. Т. е. если бы стала задача арестовать Парвуса и Шифа, Варбурга и всю сеть, через которую они действовали, и если бы таковая задача в принципе была бы осуществима, то арестовывать пришлось бы всю предпринимательскую, коммерческую среду. Именно эту задачу и преследовал Батюшин — арестовать всех, так или иначе причастных к финансово-спекулятивным действиям, наносящим, по его мнению, ущерб военной экономике России (а в период войны вся экономика России служила военным целям — достижению победы над врагом, т. е. была военной). Но отсюда следует, что цель Батюшина была не только утопичной, но и крайне вредной, поскольку арест представителей финансово-промышленного клана означал бы полный паралич экономики. Гораздо более трезвая и здравомыслящая позиция могла заключаться лишь в том, чтобы деятельность этой внешней финансово-промышленной силы каким-то образом повернуть в сторону интересов России.

Это прекрасно понимал Император Николай Второй, когда не без его ведома летом 1916 года состоялась в Стокгольме встреча члена Государственного совета графа Олсуфьева и члена Государственной думы Протопопова с немецким агентом Фрицем Варбургом, являвшимся экономическим советником германского посольства в Стокгольме и одновременно представителем могущественного международного семейного клана банкиров Варбургов. Протопопову это было инкриминировано, как действие, направленное на подготовку сепаратного мира, хотя истинная цель той встречи заключалась в обратном, а именно: в создании для России необходимых условий для доведения войны до победного конца. А для этого, на фоне непрекращающихся попыток зажать Россию в финансовые тиски (не без помощи, кстати говоря, союзников, которые первыми отказали России в предоставлении займов), было жизненно важно добиться получения денежных кредитов, распределение которых всецело зависело от международной финансовой еврейской элиты, с представителем которой и встречался Протопопов в Стокгольме.

Итак, в отношении к банкирам самого Императора Николая II очевидно присутствовал здравый смысл. И из этого здравого смысла никак не вытекала необходимость ареста и судебного преследования банкира Дмитрия Рубенштейна.

Отсюда следует и обратное утверждение, что здравого смысла в аресте Рубенштейна Батюшинской комиссии не было никакого. Причина ареста никак не могла быть связана с его финансовой и профессиональной деятельностью. Но причина была, и крылась она совершенно в иной сфере. Не будет искажением истины, если выдвинуть следующее утверждение: нездоровый интерес к личности банкира, так резко обострившийся в 1915 году не только у публики, но и у специальных силовых структур (военной контрразведки), явился не столько следствием его деятельности, сколько следствием взаимоотношений банкира Рубенштейна с Григорием Распутиным.

Д. Л. Рубенштейн впервые встретился со старцем Григорием 5 ноября 1915 года на его квартире по адресу Гороховая, 64. Рубенштейн явился к Григорию Ефимовичу по приглашению вместе с купцом и банкиром И. П. Манусом, который познакомился с Распутиным несколькими месяцами раньше — в марте того же года. Манус, также, как впоследствии и Рубенштейн, предоставлял Г. Е. Распутину-Новому значительные денежные средства на благотворительные цели.

Свою мысль по поводу взаимоотношений с богатыми евреями Григорий Ефимович выразил так (по свидетельству О. В. Лохтиной на допросе в Ч.С.К.): «Я их отвлекаю, а то они большую беду России сделают...».

Немалая заслуга в том, что Рубенштейн активно занимался благотворительной деятельностью, по праву принадлежит старцу Григорию.

Таким образом, то, что деятельность банкиров, в том числе и еврейских, при правильном подходе должна приносить пользу Российской Империи, понимал не только Николай II, но это прекрасно понимал сибирский крестьянин и Царский Друг Григорий Ефимович Распутин-Новый. Именно он оказывал духовное воздействие на представителей российской финансовой элиты, понуждая приносить пользу Русскому Отечеству.

Но не так смотрели на взаимоотношения Григория Распутина и еврейского банкира Митьки Рубинштейна в ставке Верховного Главнокомандования. Всё, что было так или иначе связано с Распутиным служило красной тряпкой для многих людей — представителей разных сословий, в том числе военных. Нет ничего невероятного в неподтверждённой, как считают некоторые современные историки, легенде о том, что Главнокомандующий Русской армией Вел. князь Николай Николаевич Младший в ответ на просьбу старца Григория разрешить ему приехать на фронт, чтобы благословить русских воинов и помолиться о победе, дал такой ответ: «Приезжай, повешу» [474].

Протопресвитер Георгий Шавельский в своих воспоминаниях приводит яркий пример того, насколько «распутинская тема» не давала покоя многим из высокопоставленных лиц Империи. Он пишет: «В первые же дни пребывания Государя в Ставке я обратил внимание на то, что почти ежедневно, после обеда, в 10-м часу вечера к великому князю /Николаю Николаевичу/ в вагон заходил начальник походной Канцелярии Государя, в то время самый близкий человек к последнему, свиты Его Величества генерал князь В. Н. Орлов и засиживался у Великого князя иногда за полночь. О чём беседовали они?

