Кладбищенская ваза

Погода на кладбище такая же, что и на трассе. Но если подъезжаешь и уже моросит, то у родной могилки это слёзы.
А хорошая погода там умиротворяет. Все, кто под землёй, молчат, а про кремированных в вазочках даже не знаешь, что сказать… А те, кто пришёл, те плачут. Или сосредоточенно рвут желтую уже весной траву, жгут ладан и вдыхают терпкий дым.
Аник редко ходит туда, хотя именно ей бы надо почаще, сын под мраморным камнем лежит, но уже очень тяжело подниматься по ступеням, продираться через наваленные препятствия: камни, мусор, оградки… Оградки все ставят, не глядя на проходимость, тесное кладбище, старое… А уж как далеко…
Когда поставили камень, он был белый, мраморный. Кто-то сказал – надо и цветочницу такую же, мраморную. Аник немедля заказала цветочницу, похожую на греческую амфору без ручек, или нет, может, просто красивый вазон. Белый, блестящий. На дне сделали углубление в один сантиметр глубиной – чтоб на штырь посадить и зацементировать. Но Аник всегда была легковерной, спросила: 
– Держать будет?
– Ой, ну конечно! –  заверил очередной мошенник, которыми заполнен мир вокруг Аник, да и ваш тоже…

Аник, пошмыгивая носом, еле дотащила домой тяжелую вазу.  Поставила под телевизором, грустно поглядывая на белую кипень мрамора.  Вечером должны были прийти друзья  – хоронили прах, на кладбище их не позвала. Машин нет, возраст, у всех болячки и артрозы, лучше домой.
Ася, как всегда, опоздала. Когда Аник открыла дверь, всегда спокойная Ася кинулась на диван и разрыдалась:
– Обе вазы, вчера поставили, заклеил мастер, утром с Арменом поехали доканчивать убирать Рубикину могилу, нету, да что ж это такое на нас в этом году!  – продолжая всхлипывать, пожаловалась она на судьбу. У Аси сначала брат умер, потом сын потерял работу, а потом муж неожиданно ушёл, всего лишь поскользнувшись, а теперь его вазы украли…
Аник слушала, словно оглушенная.
 – А что сторожа?
 – Армен полицию позвал, сторожа привели. Говорит, сестра джан, в день по 5-6 ваз крадут, Тохмах большой, целый город, ну и что, что все мёртвые, вор-то всегда жив!
 – И – всё? Не найдут?  – без надежды спросила Аник.
 – Нет. Откуда?  – запричитала Ася, после неожиданной смерти мужа очень стесненная в средствах.
За столом она снова рассказала остальным всё как было, а Аник пошла в комнату. Перевернув вазу и увидев фиговое углубление, поняла, что вазы продают «на товарооборот».
Всю ночь думала, что делать. Мастер в мраморной мастерской ухмыльнулся, увидев свою вазу:
 – Треснет, если сквозное делать, – соврал он. Это будет держать, не бойтесь!– и сунул свой толстый мизинец в мраморную ямку.
120 долларов отдала Аник за вазу неделю назад. Для кровиночки никогда не жалела. Протянула ещё двадцатку  – за сквозное отверстие.
 – Треснет, говорю, мы сквозных не делаем!  – и отвернулся, дав понять, что разговор окончен.
Аник еле дотащила вазу, оказавшуюся лишней, до третьего этажа, отдышалась, открыла дверь. На стене напротив висела маленькая фотография мамы, сын совсем маленький, на девочку похож, такой красивый... Мама с ним сидела года два, пока Аник нашла няню. Хорошо, что не узнала... Глядя на эту фотографию, Аник всегда мысленно повторяла: «ослепнуть мне, ослепнуть мне…». Два годика всего, а уже длинные стихи наизусть знал.
Заботливо вытерла вазу, поставила под фотографией, лучше пусть стоит дома, перед глазами. Всё равно ни минуты не забывает Аник свою безвинную кровиночку…

В доме много ваз – стекло, хрусталь... Такая массивная сначала показалась лишней, потом привыкла. Цветы покупает, ставит рядом в другую вазу, которая полегче.
А там, на могилке, пластмассовую вазу приклеила, никто не трогает. Зато цветы держатся.
Но ходит Аник туда редко. То жара, то непогода, то всё болит… Старая стала Аник, вот так с вазой и состарилась, сколько лет прошло-пролетело… Правда, вазе всё нипочём, каменная она…
А потом и совсем некому будет туда ехать… И эта ваза опять станет лишней…