Атланта. Глава 6. 4
в конечном итоге неизбежно окажется погребенным
среди огромного множества тех, кто нехорош» ©
— Лично я не намерена посещать Глеба ни сейчас, ни когда-либо вообще! — ругалась Шостко, едва смена в госпитале закончилась, и все принялись разойтись по домам.
— Однако вежливость требует, чтобы мы все-таки нанесли ему визит, — заметила Маша, тоже получившая накануне приглашение на новоселье.
— Визиты наносить — а как же! — усмехнулся Смертин. — Я никуда не пойду. Он был достаточно подл, когда подвел меня во время попытки побега в Техас, а я как дурачок, кинулся на эту уловку… А о том, как он подставил Гордеева, даже вспоминать не хочу.
На деле же причиной такого его неоднозначного отношения к бывшему приятелю стала ссора и окончательный разрыв с Олькович. А все из-за её ребенка, который становясь старше, все меньше походил на него самого, точнее окружающие не находили в нем никаких признаков схожести с ним самим, что для Анатолия Смертина не выглядело такой уж сенсацией, но это бросало тень на репутацию Олькович.
Толик не хотел разубеждать коллег в обратном. Ведь в каком-то смысле все эти люди действительно были правы. Этот ребенок не имел к нему никакого отношения, но раз Виктория пошла на уступки, удочерив нажитую им от уроженки Саратоги девочку, он поклялся не разглашать её тайны, интуитивно догадываясь, кем мог быть отец её ребенка.
По этой причине Толик все больше и больше начинал воспринимать в штыки новые достижения Лобова. А когда терпеть ложь стало совсем невмоготу, в очередной раз поругавшись с Олькович, он окончательно разошелся с ней по разные стороны баррикад, отказав ей в материальной поддержке детей.
Смертин был уверен, что раз сын у неё был от Лобова, пусть он и содержит своего ребенка. Тем более деньги у него теперь водились; Олькович просто стоило обратиться к нему за помощью, тот бы вряд ли ей отказал, даже если бы не шибко поверил, что этот ребенок и вправду был его.
С той поры Толик загорелся желание свести с ним личные счеты, планируя ему за все отомстить, и за свою бывшую невесту, в том числе. Так он начал максимально распространять слухи о его любовных шашнях с Олькович, прижившей от него ребенка вопреки данному им ей накануне обещанию никому об этом не рассказывать. Но приводя в действие первую часть своей мести, тогда Смертин ещё не догадывался, какой резонанс в обществе вызовет добытая им информация.
А когда об этой скандальной сплетне гудел не только госпиталь, где он работал, но и чуть ли не вся Атланта, так и не простив ему подобного предательства, Виктория собрала свои вещи и съехала от тетки, уволившись с прежнего своего места работа.
Оставшись ненадолго без средств к существованию, она была готова бежать куда глаза глядят, лишь бы её дети не превратились в объект для насмешки, но Смертину этого оказалось мало. И чувствуя инстинктивно, что в этот раз их разрыв будет окончательно и бесповоротным, преследуя цель нанести бывшей невесте последний и решающий удар, он присовокупил к своей сплетне информацию о том, что якобы Лобов был тайно влюблен в свою сводную сестры, но не в состоянии ответить ему тем же, Чехова скоропостижно сбежала от навязчивого поклонника, выскочив замуж за Рудаковского.
В принципе, его заявление было не таким уж далеким от истины, но оно произвело настоящий фурор среди общественности, готовой обсуждать кого угодно, лишь бы эта информация не касалась их самих.
Так Лобов, сам того не подозревая, стал самой обсуждаемой фигурой в городе, на что сам он вряд ли когда-нибудь обращал внимание, все меньше и меньше взаимодействуя со своим прежним окружением, с которым у него не осталось ничего общего.
«Ах, Глеб такой сердцеед, — сразу крутил любовь с обеими! — возмущалась пораженная до глубины души Маша, узнав о похождениях бывшего коллеги, будто её саму окружали сплошь одни личности с незапятнанной репутацией. — Какой наглец и бедные девочки!»