Из бесед с Великим князем, как и с Орловым, я вынес определённое убеждение, что в это время обоих более всего занимал и беспокоил вопрос о Распутине, а в связи с ним и об Императрице Александре Феодоровне». — И далее: «как Великий князь, так и князь Орлов в это время уже серьёзно были озабочены государственными неустройствами, опасались возможности больших потрясений в случае непринятия быстрых мер к устранению их, и первой из таких мер считали неотложность ликвидации распутинского вопроса». — И далее: «Так как главным приемником и проводником в государственную жизнь шедших через Распутина якобы откровений свыше была молодая Императрица, то, естественно, поэтому, что Великий князь теперь ненавидел и Императрицу.

— В ней всё зло. Посадить бы её в монастырь, и всё пошло бы по-иному, и Государь стал бы иным. А так приведёт она всех к гибели.

Это не я один слышал от Великого князя. В своих чувствах и к Императрице, и к Распутину князь Орлов был солидарен с Великим князем. Будучи самым преданным из всей свиты слугой Государя, князь Орлов чрезвычайно скорбел из-за страшного несчастья, каким он считал влияние Распутина на царскую семью, и принимал все меры, чтобы ослабить такое влияние». [475]

К июню 1916 года влияние Вел. князя Николая Николаевича и князя Вл. Орлова, как и многих других лиц, разделявших их озабоченность, было значительно ослаблено, благодаря произведённым Государем переменам: ставленники Николая Николаевича были смещены, сам же Вел. князь получил отставку с поста Главнокомандующего.

Однако у Вел. князя Николая Николаевича нашлось достаточно приемников и единомышленников, на которых можно было опереться. К ним, в первую очередь, следует отнести представителей высшего генералитета, которые были вне подозрений и которым Государь полностью доверял: генерала Алексеева и генерала Рузского.

В Википедии (свободной электронной энциклопедии) со ссылкой на фундаментальное исследование С. В. Куликова «Бюрократическая элита Российской империи накануне падения старого порядка (1914-1917)» утверждается, что целый ряд высших чинов царского генералитета фактически перешли на сторону Госдумы ещё во второй половине 1916 года: среди прочих командующий Кавказским фронтом великий князь Николай Николаевич, командующий Юго-Западным фронтом генерал А. А. Брусилов, командующий Северным фронтом генерал Н. В. Рузский, генерал А. С. Лукомский, ставший с октября 1916 года генерал-квартирмейстером Ставки, командующий Особой армией генерал В. И. Гурко, замещавший Алексеева на посту начальника штаба Ставки в конце 1916 – начале 1917 гг., наконец, сам начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Алексеев, который, по мнению Куликова, был в первую очередь недоволен деятельностью Григория Распутина и вмешательством Императрицы Александры Фёдоровны в текущую политику.

Именно по инициативе Начальника Ген. Штаба ген. Алексеева произошло образование «Батюшинской комиссии». Алексееву пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться от Николая II приказания образовать комиссию для специального расследования деятельности Рубенштейна. Эта задача была поручена ген. Батюшину в июне 1916 года. Учитывая изложенное в предыдущем абзаце, понятно, что Рубенштейн был промежуточной и второстепенной целью. Основной же мишенью являлся Григорий Распутин и Государыня Императрица Александра Феодоровна. И именно для поражения главных целей и была создана комиссия генерала Батюшина.

«С самого начала нового назначения Батюшина существовала скрытая цель его миссии. Есть ряд прямых и опосредованных свидетельств о том, что исключительно узкий круг генералитета предполагал силами контрразведки нейтрализовать антигосударственную деятельность явно зловредного, но «дьявольски» неуязвимого Распутина, плотно окруженного с целью охраны отдельными высшими чинами Департамента полиции. Задача эта представлялась военному руководству особо деликатной: здесь легко было неосторожному сломать себе шею, как уже случалось до этого не раз. Пример блистательного в царском окружении генерала МВД В. Ф. Джунковского был у всех на глазах. Он поплатился своей должностью второго человека в органах госбезопасности, потому что позволил себе высказать своё мотивированное нелицеприятное мнение о Распутине самому Царю. 15 августа 1915 года с ним расстались без каких-либо объяснений» [476].

Итак, особая миссия Батюшина была покрыта завесой тайны, которую приоткрыл соратник Батюшина генерал М. Д. Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях, относящихся к 50-м годам ХХ столетия: «Я наивно полагал, что если убрать с политической арены Распутина, то накренившийся до предела государственный корабль сможет выправиться. Контрразведке было известно, что Распутин является сторонником сепаратного мира с Германией и если и не занимается прямым шпионажем в пользу Германии, то делает очень много в интересах германского Генерального штаба. Влияние, которое Распутин имел на императрицу и через неё на безвольного и ограниченного царя, делало его особенно опасным. Понятен поэтому интерес, с которым контрразведка занялась «святым старцем» и его окружением. <…> Батюшин «был для меня своим человеком, и я без всякой опаски посвятил его в свои далеко идущие намерения» [477].

М. Д. Бонч-Бруевич приоткрывает, какого рода информацией располагала контрразведка. Так, по его мнению, Распутин получил от банкира Рубинштейна сто тысяч рублей за назначение Добровольского министром юстиции.

