Пансионат. Ню Аббривиконцептура

 Эта глава публикуется с купюрами. Подверглась значительной обрезке цензорами, к сожалению))


Ню [Аббривиконцептура]

                «Коровы костюмов не носят
                Верблюды без юбок живут
                Ужель мы глупее в любовном вопросе,
                Чем тот же несчастный верблюд?»

                Николай Олейников «Послание бичующее
                ношение одежды»

Однако, точка в поиске Директора на этом не была поставлена. Директора продолжали искать. Подпольно, подвально, подвывально. Ну «ищут пожарные, ищет милиция» – это уже из области спиритизма. Здесь задействованы иные посттехнологии. Параллелограммная самбруозза. Триэффективная и в высшей степени незапоминающаяся.
Y. стоял перед дверью чёрной лакированной с огромными алыми буквами МИРР. Он нажал квадромассивную псевдобриллиантовую ручку и с усилием открыл тяжёлую дверь. За нею оказалась небольшая комната, по которой в дичайшем хаосе были разбросаны листы бумаги. Они также летали по комнате как загипнотезированные прямоугольные чайки; некоторые опускались на пол, некоторые продолжали парить и парить, будто в комнате сохранялись устойчивые воздушные потоки. Но не это удивило Y. По комнате бродили три голых девицы, всю одежду которых составляли лишь босоножки на высоких каблуках, и что-то беспорядочно записывали на разбросанных листах бумаги. В углу на столе посреди бурбуреда бумаг стоял абсолютно обнажённый юноша, напоминающий «Давида» Микеланджело и декламировал стихи на тарабарском языке.
Y. затормозил, дёрнулся было назад, но уж больно соблазняли голые девицы. Он застыл как вкопаный и молча созерцал.
- Закрывайте дверь, - сказала одна из девиц, та, что поблондинистей, - сквозит.
Y. прикрыл дверь, кашлянул в кулак и вежливо спросил: «Вам не холодно?»
- Вы принесли стихи? – спросила другая поквазибрюнетестей, не обращая внимания на вопрос, - кладите на стол.
- А… что это за организация? – подавляя смущение и эрекцию, спросил Y.
- МИРР, - торжественно сказала третья. У неё вовсе отсутствовали волосы – тотальная депиляция во всех местах. – Мир ирреального – союз писателей-ирреалистов. Кредо союза – улитература. Лозунг союза: от ирреального к ирреальному.
- Улитература? Это как понимать? – спросил, волнуясь Y.
Бритая девица его дико возбуждала, причём именно своим дискурсом, а не гладким пискурсом.
- Да понимайте как хотите, - эпиляторная перебежала в другой угол комнаты с возбуждающее подпрыгивающими сиськами. – Хоть утопия + литература, хоть улётия + литература, хоть упадия + литература. Можно и утробия + литература или уродия + литература. И вообще, придумайте любое слово на букву «у»…
В этот момент парень на столе слишком громко задекламировал и заглушил последние слова. Когда его маяковско-цицероновский спитч закончился, первая поблондинистей сказала: «Если вас не устраивает наш МИРР, рядом есть ПТОРОДАКТИЛЬ».
- Ну… я не знаю… - эрекция просто заглушила все слова, и Y. не знал что сказать.
А тут ещё вторая стала в такую наклонную позу и что-то записывала на полу, что Y. почувствовал, что вот-вот…
- Если вас всё устраивает, - сказала брито-дипиляторная (и ещё больше возбудила Y., ибо именно её слова в сочетании с нигилизмом тела, возбуждали больше всего), - то раздевайтесь и присоединяйтесь.
- А?..
- Только без контактов, - бросив злой взгляд на выпирающую эрекцию Y., - сказала первая, - здесь вам не бордель, а союз писателей.
- Понятно… - у Y. всё упало. И настроение тоже. Он попятился и вышел в коридор.
На следующей очень скромной дээспэшной двери было коряво выведено чёрной краской: ПТОродактиль. На двери отсутствовала ручка. Y. толкнул дверь, она распахнулась. Абсолютно безмебельная комната с белыми стенами, исписанная углём, отчего стены и потолок были уже и не белыми, производила впечатление гнетущее и деструктивное. На полу на грязной рогожке сидели два небритых и нечёсаных мужичка. Один был одет в застиранные серые армейские кальсоны и потёртый пиджак на голое тело, а другой – в рваные джинсы с подтяжками.
Увидев Y., мужички радостно замахали руками:
- Заходи, третьим будешь!
- Я вообще-то не пью, - попятился Y.
- Да мы тоже не пьём, потому что пить нечего, - весело сказал тот, что в пиджаке.