Ранее она и подумать о нем такого не могла, ведь он выглядел всегда таким отстраненным, высмеивая чужие привязанности и любовные интрижки, а сам оказался не лучше. И даже хуже, чем можно было от него ожидать.
Что, однако, не помешало ей с энтузиазмом принять его приглашение на новоселье, которое он специально разослал своим знакомым с целью в очередной раз поглумиться над ними на празднике и отомстить им за насмешки, окончательно разрывая связь со старой гвардией.
Новиков отнесся к идее жены посетить бывшего коллегу скептически, не теряя надежды отговорить её от принятого решения. Лично он не понимал, почему должен был держаться с ним вежливо после того, как тот их чуть всех не перестрелял.
И все же, несмотря на его критику, открещиваться от общества Лобова Новиков не спешил, пусть тот и водил дружбу с представителями вражеской стороны, — ловкими и изворотливыми подонками человеческого общества. Но об обещании устроить его в Эдинбургском медицинском колледже благодаря связям своего покойного отца, Рудольф не забывал ни на минуту. И если он даже собирался его посетить, то только по этой причине, намереваясь мимоходом напомнить о себе.
Амбиции и личная выгода одержала верх над его неприязнью, и упускать единственную «лазейку» в плане быстрого карьерного рывка, Новиков не собирался, чувствуя себя уютнее в мире абстрактных идей.
Быстро приспосабливаясь к переменам, Лобов окончательно забросил свою непосредственную деятельность, и передав её в управление нанятых людей, полностью сосредоточился на финансовых махинациях, представлявшие для него своеобразную игру, требующей постоянной бдительности и тактического мышления.
И стоило ему представить на миг, как будучи пойман на крупном мошенничестве, он поднимается на эшафот под злорадными взглядами ликующей толпы, в его крови начинал играть такой адреналин, что пускаясь во все тяжкие, он генерировал новые идеи, надеясь перехитрить всех вокруг.
Подобные видения его приятно взбадривали. Это напоминало «хождение» по лезвию бритвы, где возникал риск сорваться вниз и, потеряв все нажитое за последние годы, больше не подняться с колен никогда. Поэтому снова бросаясь в очередную авантюру, ему каждый раз приходилось все тщательней прорабатывать её детали, чтобы добиться необходимого результата, оставляя позади конкурентов.
Давно канули в небытие понятия о нравственности, а границы морали стали настолько размытыми, что уже сложно было различить, что является «злом», а что есть «добро». Так что те смутные времена, когда всего можно было добиться только путем интриг и обмана, стали в какой-то степени и его временем.
Теперь его новыми друзьями стали республиканцы-нувориши, и снискав себе славу «подлипалы», подпевавшего северянам, в глазах преданных Югу сограждан он стал предателем.
Помучившись вначале угрызениями совести, а потом чувствуя, как напускное безразличие сменяется подлинным, он позволил себе роскошь поступать так, как ему хотелось, посылая всех к черту, если эти люди приходились ему не по душе.
Так, изображая до поры до времени человека, которым, по сути, никогда не являлся, стоило ему дорваться до власти, как он начал снимать привлекательный для окружающих «камуфляж», являя окружающим свой истинный облик. Обретенная власть довольно быстро обнажила в нем тщательно скрываемые пороки.
Познав то приятное опьянение, какое бывает у тех, кто своим образом жизни бросает откровенный вызов благопристойному обществу, — у игрока, мошенника, или политического авантюриста, — словом, у всех, кто процветал за счет хитрости и изворотливости ума, Лобов говорил и делал, что хотел, пока в своей наглости не перешел все границы.
Пребывая в особенном расположении духа, бывало, он частенько брал с собой кнут и гнал по городу свой экипаж, не разбирая дороги, и рискуя при этом задавить какого-нибудь прохожего, а то, что он сам мог погибнуть во время столкновения со встречной каретой, его как будто не волновало. Главное скорость и производимый гонками эффект на население, на остальное же ему было совершенно наплевать.
Завидев издалека этот экипаж, жители предпочитали заблаговременно сойти на обочину, дабы не оказаться под его колесами. Лошади его были здоровы и полны сил, и он мог позволить себе гонять их по Атланте с утра до вечера.