И. И. Васильев и А. А. Зданович, авторы предисловия к книге генерала Батюшина, задаются вопросом: «кто и когда поручил контрразведке начать оперативную работу по Распутину? Решиться действовать самостоятельно по такому «объекту» она не могла — не тот уровень. И Бонч-Бруевич — не тот уровень! Н. В. Рузский? М. В. Алексеев? Сговор двух генерал-адъютантов за спиной своего Верховного Главнокомандующего? Такое предположение имеет некоторые основания» [478]. 

Продолжим мысль и завершим ответ на поставленный вопрос. Скрытая генеральная (генеральская) линия, которая прослеживается в деятельности генерала Батюшина, (незаметная на фоне расширения деятельности «Батюшинской комиссии»), исходила не от ген. Рузского, больше ориентированного на поиски шпионов. Скорее, ориентировка на Распутина идёт от начальника штаба Верховного главнокомандующего М. В. Алексеева, который и добился разрешения Николая II на создание специальной оперативно-следственной комиссии в рамках Северного фронта. Но Алексеев тоже не самостоятелен. За его спиной маячит тень Вел. князя Николая Николаевича, который не мог не следить и по возможности контролировать действия своих бывших подчинённых, а ныне единомышленников и соратников по борьбе с «тёмными силами». В свою очередь, в личности Великого князя находили опору те силы, кто противостоял Николаю II. Создание особой структуры внутри военной контрразведки, ориентированной на Распутина, возможно, и являлось тем единственным крупным вкладом, который внёс Вел. князь в общее дело глобальной борьбы за разрушение России.

Таким образом, «Батюшинская комиссия» — пример общественного помешательства на почве «распутинщины», являвшейся, по сути, полной бессмыслицей, тем более досадной, что её появление оправдывалось внешне вполне понятными причинами, да и ставила комиссия перед собой задачи вполне разумные по форме. Но это внешне, а на самом деле деятельность её питалась исключительно маниакальным желанием оправдать ненависть в обществе к Распутину, Царице, и их близкому окружению — так называемым «тёмным силам». Эта ненависть граничила с умопомрачением. Комиссия по существу пыталась подвести основание под явление массового психоза. Существо деятельности комиссии оказалось настолько же отвратительным, насколько и пагубным. Собственно, деятельность «Батюшинской комиссии» явилась прямой попыткой нанести удар лично Николаю II, подорвать, так или иначе, его престиж, поставить под сомнение разумность и справедливость его действий, внести зерно недоверия к его способностям управлять Российской Державой в условиях военного времени. Тем самым, «Батюшинская комиссия» явилась скрытой формой предательства и измены, первым конкретным действием, первым шагом в реализации заговора против Царя.

Понятно, что возглавить такого рода ведомство должен был особый человек — особая личность, наделённая рядом специфических качеств. Лучшего кандидата в исполнители столь ответственного поручения, чем генерал Батюшин, невозможно было найти. Профессиональный военный, сыщик, службист, ревностно исполнявший волю своих начальников, Батюшин зарекомендовал себя в деле полковника Мясоедова, когда по воле Вел. князя Николая Николаевича надо было доказать виновность невиновного человека. И Батюшин вместе с генералом Бонч-Бруевичем ловко это сделал.  Ставкой в этой партии была репутация человека, которого ненавидел Вел. князь — военного министра генерала Сухомлинова.

Дело Мясоедова — это пробный шар, отработка приёмов, прелюдия, за которой последовало основное действие. К. Ф. Шацилло чётко формулирует основную мысль, являющуюся ключом к пониманию всего, что побуждало военную контрразведку подвести Мясоедова под эшафот. Он пишет: «общественному мнению» России очень удобно было объяснить тяжелые поражения 1914-1915 гг. предательством и шпионажем немецких агентов. А объединить вместе оба эти аргумента и связать их с именем военного министра — значило сокрушить ненавистного Сухомлинова и снять с себя всякую ответственность за разгром двух армий в Восточной Пруссии, отступление весною 1915 г. из Галиции, прорыв фронта в Польше. Искус поступить так был чрезвычайно велик, а имя некогда близкого к Сухомлинову Мясоедова, связанное ещё до войны на страницах почти всех русских газет со словом «шпион», явилось той силой, которая скрепляла все звенья разрозненной цепи в единое целое» [479].

Спасти Мясоедова могло лишь добросовестно проведённое расследование. Однако, на его беду, начальник штаба Северо-Западного фронта — генерал-лейтенант Гулевич, в руках которого оказалась судьба полковника, являлся ставленником Николая Николаевича. Гулевич поручил проведение расследования генерал-квартирмейстеру М. Д. Бонч-Бруевичу и начальнику контрразведки штаба фронта полковнику Н. С. Батюшину.

14 марта по повелению Верховного Главнокомандующего Вел. князя Николая Николаевича коменданту Варшавской крепости было предписано «учредить военно-полевой суд из штаб-офицеров для суждения подполковника Мясоедова». Состав суда был тщательно подобран не без пылкого участия полковника Батюшина, который настоял на замене неподходящих кандидатур.