- А что за объединение, насколько я понял творческое, вы представляете? – не переступая порога спросил Y.
- Последнее тлетворческое объединение антипоэтов ПТОродактиль! – гордо поднял руку тот, что в подтяжках.
- И что же вы здесь тлетворите? – осторожно так спросил Y.
- Всё, что тлеет, то и творим, - ответил пиджачный.
- И всё, что твориться – растлеваем, - в унисон ему почти пропел подтяжечный.
- И долго оно у вас будет тлеть? – съязвил Y.
- Ну пока не раздуем мировой пожар. Из искры, как говорится…
- Ну это мы уже проходили, - махнул рукой Y. и ему стало скучно.
- Да ничего, мужик, - у пиджачного рот растянулся чуть ли не до ушей (очень оттопыренных, ну прямо чебурашечных), - ещё раз пройдёшь, история движется по кругу, читай античных авторов.
- Пускай себе движется, на здоровье, а мне с ней не по пути, - и Y. оказался в вечном коридоре.
На следующей двери из синего толстого стекла готические золотые буквы сплетались в слово САПФИР. Циклопическая дверь открылась плавно и мягко. Сначала в полумраке Y. ничего толком не разобрал: какие-то тени, фигуры несообразные, плавающие в ароматизированном дыму, но попривыкнув и откашлявшись всё понял: творцы великих грёз. Три мужчины и три женщины в перенасыщенно-эклектических экзотических нарядах с сюрреалистическими кальянами записывающие на голубом пергаменте павлиньими перьями нечто. Ну какие-нибудь эзотеротрансмистеротекстоиды.  Все шестеро сидели в архийоготантрических позах, на описание которых может уйти не одна сотня страниц и не один месяц работы (такой роскоши себе позволить нельзя), поэтому голая констатация – позы убийственно эквилиберные. Глаза полу или на 2/3 закрыты. И ещё мелодия, которую Y. поначалу принял за шум неисправного агрегата и на возню общебытовых грызунов.
На Y. никто не обратил внимания. Он походил по комнате, послаломировал между впавшими в транс, и, наконец, увидел на вычурной конторке огромный фолиант в кожаном переплёте. На первой странице просто жгла надпись: САПФИР – союз антиписателей фантазмъиириалистов. Никого не приглашает. Кто пришёл, тот остался, кто ушёл – тот распрощался.
«Понятно, - подумал Y., - Штирнер+веданта+дада+Дали+шизоанализ+ Штейнер+ ньюэйдж+ ЛСД +… ещё всякая постчеловеческая хрень…»
Пролетающий бронзовый колокольчик, нежно позванивая, стукнулся о плечо Y. и резко неприятно звякнул
«Это знак», - подумал Y. и вышел.
Следующая дверь была скорее похожа на дверь в старой районной поликлинике. Красной краской по трафарету было вибито: ДОСААФ.
Y. толкнул дверь. Она громыхнула, но не открылась. С обратной стороны её держал ржавый крючок. Y. увидел его сквозь щель между дверью и косяком. Y. вежливо постучал.
- Да;да;, - донеслось из-за двери.
- Можно войти?
- Да;да;, - опять тот же голос (довольно приятный, но непонятный – то ли женский, то ли мужской, а может и детский)
Крючок сам собой откинулся, дверь распахнулась и Y. оказался в царстве газетных и журнальных вырезок, расклеенных везде: на стенах, полу, потолке и на оконных стёклах. Три неидентифицированных субъекта тоже были обклеены с головы до ног газетными и журнальными вырезками, причём некоторые из вырезок были из порнографических журналов.
Эти трое занимались составлением коллажей опять же таки из вырезок печатной продукции, а также из кусков ткани, резины, линолиума, ваты, перьев и ещё трудноподдающихся определению фрагментов. Y. хотелось спросить что это за дурдом им. И.П. Павлова или З. Фрейда, но он выдавил лишь недоумённое: «Что это?»
- Ну вы же грамотный человек, судя по виду и очкам, - сказало одно из существ голосом в высшей степени унисексуальным, - там же красным по белому написано: ДОСААФ.
- Да, но…
- А, вы думали здесь мотокроссом занимаются?
- Да ничего я не думал…
-  Да;да;, думали. А здесь вам не мото и не фото – здесь ДАДА.
- Да, да… - покачал головой Y.
- Именно так – ДАДА. ДОСААФ – Дадаистическое общество содействия абсолютной антифилологии, - сказало второе нечто-оно.
- Да-да, - согласился Y., - не буду вас отвлекать от столь серьёзных дел.
- Да;да;, - хором повторили тринО.
Y. вытолкнулся обратно в коридор. Ржавый крючок на двери с обратной стороны автоматически вошёл в ржавую петлю.
На следующей двери громоздилось аж три ручки.
«Это чтобы с пьяну не промахнуться?» - подумал Y.

