две женщины

– Знаешь, я приехала оттуда не той, что уезжала… я изменилась. Побывав там и увидев своими глазами о многом начинаешь думать иначе, многое встаёт на свои места… Не могу рассказывать подробности, но поверь, всё так и есть…

Они сидели в недавно облюбованном ресторанчике корейской кухни. Им здесь нравилось. Не слишком часто получалось встречаться, но когда это случалось, долго не могли наговориться. Были темы, которые они могли обсуждать только между собой.
Два человека в большом городе.
Две женщины.
В городе, который саботировал реальность тем, что не признавал значимость происходящего, прикрываясь каждодневной рутиной. Делал вид, что не признает. Но, конечно, это была неправда. Город с героическим прошлым, освящённый подвигом простых людей, сумевших пережить страшное, он сейчас снова проходил испытание. Так же как и люди, живущие в нём. Так же как и каждый отдельный человек. Внутри этого города за столиком сидели две женщины и говорили о том, что происходит вокруг. О знакомых людях, которые сделали свои выборы, о том как времена проверяют на прочность и человечность всех. Каждого. Реальность оказалась интереснее любого кино, давненько не было таких условий для проявления своей сути как сейчас. Произошли события, по отношению к которым мир каждого разделился на «своих» и «чужих». Проявилась великая духовная битва. Так ли удивительно, что их страна снова приняла на себя удар.
Обе они, каждая по-своему, чувствовали энергию этой битвы.
Обе, в меру своих сил, в ней участвовали. Как, впрочем, и каждый. Каждое живое существо в такие времена, вольно или невольно, встает под те или иные знамёна. Даже если не осознаёт, даже если пытается сбежать или «не участвовать». Там, в духовных пространствах, только два воинства, только две силы ведут извечный бой.
Только две.
И сейчас всех опалило дыханием этой битвы.
Ибо такие времена.
Времена, из которых не выскользнуть.
– Мне трудно, – говорила одна. – Я словно оголена, как будто на мне нет кожи, я чувствую всё. Меня ранят… ранят какие-то вещи очень сильно…
– Это потому, что ты воин. Ты говоришь о важном. Говоришь с людьми напрямую, глаза в глаза. Тебя слышат. Ты всегда была такой, просто сейчас это стало заметно всем, – утешала другая. Хотя, конечно, что за нелепое утешение.
– Поэтому в тебя летит столько всего. И впрямую, и рикошетом. Что тут скажешь… Идёт большая битва по всем «фронтам» и никто не стесняется в средствах. Просто держись, ладно…
– Ладно, – улыбнулась в ответ. – Я стараюсь. Я молюсь. Я делаю, что могу.

Выпили немного соджу. В принципе, они могли и не разговаривать вовсе, всё и так понималось без слов.
– Знаешь, что вспомнила… Бродский писал – «всякое творчество есть по сути своей молитва. Всякое творчество направлено в ухо Всевышнего» … Моя «кожа» тоже истончается, когда я начинаю писать. Я заметила. Это не так просто, как может показаться.
Помолчав добавила:
– Кто знает какими «молитвами» этот мир всё ещё держится на плаву…
– Да, посмотришь на «творчество» некоторых и сразу становится видно кто и за что «молится», кто и что «льёт» Богу в уши.
– Это точно!

Вспомнили несколько «примеров», смеялись, как ненормальные, разряжая пространство вокруг себя. Когда они вот так вместе смеются или просто разговаривают, пропуская мир через свои сердца, тьме к ним не подобраться.
Бойцы «невидимого фронта».
Воины света.
Две женщины в большом городе.
Пьют соджу, говорят о мире и «молятся» каждая своим словом.
Ибо каждый живущий учтён.
Каждый «завербован».
В этом мире у всего есть только две стороны.
А иных сторон не бывает.