Приговор военно-полевого суда был утверждён генералом Рузским. Но казнили Мясоедова, не дожидаясь утверждения, подлинник которого технически можно было получить лишь на следующий день. Мясоедова отвели в одиночную камеру, где он попытался осколком пенсне перерезать сонную артерию. Истекающему кровью Мясоедову оказали медицинскую помощь, а затем, после таинства исповеди и причастия, повесили.

В июне 1915 года Ставка Николая Николаевича в союзе с «общественностью» продавила увольнение Сухомлинов с должности военного министра. 8-го марта 1916 он был уволен с военной службы, в апреле исключен из членов Государственного Совета. 22 апреля 1916 г. был арестован по обвинению в государственной измене и заключён на время следствия в Трубецком бастионе Петропавловской крепости.

Генерал М. Д. Бонч-Бруевич за успешную борьбу со шпионажем получил повышение по службе: назначен начальником штаба 6-й армии. Начальник контрразведки полковник Н. С. Батюшин получил звание генерала.

«Политический резонанс дела Мясоедова был огромным. Свидетели впоследствии признавали, что доказательства вины Мясоедова были неочевидны, вина в измене не доказана, но нарушения всех норм правосудия были налицо. Из переписки между начштаба при Ставке генералом Янушкевичем и военным министром Сухомлиновым становится ясным, что военный трибунал подвергался давлению со стороны Ставки, настаивавшей на смертном приговоре обвиняемому и немедленном его исполнении. Разоблачение измены стало удобным способом объяснения поражений русских армий. Однако общественное мнение России впервые получило официальное «подтверждение» проникновения немцев в высшие государственные сферы. Позиция Гучкова казалась целиком оправданной. Была подготовлена почва для ещё более острого кризиса доверия. Снова поднялась волна слухов, касающихся прогерманских симпатий императрицы» [480].

Дело банкира Рубенштейна является продолжением истории с полковником Мясоедовым. Аналогия прямая. Схожие цели, схожие методы, те же заказчики и те же исполнители в лице генерала Батюшина и его команды.

17 марта 1915 года командующего войсками Северо-Западного фронта генерала Н. В. Рузского сменил генерал от инфантерии М. В. Алексеев.

12 августа генерал Алексеев назначил полковника Батюшина на должность генерала для поручений при генерал-адъютанте Рузском. Батюшин был откомандирован в Петроград по месту назначения. Собственно, с этого момента и начала действовать «Батюшинская комиссия».

Генерал Рузский, склонный свои ошибки перелагать на плечи подчинённых, и искать причину неудач во вне, а не внутри себя, аккумулировавший в себе весь спектр активности по поиску шпионов, и на этом основании, может быть причтён к одному из идеологов «шпиономании».

Несмотря на свойственную ему нерешительность в проведении воинских операций, он проявил гораздо больше упорства в стремлении получить всю полноту власти в обширном районе дислокации армий Северо-Западного фронта (которым он командовал), а также на территории столичного военного округа и в самом Петрограде. Формально эта власть ему нужна была для выявления шпионов. Именно в этой роли как нельзя кстати ему понадобился генерал Батюшин.

«В конце мая 1916 года на основе сведений, регулярно поступавших из Департамента полиции, а также докладов военной контрразведки о подозрительных в пользу Германии банковских операциях Дмитрия Рубенштейна и некоторых других финансовых воротил (среди них сахарозаводчики Абрам Добрый, Израиль Бабушкин, Иовель Гопнер) начальник штаба Верховного главнокомандующего М. В. Алексеев добился разрешения Николая II на создание специальной оперативно-следственной комиссии в рамках Северного фронта. Выбор пал на Генерального штаба генерал-майора Батюшина. Тандем «состоящих при штабе фронта» Бонч-Бруевича и Батюшина, поддерживаемый Рузским, вновь заработал безотказно». [481].

«В истории разрушения государственного строя России имя генерала Батюшина должно занимать одно из первых мест. Разрушать всегда было гораздо легче, чем созидать» [482].

«В расцвете лет, крепкий физически, по заслугам оценённый фронтовым командованием, известный в верхах, в том числе императору Николаю II, уже не разведчик и контрразведчик в чистом виде, а особо доверенное лицо, куратор этих служб 42-летний генерал Батюшин в середине 1916 года будет определён на выполнение крупных задач, напрямую связанных не с воюющим врагом, а с противником, находящимся внутри самой Империи. Причём военная элита определила таковыми не революционеров, их партии и партийных лидеров, не радикальное крыло думцев и особо подозреваемых земцев, не руководителей многочисленных общественных организаций и комитетов, облепивших Действующую армию, а как им представлялось, откровенных разрушителей российской экономики в лице финансовых дельцов, биржевых маклеров и иных воротил большого бизнеса, имеющих прямой выход на заграницу» [483].

В состав сформированной Батюшиным комиссии по борьбе со шпионажем и спекуляцией вошли только проверенные люди, а Батюшин был специалистом по подбору кадров. Многие из них ранее состояли на службе в Варшавской судебной палате, в которой проходило дело полковника Мясоедова. Упомянем лишь полковника Рязанова (Резанова), «носившего чисто русскую фамилию и говорившего по-русски безупречно, но оказавшегося почему-то лютеранином» [484].