.... .... вырезано цензурой..... ......


 и вывалился обратно в коридор.
- Осторожней! – девушка в мини-мини юбке (а может это у неё пояс такой был?) отпрыгнула в сторону и чуть не уронила стопку папок.
- Pardon madam! – поклонился Y. и вперился взглядом в точку золотого треугольника, составленного бёдрами девушки и этой самой миниминиюбкой.
Взгляд Y. своей откровенностью и наглостью смутил даже его самого.
- Вы там что-то забыли? – с ехидцей осведомилась девушка.
- Где?? Ах… - Y. немного отпрыгнул назад и потупился пристыженный, чувствуя как его уши полыхают от прилива крови. – Я… -
- Понятно, - иронично улыбнулась девушка, и две очень симпатичные и эротичные ямочки на её круглых румяных щёчках окончательно смутили Y.
- Можно… Вам помочь, - предложил он, пытаясь успокоится и справится с нахлынувшим чувством стыда.
- Ну если Вас не затруднит… и у Вас есть время… - кокетливо наклонила голову девушка.
- Время не волк… - махнул рукой Y., - то есть я хотел сказать… - он подхватил у красотки стопку папок и спросил: Куда?
Девушка показала на ярко-красную дверь.
-
Y. удивлённо посмотрел на неё, хотел выразить своё…, но не заметив красную дверь, стукнулся лбом о лакированную поверхность и уронил папки.
- Спасибо за помощь, - засмеялась девушка. В глазах её искрилась добрая и нежная ирония.
- Со мной… это… иногда бывает, - рассеянно и неуклюже собирая папки, оправдывался Y.
- Это со всеми иногда бывает, - девушка стала ему помогать.
- А как Вас зовут, - взгляд Y. встретился с доброжелательным, открытым, располагающим взглядом.
Девушка чуть-чуть смутилась и это смущение передалось Y.
- Альбина.
- Вам идёт это имя, Вы вся такая светлая и волосы у Вас красивые и глаза…
- Спасибо за комплимент… - щёки Альбины зарделись. - Ну вот и всё, мы уже пришли… - она открыла красную дверь с вычурной надписью : Плагиатор.
Комната отличалась скромностью и даже неким аскетизмом. По всему периметру стояли стеллажи от пола и до потолка плотно уставленные книгами. За столом сидел мужчина в очках, с залысинами, профессорского вида и что-то быстро писал.
- Вот Баснопис Баснописович, принесла, - сказала Альбина и показала Y. куда сложить папки.
- Спасибо, - сухо ответил «профессор» и оторвался от письма. – А это кто? – он взглядом указал на Y.
- Случайный знакомый, - Альбина слегка покраснела. – Кстати, Вы так и не представились, - она укоризненно глянула на Y.
- Ну, у меня много псевдонимов… поэтому настоящее имя… - начал было Y.
- А Вы писатель? – ярко-голубые глаза девушки заискрились от чего стали насыщенно-сапфирными.
- В некотором роде, - Y. пожал плечами, - я поэт.
- Начинающий? – теперь уже засветились глаза профессорского вида мужчины. Это было видно даже сквозь его толстые линзы очков.
- Да не то чтобы… но ещё…
- Вот, у нас для начинающих поэтов, - и «профессор» ему сунул рекламный листок.
На белом глянцевом прямоугольнике в изящной рамочке зиял следующего содержания текст:
Издательство «Плагиатор» предлагает начинающим писателям готовые тексты по умеренной цене.