Про таких как он обычно говорили: «Трава уж никогда не вырастала там, где ступила нога его коня». Но одного негра Лобов все-таки умудрился задавить, заплатив за него приличный штраф в Бюро вольных людей, а потом как ни в чем не бывало продолжил свои поездки по городу, не придавая как раньше особого значения мерам безопасности.
Воры, казнокрады, взяточники, мародёры стали его новыми приятелями, заменившие ему прежний круг общения.
«Паршивые овцы», нажившие свое состояние во время войны, как и его мать, получив сомнительные правительственные контракты, занимались такими темными делами, в которые лучше было не вникать. У этого парня была какая-то удивительная способность выбирать для общения не тех людей.
К нему как магнитом притягивало всяких жуликов и маргиналов. Чехова, узнав, что её сводный брат стал «подлипалой» и водит дружбу со всякой шушерой, была готова сгореть от стыда, отчасти чувствуя свою вину за то, что он стал таким. И возможно из-за неё.
И превратившись скоро в самую неоднозначную фигуру в Атланте, для «своих» он всегда оставался олицетворением мира «общества» прежнего Юга, к которому эти пришлые люди так жаждали приобщиться.
Презирая своих новых знакомых, Глеб в то же время получал удовольствие от общения с ними. Впрочем, даже тем, кого он привечал в своем доме, приходилось немало от него терпеть. И позволяя этим людям творить все, что заблагорассудится, он не забывал при этом напоминать им, что в любой момент он мог их уничтожить, а его милость — обернуться для них казнью, ведь он немало знал об их темном прошлом, готовый воспользоваться этой информацией на свое усмотрение.
Поэтому как только они начинали его раздражать, он без стеснения выставлял их за дверь, зная, что рано или поздно они приползут к ней с извинениями, терпя его резкие высказывания в адрес республиканцев и «подлипал». Так он вымещал на них скрытую горечь, а те, смиряясь со вспышками его раздражения и неприкрытой грубостью, несмотря на обещание больше никогда не переступать порог этого дома, спустя время опять возвращались к нему, стоило им получить от него очередное приглашение на ужин.
Тем не менее, какие бы слухи о нем не ходили, но особой ветреностью в отношениях с противоположным полом он не страдал.
Выбрав для себя одну или две любовницы, на протяжении определенного отрезка времени он с переменным успехом хранил «верность» то одной, то другой, стараясь вести себя так, чтобы эти любовницы, находившиеся на его содержании, никогда не узнали о существовании друг друга.
Та самая миловидная буфетчица, с которой он имел честь познакомиться ещё в годы войны в одном из баров, переживая из-за поступка сводной «сестры», согласившейся танцевать с Гордеевым на аукционе, принадлежала к числу девушек, хлынувших в город, чтобы найти работу если не в качестве натурщиц, то хотя в роли статисток в захудалом театре.
Через несколько лет, когда их неизбежно заменяли более юные сверстницы, не найдя себе за это время постоянного «опекуна», они заканчивали свою жизнь на панели, либо возвращались домой постаревшими и раскаявшимися.
Ей повезло чуть больше: она сумела зацепиться за место в баре.
Не совсем уверенная в себе и привыкшая прежде довольствоваться общением с «ухажером», старше её на целых сорок восемь лет, к которому она не испытывала ничего, кроме отвращения, общество Глеба пришлось ей по душе.
Эти двое очень вовремя «нашли» друг друга. У последней как раз заканчивались деньги, и она успела поругаться со своим стариком, отказавшего ей в опекунстве, а Лобов, воспользовавшись подвернувшейся ему возможностью, смотрел на эту связь как на способ забыть Чехову.
Живая и своеобразная, в любовном плане Инна фантазировала также смело, как и он сам.
Пытаясь превзойти ожидания своей новой подруги, парень выходил за грани своих возможностей. И когда после неутомимых любовных трудов та укладывалась у него на плече, напоминая скорее не довольную любовницу, а пациентку, до сих пор не вышедшую из наркоза, утешая её и баюкая при свете луны, освещающей роскошную спальню, он представлял на её месте Чехову, потерянную для него теперь навсегда.
Глава 6.5
http://proza.ru/2024/07/15/712
Свидетельство о публикации №224071300790