«Эта комиссия была настоящим разбойничьим вертепом, где широко применялись все разбойничьи приемы: произвол, насилие, шантаж, угрозы, вымогательство, при этом «вертеп» обладал всею полнотою власти, игнорируя все действующие законы, распоряжался имуществом и жизнью граждан по своему усмотрению или даже по усмотрению одного из своих сотрудников. В распоряжении Батюшина имелась вся полиция и жандармерия» [485].

К работе комиссии имел непосредственное отношение и генерал М. Д. Бонч-Бруевич, но привлечён он был гораздо позже — в декабре 1916 г., когда генерал Рузский командировал его в Петроград «для обследования деятельности контрразведки штаба округа, недавно выделенного из состава фронта, и ознакомления с работой комиссии генерала Батюшина» [486].

Решение арестовать Д. Л. Рубенштейна было принято в Главном штабе ещё в феврале 1916 года. Однако арестован он был на основании расследования «Батюшинской комиссии» по подозрению в пособничестве неприятелю только 10 июля 1916 г.

Арест был произведён не по распоряжению министра юстиции А. А. Макарова, а в результате дознания, проведённого контрразведчиками Батюшина, а также в силу предоставленных комиссии Батюшина широких полномочий. Основание для ареста — предварительное обвинение в государственной измене.

Генерал Н. С. Батюшин таким образом изложил подробности, связанные с арестом Рубенштейна: «Устанавливать за ним /Рубенштейном/ наружное наблюдение было бесполезно, настолько он был ловок. При обыске, например, у него был найден дневник установленного за ним Департаментом полиции наружного наблюдения. Он был в хороших отношениях с директором этого Департамента Климовичем. Да вообще у него были хорошие знакомства в высших сферах. Накануне, например, обыска у него обедал министр внутренних дел Протопопов. Его очень хорошо знала А. А. Вырубова. Про Распутина, которому он доставал любимую им мадеру, и говорить нечего. Ввиду этого разработка дела Рубенштейна представляла огромные трудности не в техническом отношении, а главным образом благодаря его колоссальным связям в Петрограде. При обыске у него, между прочим, был найден секретный документ штаба 3-й армии. Вероятно, у него было бы найдено несравнимо большее количество секретных документов, если бы он не был предупреждён о готовившемся у него обыске человеком, близко стоявшим к председателю Совета министров Штюрмеру /по всей видимости, речь идёт о И. Ф. Манасевиче-Мануйлове – Ю.Р./, что выяснилось лишь впоследствии» [487].

Д. Л. Рубенштейну инкриминировалось участие «в «спекулятивных операциях с немецким капиталом», финансовых операциях в пользу неприятеля, дискредитировании рубля, переплате заграничным агентам при заказах интендантства и в спекуляции хлебом на Волге», более конкретно: «продажа русских процентных ценных бумаг, находившихся в Германии, через нейтральные страны во Францию; продажа акций общества «Якорь» германским предпринимателям; взимание высоких комиссионных за сделки по русским заказам, выполнявшимся за границей, и пр.» [488].

Арест, произошедший на даче, подробно описан в газетных того времени: «В ночь с 9-го на 10 июля у супругов Рубинштейн состоялся званый вечер, на котором присутствовали три видных сановника и близкие друзья. Был сервирован богатый ужин, гости мило развлекались, а Дмитрий Львович, используя благоприятную ситуацию, сумел заключить еще одну сделку.

В 3 часа ночи, когда замерли звуки моторов автомобилей уехавших гостей, а хозяева стали готовиться ко сну, роскошная дача со всех сторон была окружена полицейскими агентами, и в дом вошел представитель жандармского управления полковник Рязанов.

Можно себе представить, какой переполох возник в доме при появлении таких невиданных гостей. Перепуганный лакей, заикаясь, почтительно доложил, что барин в ванной, на что полковник приказал привести его немедленно. Рубинштейн, выйдя из ванной комнаты, увидел жандармского полковника, предъявившего ему постановление на арест. Не веря своим глазам, он дрожащим голосом сказал: «Вы шутите. Это верно шутка моего брата?» В ответ он услышал страшные слова о том, что братья его арестованы еще вечером. Он был так поражен этой новостью, что с него едва не упала простыня, прикрывавшая его наготу.

До самого рассвета продолжался обыск, во время которого Дмитрий Львович все время курил и пил какую-то воду. Обыск закончился в 9 часов утра. Полковник Рязанов поехал на Царицын Луг (Марсово Поле) на квартиру банкира, а с дачи были увезены, в распоряжение следственных властей, обнаруженные полицейскими агентами документы.

Рубинштейн на автомобиле, в сопровождении супруги, был доставлен к коменданту Варшавского вокзала для отправки в Псковскую военную тюрьму. До самой посадки в поезд он верил, что все разъяснится, и потому, скорее убеждая себя, чем присутствующих, громко заявлял: «Мой арест – это сенсация, которая затмит арест Сухомлинова. Помилуйте, я владею капиталом в 300 млн рублей клиентских денег, вложенных самой разнообразной публикой в те банки, где я принимаю участие. Ведь иностранные и российские биржи должны потерпеть крах, если мой арест состоится».