- Нет… мне это как-то… не подходит… - Y. вернул листок «профессору».
- Я главный редактор, - сказал, вставая мужчина, - могу Вам сделать скидку.
- Нет, спасибо, спасибо, - Y. попятился к двери.
- А о чём Вы пишите? – поинтересовалась Альбина, и в глазах её сияла не только заинтересованность.
- Да, собственно, ни о чём, - развёл руками Y.
- То есть? – тонкие бровки Альбины поползли вверх.
- То есть вообще ни о чём, просто набор слов ни о чём или просто набор слов. Стиль НФ.
- Научная фантастика? А при чём здесь научная фантастика? – это уже вмешался главный редактор.
- Не научная фантастика (Y. уже забодался объяснять всем), а нонсенс фри.
- Нонсенс фри??? Первый раз слышу, - главред скорчил удивлённую мину.
- Я тоже впервые слышу, - пожала плечами Альбина.
- Ну я пока единственный представитель…
- Понятно, - отрезал главред, - значит нам с Вами не по пути. И он стал дальше что-то быстро писать.
Y. улыбнулся и вышел в коридор. К его радости вслед за ним вышла Альбина.
- А я думал Вы здесь работаете? - Y. не скрывал своей симпатии к девушке, и это было написано не только у него на лице, но и ещё где-то в воздухе над ним в виде нескольких нимбов.
- Нет, я работаю в организации ФИКУС. Фантастика и кунсткамерные устрицы. Это этажом выше. Специализируемся на фантастике подводных приключений.
- Альбина…
- А Вы ведь так и не представились…
- У меня довольно специфическое имя… Называйте меня просто… Игрек…
- Забавно, - улыбка Альбины вновь продемонстрировала Y. обворожительные ямочки на щеках. – А почему не Икс? Мистер Икс!
- Потому что Икс уже был и Мистер тоже…
- Ну хорошо, Игрек, рада была знакомству. К сожалению, я очень спешу, пока, - Альбина протянула Y. свою маленькую тонкую почти детскую руку.
 От её пожатия Y. чуть ли не провалился в подпол или взлетел к небесам, пробив крышу пансионата… Что-то с ним произошло из ряда вон… Как и должно происходить, когда…
- Пока, - пока Y. пребывал в прострации, Альбина быстро удалялась по коридору в бесконечность.
- Мы с Вами ещё увидимся? – крикнул вслед Y., охваченный чувством… таким чувством… одним словом… что ни одного слова…
- Да, заходите в ФИКУС в любое время, но не сейчас… час… час.. - донеслось до Y. уже эхо-эхо-эхо.
Y. расправил плечи и засиял как всё новое ещё без отпечатков пальцев. Он возлетел и воспарил, и мечты его полились, как там пишут в романах, полноводной рекой или, может быть, даже двуречьем. Он засунул руки в карманы и стал вольяжно прохаживаться, всё больше и больше, выше и выше мечтая… фантазируя… воображая… и… вдруг нащупал в кармане какую-то бумаженцию. Он вытащил её и вспомнил. Это была листовка из

..... вырезано цензурой ..... ....


Y. брезгливо поморщился и хотел было разорвать эту гадость, но, подумав, решил сохранить для истории.
Следующая дверь, которую обнаружил Y., двигаясь по коридору, была чёрной. На ней жёлтыми буквами было просто без всяких прибамбасов написано:

.... вырезано цензурой .... .....