Но когда он увидел в комендатуре вокзала арестованными своих коллег по коммерции, то не мог удержаться от слез. Для арестованных был подан специальный вагон, который был прицеплен к псковскому поезду. Поезд медленно отошел от платформы, а жена Рубинштейна долго крестила ему вслед» [489].

Рубенштейн был заключён в псковской тюрьме, где он просидел несколько месяцев по сути при отсутствии каких бы то ни было веских улик. Их предполагалось получить в процессе предварительного следствия, на производство которого требовалось по закону получить согласие Петроградской судебной палаты, прокурором которой являлся С. В. Завадский — один из самых авторитетных юристов России [490].

Известный правовед М. П. Чубинский в дневниковых записях за январь 1917 г. дал такую характеристику прокурору Завадскому: «…говорят о предполагаемом уходе из прокуроров палаты С. В. Завадского и это будет очень печально. С. В. тонкий и умный юрист, который достойно и энергично вёл себя в таких сложных и щекотливых делах как дело Рубенштейна, Манасевича-Мануйлова и других. Удивительно, что даже такой правый, сдержанный и типичный бюрократ как министр юстиции Макаров, ушёл, не выдержав прекращения дела Мануйлова» [491].

В 1923 году Завадский опубликовал свои воспоминания, согласно которым Батюшин лично явился к Завадскому с вопросами, имеют ли факты, которые послужили поводом для ареста Рубенштейна, состав преступления или нет.  Ответы на поставленные вопросы по-существу являлись правовой оценкой действий «Батюшинской комиссиии» в отношении банкира Рубенштейна. Ведь, если состава преступления нет, то Батюшин действовал незаконно, а Рубенштейна следовало немедленно отпустить. Передача Батюшиным на словах подробностей дела, без протоколов дознания, не давали повод Завадскому усомниться в правильности его действий в том виде, как Батюшин их излагал, а потому Завадский согласился с выводами Батюшина и справедливости его действий с точки зрения закона. Поощрённый, казалось бы, поддержкой, Батюшин решился предоставить Завадскому все конкретные материалы дознания. Но когда прокурор непосредственно с ними познакомился, им овладело чувство подавленности «по прочтении этого детского лепета: всё слухи, всё сплетни, всё обрывки без начала и конца. Рассказы генерала были только смелою попыткой реконструкции целого здания из жалких обломков и отдельных кирпичей» [492].

Свою недоуменную позицию Завадский высказал министру юстиции Макарову. Макаров согласился с позицией Завадского при личной с ним встрече накануне. Однако, вопреки мнению прокурора Петроградской судебной палаты, Макаров, под давлением извне, санкционировал передачу дела на рассмотрение прокурору Варшавской судебной палаты, к чему собственно и стремился Батюшин, поскольку сохранил связи и влияние в Варшавской судебной палате, где при его активном участии было сфабриковано дело Мясоедова. Для производства следственных действий приехали сотрудники Варшавской судебной палаты: следователь Матвеев и товарищ прокурора Жижин — люди Батюшина.

Дальше всё шло по накатанной. Рубенштейна, скорее всего, ожидала судьба Мясоедова. С той только разницей, что осуждением Мясоедова был нанесён мощный удар по Сухомлинову, а осуждением Рубенштейна наносился ещё более мощный удар по Распутину и Императрице. Но и то, и другое, было звеньями одной цепи, и в конечном итоге, было нацелено на подрыв самодержавной власти Царя Николая II.

«Допрашивали Рубинштейна с большим пристрастием в надежде получить сведения, компрометирующие Распутина и царствующую императрицу Александру Фёдоровну. Распространялись слухи, что по поручению императрицы Рубинштейн вёл разные операции с Германией, переводил туда деньги. Однако получить какой-либо компромат против Распутина и Александры Фёдоровны следствию не удалось, поскольку махинации, которые проворачивал Рубинштейн, явно не были связаны ни с Распутиным, ни с императрицей (по утверждению генерал-лейтенанта П. Г. Курлова, Рубинштейн вообще просидел пять месяцев в тюрьме «без всяких оснований» [493].

На сей раз отлаженный Батюшиным механизм неожиданно дал сбой. Отвести готовящийся удар удалось Государыне Императрице Александре Феодоровне, которая, как и Друг Царской семьи Г. Е. Распутин-Новый, была убеждена в невиновности Рубенштейна. Государыня отслеживала ситуацию, и, прекрасно понимая, что арестом Рубенштейна готовится масштабная провокация, настаивала на его ссылке в Сибирь. Ходатайствуя перед супругом о смягчении участи Рубенштейна (Рубинштейна), она писала Государю.

Письмо Государыни Императрицы Александры Феодоровны от 26 сентября 1916 г.: «… поговори с ним [Протопоповым] относительно Рубинштейна, чтоб его без шума отправили в Сибирь; его не следует оставлять здесь, чтоб не раздражать ев¬реев. — Прот[опопов] совершенно сходится во взглядах с нашим Другом на этот вопрос. — Прот. думает, что это, вероятно, Гучков подстрекнул военные власти арестовать этого человека, в надежде найти улики против нашего Друга. Конечно, за ним водятся грязные денежные дела, — но не за ним же одним. — Пусть он совершенно откровенно сознается тебе; я сказала, что ты всегда этого желаешь, так же как и я».

Письмо Государыни Императрицы Александры Феодоровны от 27 сентября 1916 г.: «Поговори   с   Протопоповым   о   следующем: 1.  Сух[омлинов]. — вели найти способ освободить его. 2. Рубинштейн — выслать».

Письмо Государыни Императрицы Александры Феодоровны от 31 октября 1916 г.: «Затем относительно Рубинштейна — этот человек при смерти. Протелеграфируй или же прикажи Алекс[ееву] немедленно телеграфировать Рузскому о переводе Руб. из Пскова в ведение Министра Внутр. Дел (лучше ты сам телеграфируй, тогда он сразу все сделает)».

1 ноября 1916 г.: «Надеюсь, ты послал телеграмму относительно умирающего Рубинштейна?» [494]

Государь, Верховный Главнокомандующий Русской Армии, сам лично не мог вникать в тыловые вопросы (в отличии от своего предшественника на посту главкома Вел. князя Николая Николаевича, который не гнушался лично курировать подобного рода делишки). Но ничто не мешало заняться этими вопросами Императрице. По её настоянию 6 декабря 1916 г (ст. ст.) Дмитрий Рубенштейн был условно освобождён из-под ареста под поручительство — ввиду его тяжёлой болезни. Того же желал и Друг Императорской Семьи Г. Е. Распутин-Новый. Технические вопросы были улажены министром внутренних дел А. Д. Протопоповым. Прогрессивная общественность и великосветская чернь инкриминировала освобождение Митьки Рубенштейна в вину «проискам тёмных сил». Под этим термином подразумевалась сама Государыня Императрица и группа лиц, пользовавшихся Её доверием: Распутин, Вырубова, Штюрмер, Манасевич-Мануйлов, Протопопов.

Неожиданные препятствия, возникшие на пути Батюшина в деле Рубенштейна, лишь подтолкнули генерала к ещё более решительным действиям.

«В 20-х числах августа 1916 г., кстати сказать, уже после ареста Мануйлова-Манасевича, из Ставки были присланы новые полномочия, расширявшие деятельность ген. Батюшина. Ему было поручено приступить к ревизии других банков <…> Комиссия ген. Батюшина стала настаивать на том, что банковские дельцы ведут во время войны ужасную мародёрскую кампанию, что они плодят разруху в стране, губят фронт, что против них необходимо, по примеру того, как наши союзники действуют у себя дома, начать специальную борьбу, что для этого нужны новые законы. Комиссия настаивала, что страна охвачена немецким шпионажем и что с ним нужна серьезная борьба» [495].

Банкир Д. Л. Рубенштейн стал первой жертвой в череде арестов предпринимателей еврейского происхождения. Ему было предъявлено обвинение в выдаче секрета отливки ружейных пуль. За ним последовали два брата Животовские, затем присяжный поверенный Вольфсон, затем мукомолы, а вслед за ними и сахарозаводчики: Абрам Добрый, Израиль Бабушкин, Иовель Гопнер.

Присяжный поверенный Н. П. Корабчевский, работавший на процессе Монасевича-Мануйлова (который, кстати, в комиссии Батюшина был осведомителем), дал такую характеристику Батюшину: «Комиссия генерала Батюшина, созданная по просьбе генерала Алексеева, хорошего военного стратега, но весьма незавидного политика и плохого знатока людей, призванная бороться с хищниками тыла, сама быстро превратилась в алчного хищника, арестовывая направо и налево богатых людей, с исключительной целью наглого вымогательства. Я совершенно в этом убедился, участвуя в предреволюционном уголовном процессе Монасевича-Мануйлова в качестве поверенного гражданского истца графа Татищева» [496]. 

Возможно, что именно неудача с Рубенштейном, не позволившая придать законный характер действиям против Распутина, подтолкнула к принятию самого циничного и подлого решения — ликвидировать Распутина физически, и 16 декабря 1916 г. старец Григорий Ефимович Распутин-Новый был зверски убит заговорщиками.

Смерть Распутина придала решимости врагам Рубенштейна, жаждавшим разделаться с банкиром и, видимо, посчитавшим, что основное прикрытие в лице всемогущего старца устранено. Вскоре, по постановлению уже Варшавской судебной палаты (т. е. на вполне «законных основаниях») Д. Л. Рубенштейн был вновь арестован. В конце января 1917 года он «по законам военного времени как нежелательный элемент административным распоряжением был определён на высылку в двадцать четыре часа в Сибирь под конвоем». Это вызвало волну возмущения в прессе и в еврейских финансовых кругах, как акт злобного антисемитизма. 

Однако Сибирь — не эшафот. Собственно, к этому и призывала Императрица. Такое достаточно мягкое решение можно считать своего рода доказательством невиновности Рубенштейна. Однако, в Сибирь Дмитрий Львович так и не поехал. 28 февраля он был освобождён из тюрьмы восставшим народом.