 Дверь легко открылась. Посреди комнаты, практически лишённой мебели, стоял круглый стол, за которым сидела развесёлая компания мужичков, по виду простых работяг. Один из них с лихо закрученными вверх усами, увидев Y., поманил его рукой и громко сказал: «Мы здесь чай пьём. Садись и ты с нами чай пить».
Y. вежливо поздоровался. Все дружно откликнулись на его приветствие.
- Присаживайся, - усатый указал на табурет.
Y.-ку он кого-то очень напоминал.
Y. сел и увидел на столе гранёные стаканы с абсолютно прозрачной жидкостью, куски грубо нарезанной колбасы-варёнки, селёдки, четвертины луковиц и ломти чёрного хлеба.
- А где же чай? – искренно удивился Y.
- Вот, - усач весело указал на стаканы, - или ты хочешь сказать что это кофе?
Он поднял гранчак над головой и в лучах стоваттовой лампочки тот засиял горным хрусталём.
- Ну кофе это никак не назовёшь, - заключил дипломатично Y.
- Ну вот, раз не кофе, значит чай, - бодренько силлогизировал красавец-усач. Из-под ворота простой клетчатой рубахи его изливали мощные флюиды энергии позитива бородовые шея и грудь.
- Железная логика? – спросил он у Y.
- Да прямо таки стальная, - хихикнул Y., - я бы даже сказал легированно-стальная с добавлением вольфрама и молибдена.
- Да я вижу ты в сталелитейном деле шаришь, - загоготал усатый, - наш парень, наливай ему ребята.
- Да я вообще-то не пью… - робко отпарировал Y.
- Чего не пьёшь? Чай?
- Так это ж…
- Что? Чай это. Ты же сам согласился.
- А Вас случайно не Василием Ивановичем зовут, - изменил тему разговора Y.
- Да. А ты откуда знаешь?
- Ну уж очень похожи…
- На кого?
- Ну на… Василия Ивановича.
Все за столом захохотали, даже гранчаки зазвенели и жидкость прозрачная в них, то есть чай, заколыхалась.
- Ну ты даёшь! Масло масляное! Интересный ты парень… А кто ты по специальности будешь? – Василий Иванович подкрутил ус.
- Да нет у меня специальности, - Y. потупил глаза.
- Как нет? А чем же ты на хлеб зарабатываешь? Что тунеядец? Гомосексуалист? – лицо Василия Ивановича стало суровым.
- Боже упаси, - замахал руками Y., - я поэт.
- О! – Василий Иванович просиял. – Это одна из лучших профессий в мире, а ты говоришь нет специальности. А ну читни что-нибудь.
- Своё? – с испугом спросил Y.
- Ну да, а чьё же. Или ты собрался нам Пушкина читать. «Люблю грозу…» ну и так далее. Это мы знаем. Ты своё давай.
Y.-ка бросило в жар, потом в холод. И всё это в течении 0,25 секунды. И вдруг ему пришла в голову замечательная мысль. Он прокашлялся и стал читать. Он читал вдохновенно. Стихи о любви. Всем понравилось. Расчёт был точным: стихи Роберта Бернса в переводе Маршака никто из них никогда не читал.
- А зачем к нам пожаловал? – спросил довольный и удовлетворённый Василий Иванович.
- Да я вообще-то Директора ищу…
- У-у-у, - дружно загудела компания и уставилась в потолок, будто к нему клеем «Момент» был приклеен Директор.
- Ну-ну, ищи, - скептически прогудел Василий Иванович и протянул руку с полным стаканом вперёд, - твоё здоровье.
Когда все порядочно захмелели, Y. незаметно выскользнул в коридор и проблевался – всё-таки полстакана выпить ему пришлось. Его слегка водило из стороны в сторону, но в целом он чувствовал себя хорошо. Позже он узнал от Альбины, что

....... вырезано цензурой ...... .....