Из воспоминаний прокурора Завадского: «Дело кончилось ничем, но как именно это произошло, я не знаю. Рубенштейна впервые я увидел в Зимнем дворце, в столовой, где завтракали члены и следователи верховной комиссии, исследовавшие злоупотребления старого режима. Зачем он туда пришёл, меня никто не осведомил, но тогда я собственными глазами удостоверился, что он уже выпущен на свободу. А затем я был вызван в качестве свидетеля сенатором В. А. Бальцем, стоявшим во главе комиссии, в задачу которой входило расследование злоупотреблений специально военного ведомства. Оказалось, что под стражею находится уже генерал Батюшин: ему, если не ошибаюсь, вменялось в вину включение ложных сведений о ходе дознания по делу Рубенштейна в письменные доклады начальству» [497].

В конце февраля 1917 г. по распоряжению Временного правительства был арестован и посажен в дом предварительного заключения уже сам Батюшин со своими сподвижниками Резановым, Логвинским и другими. Однако, задача, поставленная генералу Батюшину его начальниками, была выполнена.

Итог таков: дело Мясоедова — дело Рубинштейна — убийство Распутина — принуждение к отречению Государя — это и есть последовательные ступени заговора Великих князей, заговора генералитета, заговора группы спасателей-убийц, которые в совокупности можно рассматривать, как составные части одного целого — общего заговора князей мира сего против Помазанника Божьего. В том и состоит причина разрушения России: в сатанинской гордости одних — вдохновителей и вождей, кто направлял и приказывал, и преступной слепоте других — слуг, псарей, слепых исполнителей, кто преследовал, травил, убивал. И то, и другое есть результат отступления от Бога. Поэтому восстание против Царя — есть восстание против Бога людей, имущих внешнее благочестие, но силы его не имущих, восстание лжецов-фарисеев и их слепых орудий (слепые вожди слепых) на Христа.

Источники:

[473]. «Николай Степанович Батюшин. У истоков русской контрразведки. Сборник документов и материалов» // Вл. Бурцев. (Отдельный оттиск из № 2 «Будущее») // Издательство: «Кучково поле», 2016 г. // сайт: Читалка (4italka).
[474]. Шавельский Георгий. Воспоминания последнего Протопресвитера Русской Армии и Флота (в 2 томах), Том 1. Издательство: Крутицкое патриаршее подворье, Москва, 1995 г.
[475]. Шавельский Георгий. Указ. соч.
[476]. Шавельский Георгий. Указ. Соч.
[477]. Васильев И. И., Зданович А. А. «Генерал Н. С. Батюшин. Портрет в интерьере русской разведки и контрразведки» — Предисловие к книге Н. С. Батюшина «Тайная военная разведка и борьба с ней». Изд-во X-History, букинистическое издание, 2002.
[478]. Васильев И. И., Зданович А. А. Указ. Соч.
[479]. Шацилло К. Ф. «Дело» полковника Мясоедова // Вопросы истории. 1967. №2. Сайт Юрия Бахурина.
[480]. Катков Г. М. Февральская революция. Перевод с англ.: Н. Артамоновой, Н. Яценко – М.: Русский путь, 1997.
[481]. Орлов Владимир. «Двойной агент. Записки русского контрразведчика». Издательство Современник, 1998.
[482]. Орлов Владимир. Указ. Соч.
[483]. Васильев И. И., Зданович А. А. Указ. Соч.
[484]. Из записок прокурора Завадского // цит. по Орлов Владимир. «Двойной агент. Записки русского контрразведчика». Издательство Современник, 1998.
[485]. Орлов Владимир. Указ. Соч.
[486]. Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам! М: Воениздат. 1958. Гл.8. // Сайт «Милитера» («Военная литература»): militera.lib.ru
[487]. Васильев И. И., Зданович А. А. Указ. Соч.
[488]. Рубинштейн Дмитрий Львович. // Сайт «Хронос», редактор Вячеслав Румянцев, со ссылками на источники.
[489]. О деяниях банкира-миллионера Рубинштейна. // Сайт: Без формата.ru со ссылкой на публикации середины июля 1916 г. в «Петроградской газете», «Петроградском листке» и др.
[490]. Орлов Владимир. Указ. Соч.
[491]. Васильев И. И., Зданович А. А. Указ. Соч.
[492]. Из воспоминаний Завадского // цит. по: Орлов Владимир. «Двойной агент. Записки русского контрразведчика». Издательство Современник, 1998.
[493]. Дмитрий Леонович Рубинштейн. Материал из свободной русской энциклопедии «Традиция», traditio.wiki, со ссылкой на Курлов П. Г. Гибель Императорской России. — М.: Современник, 1992.
[494]. Платонов О. А. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М: Родник, 1996.
[495]. «Николай Степанович Батюшин. У истоков русской контрразведки. Сборник документов и материалов» // Издательство: «Кучково поле», 2016 г. // сайт: Читалка (4italka).
[496]. Орлов Владимир. Указ. Соч.
[497]. Цит. по: Орлов Владимир. Указ. Соч.