Слегка ошалевшего Y. ждал новый сюрприз. Из слегка ошалевшего Y. стал значительно ошалевшим. На гламурной перламутро-розовой двери малиновыми буквами ажурно было выведено: КЛИТОР.
«Куда я попал?» - подумал бедный Y.
«Либо это сон, либо это кошмарный сон – из двух одно. Третьего не дано, как говорил Стагерит».
Y. зажмурил глаза, затряс головой, протёр глаза и открыл их. Нет, надпись от этих манипуляций не исчезла. Сзади Y. услышал шаги. Он обернулся и увидел маленького круглого лысого человечка. Отпыхиваясь, он бормотал: «Нет, я не нуль! Нет, я не нуль!» Пропыхтя круглым паровозом мимо Y., толстячок скрылся за дверью с двумя нулями.
«Может и мне туда же?..» - не успел подумать Y., как из перламутрово-гламурной двери вышел тощий долговязый очкарик с козлиной бородкой. Одет он был в неопределённого цвета мятый старомодный костюм. Y.-ку перехотелось уже и того, что ещё толком и не захотелось.
Увидев опупевший взгляд Y., очкарик хихикнул и протянул мекающе-писклявым голоском: «Ктулху-лесбийский институт тиаматического оргазма» и постучал костяшками пальцев по двери.
- Чего?! – как гусь, вытянув шею, промямлил Y.
- Изучение внегалактических, подокеанических и подхтонических процессов суборгазменных и супраоргазменных… ну в общем заходи, не бойся, голых женщин там нет. ( «А жаль!» - подумал про себя очкарик [это было ярко написано на его козлиной физиономии, уж слишком громко он думал] и куда-то заспешил).
Y. почесал в затылке и приоткрыл дверь, пахнущую землянично-клубничной эссенцией.
Первое что увидел Y. был огромный кумачовый плакат над шёлковыми бордовыми занавесками с витиеватыми рюшками: Будьте аутентичны! Не прыгайте с башенных кранов, если не смотрели пьесу Терентьева «Ревизор».
За овальным столом, накрытым скатертью, в точности воспроизводящей занавески, сидели семь стариков и одна девушка.
- Проходите, проходите, - заговорили они все разом, - какие у вас проблемы постсексуального характера или пред-, или анти-, или вне-?
И всё это без тени юмора. У Y. закружидась голова и он опустился на стул в стиле ро-коко (или куку)
- Меня зовут Каламбурыч – доктор бегемотовых наук, - представился один старичок, похожий на вяленое яблоко, покрытое белой пушистой плесенью.
- Меня – Канделябрыч – академик донаучных наук, - сказал другой. Этот походил на изрядно подгнивший ананас, посыпанный кукурузной мукой.
-  Меня – Кролобобыч – кандидат в кандидаты депутатских квазинаук, - подал голос третий – точь в точь раздавленный помидор с кроличьей шерстью.
- А меня – Балагурыч – крокодилиссимус ловеласных риторик, - возгласил четвёртый, напоминающий огромный оплывший леденец цвета бледной поганки.
- Я – Бармалеич – липузиант крюшонового экстракта, - промурлыкал пятый. Ну этот действительно – трёхлитровая банка крюшона с марлевой затычкой.
- А вот меня – Бобобылич – гурман лимонадных кулинарий, - почти пропел шестой, похожий на гигантский переспевший огурец, готовый вот-вот лопнуть.
Седьмой же скромно так констатировал:
- Лопоухич – секретарь секретариата Президиума. Ну это – просто комок грязных перьев.
Девушка же, облачённая во что-то вычурное, пёстрое и клочково-атмосферное и намакияженная до тошнотворности, пресладостно улыбнулась и не стала разглашать тайну своего наименования. Все остались довольны.
«Куда же я ещё попаду?» - подумал Y. скоренько ретируясь из этого дурдомчика.
А следующим был умористический журнал «Тарантул Тременс». На неопределённого цвета двери (что-то между серым, бурым, песочным и жёлтым) двумя смертельными крестами чернели две буквы ТТ. Дверь открылась легко, будто её вообще не было. Посреди абсолютно пустой комнаты стоял чёрный стол о восьми ножках, на котором возвышалась белая четырёхгранная пирамида (то ли из мрамора, то ли из пластика) с надписью (буквы сапфировые, светящиеся, блистающие): РАЗОЧАРОВАВШИСЬ ВО ВСЁМ МИРЕ, НЕ РАЗОЧАРОВЫВАЙСЯ В СЕБЕ.
Y. оглядел комнату. Пустая. Он хотел уже было ретироваться, да кто-то его окликнул. Голос будто бы исходил сверху. Y. посмотрел на потолок. Потолок как потолок (кстати, плохо побеленный).
- Уважаемый, Вы с чем к нам пожаловали? – голос оказался уж совсем где-то рядом.
Поэт покрылся «гусиной кожей», почувствовал как волосы во всех местах тела принимают вертикальное положение и робко попятился к двери.
- Да Вы не бойтесь, - очень вежливо сказал голос, - Вам ничего не угрожает. – А то, что Вы меня не видите, то уж извините, у нас разные физическо-пространственные системы, и с точки зрения устройства Вашего тела, Вы меня не сможете увидеть, даже если очень захотите. А я Вас вижу. Но я не человек-невидимка и не инопланетянин, ну уж и не дух, тем более Святой. Я просто другой. Вот таким я родился. Вот уже пятьдесят четыре года я пытаюсь выяснить, кто же я такой на самом деле. А что хотели Вы, открывая дверь этой комнаты?
Y. немного успокоился, но во рту словно пустыня Тартари распростёрлась – говорить не хотелось. Однако нужно было отвечать, а то получалось как-то неприлично.
- Да… я ничего не хотел… так… любопытство…
- Какой прекрасный ответ! – радостно воскликнул голос. – А то все врываются, ищут Директора, администрацию, сантехника, туалет…
- А почему у этой комнаты такое странное и, я бы даже сказал, мрачное, вернее зловещее, название?
- Да тоже из любопытства. Любопытно, а как будут реагировать на подобное название…
- Ну и как?
- Да никак! Я же Вам уже говорил: ищут Директора и т.д. Некоторые, что поумнее, думают, что здесь психушка или психоаналитическая консультация. Один спросил не студия ли это звукозаписи хардкорщиков. Другой – не издательство ли это хоррорической литературы.
- А как они реагировали на отсутствие здесь кого-либо и на присутствие голоса из ниоткуда?
- Как на слуховые галлюцинации. Быстро убегали. Шарахались. И главное никто не читал этой сияющей надписи, а ведь не прочитать её и не заметить просто, казалось бы, невозможно.
- Вам здесь одиноко, наверное?
- Я не страдаю от одиночества, но поболтать иногда с кем-то хочется…
- Послушайте, а ведь Вам можно позавидовать. Тела у Вас нет, и Вам не ведомы все неудобства и страдания, связанные с ним. Нет никаких потребностей ненужных, вею где хочу, можно заниматься чистым творчеством и чистой философией…
- Ну, во-первых, я Вам говорил, что я не Дух Святой и веять где хочу не могу. Пространственно я тоже ограничен в своих перемещениях. Энергию мне тоже нужно пополнять. Только Вы пополняете её пищей, а мне приходится вырыбатывать её, преобразуя природное электричество. Тоже работёнка не из лёгких. И на философию и творчество времени также мало, как и у всех… хотя, может, чуть больше… Да и потом, Вы что думаете, раз у меня нет тела, то я apriori философ и поэт?
- Хотелось бы так думать…
- Я, конечно, склонен к философии… но вот поэзия… поэтами всё-таки рождаются, как сказал Цицерон.
- А жаль. Если бы Вы смогли стать поэтом…
- А Вы утопист, впрочем, как все поэты.
- А откуда Вы знаете, что я поэт?
- Ну не асфальтоукладчик же Вы, у Вас это не только на лбу, но и на каждом миллиметре тела написано.
- Вот оно, неудобство тела! Всё на нём написано. То ли дело бестелесность – никто ничего не видит и не может прочитать.
- Иногда хочется, чтобы кто-то увидел…
- У всех вечная неудовлетворённость… хочется того, чего нет… а когда есть, уже не хочется…
- На этом и основывается закон движения, именно поэтому и возможно движение…
- А есть ли движение? Парменид пришёл к выводу, что никакого движения нет. Каково бы ни было относительное движение: круговое, параболическое, прямолинейное, в Абсолюте его нет, ибо Абсолюту некуда двигаться, у него нет запределов и пределов тоже. Абсолют не шар, как полагал Парменид, но и не безграничное пространство, по которому можно вечно двигаться. Его невозможно представить геометрически, рассчитать математически и вообще описать рационально. Оно постигается интуитивно-иррационально. И Парменид именно так его и постиг, но описывал уже рационально, к сожалению.
- А Вы не только поэт, но и философ…
- И это тоже на мне написано?
- Нет, философия, это то, что выявляется не сразу…
- А Вы знаете, что я поэт свободного нонсенса, да и философ, пожалуй, тоже…
- А разве нонсенс может быть не свободным?
- Оказывается, может, но вам, бестелесникам, видимо, это не понять…